Hollow and Protector

— Значит, вы мне все-таки ничего не расскажете? Пустой даже не повернулся в его сторону, продолжив сидеть на краю высотки, свесив ноги и бездумно ими болтая, а Тенса Зангецу нахмурился и строго проговорил: — Нет, Ичиго. Ты должен понять сам, как овладеть этой силой. И я уже говорил, что мы хотим защитить разные вещи, поэтому не в моих интересах тебе помогать. Хичиго как-то странно ухмыльнулся на этих словах, а Тенса отвернулся, не в силах видеть отчаяние в глазах Ичиго. Он пробыл здесь уже очень и очень долго, денно и нощно скитаясь по бетонным стенам, сражаясь то с Тенсой, то с Хичиго, и пытаясь получить ответы от них, однако, натыкался лишь на холод и суровые отказы от обоих. Сейчас шинигами сидел на оконном стекле, запустив пальцы в волосы и сильно сгорбившись, уже близкий к эмоциональному помешательству: там, снаружи, Ишшин страшно рискует своей жизнью, ведь неизвестно, появится ли проклятый Котэцу вновь; там, снаружи, Айзен уничтожает Каракуру и ничто не гарантирует того, что он не доберется до школьных приятелей Куросаки; там, снаружи, лежат раненые шинигами, которые из последних сил прикрывают его отход, а он, черт возьми, даже на шаг не приблизился к разгадке! Он был страшно подавлен последними событиями, все ещё не уверенный в том, что сможет победить Айзена, после того, как почувствовал чудовищный уровень его реяцу, и ситуацию нагнетало то, что его меч, его душа в этот раз отказывался прийти на помощь, преследуя лишь собственные цели! «Как же так, Зангецу? Почему именно сейчас? Ты ведь не раз выручал меня в самых безвыходных ситуациях, так почему именно сейчас ты повернулся ко мне спиной?!» Хичиго, бесшумно проходя неподалеку, вновь неопределенно хмыкал, но молчал. Времени больше не оставалось. Он испробовал все, что только можно, но одержать верх в бесконечных схватках не мог, раз за разом проигрывая обоим оппонентам, сражаясь до тех пор, пока не падал на твердую поверхность, полностью обессиленный и раненый. Секунды складывались в минуты. Минуты в часы. Атмосфера становилась все более нагнетающей, мрачной, беспросветной. Вода стала плотнее, настолько, что иногда становилось трудно дышать, и даже невозмутимый Хичиго порой как-то странно хватался за грудную клетку и жмурился, силясь понять, что происходит с этим миром. Нет, ответ был на ладони, а точнее, в потемневших от нахлынувшей на душу пустоты карих глазах. Почему-то было ощущение, что он делает что-то не так. Что с каждым новым сражением только отдаляется от верного ответа, однако, верный ответ не подарит облегчения. Даже хуже. Ответ – это открытые врата в душевный Пандемониум, в который он так страстно рвется. И перед этими вратами стоял его меч, не подпуская и близко, зная, что он загубит себя. Мудрый верный занпакто. Рядом что-то тихо прошелестело, и Ичиго поднял голову: в этой темно-зеленой водной мути Хичиго был ярким белоснежным пятном, неугасающим огнем во тьме; в его поведении все же произошли неуловимые изменения, которые почувствовал Куросаки, но вот какие именно – сложно понять. — Эй..! — Ичиго медленно поднялся на ноги и сердце дрогнуло, когда Пустой остановился и посмотрел на него через плечо, прищурившись. — Меня зовут не «Эй», знаешь ли. — Сквозь зубы процедил Хичиго, и рыжий невольно сглотнул. — Прости, я... Почему хоть ты не скажешь мне? Какой тебе толк с того, что я потеряю силу шинигами, ты же просто Пустой? Я ведь... Его слова прервал смех – даже не смех, а металлический скрежет, неприятно режущий слух: так звучит расстроенная скрипка, которую несколько лет не брали в руки и забыли, как на ней играть. — Какое мне