🔥🔥🔥
Спустя десять минут при езде на скорости сто восемьдесят в час Тэхен доезжает до дома старшего Чона и резко тормозит прямо у лестниц, быстро выскакивая из машины. — Юнги! — зовет омега, войдя в дом, погруженный в гробовую тишину. Ответа не слышно. Тэхен хмурится и достает телефон, уже собираясь звонить Мину, и идет вглубь, попутно заглядывая в комнаты и на кухню. — Юнги, это я. Где ты? — говорит Тэхен, настороженно хмурясь и поднимаясь на второй этаж. Омега заглядывает даже в их с Хосоком спальню, что уже идеально убрана. Тэхен оглядывает комнату и выходит, идя дальше по коридору. Внезапный всхлип, донесшийся из ванной комнаты, мимо которой омега проходит, заставляет резко тормознуть. — Юнги? Ты там? — спрашивает Тэхен, подходя к двери и хватаясь за ручку. Заперто. — Эй, открой мне, — спокойно просит омега, прислонившись лбом к прохладному дереву. Спустя несколько долгих секунд замок щелкает. Тэхен сразу же распахивает дверь и замирает в проеме. Юнги сидит на полу в одной только худи, прижав к груди худые коленки и смотря в пустоту. Глаза у него стеклянные, красные от слез, что дорожками стекают по щекам и скапливаются на подбородке, а все тело мелко дрожит. — Юнги… — Тэхен подлетает к младшему и присаживается рядом, прижимая его к себе. Мин сразу же утыкается лицом Тэхену в грудь и всхлипывает, начиная плакать по новой. — Эй, все хорошо, я рядом, — успокаивает Ким, поглаживая Юнги по мягким волосам. — Я проебался, Тэ, — между всхлипами говорит омега, жмуря глаза и вцепляясь пальцами в подол тэхеновой кофты, как за свое спасение. Рядом с ним становится полегче, внутренняя тяжесть потихоньку отпускает, выходя наружу и позволяя дышать. — Как… как я мог так легкомысленно поступить. Я совершенно забыл о таблетках после случая с Кихеном. Господи, блять… — В этом нет твоей вины, не до этого было, — вздыхает Тэхен, прижавшись щекой к макушке омеги. — Тебе нужно успокоиться, Юнги. Я с тобой, мы что-нибудь придумаем. Юнги резко поднимает голову и заглядывает Киму в глаза. Он сейчас похож на брошенного котенка, промокшего под холодным дождем. У Тэхена сердце сжимается, глядя на него. В этих больших блестящих глазах столько надежды и страха, всего сразу. Тэхен не представляет, что у него сейчас происходит внутри. — Тэ, — всхлипывает Юнги. Тот покрепче прижимает его к себе. — Тише, тише, успокойся, все хорошо, слышишь меня? Юнги сидит на диване, заботливо укрытый Тэхеном мягким пледом, и держит в руках чашку теплого ромашкового чая, приготовленного им же. Нервное напряжение частично ушло, слезы высохли, а пальцы больше не дрожат от переполнившего омегу страха. Тэхен сидит рядом, поджав под себя колени и лениво перебирая пальцами белые прядки Юнги. — Ты в школе не был, да? — зачем-то спрашивает Тэхен и сразу же жалеет об этом, увидев боли полный взгляд Мина. — Какая школа, Тэ? Я поехал за тестом, когда Хосок уехал на работу, — вздыхает он, делая глоток чая. Тэхен кладет голову на его плечо и прикрывает глаза, делясь своим теплом. Прежде всего для того, чтобы дать понять, что не бросит одного с этим грузом, хоть и сам еще не до конца осознал, что все это правда. — Я хочу избавиться от него, — вдруг говорит омега бесцветным голосом, уставившись в чашку пустым взглядом. — Что? — Тэхен резко поднимает голову, уставившись на Юнги в полной растерянности. — Как это избавиться? Подожди, — хмурится омега, разворачиваясь к Мину. — Что ты несешь, Юнги? Это… — Тэхен теряется на секунду, морщит лоб и говорит тише: — Это неправильно. — Почему? — вскидывает брови Юнги, глядя на Кима во все глаза. — Мне не нужно это, Тэхен. Мне даже просто мысль проти… — Он не только твой, но и Хосока, — Тэхен этой фразой как будто ледяной водой окатывает Юнги. У него даже взгляд проясняется, но лишь на секунду, потому что тут же наполняется диким ужасом. То, о чем он думать боялся, озвучил Тэхен. И тут же добивает: — Прежде всего, нужно сказать об этом ему. — Что?! — не своим голосом пищит Юнги, чуть не выронив из рук чашку, которую успел подхватить Тэхен. Его начинает по новой трясти от подступающей паники, от того, что нельзя эту тайну скрывать от Хосока, от того, что Чон — отец ребенка, который поселился внутри Юнги. — Я не… — мямлит Мин, а глаза его быстро бегают в полнейшей растерянности, ни на чем не концентрируясь. — Нет, не могу, он же… Мы даже никогда не думали о детях, — едва слышно шепчет омега, обнимая себя за плечи. Тэхен отставляет чашку на столик и кладет руки на плечи Юнги, успокаивающе поглаживая большими пальцами. — Ты же не знаешь, как он отреагирует, что он об этом скажет. Не