Суровые будни охотника за нечистью

Рядом с остроухим я чувствовал себя слоном, если честно. Что ни шаг – то заскрипевшая половица, хотя я всегда считал, что мои навыки охотника достаточно развиты, чтобы передвигаться бесшумно и незаметно. Скорее всего, это просто доски слишком ветхие, да. Однако при всем этом от Кою не было слышно ни малейшего шороха. Постоянно оглядываясь, словно воришки – хозяева могли вернуться в любую минуту, и мне не особо хотелось быть застигнутым врасплох с колбасой в зубах, - мы спустились в погреб. В нос тут же ударил целый букет запахов: легкая сырость, типичная для любого подвала или подземелья, терпкая древесина и уже гораздо более сильный запах копчений и разносолов. Давясь слюной, я закрыл за собой дверь и выпустил несколько «светлячков» на волю, чтобы в полной мере осмотреть все богатство, представшее перед нашими глазами: под каменным потолком на крюках висели огромные свиные окорока, гирляндами развешаны сосиски и колбасы, на полу стояли пузатые бочки, под завязку набитые всякой снедью, а возле стен – явно со спиртным, о чем говорили характерные вбитые краники. Я мог поклясться, что если хорошенько поискать, то найдутся заначенные старостой стопки и краюха хлеба, поискам которых я и занялся. Такашима неуверенно мялся около двери, но я-то видел каким голодным и вожделеющим взглядом он окидывал это богатство, да у меня и самого желудок едва ли не прилип к позвоночнику. – А ничего, что мы тут… – Ничего, – прокряхтел я, простукивая стены на наличие подозрительных полостей или шатающихся камушков. – Считай, все включено в гонорар. Ты не стой столбом, не стесняйся... Ага, вот оно. Один камень в кладке все-таки поддался, и в захоронке я обнаружил заботливо замотанную в тряпицу стопку и буханку хлеба, даже не надкусанную. Отломив кусок, я повернул стороной окорок, который висел ближе всего к стене, и с довольным хмыканьем обнаружил надрезанную шкурку. Перекус для эльфа был сейчас гораздо важнее, чем подпорченная перед женой репутация старосты, поэтому я, не особо колеблясь, достал из голенища сапога нож и отрезал смачный кусок на бутерброд. Далее по плану полагался осмотр бочек, и в первой же оказались хрустящие малосольные огурчики, тут же опробованные на зуб. Положив своеобразный бутерброд на сдвинутую крышку, я закатал рукав и как следует пошарился в бочке, тут же выловив еще одну добычу. – Чего же ты стоишь, как не свой, располагайся, словно у себя дома, – подбодрил я остроухого, вручая ему хлеб с окороком и не надкусанный огурец. Тот поначалу стыдливо прижал ушки – совесть, видимо, еще не успела сдать пост обжорству, – но затем накинулся на еду с такой силой, будто его месяц на цепи держали впроголодь. Перед глазами всплыло воспоминание недавно увиденного торса, и я, поморщившись, с усилием прогнал его. Быстрая регенерация – оно, вроде бы, и хорошо, но и изуродовать может. – Здесь лучше, чем дома, – пробурчал Такашима с набитым ртом, но достаточно внятно, чтобы я смог разобрать его слова. Внезапно мою голову посетил вопрос, который все время вертелся на грани сознания, но который я никак не мог словить за хвост: а каково там, у эльфов? На родине Кою? Народ был полон легенд о лесах, в которых проживают остроухая раса, но лично я не видел в них ни капли правды. Верующие до мозга костей брюзжали о разврате, который там якобы царит; многие предполагали, что эльфы питаются одними лишь овощами, поэтому занимаются земледелием; большинство же магов, охотников, знахарей и прочих существ с намеком на разум предпочитают вовсе о них не судачить – не суди, да не судим будешь. Не такая уж это болтливая раса, чтобы знать что-либо достоверно, а за лживые домыслы иногда можно хорошенько получить на орехи. «По орехам», – однажды язвительно