дело? Ха-ха-ха, ты как никогда прав! Мне абсолютно нет до этого никакого дела, поэтому мне совершенно плевать, что тебе нужна помощь! Нет. Не то. Не тот голос. Показалось, что на маске возникла еле заметная трещина, и Куросаки это отчетливо почувствовал, глядя на удаляющуюся спину Пустого. Он вел себя по-прежнему ублюдочно, так же ублюдочно смеялся и проявлял присущий себе эгоизм, да вот только смех, которым он одарил униженного шинигами, больше не звучал с обыденным торжеством. Удар. Удар. Ещё удар. Он снова на грани того, чтобы проиграть, однако, больше не имел на это право. Из отведенных ему трех месяцев оставался в лучшем случае лишь час, и это чувствовали все трое обитателей внутреннего мира. Именно поэтому Тенса с таким остервенением размахивал Зангецу, стиснув зубы и что-то крича, но Ичиго его не слышал, вдруг став совершенно спокойным. «Все это время он пытался мне что-то сказать, но я был слеп. Я всегда был слеп к своему мечу. Может быть, все это время я искал не там? Может быть, ответ кроется в его рвении убить меня? Что же. Я должен рискнуть.» Плетеная рукоять занпакто медленно выскальзывает из разжавшихся пальцев, и в этот же самый миг черное лезвие пронзает тело Куросаки насквозь. — Ичиго... Ты понял..! — Побледневшими губами шепчет Тенса, и его взор застилает полупрозрачная пелена, которая, обратившись в маленькие капли, сбегает по щеке. — Ты все же понял! — Спасибо, Зангецу. — Ичиго улыбнулся впервые за столько месяцев, улыбнулся искренне и светло, однако, это чувство продержалось только мгновение, уступив место осознанию и боли. — Спасибо тебе за все. За то, что ты был рядом и защищал меня. За то, что помогал защищать других. — Ичиго! — Спасибо. — Ичиго!!! Он слышит этот голос, полный отчаяния и умирающей надежды, но внутренний мир, наполненный водой и маленькими домами, уже исчез, растворился, отступил. Обоняние защекотало что-то знакомое, что-то приятное и родное. Ичиго открыл глаза, и понял, что этот душистый запах принадлежал несколько сочным пятнистым яблокам, паре булкам хлеба и свертку с мясом; тело было покрыто маленькими капельками пота после приснившегося кошмара, а в горле стоял тяжелый ком. — Наконец-то соизволил проснуться. — Шинигами повернул голову и увидел хитро улыбающегося Хичиго, сидевшего совсем рядом. — Ну ты и соня, Король. Поешь-ка, а то ведь сколько не ел уже. — Зангецу..! — Хлеб и яблоки скатились с груди, когда Куросаки рывком поднялся, начиная судорожно дышать. Его Зангецу здесь, рядом, будто бы никогда и не пропадал... — Что такое? — Хичиго отзывается, с интересом разглядывая бледное лицо Ичиго. — Выглядишь не очень. Что снилось? — Зангецу... Я хочу спросить, если это можно. — Выдох. — Что стало с тобой, когда я потерял силу шинигами? Улыбка моментально покинула лицо Пустого и белые брови свелись к переносице. Было видно, что он напряженно раздумывает над ответом, а затем качнул головой. — Спросить можно, пожалуй. Хочешь получить полный и детальный ответ? — Хотелось бы... — Ну хорошо. Тогда смотри. — Белый гладкий лоб касается лба шинигами, и Куросаки оказывается в своем кошмаре вновь, в тот самый день битвы с Айзеном, но на сей раз он был в душе Хичиго. — Я не могу смотреть на него. — Тенса сжимает ткань плаща и прикусывает нижнюю губу. — Он в отчаянии! — Он в отчаянии. И все благодаря тебе. — Резко отвечает Зангецу, скрестив руки на груди и глядя на сгорбленную рыжеволосую фигуру вдалеке. — В этом виноват только ты. — Я?.. — А кто же ещё?! — Пустой, зарычав, хватает опешившего Тенсу за грудки и рывком притягивает к себе, глядя в округлившиеся от изумления глаза. — Если бы не твой тупой план, у