делай поспешных выводов, — успокаивает Тэхен, смотря Юнги в глаза. — Будет эгоистично с твоей стороны не сказать Хосоку о таком. Это ваш с ним ребенок, Юнги. — Я даже мысли не допускаю, что внутри меня что-то есть, — шмыгает носом Мин. — Это же безумие, это… Твою мать, это похоже на кошмарный сон, — он качает головой и поднимается с дивана, скидывая плед на пол. Тэхен настороженно наблюдает за омегой, боясь, что в таком нестабильном эмоциональном состоянии он выкинет что-нибудь, о чем потом может пожалеть, но не спешит подниматься следом. Юнги неуверенными короткими шажками подходит к зеркалу и нервно грызет губу. Ему хочется заорать, взвыть, убежать подальше от собственного отражения, но вспыхнувшее любопытство не дает покоя. Он медленно тянет пальцы к краю своей длинной футболки, принадлежащей Хосоку, и так же медленно ее оттягивает вверх, уставившись на свой плоский живот в зеркальном отражении. — Ну и как тут может кто-то быть? — с болью в голосе задается вопросом Юнги спустя минуту, давя новый всхлип, и опускает футболку. Осознание приходит слишком медленно, Юнги все еще окутан неверием и легким шоком, боясь принять факт того, что там правда кто-то теперь есть. Тот, кто принадлежит им с Хосоком. Но нужен ли он самому Хосоку? Потому что если нет, то Юнги — тоже. — Не думаешь же ты, что за пару недель это как-то скажется на внешности, — вздыхает Тэхен, сложив руки на груди и следя за Мином. — Да знаю я, — раздраженно закатывает глаза Юнги и возвращается к дивану, опускаясь на мягкий ковер перед Тэхеном. — Я никогда не думал о ребенке, хоть и мечтал всю жизнь прожить с Хосоком, но сейчас… — Юнги болезненно жмурится и утыкается лицом в колени Кима. Тот вновь поглаживает младшего по волосам. — Сейчас вам обоим стоит это обсудить и принять общее решение, — говорит ему Тэхен, накручивая на палец прядку белоснежных волос. — Но, зная Хосока, я уверен, что он будет только счастлив. — Я выпускник старшей школы. Беременный, блять, выпускник старшей школы, — бубнит Мин в колено Тэхена, и шмыгает носом. — Хосок ведь так хочет, чтобы я выучился и получил образование, и я должен. Ради него, ради папы и даже ради самого себя, — он поднимает голову и быстро стирает пальцами влагу с щек. — Но теперь я буду сидеть дома с ребенком и обременять Хосока. Так еще гонять не смогу. Это не жизнь, Тэ. Лучше все-таки исправить эту ошибку, пока возможно, — он поджимает губы и поднимает взгляд на Тэхена, ища поддержки. — Ребенок не станет помехой твоей обычной жизни. Конечно, все будет немного иначе, но это новый шаг вперед, а не конец жизни, Юнги, — вздыхает Тэхен, помогая утирать чужие слезы. — И, в любом случае, ты не останешься один, рядом всегда буду я, твой папа, который точно обрадуется такой новости, наши друзья и даже Чонгук, — улыбается омега. — Господи, — Юнги морщится и садится на диван рядом. — Если узнает Чонгук, я даже представлять не хочу его реакцию. — Он будет счастлив стать дядей, — смеется Ким, уверенный в своих словах, обнимая Юнги и притягивая ближе к себе. — Не говори мне этого, — стонет Мин, качая головой и утыкаясь носом в плечо Тэхена. — Я не готов, я ни к чему не готов. Я просто хочу быть тем, кем был до этого. — Не думай о беременности, как о конце. Обсуди все с Хосоком, не тяни с этим, он имеет право знать, — мягко говорит Тэхен, чмокнув омегу в висок. — Ты же понял меня? — Ладно-ладно, — бурчит Юнги, больно прикусив губу и жмуря глаза, чтобы Тэхен не увидел его неугомонных слез. От мысли о Хосоке все равно бросает в дрожь.🔥🔥🔥
— Чонгук, кофе! — со стоном выдыхает Тэхен, вцепляясь пальцами в края стола, на который его усадил альфа. Ким бросает на два бумажных стаканчика с горячим кофе взгляд, в котором читается беспокойство ровно полсекунды, а затем его заполняет желание. Чонгук не слушает, ему плевать на горячий кофе, грозящийся разлиться по столу, потому что в его руках есть кое-кто погорячее. Он выцеловывает медовую шею Тэхена, стоя меж разведенных ног, а руками нетерпеливо закрадывается под тонкую кремовую рубашку. Тэхен жарко выдыхает и обнимает Чонгука за шею, притягивая к себе ближе. Под этими губами плавится кожа, растекаясь по столу в офисе братьев. Тэхен собой почти не владеет, а Чонгук и вовсе с цепи сорвался, набросившись на омегу сразу же, как только тот вошел в кабинет. Он возвращается к раскрасневшимся от поцелуев губам Тэхена и жадно целует вновь, проникая в рот языком и скользя пальцами по позвонкам. От этих прикосновений у Тэхена как будто разом выкачивают весь кислород из легких, он выгибает спину и довольно мычит в поцелуй, обвивает