12.04.1912
После долгожданной встречи с Димой, Лазарева накрыла необъяснимая эйфория, ощущение лёгкости и… даже счастья? Наверное, это было оно. Такое трепетное и тёплое чувство радости, смешанное с горьким бременем такого скорого расставания. Серёжа не хотел уходить. Совсем. Но и смущать парня тоже. Поэтому они договорились встретиться ещё раз завтра, уже раньше. Если оба не будут заняты — в два часа после полудня. Лазарев неохотно и крайне медленно брёл в свою каюту, туда, где его, наверняка, ждал Розбери и уже порядком надоевшая чрезмерная опека. Раньше бы Серёжа обрадовался такой перспективе — он любил, когда о нём «пеклись» другие, но сейчас… Ему всё равно. Абсолютно. Дверь в каюту открывается легко, но атмосфера, которая вышла — или вошла — вместе с воздухом, мгновенно заставила позабыть о недавней эйфории. Розбери расхаживал по помещению, убрав руки в карманы брюк, на лице его застыла маска непонимания, а глаза сверкали в тусклом свете звёзд, который проходил сквозь окна через неплотно задёрнутые алые шторы. — Где был, Серж? — чересчур мягко поинтересовался Алекс, обернувшись на звук открывающейся и закрывающейся двери. Увидев шатена, он почувствовал, что закипает. Злиться сейчас не хотелось, тем более он не был уверен, что между Сергеем и «третьеклассником» может быть что-то общее. — Думал, мы с тобой перед сном выпьем. А ты гуляешь допоздна. — Я просто ходил по палубе — обычно дело. В какой-то момент стало скучно, — стараясь изобразить безразличный тон, проговорил Серёжа. Сейчас он искренне надеялся быстро отделаться от Розбери — кареглазый устал, да и портить впечатление о прошедшем вечере ему совершенно не хотелось. А с любовником грозит именно это. — Один? Совсем на тебя не похоже, Сергей, — Александр специально вежливо улыбался, не отводя внимательного взгляда от Лазарева, подмечая все его изменения в настроении. Кое-что действительно изменилось: он не смотрел прямо в глаза, едва заметно морщился, отворачивался. Так ведут себя люди, которые что-то скрывают или не хотят находиться рядом с тем или иным человеком. Но Розбери не хотел думать, что Сергей и правда что-то может из этого делать. Пусть сегодня Александр и видел нечто странное, происходившее на палубе, думать о худшем он не хотел. — Уж лучше, чем сидеть и обсуждать, кто больший Король Мира. Тебе самому не надоело это? — наплевав на все и безразлично пожав плечами, Сережа разделся прямо перед любовником, даже за ширму не зашел. Врожденное чувство чистоты заглушить не удалось, несмотря на усталость, которая навалилась, едва он заговорил с Розбери, и мужчина прошел в ванную комнату, не дожидаясь ответа — он был ему не нужен. Все-таки настроение было испорчено. Безвозвратно. Лазарев надеялся, что, к моменту, когда он выйдет, Алекс уйдет к себе в каюту… Но этого не произошло — тот сидел в кресле, уже переоделся в халат, разлил по бокалам бренди и лениво потягивал его. — Присаживайся, мы давно вот так вместе не сидели, не так ли? А «Вода Жизни»* поможет расслабиться, — блондин даже улыбнулся. Такой домашний Сережа всегда вызывал у него улыбку. А вот сам предмет этой улыбки не спешил копировать выражение лица любовника, лишь устало потер глаза. — Нет, Александр. Я спать пойду. До завтра, — и решительными шагами скрылся за дверью в спальню. Закрывать дверь на замок он не стал — это было бы не прилично, да и Розбери должен был понять, что он не настроен на какие-либо отношения с ним. Особенно сейчас. Допив терпкий напиток, Алекс сжал губы в тонкую линию, сжал кулаки. Но не от крепости выпитого. Сережа действительно сейчас вот так запросто отказался от его компании? Неужели? Резко поднявшись, он прошел в спальню. Молча. Молча разделся и молча лег, притянув Лазарева за талию спиной к своей груди. Он