нас с Ичиго была бы нормальная крепкая связь шинигами и занпакто! И он бы смог использовать Финальную Гетсугу Теншо без потери своих сил и ты об этом прекрасно знаешь! С древних времен эта атака была доступна лишь тем шинигами, которые смогли наладить со своими занпакто отношения, намного превышающие уровень обыкновенного партнерства, и мощь этой техники была столь велика и разрушительна, что вводила в ужас и зависть остальных шинигами, которые не достигли такого же совершенства, и поэтому правда об этой технике была искажена во избежание того, чтобы более амбициозные и опасные не смогли ею воспользоваться в корыстных целях! — Ты всегда презирал его! — В ответ заорал Тенса, впившись ногтями в белые кисти с такой силой, что на коже глубоко отпечатались лунки. — Ты презрительно относился к его слезам и слабостям! Ты ненавидел его всю жизнь и считал, что он недостоин такого как ты! Признай, что ты стал смотреть на него иначе только после того, как он стал шинигами и стал совершенно другим, не таким, как раньше! И я точно знаю, что как только он станет слабым, ты вновь отвернешься от него! — Ложь! Я согласен лишь с одним: я не любил, когда он плачет из-за глупостей, но я никогда не испытывал ненависть к этому кретину, потому что он – это я! А ты задурманил мне мозги, чертов квинси, сбил с правильного пути и навязал свою игру, чтобы наша с ним связь никогда не стала нормальной! — Потому что я не хочу, чтобы он стал шинигами!!! Тенса оттолкнул замеревшего Хичиго и отошел, обняв себя руками. Хрупкие плечи подрагивали, но это нисколько не тронуло Пустого. — Я не хочу, чтобы Ичиго стал шинигами, — повторил Тенса глухим голосом, — это заведомо путь в никуда. Он будет несчастен. Разве он счастлив сейчас? Разве эта дорога привела его к покою? Разве не поэтому его душа утопает в скорби и бессилии? — Ты глуп и слеп. — Верхняя губа чуть приподнялась, обнажая острый клык. — Утверждаешь, что любишь его, но не знаешь и сотой доли того, что он испытывает. Ха! Твой собственный эгоизм ослепил тебя! Поверь мне, если он овладеет этой неверной Финальной Гетсугой Теншо, то ты останешься единственным свидетелем того, как он медленно, но верно будет чахнуть! Сила шинигами дарит ему гарантию того, что его родные будут в порядке, потому что он сможет оградить их от любого зла! Он знает это, он уверен в этом, как ни в чем другом, и горечь будет пожирать его сердце при виде того, как его человеческие друзья будут бежать убивать Пустых в то время, как он сам не будет в состоянии даже увидеть их! — Нет... Это... Это все ложь..! — Да ну. — Хичиго хищно ухмыльнулся, и гелиодоровые радужки угрожающе сверкнули. — Думаешь, его истинный занпакто и настоящая часть души стал бы лгать о таком? Тенса, вздрогнув так, словно бы ему дали пощечину, стремительно убежал, вызвав у Пустого оскал - он прекрасно знал, на что давить. Угадать бы только с моментом. — Эй! — Ичиго зовет его. Нет, не зовет. Просто окликает, как какое-то чужеродное существо, паразита, по неприятной и чудовищной ошибке попавшего в это тело. Эй, а не Зангецу. И Хичиго все же не выдерживает, чувствуя себя на пределе. Он был могущественным, сильнейшим занпакто, и мало кто из нынешних мечей мог составить ему достойную конкуренцию. Однако, как и в каждом разумном существе, в нем жил глубинный страх смерти, страх того, что он прекратит существовать. Его сущность Пустого дарила малую надежду на то, что после использования Финальной Гетсуги Теншо он не умрет, но вероятность этого была очень мала. Если бы только знать, что будет дальше, ведь неопределенность пугает больше всего. Так было всегда, и не только