Дань пиратству

      Двумя месяцами ранее.       Здесь, на острове, время, казалось, не двигалось. День и ночь сменялись, не внося в однообразную жизнь решительно никаких перемен, и это раздражало не меньше, чем отсутствие ясности. Он бы смирился еще подождать, если бы имел хотя бы тончайший намек, ради чего, хотя бы самую малую зацепку.       — Думаешь, получишь здесь то, чего тебе не хватает? — полюбопытствовал старый пират, пряча култышку неполной ноги в видавший виды деревянный протез. — Все так думают. А на деле каждому приходится платить свою цену. Ты уже знаешь свою?       — Оставь свои россказни для здешних крабов, старик, — слушать снисходительный тон одного из бесславных ублюдков из числа тех, что пачками отправлял на дно Карибского моря, капитан Салазар не был намерен. Особенно от бесславного ублюдка, что сидел перед ним. — Мы оба с тобой попали сюда, но, в отличие от тебя, у меня есть цель. И цена меня ни сколько не беспокоит.       — А вот и зря, — наставительно заметил Гектор Барбосса, закончил подвязывать к бедру свой костыль и поковылял восвояси.       На пороге кособокой, покрытой насквозь отсыревшей соломой хижины показалась женщина, которая держала в руках миску, где неторопливо что-то помешивала.       — Долго же ты избегал встречи со мной, капитан Армандо Салазар, — звучным и низким, грудным голосом сказала она.       — Я переменил свое мнение о тебе, ведьма, — мрачно произнес тот, кто прежде избегал общения со здешней хозяйкой.       Неторопливо, даже с ленцой, плавно поднявшись, она оставила на скамье миску и, мягко ступая, шагнула к испанцу. От ходьбы складки длинного платья, не достигавшего щиколоток босых ног, едва шевельнулись, не в пример всевозможным ракушкам, монетам, камням, косточкам и лентам, вплетенным в наряд. Темные локоны, заплетенные в немыслимые косицы, вдруг показались змеями — чего не привидится в сумрачном свете, да и Медузой Горгоной эта особа все-таки не была.       — Помнишь, как я приходила к тебе и твоим мертвецам? — вкрадчиво сказала она, обойдя испанского капитана. — Рассказывала обо всем, что творилось в живом мире, покуда вы томились на морском дне. Помнишь, что я говорила тебе о твоем будущем, капитан? — прохаживаясь по плечам непривычно холодной ладонью, Тиа обошла гостя и снова широко ему улыбнулась.       — Как же не помнить, — он не сводил с нее глаз, как с опасного хищного зверя, со змеи, готовой броситься в любой момент — особенно в тот, когда меньше всего ожидаешь. Показное благодушие, улыбки и мягкий голос с акцентом его отнюдь не обманывали. — Ты обещала поднять мой корабль и вернуть мне команду в обмен на услугу. И я знаю, что сейчас снова хожу по земле лишь потому, что для чего-то нужен тебе.       — Все так и есть. У каждого из нас есть своя цель — но не каждый готов платить за нее цену, — ведьма прищурилась и снова улыбнулась безмятежно, как море. — Меня непросто найти. Ты спрашивал обо мне на Тортуге. Не слишком разумный ход.       — Единственно возможный в моем случае, — когда-то он не допустил бы в своей адрес чью-либо дерзость, которую не стал бы терпеть. Но сейчас времена изменились.       Она вернулась к скамье, подняла миску, отнесла к широкому квадратному столу, заставленному немыслимым количеством разных склянок, меж которых лежали засушенные пучки трав, а над ним свисали давно потерявшие запах кости, и поставила на свободное место, какое нашла.       — Так что же говорят люди? Наверное, дивятся, отчего за ведьмой еще никто не пришел, — последние слова прозвучали со сталью, какая могла бы промелькнуть в складках вычурного платья богатой особы, которая либо слишком боязлива, либо не та, за кого себя выдает. Лукаво взглянув на испанца, Тиа Дальма улыбнулась лишь шире и объяснила: — Только тот, кому суждено найти, найти сможет. С того самого мига, как взял лодку и вышел на ней в море, ты взывал свести тебя с другом, который поможет найти выход из твоей непростой ситуации. Такой друг у тебя только один. Вот почему я ждала, когда ты придешь. Теперь сядь и поведай…       Она указала ему на скамью и, когда тот присел, бесшумно приблизилась снова и легчайшим движением, которое могла позволить себе только она, тронула подбородок Салазара, чтобы вынудить его взглянуть на нее. Черные губы колдуньи промолвили совсем близко:       — Что ты теперь хочешь больше всего на всем белом свете?       