коснулся губами его шеи сзади, а рукой провел по бедру, останавливая её на упругой ягодице, сжимая пальцами горячую кожу. Только теперь эти движения ничего не вызывали в Сереже. Оставалось только глаза закатить. Он помнил, как ещё вчера стонал, насаживаясь на немаленький член любовника. И следом вспомнил, что именно доставило ему столько удовольствия. Эти нежданные серые глаза, стройное тело, чарующий голос… Да даже умелые руки. Умом он, конечно, понимал, что это был не Дима, но именно его ладони на теле, его тембр вчера он представлял. Сейчас нельзя позволить мыслям снова воспроизвести все это, нельзя позволить Алексу касаться себя. Потому что просто неприятно, просто не хочется. Будь это, и правда, тот человек, что был у него на уме эти несколько дней, он бы, не задумываясь, ответил. Потому что… Потому что. Эти мысли в его глазах, эти длинные пальцы, выступающие вены на руках, красиво очерченные губы. Все это въелось в мозг Сережи. Всего этого хотелось касаться. И ментально, и физически. И поэтому шатен не мог позволить себе блефовать, находясь рядом с Алексом. Ему нужен Дмитрий. Теперь, ощущая прикосновения другого, он четко это осознавал. — Прекрати. Я не хочу тебя, — Сергей отстранился он Розбери и сел, включив бра у кровати, пристально смотря на мужчину. — Если ты не можешь нормально спать, то вернись, пожалуйста, к себе. Договорились? — Вот как ты заговорил? Хм. Ладно. Давай поспим, — глаза заблестели яростью, но блондин не стал устраивать сцену. Будто ему секса не хватает. Нет, совсем не этого. Ему не хватает Лазарева. Тот отдалился с самой посадки на лайнер. И это немного настораживало блондина. Ещё этот «третьеклассник»… Розбери был расстроен. Нет. Он был не просто расстроен, он был чертовски зол на всё происходящие. Даже размеренное дыхание Лазарева, который мирно притворялся, что впал в глубокий сон, не могло его успокоить — из головы всё никак не выходила та встреча. Тот парень… мужчина… Серёжа смотрел на него таким взглядом, каким в этой жизни никого и не удостаивал. Алекс завидовал. На него он так не смотрел никогда… Лазарев привлекал его подкаченным телом, и голубоглазый, казалось, никогда бы не смог насытиться им. А теперь миловидный шатен ему отказал. И в глубине сознания он понимал причину — тот самый… бедняк. Его вероятная замена. Даже сейчас, когда мысли были полны гнева, а руками хотелось разнести всё в пух и прах, образовавшееся ранее возбуждение никуда не делось, возрастая с каждой минутой. «Жару» добавлял сам Серёжа, который крутился во «сне» так, что одеяло открывало вид на отличное тело мужчины. Эти мысли не давали покоя, заставляли думать и притворяться спящим. Снаружи всё так спокойно… а внутри мир горит и разрывается на части. От злости. От зависти и ярости. Самоконтроль — единственное, что спасает Розбери… да и Лазарева, впрочем, тоже. Александра обокрали. Нагло и уверенно. Увели из-под носа самое дорогое. Обратили любовь в ненависть, а прошлое просто перечеркнули. Он не может смириться с этим. Он будет драться на смерть, но своего не уступит. Он не осознавал, что на самом деле никаких чувств к Сереже у него нет, он всего лишь не хочет проиграть в этой странной войне. В голове созрел чёткий план отлаженных действий, и вскоре Розбери уснул, так и не прикоснувшись больше к любовнику. А Сергей же не мог понять, когда наступила эта связь с потерей реальности. Вроде долго ворочался, не мог заснуть, даже просто в потолок смотрел, упорно не замечая редких взглядов любовника. Да, они оба лежали без сна, оба старались не показывать, что они не спят, и оба молчали. Но Лазареву уже было все равно. И неважно, что объект его нежелания сейчас лежал с ним в одной постели, пусть и на другом её конце. Шатен думал о другом. О другом человеке. Который, даже