перефразировал поговорку братец. Так что быт этой расы оставался для меня тайной, покрытой мраком, которую я, впрочем, не стремился разгадывать по причине ненадобности. Но не сейчас, когда сражаюсь бок о бок с одним из ее представителей. – А у тебя дома – это… как? – решился задать вопрос я, пытливо поглядывая на Кою. Тот уже сел на одну из бочек и доедал последние остатки бутерброда. Я поспешил сделать ему еще один. – «Как», говоришь… – протянул он, и от меня не укрылось, как потускнел его взгляд. Я уже успел пожалеть, что затронул эту тему – по лицу было видно, что она не из приятных. Такашима в свою очередь гипнотизировал взглядом оставшийся у него в руках объедок огурца, а затем раздался громкий хруст. – Скучно. Пожалуй, этот ответ я ожидал менее всего, поэтому мои брови удивленно взлетели вверх. – Разве? – А ты как думал? – Никак, – честно признался я. – Зато в народе про вас ходит очень много баек. – Людей хлебом не корми – дай только языком почесать, – философски пожал плечами Кою. – Такого наплетут, что уши отвалятся. Не люблю беспочвенные сплетни. Но если бы я выбирал жить среди эльфов или среди людей… я, пожалуй, выбрал бы второй вариант. – У нас лучше или не настолько плохо? – мой коварный вопрос заставил остроухого задуматься. Я пересекался со многими представителями самых разных рас, которым волей-неволей пришлось жить среди нашего племени, и они, как оказалось, ассимилировали отнюдь не от хорошей жизни. Мне вдруг стало интересно, что же вынудило эльфа искать сотрудничества с людьми. «Я хочу защитить себя и свой клан», – вспомнились мне слова Такашимы при нашем первом знакомстве. – «Мы живем на границе, поэтому регулярно страдаем от нападений нечисти. Если так и дальше продолжится, то наш род вымрет». – У вас своеобразно, – вынес свой вердикт Кою. Я тем временем критически оглядел пустые стаканы, дунул в них, а затем заполнил из ближайшей бочки, металлический блеск краника которой так заманчиво поблескивал в полумраке. Ушастый кивнул, принимая у меня стакан, до краев заполненный вином. – Когда я только-только пришел на ваши земли, то в первую очередь раскошелился на услуги мага, чтобы тот с помощью иллюзии на какое-то время замаскировал мои уши. Как и о нас ходят слухи среди людей, так и о людях ходят слухи среди эльфов. Причем они настолько сумбурные и неоднозначные, что впору стать и биться головой об стенку. Перед дорогой я специально расспросил всех своих знакомых, но вместо ответов на вопросы я накопил еще больше вопросов. Аскеты и сорвиголовы, воины и лежебоки, доброжелательные и воинственно настроенные – все это о вас. Я был воспитан так, что не воспринимал двусмысленности, мыслил четко и направленно, а ваша раса буквально заставляла сходить меня с ума. То на меня едва с вилами не накинулись, то в одном пабе задаром напоили так, что на следующее утро я не помнил где я, кто я, а мой кошелек и лук таинственным образом ушли вместе с давешними собутыльниками. То меня хотели зажать в какой-то подворотне, а как выяснилось, что я мужчина, горе-соблазнитель завизжал и рухнул без сознания. Я бы, наверное, сошел с ума, если бы не Таканори. – Этот мелкий? – насмешливо фыркнул я. – Зря ты так пренебрежительно о нем, он тот еще пройдоха! – засмеялся Кою, вскочил с бочки и взял крышку, держа ее на пальцах, как матерый разносчик, и ловко лавируя между «препятствиями». - Он вредный и ворчливый, но добрый на самом деле. Мы с ним подружились именно тогда, когда чары перестали действовать и все ясно могли видеть к какой из рас я принадлежу. К чужаку отнеслись лучше, чем к своему. Странно, не правда ли? Он помог вернуть мне лук, который, между прочим, я получил в наследство, кошелек и как следует проучить тех негодяев. Така не видел разницы между деньгами, полученными