Он не сомневался ни на мгновение:       — Я хочу, чтобы ты сдержала свое обещание, данное в Треугольнике Дьявола, и позволила «Немой Марии» и моей команде наводить ужас на пиратов. Я знаю, что ты это можешь устроить, — Салазар уставился на грязный песок, насыпанный вокруг хижины, разгладил его сапогом и кончиком трости бездумно начал водить по песку. Линии складывались между собой в изображение женщины с щупальцами вместо ног, которые хватали и тянули на дно, под волны, на которых она качалась, всевозможные корабли. — Я признаю, что одна мысль, одно предположение о том, что мне доведется просить помощи у существа подобного тебе, идет вразрез со всем, что я знаю и во что верил с детства. Глупые байки и суеверия я никогда не ценил выше россказней пьяных матросов, хотя на моей родине тебя назвали бы отродьем дьявола. Но теперь, когда мы все прокляты, даже сейчас, и для нас закрыты не только небеса, но даже ад, у меня и в самом деле нет иного «друга», которого могу просить о помощи.       Тиа улыбнулась шире, услышав признание в своей правоте. А какой женщине подобные слова не придутся по нраву? Ее позабавило опасение мужчины, которое он выразил в будто бы невзначай совершенном порыве сохранить самообладание — редко какому мужчине понравится, когда женщина имеет над тобой власть.       — Значит, это то, что ты хочешь больше всего? Вернуть корабль и команду. Тех, кого поглотила морская пучина после того, как они не прожили новую жизнь и десятка минут. Но тебе повезло — ты спасся и, сам того не зная, вернул мне кое-что обратно.       Ведьма вернулась к столу и взяла в руки лежавшую там широкополую черную шляпу с пышным пером, положила обратно и подняла потрепанную треуголку, чьи углы запутались в водорослях. Если испанец не узнал шляпу, то треуголку эту он точно видел на голове одного старого одноногого пирата совсем недавно.       — Шляпа идет ему больше, — заключила женщина, возвращая треуголку на место и развернулась к гостю. — Ты хочешь заключить сделку. Я могу исполнить то, что ты хочешь, — подойдя ближе, она принялась прохаживаться вокруг него, не торопясь излагая условия: — Согласишься вернуть кое-что еще потерянное для меня? — темные глаза ведьмы напоминали омуты водоворотов, которые она так играючи вызывала. — Взамен ты получишь свою команду и я для тебя подниму со дна твой корабль. Если сделаешь все так, как я скажу, твои люди получат новую жизнь, а корабль твой возродится. Более того, я дам их тебе сразу, чтобы ты смог исполнить мое поручение, а когда выполнишь его — я выполню вторую часть и верну им отнятую жизнь. Ну как, капитан Салазар, моя цена тебе кажется разумной?       Тиа говорила неспешно, с расстановкой, давая вес каждому слову. И говорила вроде бы мягко — но в голосе явственно слышалась затаенная буря. Горе тому мужчине, который откажется следовать ее правилам — угроза исходила из каждого жеста, малейшего движения губ, каждого взгляда, ее легкая поступь вопреки рассудку казалась тяжелой, будто подол длинного платья тянул вниз, тяжелый и полный воды. Которой, разумеется, не было.       Испокон веков мужчины полагают, что мир принадлежит им и они вправе диктовать условия, какие придут им в головы. Непонятно по какому закону они решили, что должны властвовать над всем, считаясь лишь с собственным мнением. Уступить женщине, даже лишь послушать ее и поступить так, как она хочет, для них что-то сродни деянию, преисполненному позора, нечто непотребное и недопустимое. Нечто постыдное.       Капитан Армандо Салазар был сыном своего времени и считал точно так же. Но сейчас, стоя перед лицом существа, лишь прикрывающимся обликом женщины, он чувствовал себя оскорбленным по иной причине. Не потому, что должен согласиться на условия женщины — а потому, что должен подчиниться кому-то, кто сильнее него. Привыкший держать свою жизнь и жизнь команды в своих руках, поступать в соответствии со своим разумением, он был вынужден признать — и смириться с этой мыслью было непросто — что своим разумением во второй раз привел «Немую Марию» на дно, упустив что-то очень важное, что-то критично существенное.       — Согласен, — ответил капитан, уставившись на рисунок. Для него принятие чужих условий выглядело сродни поражению в бою.       