🔥🔥🔥
Юнги лежит, обняв себя за плечи, и смотрит на экран старенького телевизора невидящим взглядом. В волосах ощущаются ласковые прикосновения пальцев папы, на колене которого покоится голова омеги. Юнги боится пошевелиться или вздохнуть громче обычного, иначе рассыплется пеплом. Он не моргает, не разговаривает, от любого действия пробуждается внутри поселившаяся боль, из-за которой хочется кричать до хрипоты. Юнги, кажется, даже своего сердцебиения не ощущает, а может, и не дышит, лежит трупом, лишенным души, жизни. О том, кто вырвал сердце так внезапно, без обезболивающих, он не думает, малейшую мысль обходит километрами, потому что от этого просто невыносимо. Можно не сдержаться и разрыдаться в голос прямо перед папой. А тому хватило истерики сына, когда Юнги пришел домой едва живым, едва стоящим на ногах. Енджун, долго не спавший той ночью, подкатил на коляске, услышав шорох в коридоре, а перед ним оказался сын, на себя толком не похожий. Он рухнул перед папой на колени и разрыдался, не в силах сдержать всепоглощающую боль. Рассказал все, даже о ребенке, которого носит под сердцем и который больше никому не нужен. Енджун новость воспринял на удивление спокойно, куда тяжелее далось расставание сына с Хосоком, которого он считал идеальным альфой для своего ребенка. Юнги не хочет больше показывать перед папой то, что не дает ему свободно дышать, душа по ночам. Ему безумно стыдно, безумно обидно и плохо. Все худшие чувства и эмоции смешались в одном отравляющем коктейле, который Юнги приходится вливать в себя насильно, давясь и захлебываясь, а иначе придет полнейшая пустота, забвение, в котором омега себя потеряет. Что тогда станет с папой? Юнги перед ним не плачет. Но и улыбаться, делать вид, что стало легче, он не в состоянии. Енджун ничего такого и не требует, он молчаливо, своими нежными и полными заботы прикосновениями дает свою любовь и поддержку. Он как никто понимает и чувствует, каково сейчас Юнги. В тот страшный момент, когда лишаешься части своей души, которая в одиночку функционировать не сможет. Енджун свою любовь хоронил, а Юнги смотрел ей в спину, когда та уходила. Потерять, остаться в своей боли — все одно. А Юнги в разы хуже, у него внутри плод любви, хоть и незапланированный. Когда Юнги, сидя перед Енджуном на коленях, плакал, признаваясь в своей беременности, то следом же твердил о том, что исправит эту ошибку при первой же возможности, что не станет утруждать и обременять ни себя, ни папу, ни Хосока тем более. Енджун эту мысль сразу же пресек, обрубил одним своим: «ребенка надо родить». Да, возможно, будет тяжело, думал про себя старший омега, но избавление от ребенка — худшее преступление. Непростительное. Никто, может быть, сверху судить и не будет, зато самого Юнги съест болезненное чувство, что руки в крови, а легче дышать не станет. Юнги ночами вжимается лицом в подушку, лишь бы Енджун, спящий в соседней комнате, ничего не услышал, и плачет. А когда слезы ближе к утру высыхают, омега смотрит в потолок и в сотый раз размышляет о том, что сказал ему Хосок. Каждый прокрученный в голове раз как новый ножевой удар в и без того искалеченную душу. Юнги кажется, что это один сплошной кошмар, затянувшийся слишком надолго. — Я хочу, чтобы мы уехали куда-нибудь, когда я закончу школу, — тихим севшим голосом говорит Юнги, продолжая отстраненно разглядывать яркие картинки на экране телевизора. — Куда ты хочешь, малыш? — спрашивает Енджун, склонив голову и смотря на сына. Длинные и слегка морщинистые пальцы тонут в мягкости белоснежных волос. — Куда угодно, только бы отсюда подальше, — Юнги утыкается носом в колени Енджуна и жмурит глаза. В горле снова образовывается ком. — Юнги, — ласково зовет папа, повернув к себе сына и кладя ладонь на его бледную щеку. — Мы с тобой справимся, слышишь? Ребенок не будет ни в чем нуж… — Папа, — Юнги вымученно морщится. — Не говори мне о нем, прошу. «Мне и так мерзко. Мне и так больно». — Ты должен привыкать, это твой ребенок, уже сейчас нужно о нем заботиться. До окончания школы осталось всего ничего, а там уже посмотрим. Но не забывай, в каком ты положении, — мягким спокойным голосом успокаивает Енджун, коснувшись ладонью живота сына. — Я тебе с этим буду помогать, ты не останешься один, котенок. Мы уедем, если ты так этого хочешь. — Он ему не нужен, — шепчет