вот так, будучи далеко, его успокоил, который наслал на него сон. Который в нем остался. Они шли по какой-то улице, где совершенно не было людей. Ни одной живой души. И Дима держал его за руку, улыбался, с теплотой смотрел в такое красивое лицо и что-то все говорил и говорил. Читал свои стихи, догадался шатен. Они не стеснялся ничего, всем своим видом показывая, что они вместе. Пусть и никто этого не видел. — Дим! Обязательно нужно выпить кофе! Пойдем! Для тебя там даже есть пирожные с кокосом, все, как ты любишь, — улыбнулся мужчина, потянув брюнета к ближайшему ресторану. Странно, они были на улице, Сергей отчего-то был уверен, что они в Париже, однако интерьер внутри был как в обеденной зале на «Титанике». Но Лазарев не придал этому значения. — А ещё апельсины специально для тебя, ты посмотри только! — все радостно улыбался Сережа, усаживаясь на мягкий стул — все было уже на столе. Но официантов здесь тоже не было. Они и не были нужны. — И когда ты успел узнать, что я люблю именно это? — в ответ улыбнулся Кузнецов, усевшись на место. — Хотя догадываюсь. Я ведь тоже знаю, чем тебя можно порадовать, — Дима загадочно подмигнул. Сначала Сережа не понял, о чем речь, но тут же увидел перед собой хрустальную креманку, а в ней… — Сорбе. С твоим любимым розовым шампанским. Откуда этот чарующий брюнет узнал, что он больше всего любит мороженое, Лазарев не знал. И теперь ему были по боку все блюда, что стояли на столе. Не был безразличен только Дима, что сидел напротив, чистил апельсин и смотрел в его собственные глаза. Но вот он зажмурился и прижал ладонь к пострадавшему глазу — порой, этот оранжевый фрукт, бывает, капризничает. — Ай! Черт! — и смеется. И этот смех — лучшее сейчас, что может слышать Сережа. Шатен улыбается, глядя на мужчину напротив. Завораживающий момент. Красивый. И действительно больше никого в мире не надо. Он подождет. Лазарев и не знал, почему, с чего так можно смотреть на мужчину, но у него складывалось впечатление, что они знакомы уже очень давно. Казалось, именно его, Дмитрия, он ждал так долго, искал его лицо, всматриваясь в другие лица несуществующих прохожих. Он никогда не думал, что вот так просто и весело можно вести себя за столом, но это ничуть его не смущало. Наоборот. Так Сережа будто обретал свободу. Будто плыл по волнам. И он мог поклясться, что вдалеке слышал шум моря. Хотя это Париж, откуда ему здесь быть? — Ты в порядке? Давай промоем водой! — подскочил Сергей и взял кувшин с водой, ополоснув сначала свои руки, а потом и… вовсе умыл все Димино лицо. И оба смеялись — никогда никто такого не позволял себе, но когда они вдвоем можно все. Вода замочила почти всю рубашку Кузнецова, и тот обязательно высказался по поводу, как же вдруг стало прохладно. Сережа продолжал смеяться, расстегивая мокрую вещь на мужчине, при том не упуская возможности легко сцеловывать и капельки влаги на красивом лице, пока, в конце концов, не поймал мягкие губы своими, а руки не замерли на груди, постепенно опускаясь ниже, на талию. Дима встал, с нескрываемым удовольствием отвечая на поцелуй и прижимая к уже голой груди сильное тело притягательного шатена. И никто уже не вспомнил про обед, даже сладкие апельсины и чудесное мороженое не заботили мужчин. Обоим сейчас хотелось того места, где можно лечь, где будет мягкая перина. Или твердый стол. Сергей сгорал от желания, а потому подтолкнул Дмитрия к небольшому диванчику у стены. Едва они опустились на столь чудесный предмет мебели, тот обратился большой кроватью. И Лазарев, слегка надавив на плечи, уложил на нее такого желанного мужчину, нависнув сверху и продолжая целовать, оглаживая плечи, грудь, касаясь тонкими пальцами темных горошин сосков. У Димы прошла дрожь по телу. Да, оба хотели одного. Друг