Дань пиратству

      Вода схлынула с палубы через бортовые отверстия. Вахтенные тут же помчались в трюм откачивать воду. Свежий ветер, которого не хватало в мире потустороннем, наполнил каждый парус, и мачты заскрипели натужно, натягивая такелаж. Вода на людях стремительно высыхала — гораздо быстрее, чем ей полагалось.       На квартердеке появились Генри с Кариной, а также Грейтцер, который держал в руках раскрытый дневник Галилея. Все трое направились к старшим Тернерам.       — Ты звал нас, отец, — сказал сын, утверждая.       — Да, — кивнул Уилл, украдкой следя за женой. — Надо проложить курс. Поскольку ты и Карина с нами, нет необходимости возвращаться на Ямайку или куда-либо еще. Мы можем сразу отправиться туда, куда советовал капитан Тиг.       — Туда, значит, — протянул Генри, погружаясь в воспоминания детства о различных сказках, легендах и мифов. Он знал, что отец поймет его, как и мать. — Точное местоположение неизвестно, ты это знаешь, отец. Но есть догадки, что это место могло находиться между Карибским бассейном и путем в Испанию. Но его найти весьма сложно.       — Все, что угодно, можно найти по звездам, Генри, — вставила свое слово Карина, поднимая взгляд на небо. После заката оно медленно начинало темнеть, кое-где появились первые звезды. — Видишь? Найти дорогу будет легко.       Юноша поднял взгляд на небо, и его будто бы осенило.       — Точно! Она находилась под расположением самых ярких звезд. Одна из них была синяя! — он фыркнул, в большом энтузиазме открывая ящик с судовыми журналами и различными листками бумаг. Взяв один, он нарисовал то, что хотел — Атлантиду, спрятанную под толщей воды. — Вот, — он показал лист отцу и Карине, а также матери, что все это время не произнесла и слова, молча наблюдая за всем. — Ты знаешь что это, Карина? — юноша взглянул на свою избранницу с нараставшим волнением. Глаза девушки же расширились, и она хотела бы сказать что-то вслух, но младший Тернер покачал головой, кивая в сторону моря. — Лучше пусть это будет у тебя в голове, идет? Как проложить туда путь?       — Если ты сказал, что одна звезда должна гореть синим, то я знаю только одну подходящую в здешних широтах, — взгляд девушки устремился в небо. Там, среди бледных звезд, медленно разгоралась одна, и Карина прекрасно знала, что именно это та звезда, которая поможет указать им путь. — Вот эта.       Слушая разговор юного Тернера и его дамы, наблюдая за ними, не забывая поглядывать на горизонт, Уильям улыбнулся едва заметно. Столько в них было энергии, свойственной молодости, столько открытий ждало впереди — они воистину подходили друг другу. Пытливый ум мисс Смит (в памяти колко отозвалось «Барбосса») и неуемное любопытство мистера Тернера-младшего в своем сочетании сулили немало открытий и приключений. Их горящие глаза и порывистость грели окутанную ледяным холодом душу.       — Значит, пойдем к этой звезде, — сощурившись, Уилл повернул штурвал на два румба к югу. По его указанию Генри записал в судовом журнале время, место и курс, не указывая, куда ведет этот курс.       Карина присела на ящик, который так и стоял на мостике с момента погружения в мертвые моря, забрала у Алана свой дневник и начала листать страницы.       — Я смогу рассчитать место нашего расположения, чтобы проложить курс более точно, — сказала девушка, поискала глазами какой-нибудь листок бумаги, отобрала у Генри его рисунок и, положив на колени обратной стороной вверх, начала что-то быстро писать, то и дело сверяясь с записями дневника.       Тем временем Грейтцер достал из ящика еще один чистый лист и тоже принялся что-то писать, присев на край стола, затем спросил:       — Капитан Тернер, мы сможем при случае передать небольшое письмо кораблю британского флота? Я должен сообщить партнерам об успехе нашего путешествия и оповестить об отлучке.       — Да, сможем, — ответил тот. Заметив, что на мостик поднялся Шаркман, Тернер подозвал его и сказал: — Передай отцу, что до следующей ночи он отдыхает. Я ему должен вахту. Он вспомнит.       На квартердеке, воистину, кипела жизнь. И Элизабет, стоявшая все это время у самой кормы, пыталась впитать в себя воздух, этот слабый ветерок. Она вдыхала жизнь. Она наслаждалась этой суетой, успокаиваясь, сама же понимая, что чувствовала себя слишком разбитой. В голове до сих пор не утихала фраза мужа, что ранила так, точно ее он сам лишил сердца — ведь кровь так и не прилила к щекам и она не согрелась, даже будучи здесь, в мире живых.       Краем уха она услышала, как Карина назвала место, где они сейчас — Атлантика, — а затем снова указала на звезды. Младший Тернер тут же обвел взглядом темный небосвод — он уже действительно стал темнее, чем при закате. Звезды подобно бриллиантам рассыпались на небесном полотне, и Элизабет вдруг оживилась.       Взгляд устремился на сына, и она тихо позвала его.       — Да, мама? — он вскинул на нее взгляд, отрываясь от бумаг.       — Карина еще не знает, что ты взял на себя, Генри, — пояснила Элизабет, украдкой взглянув на девушку. — Подготовь ее к тому, что она увидит — небо сегодня слишком красивое, но свет его уродлив, — юноша понял, что имеет в виду мать. Чуть расслабился лицом и, слабо кивнув, глубоко вздохнул, понимая, что поговорить со своей дамой ему все же придется.       И вскоре, через час, когда небо стало совсем черным, а миллиарды звезд рассыпались по черному покрывалу этой ночи, дальний свет луны осветил весь корабль, превращая его команду в ожившую сказку о призраках.       Наученная горьким опытом встреч с призраками Карина держалась мужественно, но не сдержала шумного вздоха, увидев, что люди на палубе и квартердеке, кроме нее и Грейтцера, превратились в живых мертвецов. Хуже того — обернувшись, она широко раскрытыми глазами уставилась на Генри, хватая ртом воздух, потому что не ожидала увидеть таким и его, хотя только что об этом услышала. Ей пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не поддаться инстинкту сбежать, а остаться и дрожащей рукой коснуться облаченной в лохмотья костлявой руки и выдохнуть:       — Генри… — девушка обернулась, обводя испуганным взглядом старших Тернеров, спускавшегося по левому трапу Шаркмана, матросов на палубе. Мертвецы оборачивались к ней — каждому стало любопытно.       — Карина, это я, — голос юноши не изменился, но как страшно было услышать его от лишенного плоти скелета! — Не бойся, пожалуйста.       — Я н-не… я не боюсь, — еще больше храбрости ей потребовалось, чтобы переплести с его свои пальцы.       — Когда проклятие будет снято, мы все станем прежними, — пообещал Генри, смотря на Карину. Первое потрясение схлынуло, и девушка кивнула и покосилась на палубу, затем развернулась туда в удивлении, обнаружив, что стоявший в тени мачты матрос выглядит скелетом лишь небольшой частью.       — Мы можем побыть в кают-компании? — спросила она, возвращая внимание Генри. — Признаться, было бы очень кстати.       — Идем, — держа за руку даму сердца, тот повел ее вниз с квартердека, и молодая пара вскоре исчезла за массивными дверями.       Так и прошли остальные часы до склянок — под светлым и чистым небом. Вся команда занималась своими делами. Луна же постепенно двигалась, и вскоре в небе показались облака, грозящие скрыть ночное светило в своих объятиях. Это было бы кстати. Потому что Элизабет, переговаривающаяся все это время изредка с Грейтцером, не могла смотреть на него — ей было просто не по себе, и она жутко стыдилась проклятого облика.       Прозвучавшие склянки означали смену вахт, но она знала, что Уилл, скорее всего, останется у штурвала. А потом, шагнув к нему, она невольно подняла взгляд на небо — луна скрылась на пару мгновений за облаками, возвращая ее истинный облик.       — Мое присутствие еще необходимо здесь? — бросила она, устремляя взгляд на палубу. Все это время она провела здесь отчасти из-за Уилла — наблюдая за ним, а также по его же просьбе, ведь он привел ее сюда. Но после очередного многочасового молчания находиться здесь становилось все тяжелее.       — Оно всегда необходимо, Элизабет, — отозвался тот, нисколько не лукавя и не закрываясь от жены. — Но если хочешь отсюда уйти, ты можешь, если так хочешь.       Он и впрямь больше не говорил, не считая редких переговоров с вахтенными, которые поднимались доложить о том или ином деле. Особенно внимательно он выслушал донесение о состоянии корабля: было новостью узнать, что никакого шторма в мертвых морях не случилось, тогда как корабль сам по себе потерпел повреждения. Будто кто-то невидимый изорвал паруса, выбил щепки с бортов и в который уж раз пробил ту самую заделанную течь, которая образовалась после встречи со скалой на пути из Бухты Погибших Кораблей обратно в Порт-Ройал.       Понять, как так получилось, и связать инцидент со случившейся ссорой было трудно. Ничего подобного прежде никогда не случалось ни до того, как стало известно, что он до сих пор связан с «Летучим голландцем», ни тем более после. Сверхъестественные, как их называла Элизабет, способности раскрывались постепенно, порой и внезапно, как в случае с Уэллоу, которого Уильям изначально вовсе не думал замуровывать в трюме.       Выходит, подобное не случалось, но определенное сходство все-таки существует.       И как его объяснить? Но главное — что с этим делать?       Хороший вопрос.       — Я могу всегда, разве нет? — не глядя на него, спросила Элизабет. Скрывать не было смысла — ее порядком встревожил этот переполох. — Это ведь произошло из-за тебя. После разговора с Джонсом. Со мной, — мрачно добавила она. — Ты связан с кораблем, и боль твоя его истрепала, — она коснулась руками планшира возле штурвала и чуть сжала дерево. — Я больше не хочу, чтобы ты разговаривал с Джонсом, — голос звучал тихо, так, чтобы слышал только он. — Я не хочу рисковать твоей душой.       Он слушал ее, не перебивая. Снова долгое время ничего не говорил, но не потому, что пропустил просьбу мимо ушей, а потому, что сильно задумался.       — По мне так наша ссора нанесла куда более страшный вред, чем мои с ним разговоры. Подожди, дай мне сказать прежде, чем мы снова сделаем все еще хуже, — на всякий случай поспешил опередить возможные возражения, покуда они оба не потеряли спокойствие. Дотянувшись до жены, капитан мягко поймал ее за руку и плавно развернул лицом к себе. Незримая тяжесть давила на душу могильной плитой, оттого голос мужчины звучал очень тихо. — Я не внял ни одному его слову, Элизабет. Разве это не говорит о том, что я понимаю опасность и стремлюсь ее не допустить? Ты боишься за меня, как и я за тебя — но вот это, — он прервал взгляд, обведя палубу и остатки разрушений на ней, чтобы вернуть обратно. — Вот это — результат наших взаимных обид. Я чувствую, что ранил тебя, и здесь я не прав. Но ты? Как понять твои слова, Элизабет? Я не хочу тебя ранить больнее, но как мне перестать думать о том, что ты не веришь в меня, что кто угодно способен из меня вить веревки? Что я обязательно соглашусь превратиться в чудовище ради какой-то там силы, только б не быть слабаком?       Ей пришлось повернуться и взглянуть в его глаза, хоть делать ей этого не хотелось — не потому, что в ней что-то надломилось, а потому, что глаза ее мужа всегда вызывали у нее слабость и, глядя в них, она была способна сдаться. И сейчас, глядя в черные глаза Уилла, слыша его слова, на ее лице точно треснула маска холода — совсем на мгновение Элизабет приоткрыла рот и чуть свела брови от недоумения, от искреннего удивления.       — Я не в тебя не верю, Уилл. Я не верю в Джонса, потому что на моих глазах он проткнул твое сердце. Я ни капли не доверяю ему. За тебя я боюсь. Моя вера в тебя больше, чем ты думаешь, но я имею право опасаться всего, что вызывает у меня подозрения, а подозрений, ты знаешь, много, — она говорила спокойно, пытаясь донести до него. — И уж тем более я не считаю, что тебе нужны вообще эти силы. Если ты откроешь глаза, то ты увидишь, что ты сам открываешь их в себе. Не думаю, что это, — она кивнула на разрушения на корабле, — сделано благодаря яду Джонса. Это сделал ты сам, — на последних словах она предпочла отвести взгляд.       — Все так, — едва заметно кивнул он, соглашаясь. — Это сделано мной, никто тому не учил. Как не учил замуровывать человека в корабль живьем, переходить с корабля на корабль, забирать смерть и возвращать жизнь. Напускать водоросли… — на этих словах он не удержался от бледной улыбки, которая мгновенно исчезла. Тернер вздохнул. — Есть то, что мне не дается, или то, к чему неизвестно, как подступиться, но проблема и не в этом тоже, — он взял ее осторожно за плечи. — Элизабет, мы с тобой за три недели нашей совместной жизни рассорились настолько, что я чувствую: у нас не осталось человеческих качеств, которые мы еще не отняли у себя и команды, кроме всего одного. Не договоримся сейчас — потеряем самое важное: способность любить. И тогда все пропало. Но если мы с тобой, ты и я, — руки на плечах женщины сжались, — сможем научиться преодолевать сложности, стать по-настоящему сильными — не каким бы то ни было сверхъестественным способом, а душой — нас никто никогда не сможет победить. Ты не веришь ни в Джонса, ни Джонсу — как и я, вот что важно. Здесь мы едины. Его речи полны яда — но раз меня и тебя они ранят, значит, нужно научиться не позволять яду действовать. И если я допустил, чтобы яд проник — значит, сейчас я не справился. Но только сейчас. Не в следующий раз.       — Мы можем в любой момент снять проклятье Кортеса и больше не опасаться того, что мы можем еще что-то потерять, — напомнила она. — Мы сами загнали себя в рамки, разве ты не видишь? Но разве не поступки со стороны вынуждали нас сталкиваться, как сейчас? Да, признаю, были моменты, где были виноваты мы — мы уже обсуждали это, — она едва ли слышно вздохнула. — Я готова быть сильной, но мне приходится быть сильнее вдвойне — потому что твое сердце заперто в сундуке, Уилл, — Элизабет замолчала, опуская взгляд вниз, словно осмысливая все, переваривая. Было невыносимо тяжело, хоть слова Тернера влили в нее больше сил, чем он думал. — Следующего раза не будет, — твердо наконец произнесла она, подняв на него взгляд. — Ты прав. Нельзя поддаваться яду, покуда что бы там ни задумал кто из наших врагов, у них все может получиться, если так и продолжится… Но пойми и ты, что держа врага слишком близко, можно лишиться всего, что так дорого, думая, что все под контролем…       — Именно поэтому, чтобы того не случилось, я дал тебе власть надо мной, — так, что она почти не услышала, скорее почувствовала, сказал он, привлекая женщину к себе так, что она оказалась между ним и штурвалом, в кольце его рук, направлявшими ход корабля. — Чтобы там, где я не справлюсь, не растерялась ты. Помнишь, я говорил тебе как-то раз что-то похожее? Мое сердце заперто в сундуке, но теперь никто его не найдет, кроме тебя и меня. Оно в безопасности: место, где оно было благословлено, особенное, а само благословение — не чары и не проклятие. Его отменить невозможно. Если мы устранили это препятствие, неужели мы не переживем пару злых брошенных слов? — он наклонился к ней как можно ближе: — «Голландец» сообщает мне обо всех, кто находится на борту, стоит мне только спросить.       — И даже о своем бывшем капитане? — из-за того, что он сократил расстояние между ними, а отступать было некуда — да и хотелось ли? — Элизабет смотрела четко ему в глаза, пытаясь унять все свои тревоги и убедиться, что все будет в действительности хорошо. — Мы переживем любые брошенные слова в наш адрес, — более уверенно ответила она, но не громко, потому что стояла чересчур близко к нему, а потом все же потянувшись к мужчине, чтобы обнять его за торс, чтобы он не отвлекался от штурвала. — Я вовсе не воюю с тобой. Я делаю все, чтобы тебя защитить.       — Даже о нем. Для корабля не имеет значения, кто прежде командовал им — ему важно, кто командует им сейчас. И я говорил, что ты ему пришлась по нраву, так что… — он задумался и слегка сощурился. — Я думаю, что будут сюрпризы. Не от меня — от «Голландца». Это хороший корабль, и мне он кажется почти что живым. И я надеюсь — да и он со мной согласится — что лучше бы нам не вести никаких войн. Мы попросту не имеем права их продолжать, — он вздохнул особенно тяжко и убрал руки со штурвала, чтобы обнять жену и зарыться носом в ее макушку. Оставшийся без управления галеон нисколько не отклонился от курса, как если бы руль кто-то держал. Но все же одной рукой Уильям его придержал, спохватившись.       — Ты решил, что воюю я, но я еще раз повторюсь — я не воюю. И я не против тебя, — кажется, она едва ли смогла проглотить ту обиду, которую он успел ей нанести. Она нахмурилась, глубоко вздохнув, но лица от его груди не убирала. — За двадцать два года ничего не было? — задумчиво поинтересовалась она. — Никаких сюрпризов не происходило с кораблем? — теперь она все же чуть отстранилась, невольно уперевшись спиной в штурвал и расправив плечи. — Ты сказал, я пришлась ему по нраву.       — Каких-либо особенных сюрпризов я не припомню, — он качнул головой. — Поэтому трудно сказать. Но мне кажется, что ты научишься слышать его так же, как я — а ведь он молчал, пока не вскрылось, что проклятие все еще делает меня капитаном «Голландца». С той поры, когда я узнал, что можно вернуться к семье, никто из команды не заподозрил «Голландец» в том, что на самом деле он до сих пор необычный корабль. Он… замолчал. Но когда мы опустились на дно, он пробудился.       — Быть может, мертвые воды пробудили его, — она внимательно окинула квартердек взглядом, опуская глаза к штурвалу, чуть повернув к нему голову. — Что же, посмотрим, что будет дальше. Как я услышу его… я бы хотела услышать его. И, быть может, через него достучаться до тебя.       — Через «Голландец»? Занятная мысль. Мертвые воды — или сердце в ларце, — Уилл удивился, а после порадовался про себя за то, что не возразил ей, хотя очень хотелось. Руки погладили женщину по плечам, вновь отпустив управление. — Давай устроим Джонсу свое испытание и сделаем окончательный вывод. Если он слова не держит, то я почему должен? Что скажешь, Элизабет?       — Я не против, но… Какое испытание, Уилл? — в голосе он мог услышать промелькнувшее волнение. — Что ты собрался делать? Что мы собрались делать?       — Как раз о испытаниях, — послышался откуда-то позади до боли знакомый голос Дэйви Джонса, а вместе с этим и стук его шагов.       Он был здесь, он все слышал. И, очевидно, разговор Элизабет с Уиллом нагнал на него достаточно скуки. Недовольный, все такой же ворчливый, он вышел на кватердек, оставляя за собой неизменный водный след.       — Тебя первого ждет испытание, как я и обещал, — сказал Дэйви Джонс заговорщически, осьминожье лицо в очередной раз искривилось в обезоруживающей ухмылке. — Если ты считаешь, что научился всему сам — подумай еще раз, парень. Проклятье Кортеса, что лежит на тебе, делает всю работу за меня и тебя. Потому что только гнев и злоба способны высвободить твой настоящий потенциал. Я видел твои новые умения, наблюдал… И все же я не впечатлен.       Джонс повел взглядом в сторону, проходясь по окружению, пока не задержал глаза на Элизабет. Джонс снова немного приободрился. Развеселился, можно сказать, ведь он точно знал что-то, чего не знали капитан с его женой вместе взятые. Он достал из камзола свою старую, потертую подзорную трубу, что выглядела не лучше него самого — в морских желудях и прилипших водоростях. Придерживая трубу клешней, он заглянул в нее, направив на горизонт.       — Ах да… Вот и твое испытание, мистер Тернер. Смотри, — сказал Дэйви Джонс и поднял руку с извивающимся щупальцем, указывающим куда-то вперед, в темноту, на водную гладь, при этом передавая трубу Тернеру. Обычный человек так ничего бы толком и не заметил под темным ночным небом, но морского дьявола не должны были заботить такие мелочи.       Впереди плыл корабль. Торговый корабль из одной из британских колоний.       — Передо мной и не стоит цели тебя впечатлять, — отозвался Уилл, чей голос моментально похолодел, тогда, как рука, обнимавшая женщину, прижала ее поплотней. Досадуя, что не успел ответить жене, второй он принял трубу и посмотрел сквозь нее на корабль, замечая, к своему удовлетворению, что это не «Роза», к которой он привыкнуть успел, но чувствуя замешательство при виде британского флага. Вынырнувший «Голландец» флага на себе не имел, но его многие знали. Хотя навряд ли знал капитан этого брига. — И что ты хочешь от них?       Сам Тернер гадал, как давно Джонс ошивается рядом и что еще успел услышать из разговора. Он переглянулся с Элизабет и вернул трубу владельцу, щурясь, посмотрел по курсу на бриг.       — Что ты хочешь от Уилла? — с нажимом потребовала она, глядя только на Джонса.       Дэйви Джонс принял подзорную трубу обратно и наклонился слегка к чете Тернеров.       — Чтобы ты спас их, конечно, — ответил Джонс как нечто само собой разумеющееся, обращаясь к преемнику и пропуская мимо слуховых щупалец вопрос женщины, а его злосчастная ухмылка стала еще шире. Морской дьявол был почти готов сорваться на смех, но сдерживал себя успешно.       Джонс дал Тернеру немного времени, чтоб осознать происходящее. Он мельком глянул на окружение снова, чтобы убедиться, что Алан Грейтцер тоже был рядом, он мог наблюдать за происходящим. Корабль торговцев плыл ближе и не сворачивал, люди на борту еще не рассмотрели судно с черными рваными парусами достаточно, зато их собственный яркий британский флаг было видно неплохо.       «Голландец» легонько дрогнул внезапно, хотя Дэйви Джонс стоял на ногах уверенно, и для него это происшествие не стало внезапностью. Окружающая вода заволновалась сильнее, когда вокруг разлетелся скрежечущий, но заглушенный морем… Рык.       Корабли на воде уже были не одни. Что-то ужасное и огромное неспешно плыло под волнами к британскому судну.       Рябь на воде слева по борту Уильям проводил удивленным взглядом: он был уверен, что Джонс скорее велит затопить злосчастный корабль, на что капитан был настроен дать отрицательный ответ — и дело здесь даже не в его английском патенте, запрещающем это, но в бессмысленности деяния подобного рода.       Но спасти? Джонс отлично помнил, на что надавить: желание защитить от него Элизабет в итоге привело Уилла к тому, что он стоит у штурвала самого загадочного из кораблей. Как и знал, что теперь Тернер попросту не имеет морального права этот бриг не спасти. По-другому просто не может.       Уилл развернулся к покрытому морской живностью некогда человеку с начинающей просыпаться злостью. На жену не смотрел, но к себе прижимал крепко — будь его сердце, как прежде, в груди, она бы услышала, как громко оно заколотилось.       — Ты насылаешь на них морскую тварь, которую я не представляю как остановить? И зная, что времени для этого практически нет?       — Прикажи чудовищу, Уилл, — быстро среагировала Элизабет, понимая всю ситуацию слишком быстро. — Ты же капитан «Голландца». Не он, — она со злом взглянула на Джонса, но не реагируя на его злорадство — бесполезно. — Вынуди его повиноваться тебе. Ты повелитель этих морей.       — Мне казалось, ты был уверен, что справишься со своими способностями сам, сам все узнаешь и освоишь, — передразнил Уилла Тернера Джонс. По одному его лицу было видно, что он получал от ситуации удовольствие, еще и Кракена покормит. — Ну так покажи мне, что можешь. Спаси их.       Последние слова Дэйви Джонс почти прошипел Тернеру-старшему в лицо. А тем временем тварь из глубин не собиралась останавливаться. Рядом с «Голландцем» колебания стали значительно тише, но торговое судно, что принадлежало Короне, не ожидала такая удача. Корабль резко остановился под удивленные и встревоженные возгласы матросов. Они оглядывались за борт, наблюдая лишь бурлящую воду. Думали, что корабль наткнулся на риф.       Так оно начиналось.       — Наш договор был о том, что ты мне с ними поможешь, иначе зачем бы просил я об этом? — злость откровенно росла, Уилла посетила неприятная мысль о том, что Джонс просто пришел еще раз поглумиться и насладиться бессилием оппонента. — Если не собираешься соблюдать договор, значит, тебе и Калипсо не нужна, — резко бросил он, напоминая об одном из условий. Тратить времени на обвинения нет, поэтому капитан взглянул на жену и кивнул ей: — Элизабет, придержи штурвал. Держи курс на бриг, никуда не сворачивай. Ты права: в конце концов, с морской флорой у меня получилось, значит, и с живностью тоже получится, — на этот раз в его голосе не звучала никакая ирония; он был предельно серьезен. Сжав руку жены на мгновение, он отпустил ее и отошел.       Все еще ломая голову, что можно сделать, он крепко сжал пальцами так, что они побелели, перила ограждения между трапами, встав левее, и напряженно всматривался в темноту, где сияли огни кормовых фонарей «британца». Луна все еще пряталась за облаками, собравшимися густо, предвещая непогоду, так что приходилось полагаться лишь на тот ориентир.       Команда на палубе тоже заметила волнения моря, марсовые лишь подтвердили то, что глаза уже видели. Получив распоряжение идти на огни, вахтенные засуетились и, перекрикиваясь, принялись поправлять паруса, ловя нужный ветер.       Время еще было, но мало. Какой-то десяток минут — и все будет кончено. Уилл сосредоточился на том, что уже делал, но что в полной мере ему не удавалось: вслушивался в море, стремясь почувствовать хищную тварь:       — Ты сказал, что я слишком мягок, чтобы управиться с морскими гадами. Каким мне надо быть, чтобы убить одну из них?       — Не убить, мистер Тернер. Подчинить, — поправил Джонс капитана так же резко как если бы он дал Уильяму пощечину. Джонс наблюдал за происходящим на корабле и откровенно любовался реакцией подчиненных, что уже видели эту сцену. И далеко не единожды. Старые члены команды «Летучего голландца» наблюдали за этим десятки раз, но они не могли поверить, что это снова происходит, просто потому что считали, что со смертью одного Кракена их род окончился навсегда.       Как бы не так.       Тернер принял свои меры для спасения торгового судна. Дэйви Джонс решил принять свои контрмеры.       — Ах-ха… Я бы не советовал плыть ближе, — хитро отозвался старый морской дьявол, снова привлекая к себе внимание окружающих. — В противном случае я не ручаюсь, что не прикажу ему потопить корабль быстрее. Я не врал, когда сказал, что помогу тебе в учении. Ты согласился. Но ты ведь не думал, что я прибегу к обычным методам? Хе-хе.       Да, он наслаждался беспомощностью Тернера, это правда. Джонс мог долго наблюдать за его удивлением, шоком. Отчаяньем. Но в то же время он действительно дал Тернеру более, чем достаточно времени, чтобы разобраться в себе, и чудовище, что ему предстояло остановить.       — И раз ты не знаешь, что делать, у тебя есть всего один шанс остановить Кракена… Попроси меня. Попроси хорошенько и, возможно, я повелю ему отступить.       — Не дождешься, — хлестко и зло бросил Уилл раньше, чем на слова морского чудовища успела возмутиться Элизабет. Глянул на жену долгим взглядом прежде, чем сказать: — Решать здесь должен я, вовсе не он.       Он взглянул вправо и увидел Грейтцера, чья бледность хорошо выделялась в ночи. Лорд-губернатор вцепился в правый фальшборт, не сводя глаз с обреченного судна. Подобная жестокость не была свойственна ни ему, ни его «конструктивному подходу», но сейчас никакая власть второго после короля на Карибах человека ничем не могла помочь против морского хищника. Как ни кичилась Британия, истинным хозяином морей была отнюдь не она.       