для людей. «Я не Эй, черт бы тебя возьми! Мое имя Зангецу! Зангецу!» Ичиго не слышит. Ичиго лепечет что-то о помощи, о том, что Хичиго – какой-то там Пустой, и ему ничего не будет от того, что откроет тайну. Конечно ничего, всего лишь умрет. От этой мысли Зангецу смеется – громче обычного, так, что становится противно самому, и уходит, стараясь больше не смотреть в сторону глупого рыжего шинигами, который своими словами зачеркнул остатки надежды на спасение. Он спит. Измученный, бледный, больше обычного похожий на нормального ребенка своих лет. Его дыхание вырывалось из приоткрытых тонких губ, и Зангецу, сидевший рядом и обняв колени руками, наблюдал за каждым вздохом и выдохом, сопровождавшихся движением грудной клетки. «Ты проиграешь, Король. А знаешь, почему? Потому что ты тот, кто ты есть. С самого детства ты не позволял себя обижать и давал сдачу на любой выпад, любой удар, из-за чего у тебя было гораздо больше проблем с окружающими, нежели если бы ты просто стоял. Тебе и в голову не придет, что ключ к победе – опущенный меч. Смирение. Принятие. Впрочем, я не удивлюсь, если ты сможешь это понять. Ты тот, кто совершает невозможное вопреки всему.» Ичиго действительно понял, в самый последний момент, когда острие клинка уже невозможно было отвести в сторону, и оба Зангецу это четко поняли в тот миг, когда черная сталь пронзила плоть их хозяина. Пути назад уже не было, все решила судьба. Он растворяется. Уходит. Навсегда покидает свой мир. Хичиго судорожно отделяется от Тенсы, кричит какие-то угрозы, однако понимает, что это конец. Ожидание неизбежного накрыло Пустого с головой, и тот лишь смотрел ввысь, где все ещё сияло что-то ярко-рыжее. — Как думаешь, квинси. — Голос звучал сухо и совершенно спокойно. — Я умру? Тенса не ответил, молча наблюдая за тем, как белоснежная ткань шикахушо распадается на частицы, и Зангецу остается совершенно обнаженным. Маска сливается с его лицом, тело обрастает шипами, и появляется длинный, толстый, тяжелый хвост. — Как думаешь, — говорил Пустой, терявший свою сущность занпакто, — я смогу вернуться сюда снова? Тенса прижимает ладонь ко рту и отступает, видя, как из бездны поднимаются черные щупальца и обхватывают белое туловище Хичиго. Он, рассмеявшись в последний раз, исчез во мраке, и мир очистился, став абсолютно пустым и голым, словно перворожденная земля. Ичиго с тихим вскриком отстраняется, упираясь ладонями о постель и чувствуя, как многочисленные капельки пота стекают со лба, щек, шеи. — Король? — Я не могу дальше смотреть. Не надо. — Ичиго качает головой, думая о том, что увиденное навсегда врежется в его память. Чудовищная истина острой пикой пронзила сердце, не давая дышать от нахлынувшей боли: он обрек собственный занпакто на ТАКОЕ, и даже то, что он не ведал и половины правды, нисколь не умаляло его вины. — О-о нет, нет-нет-нет, только не твое вечное угрызение совести, хватит! — Хичиго, рыкнув, схватил шинигами в охапку и стиснул так, что тот сдавленно пискнул. — Только не вздумай депреснячить по такой херне! Я здесь, живой и здоровый, сильный как никогда и довольный как сука, ну что ещё надо? Я просто впал в спячку, вот и все. И чтобы пробудиться, мне нужен был толчок, который любезно предоставила юная мадам Кучики. Ясно? Нечего тут убиваться. И вообще, лучше бы о другом подумал! — О чем это? — Куросаки не сдержал улыбки: Зангецу был прав, тысячу раз прав. То прошлое уже далеко позади, и главное уметь ценить то, что происходит сейчас. А сейчас почти все было замечательно. — Об истинной Финальной Гетсуге Теншо, конечно же! — Точно! — Ичиго встрепенулся и отстранился. — То, что ты