друга. Движения становились все раскованней: Кузнецов забрался руками под одежду Сережи, стянул с него сначала черный пиджак, а следом и белоснежную рубашку. Лазарев закусил губу, едва их тела соприкоснулись. Он чувствовал, как быстро бьется сердце у… них. Оно было будто одно на двоих. Оба стали раздевать друг друга: Дмитрий легко поддавался, нетерпеливо срывая одежду с партнера, стараясь расправиться как можно быстрее со слишком сейчас сложными застежками на ремне и при этом оставаться аккуратным. Слова не нужны были, поэтому мужчина все показывал действиями, тем более и желание было огромное. Он полностью раздел Сережу, помог раздеть себя и поменялся с ним местами, наклоняясь и теперь целуя шею, удобно расположившись между ног кареглазого шатена. Сергей не смущался своей наготы, прекрасно все ощущал, и это не давало нормально дышать. Дима. Такой притягательный, горячий. Здесь, с ним. Только эта мысль кружила голову. Лазарев целовал его, ласкал гладкую кожу ладонями, царапал, кусал, прижимал к себе — собственнически и жадно. Он с каждым мгновением все больше осознавал, насколько сильно и долго он ждал этого и сколько прятал желания от себя самого. — Димааа, — шепот сорвался, и голос дрогнул, дыхание сперло напрочь, — я хочу тебя… — Да… — услышал Сережа в ответ, открывая шею для новых поцелуев и стеная, ибо рука брюнета прошлась по просящему внимания члену Лазарева. Тот приподнял бедра, стараясь продлить контакт, но Кузнецов не поддался на провокацию. Не нужны были эти мимолетные ласки. Хотелось всего и сразу. И потому мужчина раздвинул стройные ноги и удобно устроился между ними, снова целуя такие манящие губы. Проведя членом между ног, он аккуратно толкнулся в горячее тело, отчего Сережа сразу застонал, откинув голову назад. Было до ужаса приятно, так хорошо, что узел, завязавшийся внизу живота, грозил не развязаться никогда. Он чувствовал каждое движение внутри и отзывался на него новым стоном. А Дима… Дима делал все, чтобы слышать этот завораживающий голос. Фрикции были все быстрее, резче, и стоны мужчин уже звучали в унисон. Никто не стеснялся. Хотелось большего. И они к нему стремились. Пока, не издав последний громкий стон… Черт. Черт, черт, черт! Лазарев открыл глаза, оглядываясь. Нет, нет, нет. Если Александр проснулся… Сергей старался не думать об этом. Он быстро выскочил из кровати и скрылся в ванной, чтобы смыть остатки сна. Лазарев снова уснул не скоро, только теперь он с опаской поглядывал на мужчину рядом. Вроде спит. Но шатену все равно было неспокойно — зная, каким бывает эмоциональным, он мог запросто разговаривать во сне. И, если это было так, то Алекс наверняка услышал… и завтра снова будут эти взгляды, которые будут смотреть испытующе, будто проверяя, выверяя каждую эмоцию на его, Серёжином, лице. Это невыносимо. С чего брюнет взял, что Лазарев должен принадлежать ему, что имеет на него какие-то права? Фыркнув про себя, Сергей все же уснул. Теперь без сновидений, что поутру его обрадовало. Однако от тут же вспомнил, от чего проснулся первый раз, и быстро скрылся в уборной, пока любовник все ещё спал. Ему не было стыдно, просто… не хотелось лишний раз видеться с голубоглазым мужчиной. Хотелось встретиться с другим, чьи облачные, почти прозрачные глаза заставляют окунуться в них и не думать. Совершенно. Ни о чем. Но с Алексом шатену все-таки пришлось столкнуться. И причем через двадцать минут, когда Сергей вышел из ванной комнаты, по моде зачесав волосы назад. — Доброе утро, — подал он первым голос и подошел к шифоньеру, чтобы показать Розбери, что не собирается подходить к нему и заниматься… непотребностями. А тот закинул руки за голову, наблюдая за любовником. И, кажется, уже бывшим. Но Александр загнал обидные мысли глубоко в подсознание, чтобы