бедра Чонгука ногами и жмется ближе, чувствуя чужое возбуждение и сходя с ума еще больше. Он опирается руками на стол, заведя их назад, и случайно роняет папку. Та с глухим стуком падает на пол. Чонгук, не разрывая поцелуя, тянется к ширинке на брюках омеги. В тот момент, когда он начинает расстегивать ее, за спиной Тэхена слышится негромкий скрип открывшейся двери. Омега мгновенно отпихивает от себя Чонгука и, облизав губы, поворачивает голову назад, все еще сидя на столе. — Меня не было всего пять минут, — морщится Хосок, стоя в дверном проеме с планшетом в руке. — С тебя новый стол, Чонгук, — дразнит он брата, входя внутрь. — Да брось, мы даже не опробовали его, — ухмыляется младший и садится в кресло. Тэхен спрыгивает со стола и обходит его, садясь на диван напротив с легкой смущенной улыбкой на зацелованных губах. Он чувствует на себе пристальный, голодный взгляд Чонгука, который даже в присутствии Хосока не дает возбуждению улетучиться до конца. Им срочно нужно продолжение. — Я решил вместо Юнги завезти вам кофе, — пожимает Тэхен плечами в свое оправдание за вторжение, закидывая ногу на ногу и доставая из кармана брюк телефон, чтобы как-то отвлечься. — Он остался на дополнительных занятиях. — Серьезно? — Хосок приподнимает брови в легком удивлении, оторвав взгляд от планшета. — Я думал, он прогуливает их, хотел даже подловить его на этом, — усмехается альфа, присаживаясь на краю стола возле брата. — Как ты можешь так думать о нем? — с наигранной обидой хмыкает Тэхен, качая головой. — Юнги очень старательный, хочет сдать выпускные экзамены на высший балл. Ради тебя. — Если он сдаст все на высший балл, я отдам ему мой кенигсегг, — с ухмылкой обещает Чонгук, заранее уверенный в том, что этого не случится. Он берет свой стаканчик кофе, который, к счастью, почти не расплескался, и салютует им брату. — Я слышу сомнение в твоем голосе, — в ответ на жест Хосок закатывает глаза, откладывая планшет и беря себе кофе. — Если Юнги ставит себе цель, он ее обязательно добивается, поэтому я в нем полностью уверен, — альфа опускается на диван и отпивает кофе. Тэхен улыбается, не вмешиваясь в диалог, и закусывает губу, опуская взгляд на экран своего телефона. Открыв диалог с Юнги, он быстро печатает сообщение: «Юнги, прошла неделя. Не считаешь, что нужно уже рассказать будущему отцу о его ребенке?» Почти каждый день в течение этой недели Тэхен пишет или разговаривает с Юнги о его интересном положении, подбадривая для того, чтобы омега осмелился и наконец рассказал своему альфе эту важную новость. Он ни на день не оставляет его, не позволяя сомнениям и страхам закрасться в голову Юнги. Тэхен прекрасно понимает, что для Мина это слишком рано, учитывая не только возраст, но и его взрывной характер. Его с трудом можно представить папочкой с младенцем на руках, который посвящен только лишь ему и домашним делам. Это все ровно противоположно Юнги, но Тэхен отчего-то уверен, что из Мина выйдет отличный папа. Хосок ему в этом поможет, они вместе обязательно справятся, только до Юнги эта мысль доходит слишком медленно, проходя через преграды, которые он сам себе выстраивает в голове. Тэхен же их разрушает. Хосок и Чонгук, попивая кофе, возвращаются к разговору о работе. Тэхен старается их не слушать, уткнувшись в телефон и листая ленту в соцсети. И так с головой утонул во лжи и предательстве. Слушать дела братьев Чон он не смеет, хоть и не собирается что-то из этого докладывать Джихану. От одной только мысли передергивает. Тэхен добровольно лучше в могилу ляжет, чем вонзит Чонгуку нож в спину. «Сегодня» — приходит короткий ответ от Юнги, заставляющий Тэхена вынырнуть из глубоких и не совсем приятных размышлений. Он не может сдержать широкой яркой улыбки, смотря на дисплей засветившимися счастьем глазами, а затем переводит взгляд на сосредоточенного и нахмуренного Хосока, слушающего своего брата. — Это что за взгляды такие? — спрашивает Чонгук, отвлекаясь и с прищуром смотря на Тэхена. Тот быстро берет себя в руки, хихикнув и закусив губу, чтобы подавить улыбку. Хосок вопросительно смотрит на омегу, не понимая, что произошло за пару секунд. — Просто день вдруг стал еще лучше, — Тэхен пожимает плечами, сунув телефон в карман брюк. Ему так хочется наброситься на Хосока с объятиями и поздравлять с тем, что он станет отцом. Он еле сдерживает себя. Такое должен сказать только лишь сам Юнги. — Не знаю, что это, но тут явно замешан Юнги, — сложив два плюс два, с подозрением выдает Хосок, отпивая кофе. — Он все-таки прогуливает? — Ох, конечно же нет, Хосок, — быстро качает