говорил про сохранность сил после её использования – правда? — Конечно. — Зангецу вскинул подбородок, скрестив руки на груди. — Я же занпакто, я все об этом знаю. Но опять же, эта сила не без подводных камней. — Сила связи, да... Но разве между нами не..? — Близко, очень близко. Но для того, чтобы получить возможность использовать её, мы должны стать с тобой единым целым. — Э? — Ичиго озадаченно моргнул, однако после того, как Хичиго похабно улыбнулся, все встало на свои места, а на щеках расцвел румянец. — Т-то есть, мы?.. — Все вер-рно, Король. Мы должны переспать. — Проведя синим языком по верхней губе, Зангецу завалил Ичиго на спину и поиграл бровями. — Я готов совершить этот ритуал прямо сейчас и не по одному разу, пока этот дырявый где-то шатается. — Я же говорил, что не собираюсь быть... Ну ты понял! — Сильные ладони упираются в грудь Пустого, но Зангецу по-звериному рычит, не отступая. — У тебя выбора нет. — Выбор есть всегда! — Только не со мной. — Это уже насилие! — Во время процесса ты будешь думать иначе. — Зангецу! — Ну что, черт тебя подери! — Недовольно ворчит Хичиго, скалясь. — Я-то думал, что ты будешь терзаться такими глупостями навроде того, что тебя хочет отыметь твой меч, да ещё и мужского пола, а тебя парит только позиция снизу! Это нифига не нормально! — Не нормально то, что я хочу тебя отыметь?! — Да! — Ну... Да, согласен. Желать трахнуть свой меч, звучит как-то... Господи... Но быть трахнутым им же - ещё хуже! — А вот ничего не хуже! — Завали! Они сцепились уже в который раз и стали кататься по постели, пытаясь взять верх над оппонентом, матерясь и покрывая друг друга самыми нелицеприятными обзывательствами на чем свет стоит, но продолжалось это ровно до тех пор, пока Ичиго не ткнулся лицом в булку хлеба. — Секунду. — Мощным пинком шинигами все же отпихнул от себя взревевшего Пустого. — А еду вы откуда взяли? Тут же кругом пустыня? — А, херня. В Руконгае одного богатея ограбили. — О, пон... ЧТО?! — Что слышал. — Усевшись, Хичиго прочистил мизинцем ухо. — Джагерджак сказал, что вся жратва, которой кормились Соуске и его прилипалы, сгнила давным давно, а тебя кормить чем-то надо. Ну и пока ты видел сны обо мне красивом, мы смотались в Сообщество душ, попали в какой-то лютый район, грабанули пару таверн и вернулись сюда. Делов-то. — Да вы с ума сошли! Про вас же расскажут! — Не расскажут. — Серые губы расползлись в кровожадной улыбке. — Некому рассказывать. — Боже. — Ичиго, закатив глаза, все же откусил кусочек от хлеба, и как-то вдруг осознал, что действительно жутко проголодался, поэтому с едой, что притащил Зангецу, было покончено за считанные минуты. — Хороший шинигами, хороший мальчик. — Зангецу, ухмыляясь, похлопал жующего Ичиго по макушке, за что схлопотал подзатыльник, сопровождающийся угрюмым взглядом. – Теперь я буду за тебя спокоен. Ну почти. Я все гадаю, когда же ты про это вспомнишь. — Про что? — Куросаки вытер губы рукавом белой арранкарской формы. — Что я забыл? — Про существенный промах в нашем плане спасения жопы дырявого. — А точнее? — Твое тело, кретин. Ты помнишь, что если оставишь его надолго, то станешь шинигами навечно? На лице Ичиго отобразился ужас – как он мог забыть о такой важной вещи?! — И что делать-то теперь? — Что-что. — Хичиго отвел взгляд, недовольно хмурясь. — Ничего. Я на сто процентов уверен в том, что тобой занялись. — О чем ты? — Скоро узнаем. А сейчас поднимай свою жопу и идем тренироваться. Если ты думал, что получил каникулы, совершив геройский поступок, то глубоко ошибался. Я договорился с Джагерджаком, и мы оба будем из тебя мозги вытрясать. Че встал? Вперед на мины!