не злиться с утра пораньше. Сегодня он был настроен доброжелательно. — Доброе. Завтрак мы могли бы и проспать, ты не находишь? — Выспался. Но ты можешь ещё поспать. На завтраке ничего интересного не будет, как и всегда, — Сережа пожал плечами, надевая черный костюм — ему всегда это шло, а нравиться он любил. — Так почему бы тебе не остаться здесь, со мной? Мы бы нашли, как скоротать время, не так ли? — Не так. Я голоден. Твоя одежда у тебя в каюте, надеюсь, об этом ты помнишь, — плавно намекнув Алексу о том, что это все-таки его покои, господин Лазарев ушел к матери, чтобы сопроводить её и остальных дам с их спутниками в обеденный салон. Зря, конечно, он проснулся так рано — до двух часов ещё много времени, но лучше бродить по палубе и вести поднадоевшие порядком беседы, чем находиться рядом с тем, с кем бы этого делать не хотелось.***
Дима так и не смог нормально поспать. Его постоянно преследовал образ прекрасного шатена, который то и дело появлялся в тревожных и чутких снах. Этот образ… Он постоянно ускользал из виду, заставляя проснуться, в непонятном страхе оглядываться по сторонам и в очередной раз пытаться выбросить все мысли из головы. Свет звёзд слабо освещал тесную каюту, нагоняя дремоту. Но Кузнецов устал спать — эти сны… изматывали. Сильно. Поток нескончаемых мыслей и образов выбивал почву из-под ног, утомлял до состояния абсолютной безразличности, когда хочется только одного — забыться, выпасть из реальности, исчезнуть. В сотый раз брюнет со сдавленным стоном перевернулся на левую сторону, к стене, пытаясь отогнать непрошеные мысли и, наконец, нормально заснуть. Без снов и образов. Долго поспать ему, однако, не удалось, ибо в каюте находился не только он, но и ещё трое мужчин. Разговаривали они на смеси итальянского и английского, удивительно плавно переходя с одного языка на другой. Дима слушал это, думал, что как же удивительно это, пытался разобрать слова, ведь познания были и в английском, и в итальянском — первый он учил, потому что работал много именно с англичанами, а на втором его дева некогда говорила… Нет, уже не его. Кажется, мужчины обсуждали корабль… Хотя Кузнецов мог и ошибаться. Когда же лежать уже не было сил, он открыл глаза и сел. — Buongiorno, — он подал руку каждому из спутников, улыбнувшись. Несмотря на то, что они были в пути уже третий день, Дима не был с ними знаком, а потому решил исправить это недоразумение сегодня. — Mi chiamo Dmitriy. — Oh, parli italiano? — улыбнулся самый высокий парень, лет двадцати пяти и пожал протянутую руку. — Sono Alessandro, — Дима с трудом его расслышал — за дверью пробегали дети, крича что-то на непонятном языке. Возможно, шведский? Так Кузнецов и втянулся в разговор — соседи были удивительно общительными, хотя именно это и следовало ожидать от итальянца. Сам же Дмитрий был человеком, который мог прекрасно оперировать своей речью, составлять двусмысленные и забавные предложения, тем самым выражая свои мысли. Вот и сейчас беседа была абсолютно непринуждённой — они разговаривали на обыденные темы: про Нью-Йорк, про родину, про увлечения и даже про семью. Разговоры о бывших спутницах явно ранили Диму. Он просто замолчал и уставился в посветлевшее от восходящего солнца окно. Воспоминания больно кольнули в области сердца, порождая страх — его предали тогда, предадут ли сейчас?.. нет? Все эти собственные глупые стереотипы изрядно поднадоели Кузнецову — он хотел жить обычной жизнью. Бывают же такие люди, которым абсолютно наплевать на всё; сейчас брюнет хотел относиться к таковым, но, увы, он слишком наивен. Все мысли были заняты одним человеком. Снова. Он ничего не может с собой поделать… но он боится. Боится, что его опять обманут и выбросят, как тогда. Боится, потому что впервые испытывает такое. Дима