честным путем, и так называемыми «грязными». Он выдумывал разные аферы, и мне волей-неволей приходилось помогать ему, чтобы научиться жить среди вас. К слову, наряжаться в женскую одежду мне не впервой: на мне создавали иллюзию, указывали на барина побогаче, а как только он изъявлял желание познакомиться поближе, я тут же знакомил его со своим кулаком. Добычу мы делили поровну, но всегда оставляли пару-тройку монет, чтобы человек мог вернуться домой или купить себе еды. Благородные мошенники - еще один парадокс человечества. А уж как мы добывали еду... Така на рынке всегда выбирал самую злобную бабу, вертелся возле ее лотка так и этак, а затем возвращался с доверху набитыми карманами. «Ловкость рук и никакой магии» - так он пояснял мне свои действия. В начале всего этого я дико возмущался, пытался его усовестить, а потом... Потом мне дико это понравилось! Черт возьми, это великолепное ощущение, когда на хвосту висит несколько жандармов, тебя разыскивают чуть ли не в каждом пригороде, а на самом деле никто не знает твою настоящую личину, ведь на «заданиях» Матсумото каждый раз накладывает новую иллюзию. Понимать, что ты неуловим, провел кучу народа за нос, и все они пытаются ловить мыльные пузыри. Я до сих пор иногда жалею обманутых нами людей, но, как говорит Така, «наворуют себе еще». Когда я оглядываюсь назад, пытаюсь сравнить себя с тем, кем я был раньше, хочется сказать «Шима, да ты самый настоящий прохиндей!». На самом деле, я рад, что изменился в такую сторону, как будто оковы с себя снял - стал смелее, хитрее и более открытым во всех смыслах. Но о своей родине и своих корнях я не забываю. Я помню, что есть еще те, кто во мне нуждается. - Надо же, - я наблюдал за тем, как по ходу разговора Такашима пытливо заглядывал в бочки, нырял рукой и складывал добычу на импровизированный поднос, периодически пробуя на вкус то или иное угощение. - Не думал, что вы так близки, со стороны казалось по-другому. И ты уж точно не походил на потрепанного жизнью прохиндея. – Просто это все Акира. Как только Така его увидел – сразу прилип к нему, как пиявка. Я не ревную и не осуждаю его, мол, он покинул друга, с которым столько пережил. Наоборот, каждый раз радуюсь, когда вижу их. Сам по себе Таканори похож на бездомного пса - щетинится и рычит на каждого прохожего. Когда мы встретились, часть этого он отдал мне, а я ему, в свою очередь, отдал часть своей мягкости. Акира же помогает ему соблюдать баланс: он достаточно легкомысленен, чтобы поддержать его практически во всех безумных начинаниях, и достаточно строг, чтобы осадить его тогда, когда действия преступают черту здравомыслия. Ну а я... В такой компании, как наша, мне все мои приобретенные качества не нужны. Сейчас мне не нужно хитрить, обманывать, изворачиваться. Тем более таким я был всего несколько месяцев, а изначально воспитывался долгие годы – мне гораздо привычнее не буйствовать. – К концу его монолога на крышке образовалась гора всяких угощений, и Кою, уподобляясь официанту, шутливо согнулся в поклоне, приложив свободную руку к груди. – Прошу. – Благодарю, – подыграл ему я, выкладывая на свой кусок хлеба маринованные грибочки. – Зато, как говорится, будет, что вспомнить. Будешь потом травить байки среди своих - как наряжался в девицу и спас целую деревню от лап неизвестного магической науке монстра. Ушастый поначалу зарделся, услышав откровенную похвалу, на которую он явно не рассчитывал, но затем кончики острых ушек настороженно дернулись, а выражение лица сменилось со смущенного на настороженно-испуганное. - Сюда кто-то идет, - сообщил он, а я подавился последней краюхой – остальное по ходу своего рассказа сточил Такашима. – Заходят во двор. Я не стал высказывать свое удивление по поводу остроты