Знахарка и охотник

Побродив по лесу около трёх часов, мы с Алеком выходим к моей ели. Я набрала несколько пучков разных трав, с которыми, к счастью, не нужно долго возиться. Достаточно будет высушить их и зимой использовать по мере необходимости. Предлагаю Алеку немного передохнуть и поужинать, потому что основная работа впереди. Сегодня передо мной стоит непростая задача. Нужно будет собрать дурман-цветы. Они цветут всего пару дней в начале июня и важно не упустить этот момент. Дурман-цветы получили своё название из-за яркого, сладкого до приторности, аромата, которым, словно удушливым облаком, накрывает каждого, кто оказывается в непосредственной близости от этого красивого, но коварного растения. Цветки ослепительно-белого цвета с еле заметными розовыми прожилками начинают распускаться днём, но полностью раскрываются ближе к рассвету. На внутренней стороне мясистых гладких лепестков появляются мелкие капельки прозрачной, немного тягучей, жидкости. Именно в ней и кроется главная ценность дурман-цветка. Мазь, приготовленная на основе лепестков, обладает великолепными заживляющими свойствами. Вот только запах дурман-цветов… уже после нескольких вдохов, человек ощущает лёгкую эйфорию и головокружение, которое постепенно сменяется головной болью, тошнотой и нарастающей апатией. Если продолжить вдыхать ядовитый аромат, то тело покроется красной зудящей сыпью. Известны случаи, когда люди даже умирали, задохнувшись на смерть. Закончив возиться с травами, я осторожно складываю пучки в корзину. Перевожу взгляд на Алека. Мы почти не разговаривали с ним после того, как покинули деревню. Он сидит у разведённого им же костра, свежуя подстреленного ранее кролика. У него хмурый сосредоточенный вид. Усмехаюсь про себя, такой Алек мне гораздо привычнее, можно сказать, роднее. А всё-таки он красив. Чёрные густые волосы, вечно взъерошенные, потому что почти всегда они чуть длиннее, чем нужно бы… интересно, какие они на ощупь? И как бы Алек отреагировал, если бы я зарылась пальцами в его волосы на затылке, проводя ногтями осторожно по коже?.. Но больше всего в нём мне нравятся его глаза. Я никогда не видела море в живую, но всегда сравниваю цвет его глаз именно с ним. Ярко-синие, когда охотник спокоен, они темнеют, когда он злится. Но не только… я помню его глаза, тогда под елью, когда он держал меня за подбородок и вглядывался в моё лицо потяжелевшим потемневшим взглядом. И его губы были так близко… делаю судорожный вдох, пытаясь прогнать то ли воспоминание, то ли наваждение. Алек отрывается от кролика, вскидывая на меня вопросительный взгляд, а я ощущаю как предательский румянец разливается по щекам. — Есть хочется, — говорю первое, что приходит в голову. Но по едва заметной улыбке, которая трогает его губы, понимаю, что вряд ли он верит моим словам. — Потерпи ещё немного, скоро наш ужин будет готов, — произносит он, не спуская с меня глаз. Я не отвожу взгляда, теряясь в яркой синеве, ощущая как по телу медленно разливается неизвестное мне ранее тепло, а щёки начинают алеть ярче. Злость на Алека уже прошла, сейчас вместо неё внутри лишь смятение от смешанных эмоций, что вызывает во мне охотник. — Я… — сглатываю нервно, образовавшийся в горле комок, пытаясь избежать возникшей неловкости, — чай, мы же будем пить чай, — произношу сбивчиво. Дух лесной, и чего я так разволновалась? Вскакиваю на ноги. — Я наберу чистой воды, — хватаю небольшой, закопчённый с внешней стороны, металлический котелок, и быстрым шагом направляюсь в сторону ручья, что протекает в паре минут ходьбы от ели. -//- Набрав воды, ставлю котелок осторожно, чтобы не расплескать содержимое, рядом. Опускаюсь на корточки, погружая ладони в прохладную воду. Ручей не широк, его можно перепрыгнуть, на замочив ноги. Течение медленно-ленивое, а возле