молчит, а его собеседники, кажется, абсолютно равнодушны к этому — они всё так же активно продолжают беседу, похоже, на этот раз обсуждают созвездия — кто-то из мужчин увлекается астрономией и по ночам часто наблюдает за звёздным небом. Но… зачем говорить о звездах утром? Об этом ведь говорят ночью, смотря далеко, куда дальше, чем можно. И фантазируя. Как же без этого? И сероглазому мужчине неинтересно это обсуждать сейчас и с ними. Он просто встаёт и, надев светлую рубашку и темный пиджак, медленно выходит из каюты. Прогулка ранним утром поможет успокоить его разгулявшиеся нервы, и, возможно, ему удастся поспать ещё пару часов. Выйдя на палубу, Дима почувствовал откровенный холод — всё-таки утром нужно одеваться потеплее, правда, было бы во что… Решив не обращать внимание на колющий мороз, Кузнецов размеренными шагами пошёл по периметру палубы, погружаясь в свои мысли снова и снова. Он был бы рад поделиться с кем-то своими проблемами, только вот он один. Но уже привык. Чувство одиночества давило на него уже много лет, часто вызывая необъяснимую апатию к жизни. С этим можно было справиться… наверное. И он справлялся, не давал себе сидеть на месте, всегда был занят делом, любым делом. Вот только в глубине души Дима давно замёрз от одиночества, порой, у него даже не было банального собеседника, чтобы поговорить… да даже о погоде. И вот, когда он нашёл человека, которому хочет довериться — только ли? — сомнения начинают расти. Будто он не желает избавиться от клейма одинокого волка и остепениться, найти своё счастье. Всё это так ново и необычно… Кузнецов боится прогадать с выбором — слишком тяжелы последствия ошибки. На палубе никого нет. Все мирно спят. И он тоже спит. Ни о чём не думает. Это печалит.***
Мужчина в повседневном пиджачном костюме неизменного черного цвета и в шляпе стоял спинной к Диме и, похоже, не замечал никого вокруг. Взгляд был устремлён вдаль, за горизонт. Кажется, он над чём-то глубоко задумался. Или просто кого-то ждал. И Дмитрий Кузнецов улыбнулся, глядя на эту безукоризненно ровную спину. Красив, ничего не скажешь. Возможно, брюнет должен был чувствовать неловкость, ведь сам был одет далеко не так же изысканно… Но было все равно. Сергею тоже не это было важно. — Добрый день, — похоже, Лазарев как всегда наблюдателен. Даже не видя ничего за спиной, он безошибочно смог определить подошедшего человека. Что за такой необычный у него дар? — Добрый, — ответил Дима. Отчего-то он почувствовал смущение, хотя собеседник ещё даже не повернулся к нему. Сережа обернулся, и во взгляде, которым он окинул Диму, читалась… нежность? Нет, скорее радушие. Сильное радушие. — Как прошёл твой день? — всё с той же милой улыбкой поинтересовался шатен, жестом приглашая Диму подойти к краю борта. — Ну, то время, что ты провёл до этого момента, — на лице Лазарева была лучезарная улыбка… как это в народе? «До ушей». — Ну… Не так радостно, как хотелось бы… — начал Дима, медленно подходя к леерам. — А твой? — он, наконец, улыбнулся в ответ. Сейчас брюнету не хотелось говорить о себе, почему-то он снова сомневался… Да и собеседник был намного интересней, чем он сам. — Скучно. До этого часа точно было скучно, — будничным тоном проговорил Сережа, а в его взгляде была некая игривость, Дмитрий явственно видел маленькие огоньки. И на секунду ему показалось, что щёки Сергея полыхнули алым. — А как спалось? — Лазарев выдал этот вопрос слишком быстро и неожиданно, будто хотел что-то скрыть, и тут же отвернул голову, прикрыв глаза и мысленно ругая себя. Наверняка и ему сейчас придется отвечать на этот вопрос… Черт… — Плохо, честно говоря. Бессонница навалилась, сны тревожные… — Кузнецов тоже отвёл взгляд вдаль. Похоже, ему было… стыдно. — Какие сны? — мягко, но участливо