головой Тэхен. — Он просто фотку прислал, — Хосок заинтересованно изгибает бровь, но Ким его пресекает: — Но я не могу показать ее тебе, это наше личное. — Омеги, — цокает старший Чон, сгорая от любопытства. Что там может быть такого, чего Хосок бы не видел или не знал? Он обязательно спросит об этом у Юнги сегодня вечером. — Он все равно выяснит, что это, детка, — говорит Чонгук, подмигнув Тэхену. Как будто прочитал мысли брата. Ему хватает одного лишь его взгляда, чтобы все понять. На столе вибрирует телефон Чонгука, разрывая секундную тишину. Альфа подкатывает свое кресло к столу и ставит стаканчик, заглядывая в дисплей. — Югем, — озвучивает имя звонящего Чон, подняв взгляд на брата. Тот чуть поджимает губы и хмурится. Чонгук берет телефон в руку и принимает звонок, прикладывая его к уху. — Добрый день, офицер. Что-то случилось? — Авария случилась, Чонгук, — холодным тоном сообщает Югем, на фоне слышны чьи-то голоса и звук полицейской сирены. — Подъезжай к старому мебельному складу в Новоне, нужно опознать тело. Думаю, ты знаешь, кто это. Чонгук лижет пересохшие губы и проводит ладонью по волосам, пытаясь не выдавать волнение. — Это кто-то из наших? — спрашивает он чуть тише, затаив дыхание. — Нет, я бы узнал, — отвечает Югем, а Чонгук облегченно выдыхает. — Документов тут никаких, даже на машину. Я жду тебя, — офицер кладет трубку. — Копы решили вмешаться? — спрашивает Хосок, поднявшись с дивана. — Видимо так, — кивает Чонгук, хватая свою куртку, висящую на спинке кресла. — Детка, — говорит он, обращаясь к поднявшемуся Тэхену, что вдруг мрачнеет и становится белым, как мел. Истолковав состояние омеги по-своему, Чонгук подходит ближе и берет его лицо в ладони, заглядывая в напуганные глаза. — Мне нужно поехать туда, узнать, кто на этот раз… — Чонгук осекается и вздыхает, на секунду прикрывая глаза. — Поезжай сейчас ко мне, а я скоро подъеду, ладно? — Будь осторожен, прошу, — шепчет Тэхен, накрывая теплые ладони альфы своими. Чонгук коротко кивает и оставляет на кончике тэхенова носа нежный поцелуй, неохотно отстраняясь от омеги. — Я с тобой, — говорит Хосок, уже надевая куртку. — Поехали.🔥🔥🔥
Агера с тихим рыком подъезжает к небольшому скоплению автомобилей, среди которых лишь две полицейские, остальные же принадлежат явно не гонщикам, а простым гражданским, проявляющим интерес к случившемуся. Некоторые любопытные зеваки выглядывают из окон своих домов. Гиперкар тормозит у обочины, братья выходят из машины, двинувшись к месту аварии. Югем, завидев Чонов, сразу же идет навстречу. В самом центре дороги лежит перевернутый и искореженный до неузнаваемости гоночный автомобиль. Сунув руки в карманы джинсов, Чонгук подходит к Югему и становится рядом, рассматривая автомобиль в тусклом свете вечернего фонаря. — Редкий момент, когда полиция подъезжает на место происшествия раньше скорой помощи, — хмыкает он, пожав руку друга. Хосок подходит сзади. Офицер кивает ему и получает кивок в ответ. — Мы тут минут пять, я звонил тебе еще из участка. Кто-то из свидетелей сфотографировал случившееся, — пожимает плечами Югем. — Медики будут тут с минуты на минуту. — Светло-синий ниссан скайлайн две тысячи второго года, — озвучивает свои наблюдения Чонгук, чуть прищурившись и переводя внимание на разбитую машину. — Ударили в угол заднего бампера на скорости примерно сто тридцать-восемьдесят. Хм, до возгорания не дошло. Удивительно, как бензобак не задело. — Этой машины нет в базе данных, — хмурит брови Югем, поправив фуражку на голове. — Возможно, незаконно провезена в страну из Японии, — задумчиво говорит Чонгук, многозначительно глянув на брата. — Но я ее уже видел на дорогах. — Ты знаешь, кто это сделал, — утверждает офицер, повернув голову к Чонгуку. — Знаю, — кивает Чон. — Но без доказательств — это просто несчастный случай. — Можно по данным из видеонаблюдения найти машину. Разве это проблема? — Не все так просто, офицер, — хмыкает Хосок, качая головой. — Наверняка этой машины уже нет, либо перекрасили, сменили номерной знак. А от вмятины из-за удара и следа не останется. — Они похожи на призраков, — щурится Югем, сложив руки на груди. — Хотя всегда находятся на публике, перед толпой. — Их тачки в разы мощнее любой другой, — объясняет Чонгук, пожимая плечами. — Догнать и найти не так просто. Хосок отходит от альф и осторожно подходит к машине поближе. Неизвестно, что там в бензобаке, который все еще вполне может подорваться в любую секунду. Альфа прищуривается и обходит автомобиль с правой стороны. Из-за окна с водительской стороны виднеется окровавленная рука