берега и подавно: водная гладь спокойна и в её поверхности могу разглядеть собственное отражение в лучах заходящего солнца. Висла говорит, что я очень похожа на маму. У меня такие же рыжие волосы и глаза зелёного цвета. С короткими волосами бегать по лесу было бы проще. Но я не обрезаю их в память о маме, у которой, по словам бабушки, коса была до пояса. Вижу себя в отражении. Светлая, хоть и тронутая загаром кожа, небольшой, чуть вздёрнутый нос, усеянный веснушками, с которыми я безуспешно пытаюсь бороться уже который год. Настой из корней девясила высокого помогает, но жаль, что лишь временно, до первого «солнечного поцелуя». Как же я намучилась из-за своей внешности! В нашей деревне, да и не только в ней, даже в Аликанте, почти не рождаются рыжие дети. Если встречается человек с таким цветом волос как у меня, обычно он оказывается пришлым. Наше поселение не из глухих, относительная близость к столице и тесные торговые связи с ней, дают о себе знать. Часто к нам заглядывают гости, да и большинство местных раз в год, а то и чаще выбираются в столицу. Поэтому взрослые, если и косились на меня, то молча, не смея обижать и ссориться со Старой Вислой. А вот дети… неприятный холодок проходит по позвоночнику, когда я вспоминаю как не раз и не два приходилось улепётывать от Лидии, Алека и их «банды». И кто только им рассказал, что за морем живут злые ведьмы, узнать которых можно по длинным рыжим волосам и глазам цвета молодой сочной зелени? Алек… рассматриваю своё лицо, словно вижу впервые. Пытаюсь взглянуть на себя его глазами. Интересно, он считает меня красивой? И вновь мысли сворачивают в привычную в последние дни колею. Бью ладошкой по водной глади, возвращаясь из раздумий к реальности. Не о том я думаю, ох, не о том. -//- — Элли, — оборачиваюсь на голос Алека. — Всё нормально? Тебя долго не было. — Да, — киваю я. — Просто задумалась. Охотник присаживается рядом, опускает руки в воду, тщательно смывая с них кровь, оставшуюся на ладонях и пальцах после разделки кролика. На нём надета чёрная рубашка из тонкой, но очень прочной ткани. Рукава закатаны до локтя. У него красивые руки — с широкими ладонями и длинными сильными пальцами, прикосновения которых, как я уже могла убедиться, могут быть очень нежными. Алек заканчивает умываться, легко вскакивает на ноги. Он проводит ладонями по предплечьям, а потом забавно трясёт руками, избавляясь от капель воды. Я не могу сдержать улыбки. В этот момент грозный охотник напоминает мне кота Иззи, который также тряс лапой, когда впервые прошлой зимой вышел из дома и наступил в снег. Алек протягивает мне руку. Я смотрю на него. Он чуть приподнимает уголки губ в полуулыбке, спрашивает мягко:  — Перемирие, Элли? Я хватаюсь за его ладонь правой рукой, забывая о ране. Охотник осторожно тянет меня вверх, помогая подняться, но боль, пронзающая плечо, заставляет дёрнуться и мои пальцы выскальзывают из его все ещё влажной и скользкой ладони. Наверное, я бы упала, но реакция Алека молниеносна. Я даже не успеваю испугаться, как оказываюсь прижатой к его телу. Алек немного выше меня. Он склоняется ко мне, аккуратно пальцами пробегаясь по правому плечу, проверяя не сбилась ли повязка под рукавом рубахи. Заглядывает в глаза, спрашивая обеспокоенно:  — Как ты? Не больно? — Всё нормально, — выдавливаю из себя, пытаясь одновременно восстановить сбившееся дыхание. Такая близость Алека, когда я стою, почти уткнувшись носом ему в шею, сразу заставляет меня напрячься. Я вдыхаю запах его тела, в котором различаю нотки, отдалённо напоминающие немного пряный горьковатый аромат сушёных листьев грецкого ореха, понимая, что лёгкое головокружение вызвано совсем не испугом. Алек не предпринимает и малейшей попытки отстраниться от меня, судорожно вцепившейся в его рубашку. Осознав, что я