поинтересовался шатен, с озорным прищуром снова посмотрев на собеседника через плечо. Эта тема действительно показалась ему интересной, ведь ему тоже снился… сон. Вот только вряд ли господину Кузнецову снилось то же, что и «первокласснику». Дима всё также смотрел куда угодно, только не на собеседника, похоже, пропустив этот вопрос мимо ушей. Он боялся признаться. Для него это был постыдный секрет, который бы он не выдал ни за одни сокровища. — Помнишь, ты говорил мне стать свободным? Мне кажется, свобода начинается с доверия… — Серёжа отвёл взгляд на водную гладь, которая слепила отражающимся солнечным светом. Зря он это сказал, он не хотел давить на Диму. Но слова не вернуть назад. — Хотя я пойму, если ты не захочешь об этом говорить, — мягко добавил Сергей, поднимая глаза на мужчину, который смотрел на него с широко открытыми глазами, полными… страха? — Наверное, ты прав… — Дмитрий обреченно вздохнул и теперь уже посмотрел на свои руки. Набрал полные лёгкие воздуха, на выдохе он выпалил, будто отрепетированный много раз, текст: — Мне снился ты. Эти слова, вроде простые, ударили, словно под дых, выбивая весь воздух. Эти слова… Серёжа хотел их услышать. Хотел… Но не думал, что его «мечты» окажутся реальностью. И трудно было поверить. Значит, он тоже запомнился своему случайному знакомому. — Да? И что же… конкретно тебе снилось? — тяжело сглатывая, спросил шатен. Сейчас его окутал необъяснимый страх. Хотя вроде и не было причины — что может быть ужаснее его сегодняшнего сна? Ужаснее… и приятнее. — Ну… Ты вроде убегал. От меня, — нехотя, но всё же достаточно громко отвечает Дима. Ему стыдно, и он боится. Прямо как двенадцатилетний мальчишка на первом свидании. — А что снилось тебе? — вдруг поинтересовался Дима. Он попытался хоть как-то сбросить напряжение, которое сковало его тело. А перевести тему — самое лучшее. Перевести тему на другого человека. Тем более ему тоже было интересно, что снится этому загадочному красивому мужчине. — Ты… — решившись, через почти полминуты, тихим голосом отозвался Лазарев. Он весь взмок, то ли от страха, то ли от стыда… Но, тем не менее, нашёл в себе силы сказать правду. А потом засомневался, хорошая ли это была идея. Сейчас Дима спросит, что именно снилось. И тогда Сережа сразу кинется за борт. — А подробнее? Все. Это конец. — Ну… — Серёжа густо покраснел и все-таки посмотрел в светлые глаза. — Мы гуляли по Парижу. Я не знаю, с чего я взял, что это Париж, просто мне так подумалось… Я ел мороженое, а ты апельсины. Он даже в глаз тебе брызнул, — он судорожно сглотнул, решив закончить на этом повествование. И вдруг услышал легкий смех, а потому в удивлении посмотрел на Диму. — Это очень странный сон. Ты сейчас удивишься, но я правда люблю апельсины. Как ты угадал? Так, выведя разговор на более нейтральную тему, мужчины прогуливались по палубе долгих три часа. Кажется, они поговорили уже обо всем, но темы все не иссякали — каждый рассказывал забавные истории из жизни, какие-то интересные факты, обязательно говорили о музыке и писательстве, и Сергей говорил, что хотел бы стать артистом. А Дима взял и сказал, чтобы был. Шатен благодарно улыбался, чувствуя это невероятное притяжение между ними. Как бы он хотел сбежать с ним по приезде в новую страну… Услышав горн, зовущий «высшее общество» на ужин, Лазарев нахмурился. Он не хотел покидать этого человека, не хотел возвращаться туда, где его никто не ждал. — Пойдем дальше. Желательно, ближе к корме. Я не хочу есть в их обществе, — Сережа повернул в нужную сторону и вместе с Димой пошел дальше, полностью игнорируя зов. Теперь он раздражал ещё сильнее. — Тогда… Ты бы отказался от веселья, скажем, в моем обществе? — Кузнецов улыбнулся, мысленно радуясь происходящему. Сергей его предпочел «изысканности». — Я же и так с тобой, значит, ответ отрицательный, как ты можешь понять, — рассмеялся Лазарев, покачав головой. — Я имею в виду… В общем, на нижних палубах сейчас идет… как бы это назвать… праздник. Я сам об этом только сегодня узнал. Там, в душном накуренном зале люди играют, поют, танцуют, пьют пиво, играют в карты, матерятся… — Идем. Думаю, будет очень весело, — Сергей засмеялся, вновь одаривая собеседника своей светлой улыбкой. И, взяв за руку, потянул Диму к нужной двери. И все бы было хорошо, если бы Александр Розбери вновь это не увидел.