Уильяму никак не удавалось нащупать разум твари, хотя море ему отзывалось. Слишком дикое, слишком неуправляемое, слишком хаотичное сознание ускользало от него, словно юркая рыба от неопытного рыбака. Время летело пугающе быстро, еще чуть-чуть — и Кракен разломает хрупкий кораблик в своих смертельных объятиях, а у Уильяма все еще нет ответа, как его подчинить.       Кракена подчинить не удавалось, но ведь море молодому морскому дьяволу отзывалось.       Переведя взгляд на волны, поднятые хищником, Уилл глубоко вздохнул, вспоминая, как проделывал так в первый раз.       Элизабет, которая отныне чувствовала эмоции мужа, узнала, что в эту минуту в нем проснулась не меньшая злость, какая его охватила в трюме во время последнего разговора с Томасом Уэллоу.       Злость и потрясающее ощущение власти, только Тернера оно не опьяняло, потому что для него сила всегда означала ответственность, потом уже что-либо еще. Вспыхнувшее темное пламя, опаляющим пламенем проносящееся по охваченной холодом чужой смерти душе.       Вздыбившись из воды, вокруг хищника, вокруг его каждого щупальца, нарастая слой за слоем, вырвались безудержно растущие плотной коркой подводные скалы, поднятые с самого дна, покрытые колониями еще живых кораллов, моллюсками и водорослями.       Наблюдая за этим зрелищем, Дэйви Джонс сперва только поморщился. Он чувствовал то же, что чувствовал Кракен в этот момент, ведь в сознаниях своих они были едины. Скалы царапали шкуру зверя, раздражали его, отвлекали. Кракен всего на секунду ощутил панику, подумав, что нашелся хищник больше даже его.       Но Джонс поспешил успокоить своего питомца: это еще не был конец. На Уильяма Тернера морской дьявол зыркнул недобро, и хорошо это кончиться никак не могло.       — Что ж, зря, — почти что выплюнул он эти слова в капитана, сделал шаг вперед и поднял крабью ногу, но лишь чтобы хорошенько топнуть ей о доски кватердека. Звук отдался эхом по всему кораблю и даже дальше, но его предназначение не было в том, чтоб приковать к Джонсу внимание — все, кому не лень, и так наблюдали за ним. Глянув на Тернера через плечо напоследок, Джонс только хмыкнул и слегка приподнял руку-щупальце.       Движение остановилось. Волны бесновались как прежде, но скалы отказывались двигаться дальше. Они окружили Кракена, но не придавили его к кораблю, не убили. Джонс не мог такого позволить, ибо это было в его власти тоже. Все еще. И он контролировал свой гнев куда лучше преемника.       Который, естественно, рассердился лишь больше, но эта злость сохраняла голову на удивление ясной. Уилл уже понял, что лучшее, что может сделать — это использовать то, что умеет, ведь главной задачей оставалось спасение британского брига. До которого было еще идти и идти, несмотря на полные паруса — пока его наконец не осенило.       Оглянувшись на жену, капитан кивнул ей снова, указал глазами на штурвал — мол, продолжай держать курс — а сам спустился на палубу и… просто пропал.       Стоило только скалам остановиться, Кракен вдруг успокоился. Виляние его щупалец замедлилось, зверь стал урчать почти жалобно… Но это продолжалось недолго. Огромные щупальца, с которых все еще стекала вода, накренились обратно к морской воде, лишь для того, чтоб столкнуться со скалами и разломать их на части. Звук грохота подводных камней был громогласен, а осколки разлетались на приличное расстояние. Чудовище расчищало себе пространство вокруг, пока несколькими щупальцами уже несколько минут терзало моряков на борту, ломая им кости, разрывая на части и утаскивая под судно на пищу твари в то время, как остальными обхватило мачты и сминало борта.       — Ты можешь, Уилл. Сможешь, — шептала себе под нос Суонн, мысленно находясь рядом с любимым — она надеялась, что их связь поможет им, что укрепит все его силы и покажет, что она рядом с ним, пусть и на другом корабле.       …Вышел Уилл из фок-мачты «торговца», где люди замерли в страхе, не понимая, что происходит. Кто-то шарахнулся от него, кто-то, напротив, подскочил, обнажая оружие, но гость снова исчез, переместившись на мостик. Шагнув к штурвалу, он оттеснил оттуда кинувшегося было к нему рулевого, перед которым выскочило прямо из палубы несколько морских лоз, и положил руки на дерево. Корабль качнулся, стоило взять румбы влево, прочь от пойманного ненадолго морского чудища — и тогда Уильям заговорил с кораблем тихо-тихо, обращаясь не к людям, что не знали, то ли схватить незнакомца, то ли ему не мешать (впрочем, лозы бы их не пустили), а к самому злосчастному бригу, благословляя его.       Но весь спектакль должен кончаться когда-то, так что и Джонс решил поторопить события, отдавая монстру последний приказ. Со зловещим завыванием вода у одного из бортов «торговца» снова забурлила, а затем из нее показалось два самых массивных и длинных щупальца, что имелись в арсенале головоногого. Они поднялись в воздух над кораблем двумя гигантскими башнями, и все наблюдавшие с борта «Голландца» уже понимали — британское судно обречено. Щупальца величественно обрушились на палубу, намереваясь разломить корабль на почти равные части.       И не смогли этого сделать.       Охваченный недоумением хищник сдавил бока брига, но дерево не поддавалось. Те несколько человек, что еще не поглотила жадная пасть, бросились к каютам, надеясь найти там спасение от вездесущих щупалец, раз уж тот вдруг оказался не способен доломать бедный бриг. Пара хищных конечностей рванулась было к Уиллу, намереваясь поймать его и сбросить в море, из-за чего тот заклинил штурвал каким-то отломанным ранее брусом и, спрыгнув на палубу, прижался к фок-мачте со стороны, противоположной уродливой голове Кракена.       Тот задрожал в глубочайшей обиде, не понимая, почему добыча больше не поддавалась. В этом была заключена ужасная несправедливость, но от «британца» не полетело больше ни щепки. Потерзав его и ничего не добившись, хищник разжал смертоносные объятия и принялся шарить в воде среди досок, ящик и ошметков, уже качавшихся на волнах. Показавшаяся у поверхности пасть Кракена издала торжествующий рев, пока тварь из глубин забрасывала туда же выживших, кому не посчастливилось упасть с корабля. Прожорливый монстр искал среди обломков тщательно, как человек пытался съесть последние крошки со своей тарелки. Ужасающие звуки разрезали ночную тьму, так что команда «Голландца» могла слышать все до малейшей детали. Скоро и крики выживших стихли, а чудище ушло на глубину… Это был последний аккорд.       На вздыбленных волнах остался покачиваться полуобглоданный остов корабля. Но он был еще на плаву, а в каютах и в трюмах спрятались немногие уцелевшие, которых удалось спасти в последний момент.       Если то можно считать за спасение.       Мгновенно на губах Элизабет появилась победная улыбка, с отблеском счастья — Уилл смог. Она не сомневалась в этом. Но какова цена — погибли многие, и все из-за Джонса.       