сама прижимаюсь к нему, отпускаю ткань, мягко освобождаясь из объятий охотника. Произношу тихо:  — Спасибо, что не дал упасть. Алек лишь кивает в ответ и медленно, словно нехотя, отступает от меня на пару шагов назад. Подхватывает котелок с водой, о котором я и вовсе забыла. И в полном молчании мы возвращаемся к костру. Я занимаюсь приготовлением травяного чая, также выкладываю на чистый кусок ткани, принесённый из «шатра», прихваченный из дома хлеб и несколько съедобных кореньев. Алек заканчивает с кроликом, раскладывает мясо на деревянную тарелку, что также находит в моих закромах, и ставит на импровизированный стол, усаживаясь напротив меня. — Алек, — обращаюсь к охотнику, когда мы, закончив с ужином, потягиваем чай. — Я хочу извиниться. Он усмехается:  — Начало мне определённо нравится, продолжай, — и уже не сдерживает улыбки. Делаю глубокий вдох, косясь на Алека. Он выглядит так, словно был уверен, что рано или поздно я начну этот разговор. Что ж… — Я разозлилась на тебя зря. Это не твой секрет и ты не имел права ничего мне рассказывать, — нескольких часов, проведённых в лесу, вполне хватило, чтобы злость на бабушку, Роберта и Алека улеглась и я смогла трезво обдумать всё произошедшее. — Если и нужно на кого-то обижаться, то на бабушку. Извини, — смотрю прямо в его глаза, — мы оба давно повзрослели и можем общаться спокойно и… — пытаюсь подобрать правильное слово, — конструктивно, — киваю, понимая, что, наверное, в первую очередь, пытаюсь убедить в этом себя, — и по-дружески. А ещё… — запинаюсь, сомневаясь, стоит ли говорить то, что я собираюсь сказать охотнику. Всё же решаюсь, выпаливая почти скороговоркой: — Мне приятно, что ты заботишься обо мне. Но не стоит делать ничего сверх необходимого, если… Я замолкаю, не закончив, потому что Алек резко поднимается на ноги. В один шаг он оказывается рядом со мной, присаживаясь рядом. — Элли, — Алек больше не улыбается. Он выглядит сосредоточенно и решительно. — Я не хочу общаться с тобой по-дружески и, — всё же усмехается, — конструктивно. Алек пододвигается ещё ближе, а я отшатываюсь от него, понимая, к чему он ведёт. Я жалею о том, что сказала ему. Я попробовала сделать шаг навстречу, но, видимо, зря. Его слова ранят меня. Так обидно, что он отталкивает меня. Обидно, что я просто вообразила себе невесть что, насчёт его возможной симпатии ко мне. — Я всё поняла, можешь не продолжать, — говорю тихо, чувствуя как в носу начинает щипать. Пытаюсь встать на ноги, но Алек кладёт ладонь мне на левое плечо, легко удерживая на месте. — Дослушай меня, Элли, — говорит спокойно, а мне хочется ударить его за это спокойствие. — Зачем? Я вообразила лишнего и… дух лесной, как же всё глупо получилось, — сбрасываю руку Алека, вскакивая на ноги. — Элли! — он повышает голос, вслед за мной оказываясь на ногах. Перехватывает меня за талию, не давая уйти. — Выслушай меня до конца, — притягивает к себе так, что между нашими телами почти не остаётся просвета. Я еще дёргаюсь пару раз, но сразу понимаю, что это бесполезно. Опускаю голову, чтобы не видеть его лица, его взгляда, наверняка, равнодушно-насмешливого:  — Договаривай и покончим с этим. Алек берёт меня за подбородок, приподнимает моё лицо так, что я вынуждена взглянуть ему в глаза. Он вздыхает, произносит с грустной улыбкой:  — Я не смогу дружить с тобой, Элли. Не смогу относиться к тебе так, как Джейс, считающий тебя сестрой. И это не потому, что я ненавижу тебя или ты мне безразлична. Ты мне нравишься. Всегда нравилась, но раньше… хотя это сейчас неважно, — Алек не сдерживает улыбки, видя как я меняюсь в лице. Но почти сразу вновь становится серьёзным: — Что скажешь, Элли? — задаёт он вопрос. — Есть в твоей жизни место ещё для кого-то, кроме леса? Хороший вопрос… знать бы ещё, как на него правильно ответить.