***
В помещении и правда было душно и накурено. Но Сережа улыбался, как ребенок. Он никогда не бывал на подобных «мероприятиях». И чувствовал, что… свободен? Да, именно так. Он осматривал всех своим пристальным взглядом пронзительных карих глаз. И правда, некоторые играли в покер, некоторые — пьяно спорили друг с другом, остальные же лихо отплясывали под ирландские мотивы, причем пары были самые разнообразные: вот взрослая женщина танцует с маленькой девчушкой, вот парень с девушкой, вот мужчина с мужчиной — не было запретов. Мужчина-аристократ никогда до этого не слышал обыкновенную волынку и был поражен звучанием. Оно ему нравилось. Повернувшись к Диме, который уже отыскал им бокалы с пивом, он прокричал, стараясь перекрыть голосом шум и музыку: — Это лучшее место на земле! И на воде! — и беззаботно засмеялся, взяв бокал, и сразу осушил половину, отчего у Кузнецова в удивлении расширились глаза. — Что? Думал, я могу пить только бренди и виски? — вернув напиток брюнету, Лазарев снял пиджак и бросил его на ближайший стул, не беспокоясь о том, украдут или нет — теперь это не имело значения, — завернул рукава рубашки по локоть, развязал галстук-бабочку, отправив его следом за пиджаком, и расстегнул пару пуговиц. С каждой минутой он делал шаг навстречу своей свободе. И все благодаря случайному знакомому, что оказался ему намного ближе тех людей, которых шатен знал уже много лет. Отобрав у Дмитрия снова свой бокал, он осушил его, после чего развязно вытер губы предплечьем — он всегда хотел так сделать, наблюдая за рабочими. Теперь может. Сначала они прошли дальше, стараясь не попасть под горячую руку пьяных мужиков, что-то не поделивших, а потом Сергей, увидев, что один «силач» в очередной раз выиграл в армрестлинг, подсел за столик, на котором стояло не меньше шести кружек с темным пивом. Сделав пару глотков, он поставил руку, как нужно, и усмехнулся. А Дима с изумленным лицом наблюдал всю эту картину. И его глаза стали ещё больше, когда господин Лазарев, известный в своих кругах как эстет и джентльмен, все же одержал победу, завалив противника, попутно разлив «благородное» пойло и разбив пару кружек, а сам Мистер Эстет громко и выразительно сказал несколько изощренных бранных слов, отпивая ещё пива. Нет, с этим определенно нужно что-то делать. Дима, отдав свою кружку какому-то парню, взял Сережу за руку и потянул в общий танец, положив руку ему выше талии, на лопатки, а его руку взяв в свою, начиная скакать в такт быстрой музыке. И ничего не было веселее… А позже, через пару часов, далеко за полночь, мужчины вышли на палубу, громко смеясь, толкая друг друга, оба разгоряченные, уставшие, пьяные и… — Дима! Лучше праздника и придумать нельзя. Просто невероятно! Спасибо, что показал мне это. Я знаю, что хочу жить именно так. Черт… Как же это восхитительно, — Сергей облокотился на леер, вдыхая солоноватый воздух. Ветер его не интересовал, хотя он был в одной рубашке, весь влажный от пота, а про пиджак тем более не вспомнил. Но вспомнил Дима. И накинул его на сильные плечи шатена, отчего тот повернулся, тепло улыбаясь и глядя в такие притягательные глаза. Цвета предрассветного неба. Это и правда походило на рассвет его жизни.