погибшего, лежащая на асфальте, усыпанном осколками битого стекла. Хосок поджимает губы. Такое видеть тяжело, даже если до этого не раз приходилось. На этой стороне света меньше, а машина отбрасывает на асфальт тень, не позволяющую нормально разглядеть детали. Чон медленно подходит ближе, хрустя стеклом под ботинками. Хосок присаживается на корточки в метре от ниссана и прижимает ладонь к дрогнувшим губам, стеклянным взглядом смотря на тело гонщика с розовыми волосами. Внутри что-то обрывается и летит в бездну. — Это… — Ю Кихен, — договаривает за подошедшего сзади брата Хосок не своим голосом и снова прижимает к губам ладонь. Все еще смотрит на омегу, не в состоянии оторвать взгляда. Его там в кашу превратило, от узнаваемого только цвет волос, похожий на сладкую вату. — Твою ж мать, — выдыхает Чонгук, прикрыв лицо ладонями и отворачиваясь. — Совсем ребенок, — он вздыхает и разворачивается обратно, становясь за братом, который, кажется, даже не шевелится. Хосок не понимает, почему в горле ком из-за смерти человека, которого почти не знал. Из-за того, кто чуть не перевернул машину Юнги на гонке. Он все смотрит, с тяжестью сглатывая горький ком. Перед глазами не Ю Кихен, перед глазами такого же возраста омега с белоснежными волосами, чей запах так любит вдыхать Хосок по утрам, чьи губы так любит целовать. Перед глазами мертвое тело Юнги. — Эти ублюдки никого не щадят. Даже детей, — говорит Чонгук, положив ладонь на плечо брата. Он не спрашивает, почему Хосок так реагирует на чужую смерть, и так понимает, что чувствует брат. Когда к альфам подходит Югем, Хосок поднимается на ноги и отворачивается от машины. С конца улицы уже доносится вой сирены скорой помощи. — Ю Кихен, семнадцать лет, — непроницаемым тоном говорит Хосок, смотря офицеру в глаза. — Это все, что нам о нем известно. — И этого хватит, спасибо, — благодарит Югем, кивнув. Хосок молча обходит альф и, сунув руки в карманы косухи, твердыми шагами идет к машине. У Джихана развязаны руки. Перед глазами все еще стоит ужасающая картина, а в голову как назло лезут навязчивые мысли о том, что на месте Кихена вполне может оказаться Юнги. Этот непреклонный, упертый как баран омега, которого ни один в мире запрет не остановит. Он живет дорогами, он готов лишиться всего ради улиц, как и Хосок. Только Хосок не готов лишиться Юнги. Его бы запереть в доме, закрыв все окна и двери на замок, но он все равно найдет выход, выроет себе обходной путь. Хосок пытался, боролся, но Юнги все равно делает по-своему. Он будет идти напролом против Джихана и его банды, пытаясь помочь в войне, что становится все жестче с каждым днем. И не задумается о том, что может умереть, оставив в душе Хосока лишь бесконечную дыру, которую никто и ничто до самого конца жизни не заполнит. Хосок садится в машину и откидывает голову на спинку сиденья, прикрыв глаза. Мерзкий червь, уже давно поселившийся в сознании, нашептывающий то, о чем думать невыносимо, снова выполз на свет, на этот раз показав себя во всей своей красе. Игнорировать его уже невозможно, он выедает все шансы на лучшее, оставляя один действенный вариант. Хосоку легче сдохнуть, чем решиться на такое, но если так для Юнги будет лучше, то остальное значения не имеет.🔥🔥🔥
Юнги нервно жует губу и комкает в пальцах небольшой снимок УЗИ. На нем изображена маленькая фасолинка, которая с каждым днем развивается все быстрее. Это их с Хосоком ребенок. Мин, ничего не сказав даже Тэхену, решился пойти в больницу, подталкиваемый только самим собой. Он не понимает, как в одиночку осмелился на такое, но нужно было убедиться, что это правда, что тест не соврал. Несмотря на ненависть к больницам, омега пересилил себя. Итог лежит в руке, слегка помятый от постоянного комканья. Когда от Тэхена снова приходит сообщение, омега, психанув и злясь на самого себя за медлительность и неуверенность, твердо решает, что скажет все Хосоку сегодня. Он вправе знать, а Юнги, хоть и не один с этой тайной, но без Хосока не справится с этим осознанием. Ему жизненно необходимо знать, что скажет Хосок, как отреагирует и что решит. От него зависит дальнейшая жизнь Юнги. Они не выбирали этого ребенка, но выбор его будущего Мин отдает Хосоку. Он шумно вздыхает и кладет снимок на кухонный стол, за которым сидит, и поднимается, принимаясь расхаживать по кухне. Губа вся искусана, пальцы от волнения холодные и влажные, постоянно цепляются за края светло-синего свитера, как за соломинку. Две кружки кофе выпил, даже воды обычной. А в горло кусок не лезет, хочется кричать все сильнее с каждой долгой секундой ожидания. Юнги не хочет