Злой и уставший, Уилл вернулся на «Голландец» и поднялся на квартердек, не скрывая досады и раздражения.       Дэйви Джонс повернулся обратно к капитану. Он не собирался задавать лишних вопросов Тернеру, он видел и так, что лицо Уильяма скоро изойдет трещинами от злобы. Поэтому Дэйви просто подошел поближе.       — Пора уже понять, что капитан «Летучего Голландца» не просто так зовется морским дьяволом, мистер Тернер. И если ты хочешь быть подготовленным к следующему разу — свою самоуверенность ты запрячешь далеко-далеко. Нам еще будет о чем поговорить в трюме.       Джонс предпочел направиться обратно ко входу внутрь корабля, откуда он изначально и вышел на квартердек. Все, что Уильям хотел сказать, они обговорят уже позже.       Тот проводил его взглядом, не найдя слов, чтобы выразить свое отношение, ни самых пристойных, ни бранных, и тяжело опустился на пол, опираясь на ящик — на то же место, где сидел, когда «Голландец» спускался в потусторонние моря, а ему опять вырезали сердце. Гнев продолжал в нем бурить, и за самое лучшее он счел сперва успокоиться настолько, насколько возможно.       Услышав зов капитана, по трапу поднялся Шаркман, которому Тернер бросил, не глядя:       — Поднимите уцелевших на борт. Всех, кого найдете. После возвращаемся на прежний курс.       С тихим «Есть, капитан» тот ушел раздавать указания, и работа на галеоне вновь закипела.       — Кого можно ты спас, — пытаясь приободрить его, негромко произнесла Элизабет, не отходя от штурвала. — У тебя получилось — это самое главное, Уилл. Но теперь ты знаешь, что делать.       Она чувствовала, как его раздирают горечь и досада, темная злость еще не утихла. Обхватив голову руками, то ли пытаясь заткнуть уши, чтобы не слышать крики о помощи, все еще отдававшиеся в голове, то ли просто стараясь перевести дух, Уилл снова погрузился в молчание, но теперь это молчание отличалось от царившего между ними ранее.       Впрочем, Уилл не считал, что у него получилось. Конечно, он понимал, что всех спасти не смог бы — но если бы не потерял время, пытаясь поймать разум Кракена, а сразу перешел бы на бриг и благословил его, то людей погибло б намного меньше.       А теперь все, кто оказался в Тайнике, будут на его совести, пока он не вытащит их оттуда и не проводит в черный город на мертвых берегах.       Либо обратно к живым. Можно надеяться, что они живы — с Джеком же именно так когда-то и вышло.       — Я многое могу понять, Элизабет, — тихо сказал Тернер, ни на кого не глядя, вместо этого упершись взглядом куда-то в палубный настил. — Разбитое сердце и предательство любимой способны причинить невыносимые муки, это понятно. Чтобы избавиться от боли, можно вырезать себе сердце — это тоже понятно. Но что мне не понятно — как человек, который изначально не был жестоким, в своей ненависти и боли, которая, оказывается, ничуть не уменьшилась после проклятия, вдруг стал находить извращенное удовольствие в причинении страданий и насильственной смерти. Я ведь тоже без сердца — но что с ним, что без него моя жестокость никогда не становилась такой… бессмысленной. Жестокость ради жестокости. Даже с Уотерсом, — он исподлобья взглянул на нее. — Я был не прав, но он пострадал за дело, а не потому, что меня радуют чьи-то муки. Все это так называемое испытание оказалось просто потехой на потребу Джонсу. Ничего нового он не открыл. А значит, и наше испытание не прошел.       — Он бездушная тварь, это давно известно, Уилл, — тихо отозвалась женщина. — С того самого момента, когда на моих глазах он заколол тебя удовольствия ради. Он сделает это снова не раздумывая, если найдется способ тебя убить. Кроме боли и разочарования, он не несет ничего. И единственное, в чем остается вопрос — почему он помог спасти тебя, — она отвела взгляд, сжимая челюсти так, что острые черты лица выделились особо четко. — Но сейчас — он язва, от которой нужно избавиться. И я вижу, — взгляд устремился обратно на Тернера, — чувствую, что ты это понимаешь.       — В этом и дело, Элизабет, — он покачал головой, закрывая глаза. — Он пришел сюда и помог мне, а до того — вернул Генри домой. Если сюда его могла послать богиня, то зачем было помогать нашему сыну, которого она же и держала в плену, зная, что она не одобрит? Зачем было приходить в наш дом и отказаться убить нас? Разве его бы в действительности остановило бы мое пробуждение, если бы он имел намерение для убийства? Я ведь тогда считал, что снова стал человеком, и ответить ему мне было бы нечем. Эти три поступка, столь несвойственные его жестокости, дали мне надежду на то… — он вздохнул и не договорил.       — И что теперь, Уилл? Какие же блага он принес, кроме того, что мы поругались и сейчас из-за его прихоти погибли невинные люди? Какое благо? Быть может, не убил он нас, потому что не было ему смысла. Помог с Генри, чтобы втереться в доверие. Я все равно ему не верю, — она шумно вздохнула, сжав пальцами рукояти штурвала. — Мы уже с тобой говорили. И ты сказал, если он не пройдет испытание, его здесь не будет.       — Я вижу, что снова ошибся, — Тернер поморщился, чувствуя, что усилился холод внутри, и приподнялся, усаживаясь поудобнее так, чтоб руки свисали с колен. — Я так сказал, и все так и вышло. Меня беспокоит, что он станет делать, когда отсюда уйдет, — он снова посмотрел на жену.       — Ты здесь капитан, Уилл. Ты можешь как угодно избавиться от него, разве нет? Приказать «Голландцу» погнать его прочь, — Элизабет мягко огладила рукояти и дерево штурвала в ласковом жесте, как если бы обращалась к кораблю или имела в виду конкретно его. — Корабль же живой. И он знает своего капитана, — она чуть наклонилась над штурвалом, продолжая оглаживать дерево. — Я думаю, он тебе поможет. Он — твое продолжение — ты сам это говорил.       — Во всяком случае, знаю, что за моей спиной он не делает ничего, только прячется в темных углах да дымит трубкой. И еще… — он нахмурился, припоминая, — иногда звучит музыка. Не орган, как на «Розе» мы слышали, а что-то… гораздо более тихое и нежное, мелодия светлая и печальная. Не припомню, почему она кажется мне знакомой, — он снова замолчал и посмотрел на жену снизу вверх, не став озвучивать то, что хотел еще добавить. Вместо этого она прочла ответ в его эмоциях — в долетевших опасениях, сомнениях и неуверенности в себе пойти в открытую против того, кого считал намного опытнее и в чем-то сильнее себя. — Мне бы твою уверенность, Элизабет. «Голландец» тоже знает, что я сейчас не смогу.       — То есть, ты не будешь ничего делать? — она кинула на него резкий взгляд, но не злой и не упрекающий. — Почему ты так в себя не веришь? Или ему просто удалось подкосить твои силы? — она начинала чувствовать, что злится. Медленно, но уверенно. — Он вредит нам. Я не верю, что ты слабее его. Я сказала, что не хочу, чтобы ты с ним говорил. Каждый разговор с ним делает тебе хуже, и не смей, Уильям Тернер, не верить в свои силы. Не смей.       — Дай немного времени успокоиться, — попросил он, чувствуя дежа вю: он уже как-то раз просил ее дать время — и усмехнулся, вспомнив, во что это вылилось. — И кстати, — он поднялся на ноги, подошел к жене за спину и положил руки поверх ее на штурвал. — Спасибо. Ты хорошо справилась. «Голландцу» нравится, — и тихо сказал ей на ушко: — Если хочешь помочь неуверенному в себе мужу, которого напугал старый черт, попробуй поговорить с кораблем. Капитан — сердце корабля, но ведь и корабль — часть капитана.       — Я уже и так постепенно обращаюсь к нему, — повернув голову чуть в его сторону, ответила она, пытаясь смириться с ситуацией. — Я не тороплю тебя, но и правда не хочу, чтобы ты спускался в трюм, — она на мгновение откинулась спиной на его грудную клетку, чуть вжавшись в нее и глубоко вдохнув. — Ты просто не знаешь, на что способен, и как этим правильно воспользоваться.       — Готовы сговориться с кораблем, миссис Тернер? — улыбнулся Уилл, обхватывая жену за талию и кладя подбородок ей на плечо. На душе у него все еще было отвратно, потому что ему начало казаться, что он мог бы остановить Кракена, если бы времени зря не потратил. Он знал, что жена тоже все чувствует, но надеялся справиться с тяжелыми думами. — Насчет трюма я тебе уже все сказал: я не стану спускаться туда.       Черный под черными парусами галеон рассекал воды Атлантики. Совпадение или нет, но его ход сократил расстояние до изувеченного брига раньше, чем рассчитывал Тернер. По приказу перекинули сходни на чудом (известно каким) державшийся на плаву пробитый бриг, и команда под командованием Палифико перешла на соседний борт, чтобы найти и забрать выживших на «Голландец». Надолго новые пассажиры не задержатся — их пересадят на первый же попутный корабль до ближайшего порта.       Моряки с брига, принимая помощь, кидали взгляд на капитанской мостик, и глаза их расширялись: там стояла женщина, а позади нее — мужчина, что совершенно недавно был на их корабле, появившись из ниоткуда.       — Ваш капитан — женщина? — молвил один, а второй тыкнул пальцем в сторону Уилла:       — Он был на нашем корабле! Был! — и сплюнул три раза, будто Тернер ему привиделся.       И тут же оба получили по затрещине от стоявшего рядом Палифико:       — Невежливо тыкать пальцами и плевать на палубу, вас этому не научили? Тем более, на палубу корабля человека, который спас ваши жизни. К вашему сведению, женщина у штурвала — миссис Тернер, а рядом с ней — наш капитан Уильям Тернер. И вам, неблагодарная сыть, лучше бы принести свои извинения перед ними.       — Благодарю за то, что доставили выживших на борт «Летучего голландца», мистер Палифико, — негромко сказал Уилл, наблюдая за тем, как вытягиваются лица торговцев.       — Всегда рад, капитан, — отозвался глава абордажной команды и притворно чуть замахнулся на невоспитанных пассажиров для острастки.       Пассажиры же взволнованно зашептались:       — Что он сказал? Это «Летучий голландец»?       — Корабль-призрак? Выходит, мы умерли?       — Господи-боже и Пресвятая Дева…       Слышавший весь этот переполох Грейтцер выпрямился, развернулся с гостям и с достоинством истинного лондонского аристократа пояснил недалеким матросам:       — «Летучий голландец» — капер Британской Короны, и ваше счастье, что мы оказались рядом и смогли вытащить хоть кого-то из вас, — тщательно выверяя спокойный, деловой тон с толикой недовольства, заявил он, элегантно обходя стороной факт, что если б «Голландец» не проходил мимо, злосчастный бриг никто бы не тронул. Украдкой взглянув на небо, порадовался плотному слою облаков: встреча с проклятым обликом здешней команды для бедолаг стала бы еще одним потрясением. — Поэтому прошу вас, господа, проявить уважение к капитану и его супруге. Вас разместят на верхней палубе, вы получите пищу и воду, и при первой возможности вас пересадят на судно до ближайшего острова британских владений.       — Благодарю, лорд-губернатор, — подчеркнув титул аристократа, кивнул ему Уильям, прижавший к себе Элизабет чуть ближе: ему требовалась поддержка жены. — Мистер Легз, пожалуйста, позаботьтесь о размещении наших гостей.       Боцман, минут десять уже как наблюдавший за появлением пассажиров, поднявшись из кубрика, кивнул и повел было пассажиров на нос, попутно отсылая своего человека к мистеру Бернсу, чтобы тот сообразил что-нибудь для них из припасов, как навстречу им, спустившись с трапа означенного носа, своей привычной пружинистой и расслабленной походкой направился единственный пират, присутствовавший на черном галеоне.       — О, похоже, у меня появились соседи. Надо же, а я думал, что Кракен съел всех, — он остановился и с деланным удивлением поглядел на спасенных.       — Да это же Джек Воробей! — вдруг закричал тот, что тыкал в Элизабет, только на сей раз моряк вытаращился на пирата.       — Капитан Джек Воробей, — с видом глубокой печали от встречи с умалишенным поправил его вышеупомянутый и развел руками: — Почему никто никогда не запоминает такую простую вещь?       — Этот пират на корабле Британской Короны? — изумился один из моряков брига. Его возглас подхватили товарищи:       — Капер!       — Чтоб я сдох!       — Это можно устроить, — подметил Джек не без ироничной усмешки.       Элизабет, наблюдавшая за этим вместе с мужем, устало поморщилась, чуть повернув голову к мужчине и тоже прижавшись к нему еще ближе, губами касаясь его скулы, оставляя короткий поцелуй.       — Помнишь, что я говорила тебе насчет Джека и того, что его прислала сюда Калипсо? — тихо проговорила она, глядя на лицо супруга спокойно, но глаза отображали легкое напряжение — когда Воробей появлялся в поле ее зрения, всегда происходила какая-нибудь несуразица.       — Помню, — вздохнул Уилл, наблюдая за сценой: почему-то там, где появлялся Джек, непременно начинался форменный балаган.       — Тем не менее, господа, воистину я капитан Джек Воробей, — тем временем раскланялся пират, продолжая спектакль. — А это тот самый «Летучий голландец», который выглядит при нынешнем капитане гораздо лучше без водорослей, слизи и рыбьих харь, — он обвел широким жестом корабль, и внимавшие моряки брига все без исключения проследили за его жестом. — Правда, есть тут одна… — пробормотал Джек себе под нос, но вовремя одернул себя. Следующий широкий жест достался Грейтцеру, который с прищуром наблюдал за Воробьем: — А здесь у нас всамделишный лорд-губернатор Вест-Индии, который без своего ужасного накрахмаленного парика и неуместно пышного камзола даже выглядит нормальным человеком. И здесь есть другие примечательные личности, — на этом месте он картинно поклонился Элизабет, — но вас, детки, ждут горячий ужин, добрый ром, правда, тут его выделяют до плачевного мало, и спокойный путь без страха за свою жизнь.       — Спасибо, Джек, — усмехнулся Уильям, украдкой вздохнув, возведя очи к небу. — Ты все так хорошо объяснил, что наши гости теперь до рассвета глаз не сомкнут. Господа, — обратился он к пассажирам, — следуйте за мистером Легзом, он о вас позаботится, — и, дождавшись, когда матросы с брига уйдут подальше от квартердека, выдержал паузу и тихо спросил: — Что тебе понадобилось, Джек?       — Я тут подумал… Этот бриг на плаву, и мы могли б взять его с собой. Подлатать его немного, дать людей — лишним не будет. Как тебе вообще удалось сохранить его почти в целостности? Ну подумаешь, пара мелких пробоин и паруса в лохмотья — заменить-то всего делов, — развел тот руками.       Тернер задумался.       — Я его благословил. Сделал непотопляемым и прочным против конкретной твари, вот он и выстоял. Но ремонт надолго затянется — у нас столько времени нет.       — Передай корабль с этими бедолагами «британцу», а твой ручной Беккет, — добавил он тише, чтобы снизу не услышал Грейтцер, — скажет им привести в порядок. Нельзя разбрасываться кораблями, Уильям, особенно непотопляемыми. Сам-то подумай.       — Грейтцер — член моей команды и он не Беккет, — осадил тот пирата и задумался. — Но идея хорошая. Во всяком случае, если бриг удастся отремонтировать, эти люди сохранят хоть что-то и им будет легче начать все заново.       — Ты мог бы организовать свой флот, — добавила Элизабет негромко и слишком легко, будто это было плевым делом. — Если дашь под командование Грейтцеру бриг, то он сможет доставить Джека туда, куда ему нужно, — женщина снова покосилась на мужа.       Джек, кажется, хоть и не слышал подобного, позволил себе вмешаться:       — Что-то мне не нравится, цыпа, что ты решила пощебетать со своим муженьком втайне от меня. Обычно таким люди занимаются где-нибудь не у людей на виду, — он указал большим пальцем себе за плечо, явно добавляя определенный намек к словам. Суонн раздраженно вздохнула и повела плечами, желая выбраться из рук мужа.       — Кстати, Джек, а куда тебе нужно? — как будто бы невзначай спросил тот, переглянувшись с женой, делая вид, что совершенно не заметил обидок пирата. — Дай-ка свой компас на минуту. Уверен, что он снова работает?       — Что за гнусные сомнения, Тернер, — с подозрением уставился на него Джек, но вещицу с пояса снял и вручил старому приятелю. Тот бросил компас Грейтцеру, который не без удивления поймал и, встретив пристальный взгляд черных глаз, открыл крышку. Компас в руках лорда-губернатора указывал строго на запад, а значит, на нос корабля, ведь галеон продолжил идти полным ветром на запад. — И чего же больше всего хочет лорд-губернатор? — преувеличенно недоумевающе вопросил Джек. — Никак власти над Карибами, несметные богатства для Англии и извести всех пиратов?       — К вашему сведению, мистер Воробей, власть над Карибами у меня уже есть. Англия и без меня пополнит казну, а о моем отношении к пиратам можете поинтересоваться у вашего Короля, — прохладно ответил Грейтцер, кивнув на Элизабет.       — А что же тогда вас так влечет на запад, если не власть? — спросил Джек, заметил Элизабет, вознамерился что-то сказать, но был перебит Уиллом:       — Лорд Грейтцер подумал о своей жене, которая осталась там, на Карибах, — кому, как не капитану знать, что на душе у членов своей команды. Забрав компас у Алана, Уильям захлопнул крышку, помедлив, открыл и всем показал результат.       Стрелка указывала точно на Элизабет, дернувшись всего раз в сторону, указав на палубу, где, поднявшись с нижней палубы, со связкой кружек и мешком, откуда несло солониной, как раз поднялся Генри, а следом, держа подмышкой малый бочонок, вылез Билл Тернер.       — А, семья. Все с тобой ясно, Уильям, — прокомментировал Джек и вдруг зашевелил усами, принюхиваясь. — Черт побери, Тернер, твой папаша вытащил ром!       — Это для наших гостей, Джек, угомонись, — усмехнулся Уилл и, прищурившись, передал компас Элизабет.       Сколько раз она успела возненавидеть эту чертову штуковину? Сколько раз она надеялась, что стрелка повернется в другую сторону, но стрелка указывала четко туда, где был Джек, сколько бы она ни смотрела. Именно поэтому она не смогла сразу найти Уилла. Сбилась с курса? Возможно. Но так была чертовски зла. Ведь изначально, до вмешательства Воробья на ее личную территорию, стрелка указывала четко туда, где находился Уилл. А потом…       С шумом вздохнув, женщина подняла взгляд в глаза мужчине, успев отметить его прищур. От понимания того, зачем он ей его дал, от внутреннего возмущения его каких-либо сомнений сейчас, она даже приоткрыла рот в немом недовольстве, но собрала на себе взгляды всех присутствующих. Особенно Джека, который отвлекся даже от рома и уставился на нее, перестав, кажется, дышать, когда она все же приняла компас в свои руки. Стрелка вздрогнула, встрепенулась, как строптивая лошадь, и тут же резко и четко дернулась в сторону Уилла и замерла, не двигаясь с места, а Элизабет, пронаблюдав за ней, подняла взгляд на Тернера и вопрошающе взглянула на него.       — Ты решил проверить нас всех? — хмыкнув, явно чувствуя, что ее это задело, Суонн кинула компас Джеку, где тот еле успел его поймать от неожиданности. Сама же королева пиратов отошла от супруга, глянув на стрелку в компасе Воробья — та указывала куда-то в море, на юго-запад-запад, чем вызвала усмешку на губах женщины и толику обиды на собственного мужа, ведь нужны проверять на каждом совершенно не было.       Но вместе с тем она почувствовала, как с его души чуть ли не буквально свалился камень. Тернер не ревновал ее к Воробью, что даже можно было счесть удивительным делом, но очень глубоко-глубоко в нем остался застарелый страх, что в самом дальнем закоулке сердца Элизабет помнит, как ее прежде тянуло к пирату, и хотя она всегда была верной женой, всегда существовала толика страха, что она могла жалеть, что все сложилось не так, как хотело ее сердце.       — Прости, любимая, мне нужно было убедиться, что у всех присутствующих намерения самые честные, — Элизабет могла вспомнить эту фразу, которую когда-то давно сказал Гектор Барбосса, причем значила она прямо противоположное, учитывая, что в тот раз была сигналом к действию — а сейчас сообщала, что кто-то из присутствующих что-то скрывает. Уилл кивнул на компас, вернувшийся к хозяину: — Стрелка в твоем случае указывает на место, где потопили «Жемчужину»?       — Полагаю, что так, — Джек грустно посмотрел на волшебную вещицу и спрятал за пазухой.       — Ты хочешь, чтобы я тебе вернул ее, — не спрашивал, а утверждал Тернер.       — У вас другие планы, — серьезно произнес Воробей. — «Жемчужина» подождет, — сказал он, развернулся и направился на нос — знакомиться с новыми соседями и, если повезет, найти в бочонке хоть пару кружек рома.       — Я присмотрю за ними, — проводив пирата взглядом, пообещал Грейтцер и, кивнув супругам, тоже покинул беседу.