эльфийского слуха, лишь вскочил и в мгновение ока стал заметать следы: выплеснул остатки вина из стакана и небольшим магическим импульсом вернул все на место, попутно заслонив камнем. Всполошенный эльф подбежал к бочке и поставил на место крышку, скинув всю солянку внутрь. Хозяйка явно бы этому не обрадовалась, но когда она заметит, то мы уже будем в десятках верст отсюда - иной раз разозленная баба хуже оголодавшего вурдалака. Провернув все за пару секунд, я напоследок прихватил кусок колбасы и побежал наверх за Кою, едва поспевая за ним: теперь-то видно, что рвать когти ему не впервой: смылся с так называемого «места преступления» быстрее меня. У меня от неожиданности дыхание сбилось, а сердце норовило пробить собой грудную клетку даже когда за спиной оказалась спасительная дверь. Рядом стоял и шумно дышал Кою, движением головы пытаясь смахнуть прилипшие ко лбу прядки. Глаза блестели озорным блеском, а на губах блуждала шальная улыбка. - Я и не знал, что лазить по чужим подвалам так весело! – выдохнул он со смешком, а я краем уха уловил поднимающиеся шаги: хозяйская спальня находилась на этом этаже в противоположном конце, и путь туда лежал через нашу комнату. Будь я сейчас котом, я бы вздыбил шерсть и зашипел на непредусмотрительного остроухого – его ведь могли услышать. Но сейчас я кинул злосчастный кусок колбасы на кровать и прижал собой Кою к двери, стиснув его рот ладонью. Делать ноги любой научится, а вот не раскрыть себя – нет. Чувствую, так часто в розыск эти двое попадали как раз по вине неосмотрительного Такашимы. Тот и не думал двигаться – замер, прислушиваясь к шагам и, возможно, шепоту, – грех было после такой заварухи не поточить лясы местным деревенским жителям, даже самому старосте и его жене. Запястье щекотало теплое дыхание, а ладонь ощущала прикосновение мягких пухлых губ. По сравнению с ними моя рука казалась непозволительно грубой, и я отдернул ее, как только удостоверился, что остроухий больше не ляпнет чего лишнего. Собой я все еще ощущал, насколько сильно исхудало тело подо мной, и даже несмотря на то что эльф был немного выше меня, он казался более хрупким и уязвимым. Казалось, стоит чуть-чуть поднажать - и будет слышен хруст костей. Эти случайные домыслы начали неприятно глодать меня, и мне пришлось сделать шаг назад, чтобы какая-нибудь мысль не начала безостановочно грызть меня – замечал за собой такой грешок. Но даже несмотря на все это, ощущение тела под собой было приятным, в особенности сильное и частое биение сердца, которое я мог ощутить своей грудью. Интересно, это потому, что у меня порядочное время никого не было, или из-за того, что я прижимался именно к Кою? Воспользовавшись моим замешательством, юркий Такашима обогнул меня и подошел к окну, облокотившись на подоконник и задумчиво уставившись в небо. Пока его взгляд был направлен ввысь, я наблюдал за изменениями в нем: временами на губах появлялась задумчивая улыбка, которую эльф тут же пытался скрадывать, закусив губу; иногда появлялась складка между нахмуренных бровей вкупе с тихим вздохом; взгляд отливающих бронзой глаз перемещался вверх, вниз, иногда тоскливо отводился в сторону. Было интересно, о чем он думал - о чем-то таком, что вызывало в нем бурю самых разнообразных эмоций. Интересно было познавать и пытаться понять его; не менее интересно, чем наблюдать со стороны. В поисках ответа на свои вопросы я подошел к окну и проследил за взглядом остроухого. Теперь было ясно, почему он так пристально смотрел на небо, – оно было похоже на драгоценность: в иссиня-сапфировой глубине, словно на бархатной подушке, мелкой бриллиантовой россыпью были раскиданы звезды. Какие-то могли похвастаться большим количеством каратов, какие-то – своей чистой и ослепительной яркостью, но, без