звонить Хосоку и спрашивать о том, когда тот приедет, не хочет торопить, потому что время все-таки хочется растянуть, хоть оно и медленно убивает. Всю неделю Юнги рядом с Хосоком играет роль. Роль себя до того, как узнал о беременности. Улыбки искренними выходят с трудом, а прикосновения альфы к животу заставляют мысленно кричать. Хосок верит маске, потому что Юнги сам же давит себе на горло, только бы не распасться перед ним на мелкие составляющие. Играть у омеги получается, но пора уже с этим кончать. Ребенок внутри растет. Сердце пропускает удар, когда Юнги слышит звук мотора макларена во дворе. Он цепляется пальцами за края стола и жмурится до ярких пятен перед глазами, хватая ртом воздух и собираясь с силами. Тянуть больше некуда. Юнги хватает снимок и сует в задний карман джинсов, в последний раз мысленно просит себя собраться и выходит альфе навстречу. — Хосок, — улыбается Юнги, выйдя в коридор. На цыпочках подкрадывается сзади и обвивает руками торс, прижавшись щекой к прохладной от улицы куртке. Чон тихо прикрывает за собой дверь и поворачивается к омеге в кольце рук. Юнги от его взгляда вдруг ежится, руки сами собой расслабляют хватку и опускаются. Хосок смотрит как будто сквозь, как будто в пустоту. На чужого человека. Черные глаза вдруг остекленели и покрылись толстым слоем нерушимого льда. Юнги продолжает улыбаться, всеми силами заставляет себя, потому что иначе потеряет всю уверенность, которой себя наполнял весь вечер. — Юнги, послушай меня, — заговаривает Хосок хриплым, таким же ничего не выражающим тоном, от которого холодом веет. Юнги в теплом свитере вдруг становится прохладно. — Нет, ты послушай. Я хочу сказать тебе кое-что очень важное, — быстро тараторит омега, покачав головой. Пока есть силы и смелость сообщить важную новость. Он вдыхает в легкие побольше воздуха и открывает рот: — Я… — Нет, Юнги, дай сказать мне, — резко обрывает омегу Хосок, заглядывая прямо в глаза. Режет своим холодным тоном, пригвождает к месту, не позволяя сдвинуться. А самому стоит невероятных усилий стоять вот так перед крохотным теплым малышом, которого надо бы прижать к себе и греть бесконечной любовью, а не… — Мы не можем больше быть вместе. Улыбка мгновенно сползает с губ омеги. Он смотрит на Хосока в полнейшей растерянности, комкая пальцами длинные рукава свитера. Он не понимает, не хочет понимать смысла того, что только что услышал, но в сердце уже звучит первый взрыв. Это происходит не медленно, пока дойдет осознание; это внезапно, без предупреждений разрывает грудную клетку одним махом. Без объяснений. Просто одно предложение, а у Юнги земля уходит из-под ног. — Что… — выдыхает он, слегка щурясь и упрямо смотря на Хосока. Тот даже в лице не меняется, стоит холодной каменной статуей, безжизненной глыбой, не пытается подойти, прикоснуться. А это могло бы спасти, только зачем? После таких-то слов. — Ты мне больше не нужен, Юнги, — каждая произнесенная буква режет и разрывает Хосоку горло, прежде чем быть озвученным. Каждое услышанное слово впивается острым ножом в тело Юнги по самую рукоять. — Хо… Что происходит? — тихо спрашивает он дрогнувшим голосом. С каждой секундой терпеть на себе этот равнодушный взгляд все сложнее, он пронзает насквозь, он отдаляет их друг от друга, создавая непреодолимую пропасть между. — Я не понимаю, Хосок. — Все ты понимаешь, — поджимает губы Чон, Юнги чувствует в голосе альфы легкое раздражение. — Я заебался с тобой нянчиться. Мне нужен не ребенок, а омега, Юнги. Я думал, до тебя это дойдет наконец, но, кажись, ошибся. А мысленно миллионы раз проклинает себя за сказанное, хочет отмотать время назад и прижать Юнги к груди, просить прощение до самой смерти, стоя на коленях, но вместо этого топит взглядом пустых глаз, за которыми тщательно скрыл всю свою боль, выворачивающую наизнанку. Назад пути уже нет, надо довести дело до конца. А конец не оставит после себя ничего. Юнги тяжело сглатывает ядовитый ком, застрявший в горле. Участки сердца один за другим продолжают взрываться, разбрасывая его осколки во все стороны. Они впиваются в другие органы и кости, рвут легкие. Внутри начинается буря, конец света. У Юнги дрожат колени, но он какой-то неведомой силой все еще держится и принимает на себя каждое слово-нож и такой же уничтожающий взгляд. Хосок на него так никогда не смотрел, даже в самую их первую встречу. Он не щадит, говорит правду как есть, не медлит и не пытается быть осторожным, вырывая внутренности голыми руками. Он не боится сломать Юнги. Видно, и вправду заебался. — Ясно, — с усилием выдавливает из себя омега, боясь