Енхо/Юта
6 августа 2017 г. в 20:46
Когда Енхо впервые увидел Юту, он подумал, что такой как он должен петь о смерти. Он будет петь о смерти, и именно так вдохновит других жить. У Юты за спиной была гитара, а темная челка почти закрывала глаза. Он улыбался, но Енхо видел, что улыбка у него вымученная, не настоящая, натянутая.
- Меня зовут Юта, - протянул руку тот, все еще улыбаясь, и Енхо пожал ее.
- Со Енхо, - представился он.
Юта сжигал яичницу, рис и портил даже обычную лапшу. Его нельзя было подпускать к плите. Вместо этого он писал красивую музыку и тексты. Не себе, другим. И их охотно покупали.
- Я не хочу петь, - говорит Юта, наблюдая, как Енхо готовит им ужин. – Не хочу становиться звездой, видеть свое лицо на билбордах, слушай, нафиг это. Я просто хочу делать то, что люблю. Тем более, что мне за это платят.
Енхо соглашается, мешая овощи на сковороде.
Юта выбрал для всех их комнат цвет стен – белый. Ничего оригинального, просто белый. Енхо было все равно, это не имело абсолютно никакого значения. Какой вообще к черту цвет, когда за стеной бьют по гитарным струнам?
Но Енхо бы его бросил. Он бы все это бросил. Юту с его гитарой, белые стены, высокие потолки. Необходимость готовить им завтраки, обеды и ужины. Но он не может. Юта ведь без него не выживет, скорее всего. Напишет свою последнюю песню-шедевр и вскроет вены в ванной. Он хоть и не тупой подросток, но и не обычный нормальный человек. Больше тянет на пациента психлечебницы. Енхо это видит прямо перед собой каждый день. Такое ломкое, хрупкое, очень особенное создание. Бежать от такого нужно и не оглядываться. И следы за собой выжечь огнем, чтобы не нашли никогда, не обвинили ни в чем. О чем Енхо только думал, связываясь с ним?
Он снимает сковородку с огня, ставит на подставку и подходит к Юте. Опускается перед ним, кладет голову ему на колени и замирает. Юта гладит его по волосам бездумно, напевает что-то себе под нос.
- Ты знаешь, что никто в здравом уме не будет с тобой? – говорит Енхо глухо.
- Ну почему же. Ты будешь. - Юта наклоняется и целует его в волосы. – Ты уже со мной.
Енхо глухо стонет. С Ютой тяжело. Совсем не потому, что он пишет песни в три ночи и не потому, что сжигает завтраки. Юта говорит «все в порядке» и отводит глаза вниз и влево. Так делают когда лгут, Енхо видел. Он знает, что все не в порядке. Что Юту гложет что-то, каждый день, просто он не говорит. Ну не могут же обычные здоровые люди отказываться от славы и так красиво писать о смерти?
- Я люблю тебя, - Юта продолжает гладить Енхо по голове. – Расскажи мне, в чем дело?
- Сначала ты мне расскажи.
- Так дело во мне?
Енхо молчит. За окном совсем темно, только горят звезды в небе и фонари-искорки вдалеке.
- Я тоже тебя люблю.
В этом кроется ответ на вопрос о том, почему Енхо все еще не ушел. Юта то справится. Напишет вместо одной песни десять, будет пить неделю, разобьет любимую гитару о пол. А потом успокоится. А вот Енхо не сможет. Любит он до боли это ломкое и хрупкое, и всю боль в Юте тоже любит.
- Хороший мой, - шепчет он, приподнимаясь, и немного неловко целуя Юту в губы. – Просто скажи мне, когда ничего не будет в порядке. Мы со всем справимся. Хорошо?
Юта не понимает, хоть и кивает «да».
- Хорошо.