сомнения, каждая из них была прекрасной. Где-то на горизонте небо было размыто едва заметным голубым мазком, а это значило, что через час начнет светать. В воздухе еще сохранялась приятная ночная свежесть, и я с легким недовольством отметил, что вскоре эта свежесть будет заменена раскаленной массой, которой и дышать-то трудно будет. Пожалуй, за все эти вещи ночь гораздо больше нравилась мне, чем день, и даже то, что это пиковое время активности нежити, нисколько не смущало. - Это мне напоминает дом, - тихо сказал Такашима, и на его губах вновь появилась ностальгическая улыбка. – Там небо тоже настолько красивое и глубокое. - Значит, ты все же скучаешь? - А ты по своему дому – нет? - Нисколько, - честно ответил я. – Никогда не был привязан к одному конкретному месту или вообще к чему-то. Не мое это. - И даже к какому-то человеку? Я задумчиво почесал кончик носа. - Пожалуй, нет. Я даже к Акире не привязан настолько, чтобы это в самом деле можно было назвать привязанностью. Я не волнуюсь о нем, потому что знаю, что он в состоянии позаботиться о себе, и в любой момент могу связаться с ним. Большего мне и не нужно – просто знать, что он в порядке. Были друзья, знакомые, но… все это не то. Иногда мне кажется, что я всю жизнь буду в поисках чего-то или кого-то. Или мне просто достаточно искать – не стоять на месте. Не сказал бы, что я ярый противник оседлой жизни, просто еще не нашлось то, что удержало бы меня. - Юу… - с запинкой выдохнул Кою, а у меня мурашки пошли по коже. Нечасто меня называют по имени, однако, когда это говорит Такашима, мне моя собственная реакция кажется странной. Краем глаза я продолжал наблюдать за изменениями в нем: тот кротко опустил взгляд, приложив к губам стиснутую в слабый кулак руку, а на щеках выступил румянец. – Может, тебе просто нужно существо, которое не стало бы держать тебя? Не привязывало к месту; с которым можно было бы вместе двигаться вперед… Я могу, нет, даже хочу стать им. Я удивленно замер на месте, распахнув глаза и пытаясь собрать в кучу свои эмоции и мысли. Нет, меня не удивил факт того, что мне признались, – такие события уже имели место быть в моей жизни. И даже то, что этим существом являлся эльф по имени Такашима Кою, мало повлияло на мою реакцию. Я был удивлен потому, что кто-то добровольно соглашался на такую каторгу как жизнь со мной. Все эти дни, что мы были в одной, если можно так сказать, команде, я нисколько не заботился о своем образе и о впечатлении, которое мог бы произвести, хотя в других случаях я бы постарался хоть немного сдерживаться, чтобы не травмировать шаткую психику окружающих. Дошло даже до ссоры с остроухим, и даже после этого он изъявляет такое желание. Видимо, неправильно истолковав мою реакцию, Такашима нацепил на себя извиняющуюся улыбку и попятился назад. - И-извини, - выдавил он из себя, пряча расстроенный взгляд. – Что-то я сегодня слишком сентиментальный. Слишком много воспоминаний, ночь, романтика. Или меня тот монстр просто сильно головой об землю ударил, а-ха-ха… Как бы он ни старался себя подбодрить и оправдать, я уже его словам не верил – уж больно его выдавали глаза на мокром месте. Сейчас мне даже стало стыдно за свои мысли, и как бы мне мое сознание ни кричало, что эльфы – это безжалостные убийцы, которые могут сначала разжалобить, а потом без тени сомнения вспороть брюхо, я все равно хотел его успокоить. Вся моя жизнь – это поиск, движение вперед, а чтобы не стоять на месте, нужно самому делать шаг вперед, так ведь? Поэтому я подошел, крепко стиснул Кою в объятьях и не дал ему больше сказать ни слова. Сколько бы мне ни было лет, я все равно продолжаю верить, что мои поиски когда-нибудь увенчаются успехом. И если я сам не буду испытывать судьбу, то кто это сделает за меня?