даже моргнуть, чтобы слезы не выдали, насколько его изнутри выламывает сейчас, крошит в порошок, что пылью оседает на ботинках Хосока. — Уедешь на такси, — бросает Чон. Сдается, первым отводя взгляд куда угодно, но не на Юнги. Как же тяжело, смотря в полные невыплаканных слез глаза любимого человека. Видеть, как внутри него все ломается, миры рушатся, сердце почти не бьется. Хосок благодарен лишь за то, что Юнги вопросов не задает. Наверное, они сейчас и не нужны, потому что главное уже сказано. Хосок думает, что так будет правильнее. Если Юнги это остановит от гонок, он заберет подарок, который сам же сделал, настаивая на том, чтобы омега его принял. Юнги ведь так долго не соглашался его принять, а теперь Хосок просто вырывает его, как последний ублюдок. И самому же хуже: эта машина, стоя в гараже, будет напоминать того, в ком весь смысл жизни. Юнги понимает, что порше останется у Хосока. Конечно же, он не оставит ее тому, с кем больше не хочет просыпаться утром и видеть, дарить поцелуи и взгляды, в которых любовь льется через край. Это все как будто было во сне, в параллельной вселенной, в лучшей жизни, которая для настоящего Юнги недостижима, как далекие планеты. Он всего этого не заслужил. Но и слова эти чем заслужил, он просто не понимает. В чем проебался, где сделал ошибку и дал в себе усомниться? Ребенок. Просто не дорос до такого альфы, как Чон Хосок, — одного из лучших на улицах столицы, того, о ком мечтают сотни других омег, среди которых он наверняка найдет того самого. Не ребенка. Не легкомысленного подростка, не думающего о своих поступках и последствиях. А взрослого и образованного омегу, который хоть что-то имеет за плечами, а не больного папу и старую развалюху, ржавеющую в гараже. Все тяжелее стоять вот так, под прицелом любимых глаз, в которых сейчас ни капли этой любви. Как будто никогда и не было. Жестокое, разрушающее равнодушие, и только. Юнги даже думать о конце не смел, в мыслях и даже в кошмарных снах не представлял, а он явился так внезапно, упал грузовиком с неба на голову, размазав по асфальту. К такому нельзя быть готовым, от такого нет защиты, иммунитета. Любовь иссякает, любовь кончается, у нее есть срок годности. У Хосока он вышел. — Это все? — собрав жалкие кусочки твердости, спрашивает Юнги, заглянув в родные глаза. В самую их глубину, в надежде найти хоть что-то, за что можно уцепиться. Чтобы хотя бы дышать было возможно после этой внезапной смерти. Когда его рядом уже не будет. — Это все, — коротко отвечает Хосок. А в глазах надежды нет, Юнги зря искал. Хосок резко разворачивается и выходит из дома, напоследок хлопнув дверью. Юнги пару секунд стоит в прострации и стеклянным взглядом смотрит на дверь. В сердце происходит последний взрыв. Омега падает на колени и прижимает ладонь ко рту, жмурится до белых пятен и всхлипывает слишком громко в звенящей тишине опустевшего дома. Как будто тело бросили в огонь, во всех его участках вспыхивает невыносимая боль, сжирающая заживо. Юнги кричит. Он не понимает, делает ли это вслух или оглушает себя изнутри. Больно до невыносимого, до сумасшедшего. Он вгрызается зубами в ребро ладони, давя крик, топя внутри себя. Во рту ощущается привкус собственной отравленной крови. Юнги подползает туда, где только что еще стоял Хосок, сгибается пополам, обнимает живот руками и роняет на пол горячие слезы. Такой боли он еще не встречал в своей жизни. Но кто как не самый любимый на свете человек покажет ее во всей красе. Юнги теперь в ней тонет, не просто купается. И не боится, что она его сожрет и переварит. Пусть, теперь уже плевать. Жизни в миг не стало, все вокруг не серое, а черное, не имеющее никакой важности и ценности. Никакого смысла. В ушах до сих пор стоит звук от хлопка входной двери. Его непроницаемый голос, повторяющийся в голове, как на заезженной пластинке, заставляет выть еще сильнее. Юнги утыкается лбом в холодный пол и скребется, едва не раздирая ногти, не представляя, как облегчить страдания. Он понятия не имеет, сколько ему осталось до того, как боль его убьет и похоронит в себе же. Юнги теперь не нужно ничего. Ни собственная жизнь, ни тем более ребенок, который только начинает развиваться внутри. Он — глупая ошибка, промах, неудача. Зачем он нужен? Зачем, если сам Юнги теперь не нужен. Не нужен Хосоку.🔥🔥🔥
