01:15

Юкхэй бесцельно щелкает пультом, переключая каналы телевизора, пока, наконец, не останавливается на футбольном матче. Чону, который устроился с ноутбуком на полу между ног Юкхэя и опирается о диван спиной, на полминуты поднимает голову от своей исследовательской работы и смотрит на бегающих по полю игроков. Для него это просто двадцать два человека на зеленом поле и один белый с черным мяч. Юкхэй гладит его по волосам и чуть толкает в плечо коленом. Они годам к двадцати пяти, если доживут, переживут все кризисы в отношениях. Как пережили вареную морковь и подкроватных монстров в детстве, сломанную руку и невзаимную первую любовь в семнадцать и месячный разрыв друг с другом в двадцать один. После этого месяца поняли, что друг без друга они не могут и лучше сразу подохнуть тихо-мирно, чем травиться бухлом, сигаретами и бессонницей, искать кого-то еще и не находить, и гордо делать вид, что «это не я плачу, это потолок протекает, у соседей сломалась стиральная машина, видимо. Пойду к ним, проверю». Не то чтобы кто-то из них понял что-то там про эту вашу любовь. Юкхэй сначала был готов родину продать за губы Чону, а потом на телефонные звонки не хотел отвечать так сильно, будто стекловаты в горло напихали, и она говорить мешает. Чону не отставал. Добрался до своей большой и светлой через несколько чужих рук, решил, что полюбил до гробовой доски, а потом делал вид, что ему наплевать на юкхэевские обвинительные сообщения посреди ночи с кучей вопросительных и парой матов. - Скажи мне, - просит Юкхэй, - кто был до меня? - До тебя? – Чону удивляется. – Не было у меня никого до тебя. Ты один такой. Он почти не врет. Юкхэй и правда один такой, Чону за него держится и решил для себя, что любить будет до гробовой доски. Не то чтобы ему память отшибло и он других не помнит, просто делает вид. Юкхэй собственник, спрашивает спокойно, но в этом его спокойствии ревности через край. Он ничего не скажет, ничего не сделает, знает, что ему врут, но зачем нервировать лишний раз? Лучше говорить нежности, целовать руки и губы, давать свои футболки поносить без возврата. - Ты ведь, наверное, со всеми так, - говорит Юкхэй, когда Чону обнимает его со спины за талию и целует в шею, пока тот курит у открытого окна. - Какими такими всеми? – интересуется Чону устало. – Я тебя люблю. Каких «всех» я еще любить-целовать должен? Чону полез сразу после ссоры, хочет помириться на полуслове, хочет не тащить этот бред в завтра, у него есть еще десять минут, на часах двадцать три пятьдесят. Ничего они не знают о любви. Даже когда Чону тащит Юкхэя в травмпункт, а у того со лба капает кровь и он почти без сознания, опирается на Чону всем весом. А там их заставляют сидеть в очереди, а у Юкхэя ресницы от крови склеиваются. Чону тогда устроил скандал. Сначала в травмпункте, чтобы их без очереди пустили, а затем Юкхэю дома, чтобы больше не лез куда не просят. Даже когда Чону лежит почти при смерти, он смеется над Юкхэем, который вызывает ему скорую и рассказывает в трубку про температуру тридцать девять. - Меня изнутри, - доверительно сообщает Чону, схватив Юкхэя горячими пальцами за запястье, - как будто чем-то раскаленным и тупым пилят. А ты даже не знаешь, каково это. Чону трется щекой о колено Юкхэя и закрывает ноутбук. Чону солнышко, хороший мальчик, всегда поделится обедом, займет денег на проезд без возврата, даст свою кофту погреться, сдает работы задолго до, никаких дедлайнов. Юкхэй, конечно, не такой идеальный, но тоже старается не отставать. Ни черта они не знают про любовь. Зато про боль к двадцати трем очень много выучили. Разбитая губа, синяки после драк, больницы и капельницы, ссоры, расставание, и все злые слова-упреки. Они каждое оскорбление в свой адрес от друг друга складывают в сердце на отдельную полку, дают срок годности в года четыре-три, и только потом выкидывают. Не могут друг без друга, не могут не делать друг другу больно, не могут не быть собой. Чону хороший мальчик, но все же не до конца. И с правой бьет так, что в глазах звездочки, Юкхэй лично проверял. Еще больше, чем про боль, они знают про счастье. Счастье – это когда вместе, и не важно, весело ли, пьяно, или держать за руку сидя у больничной койки. Или сообщениями и звонками, уточнять как дела, когда увидимся, не видел тебя уже четыре дня, скучаю. Две одинаковые связки ключей – вообще полный восторг. Широкая кровать, вздохи-стоны, шум машин за окном. Главное, что в эту секунду они вместе, и никакая гробовая доска не маячит, да и вообще в эту минуту смерти нет. Юкхэй наклоняется и целует Чону в лоб. Тот находит его руку, чтобы сжать в очередном «не отпущу никогда». Счастье – это когда вместе, пусть даже черт знает, чем это кончится.