Черные губы Тии Дальмы улыбались улыбкой хищницы, загнавшей свою добычу в тупик.       — Сперва я расскажу тебе о человеке, которого ты должен найти и доставить на остров, который я тебе укажу. Это и будет моим поручением — как видишь, несложное. Тебе знаком мальчик по имени Генри Тернер, — это стало не вопросом, но утверждением. — Ты встречал его на одном из захваченных тобой кораблей и оставил в живых, чтобы он передал весточку от тебя для Джека Воробья. Помнишь? Он — сын того человека, которого ты должен будешь доставить ко мне.       Тяжелые складки платья ведьмы зашелестели по полу, оставляя за собой влажный след, и подол самого платья оставался намокшим. Протянув руку, Тиа сняла с одной из веревок, густыми зарослями свисавших с потолка, свернутый свиток, который передала Салазару. Когда тот развернул его, то увидел, как пенные струйки воды собираются на почерневшем пергаменте в рисунок юноши, отлично знакомого испанцу — именно он разбил треклятый Трезубец, с помощью которого различные стороны пытались заполучить контроль над морями.       Теперь струйки воды изменили бег и составили другой портрет — очень похожего на Генри Тернера человека, только возрастом старше на вид. Лицо этого мужчины выглядело чуть жестче, но в нем тоже виднелся добрый нрав.       — Уильям Тернер. Сын пирата, но сам не пират. Капитан «Летучего Голландца», унаследовавший должность и работу прежнего капитана. Бессмертный перевозчик всех, кого забрало море, к берегам вечности, где тех ожидают любимые. Ты томился в Треугольнике Дьявола, когда он заступил на свой пост, поэтому не слышал о нем. Это ради него Генри нашел Трезубец и разбил, чтобы освободить своего отца и тот смог бы вернуться домой, к семье — и к той, что долгие годы ждала его возвращения, — отголоски старой истории отразили на лице ведьмы переживания других, очень далеких событий, отчего ее голос звучал с горечью и одновременно сочувствием. — После уничтожения Трезубца все морские проклятия спали — и Уильям смог вернуться на сушу, куда мог ступать лишь раз каждые десять лет. Но некому теперь позаботиться о потерянных душах. Никто их больше не перевозит, — голос Дальмы креп и полнился предвещавшим штормом. — Уильям счел, что больше не должен выполнять свою работу, но это не так — и он до сих пор должен ее выполнять. Привези его ко мне на тот остров — и я сочту задание выполненным.       На пергаменте перед Салазаром предстала карта — наполненные белой пеной водные струйки изобразили для него очертания мелкого острова, находящегося на полпути между Ямайкой и Пуэрто-Рико, южнее Эспаньолы. Как чрезвычайно опытный мореход испанец мог помнить, что тех водах никакого острова никогда не встречалось.       — Объясни мне сперва, — сказал Салазар, рассматривая водную карту, чтобы запомнить малейшие ориентиры и детали. — Что помешает Тернеру укрыться на суше, куда не смогут ступить мои люди?       — То, что принадлежит морю, остается в море. Но тебе и твоим людям больше нет нужды завладевать человеческим телом, чтобы ходить по земле. Ты сам себя проклял, как и весь твой корабль, сам посчитал, что навечно привязан к морю — а я услышала тебя и сделала так, как ты хотел. Теперь же надобности в том нет. И все же легче всего тебе будет найти его в море, — продолжала Тиа, отцепила от соседней веревки маленький круглый камень, который оплетала веревка, и также передала мужчине. — С этим ты найдешь — нет, не его. Ты найдешь любого пирата, будешь знать, в какой стороне тот находится, — камень треснул и пошевелился — это оказался необычной формы краб. — Он приведет тебя к жене капитана, а когда капитан Тернер последует за женой — он найдет вас обоих. Воспользуйся шансом.       Походив еще вокруг стола, рассматривая различные вещи, коими тот был захламлен и над которым нависали иные предметы, она развернулась к Салазару с маленькой склянкой и ножом, что держала в руках. Жестом указала протянуть к ней ладонь, потом взяла за руку и сделала надрез. Несколько капель крови упали на донышко склянки.       — Тебе недостаточно моего слова в том, что я выполню твою просьбу? — испанец не противился, но был удивлен. Впрочем, напомнил сам себе, договоры с дьяволом и его отродьями всегда скрепляются кровью.       — Разве я давала повода во мне усомниться? — улыбка чертовки вновь стала лукавой, покуда она качала склянку в руках. — Кровь нужна вовсе не для скрепления договора, капитан Салазар, — теперь лицо Тии стало еще более довольным и еще более хищным. — Кровь нужна тебе. Ты ведь не хочешь по какой нелепой случайности или же в силу злого рока отправиться обратно на дно? Или забыл ты о том, что твой корабль — всего лишь голый остов, держащийся на плаву чужой волей?       Чем дальше, тем сильней нарастал голос морской владычицы, тем явственней становилась буря, которая, тем не менее, оставалась далекой:       — Задумайся, капитан, о том, кто не дал тебе сгинуть в мертвых морях, покуда некому было тебя переправить, кто сохранил твою ярость, чтобы ты мог направить ее на тех, кто тебя погубил, и зачем сохранил? И кто изначально вручил компас юному моряку, чтобы тот отдал своему капитану, а потом получил бы назад — тот самый компас, который должен был предать именно он, тот юный моряк, чтобы его страхи освободили тебя из заточения и ты получил бы возможность совершить свою месть? Я знала, что ты хочешь именно этого, и предсказала тебе, что ты осуществишь то, что хочешь. Прежде ты видел, что мое слово сбывается — а сейчас думаешь сомневаться? Опасно гневить море, капитан, а тем более — ставить ему условия.       И словно ничего не было, она добавила в склянку несколько разных трав, после чего поманила мужчину к выходу из хижины с прежней лукавой улыбкой. Более не скрываясь, она ступила на воду — и вода выдержала ее вес.       — Пойдем за твоим кораблем, капитан, — обернулась она к Салазару, давая понять, что вода понесет и его. В реке поднялась небольшая волна, которая выхватила обоих и помчалась к истоку, на побережье Карибского моря, где многие сказки обретали реальность.       Когда вода реки схлынула, оставляя их двоих стоять на песке, и богиня двинулась вдоль кромки воды, что-то напевая негромко, ночь продолжалась. Вновь со стороны ничто не привлекало взгляд — зрелищем двух идущих по берегу людей никого не удивишь. Но когда женщина остановилась, море у ее ног, любовно лизавшее ей ступни, отхлынуло вдаль и принялось собираться гигантской волной.       Гордо расправив плечи перед испанцем, богиня довольно оскалилась:       — Я сохранила твоих людей и твой корабль еще раз, капитан, зная, что ты вернешься ко мне. До них мне нет дела. Твои люди должны быть такими, чтобы Тернер-старший вас почуял. Он будет искать свою жену — и найдет вас, если будете рядом с ней, потому что он чувствует присутствие мертвых. А ты, если хочешь их увидеть живыми, выполнишь свою часть сделки. Вот тебе моя гарантия и мое слово — и ты не станешь требовать большего, — последние слова она произнесла с очевидной угрозой, мгновенно переменившись в лице.       А затем благодушно, улыбаясь тепло и открыто, простерла руку к волне, огромной, как гора, и тяжелая масса воды рухнула вниз, являя из-под водяного покрова дырявый остов «Немой Марии», на борту которой суетились десятки мертвецов — члены его погибшей команды.       Вода, уплотнившись, подняла их обоих и вознесла на палубу через фальшборт, опустила на доски, кои составляли весьма ненадежную опору, оставив широкие зияющие просветы. «Немую Марию» окружила пленка воды, слабо заметная в свете до тех пор, пока Тиа Дальма специально на нее не указала:       — Она поможет перемещаться по кораблю без опаски сломать себе ногу или свернуть шею, — отчего-то последняя мысль показалась богине приятной, и она улыбнулась. — Ты все еще смертен, а значит, уязвим, даже будучи защищенным. Обидно растратить такой дар на борьбу со своим кораблем, не так ли?       — Очень обидно, — согласился капитан, рассматривая такой знакомый, почти родной, благословенный когда-то удачей, но уже давно проклятый корабль. «Немая Мария» натужно заскрипела, словно любовница простонала под возлюбленным жаркой ночью. Заметив появление капитана, разношерстная команда призраков в готовности служить своему капитану выстроилась на палубе, казалось, нисколько не замечая зиявших дыр, сейчас затянутые пленкой воды, что четко повторяла все контуры мертвого корабля, затягивая все до единой прорехи — это было больше, чем имел Салазар, когда «Немая Мария» вышла из Треугольника в первый раз, но ведь и он тогда был бессмертен. Пускай богиня поступала лишь к своей выгоде, ее дары оказались щедры.       Либо же цена за них осталась не очевидной.