Хосок садится за руль и нервным движением опускает дверцу, заводя двигатель. Макларен агрессивно рычит и срывается с места, оставляя за собой облако пыли. Подальше бы отсюда, от этого дома, что до последнего кирпичика пропитан Юнги. Альфа мысленно называет себя всеми последними словами и сжимает пальцами руль настолько сильно, что кожа на нем едва не разрывается. Челюсти сжаты до зубного скрежета. Салон наполняет ровный гул двигателя за спиной и чистейшая ненависть к себе, похожая на удушающий газ. Чиркнуть зажигалкой — все взлетит на воздух. Темно-синий макларен сливается с ночными улицами, становится тенью дорог. Стрелка на спидометре переходит за сто пятьдесят, но Хосоку все мало. Он судорожно думает обо всем, пытается переключить свою ненависть даже на мысли о враге, но становится только хуже, ведь из-за него все это, из-за него Хосок солгал тому, кто важнее всего на свете; оставил глубокие шрамы на нежной чистой душе и изуродовал сердце. Так нужно, так нужно, так нужно. Он яростно вбивает себе эту мысль в голову, пытается в жалких попытках убедить себя, что так правильно, это ради безопасности Юнги, но нет, Хосок поступил, как чудовище, настоящий ублюдок. Думать невыносимо, в каком сейчас состоянии Юнги, оставшись в большом и пустом доме в полном одиночестве. Как он там эту неподъемную мысль пытается переварить, что свалилась на хрупкие плечи разом. Сознание говорит, что все правильно. Так нужно для безопасности Юнги, так до него не доберутся. Пусть ломается и крошится от того, как с ним поступил Хосок, но будет жив. Хосок надеется, что он не станет лезть на улицы, да и не на чем ему будет. Может, начнет новую жизнь, сосредоточится на учебе и забудет о том, что было, как о сне, хоть и не страшном. Только пусть живет, пусть не будет под прицелом врага. Слишком юный, а впереди вся жизнь. Юнги еще обретет свое счастье. О себе Хосок не думает, на себя плевать. Даже так, со стороны он будет оберегать Юнги, хоть и самого будет ломать, как внезапно лишившегося дозы наркомана, потому что этот омега — не мимолетный кайф, а долгий и тягучий, тот, что на всю жизнь. Он дает жизнь, а без него — смерть. Хосок давит на педаль до упора, движок за спиной рычит, хоть как-то успокаивает, но мысли не заглушает до конца, они все равно просачиваются в голову и съедают, причиняют дикую боль, бьют прямо в сердце, в душу. Не думать невозможно. Макларен ракетой влетает в тоннель и громко гудит, но не настолько, чтобы перекрыть кричащие в голове мысли и образы. Мимо проскальзывают искры света, перед глазами то счастливо улыбающийся беловолосый ангел, то парнишка с розовыми волосами и обезображенным лицом. Хосок сбавляет скорость и резко бьет по тормозам. Гиперкар с визгом останавливается. Чон вылетает из машины, и, тяжело дыша, как будто вдруг не стало воздуха, идет вперед. Вокруг ни души, ни одной проезжающей машины. Звук глухих шагов разносится по тоннелю эхом. Хосок словно в бреду. Впереди светлее, там конец тоннеля, прохлада и воздух. Хосок задыхается. Наверное, так себя чувствует и Юнги. Так, словно расстреляли. Все тело в свинце; с каждым шагом пули рассыпаются на асфальт, залитый горькой кровью. Если так для Юнги будет лучше, Хосок готов идти на все. Если так Юнги будет счастлив, Хосок будет бороться за его мирную жизнь, за каждый вздох, за каждую улыбку, которая отныне будет не для него. Не для Хосока. Он выходит из тоннеля и прикрывает глаза, откинув голову назад. Холодный ночной воздух закрадывается под одежду, соревнуясь с холодом, что поселился внутри альфы. Там пустота, в которой гуляют суровые ветра, а на выжженном сердце только имя, заставляющее стоять на ногах. Юнги. Хосок кричит. Позволяет отравляющей боли наконец вылезти наружу, иначе загнется прямо тут, на пустынной дороге, стоя под тусклым светом фонаря. Позади тихо гудит работающий мотор макларена. В голове мантрой имя того, кто останется в душе до самой смерти, того, чей образ будет каждое утро заставлять вставать с постели, функционировать, бороться. Но не сейчас. Сейчас Хосока крошит, режет, рубит на куски. Он орет в пустоту до хрипоты. Внутри все вспыхивает огнем, становится только больнее, все более невыносимо. Так боль не унять, не задушить в себе. Ее травить, глушить. Альфа возвращается в машину и срывается с места, выехав из тоннеля, в котором оставил часть своей нескончаемой боли. Сейчас бы домой вернуться, прижать к себе свою маленькую жизнь, к которой больше нет доступа. Юнги теперь на том конце вселенной, так далеко, что за всю жизнь не достать. Хосок себя ненавидит и гордится собой одновременно. Отлично сыграл роль, слишком хорошо. Но ведь… Так надо. Ради лучшего будущего Юнги. Пусть все вокруг полыхает огнем, пусть разразится война, но для него одного светит солнце. Хосок добровольно отказался от жизни, дальше как-нибудь просуществует. Все это не важно.