Юнги, заглядывая папе в глаза. — Он нужен нам, — твердо отвечает старший омега, погладив сына по щеке большим пальцем. Юнги в глазах папы видит нерушимую уверенность, подобную прочной стали, и сам невольно этим заражается, хоть и частично. Енджун по новой вселяет надежду, которая была жестоко вырвана. Он вдыхает жизнь и рисует будущее яркими цветами в отличие от Юнги, который это будущее в мыслях очернил. Он берет теплую ладонь папы в свои руки и подносит к губам, оставляя поцелуй на ее тыльной стороне, а затем прижимает к своей щеке. — Я тебя люблю, папа, — еле слышно шепчет Юнги, жмурясь, чтобы слезы не потекли. — Я тоже очень люблю тебя, Юнги, — Енджун тепло улыбается и целует сына в лоб. — Мы все преодолеем, вот увидишь. Юнги хочет верить папе.🔥🔥🔥
Тэхен сидит на диване в гостиной чонгуковой квартиры, подобрав под себя ноги и держа на коленях толстый учебник. Вокруг разбросаны тетради с конспектами, а на столике стоит включенный ноутбук. На полу оставлена полупустая чашка с давно остывшим фруктовым чаем. Омега хмурит брови и грызет карандаш, пытаясь вникнуть в суть статьи. Близится конец семестра, к окончанию которого уже нужно готовиться в полную силу. Несмотря на то, что творится на улицах, нормальная жизнь не дает о себе забыть. На дорогах будущее не построить, гонки — не профессия, а стиль жизни. Тэхен хочет в дальнейшем стабильную работу, на которую по утрам будет ходить с удовольствием, искренне любя свое дело. Именно поэтому сейчас гонки и посиделки в дыре отходят на второй план, а на первый встает учеба. По крайней мере, омега пытается учиться в те моменты, когда Джихан не приходит полакомиться его душой, а Чонгук отлучается из-за дел на улицах и бизнеса, который несмотря ни на что нужно продолжать вести. Тэхен перелистывает страницу учебника и ведет по строке кончиком карандаша, полностью сосредотачиваясь на материале, который нужно обязательно выучить. По телу проносится легкая дрожь, а на губах расцветает улыбка, когда подкравшийся сзади Чонгук припадает губами к шее омеги. Из-за сосредоточенности на статье Тэхен и не заметил, как альфа вернулся. Он прикрывает глаза и склоняет голову вбок, открывая губам Чона больше участков для поцелуев. Жилистые татуированные руки скользят по плечам, попутно стягивая с них бежевую шелковую накидку. — Чонгук… — Тэхен заводит руки назад и зарывается в светло-каштановые волосы альфы пальцами, слегка их сжимая. По телу разливается тепло, а внутри образуется комочек возбуждения. — Я соскучился, — низким голосом, от которого Тэхену кружит голову, говорит Чонгук. Его горячее дыхание щекочет кожу, провоцируя мурашки. — Я тоже, — выдыхает Тэхен, откинув голову назад. Чонгук оставляет на плече омеги поцелуй и переходит к ключицам, слегка прикусывает, а руками скользит под накидку. — Но я должен заниматься, Чонгук, — вздохнув, говорит омега и убирает от альфы руки. — Ты занимаешься весь день, детка, — недовольно хмыкает Чонгук и обходит диван. — Я звонил тебе три часа назад, и ты сказал, что, черт возьми, занимаешься, — альфа небрежно скидывает тетради на пол и валится на диван возле Кима. Тэхен бросает взгляд на окно, за которым уже давным-давно стемнело, а в окнах соседних зданий уже горит свет. — Черт, я и не заметил, как время пролетело, — Тэхен потягивается и, отложив книгу на стол, поворачивается к Чонгуку боком, поправляя накидку на своих плечах. — Я после пар ездил к Юнги. — Как он? — интересуется Чонгук, положив подбородок на плечо омеги, а руку на его колено. — Он пытается выглядеть как обычно, но я-то вижу, что ему плохо. Юнги стал молчаливым, в себя уходит, — вздыхает Тэхен. — Я должен чаще с ним бывать. — Не представляю нашего школьника таким, — Чонгук складывает руки на груди и качает головой. — А я не представляю, каково ему вообще, — Тэхен кладет голову на плечо Чонгука. — Он ведь так любит Хосока. Потерять любимого человека, тем более так… «Боюсь представить, боюсь почувствовать эту боль, но знаю, что придется», — проносится в голове омеги пугающая до дрожи мысль. — Хосок такого больше не найдет. Так, как с Юнги у него не будет больше ни с кем, я уверен, — Чонгук поворачивает голову к Тэхену и проводит пальцем по его щеке. — Как и у меня с тобой. Тэхен чувствует, как сердце под ребрами вдруг затрепетало, забилось, как птица в клетке, а щеки начинают полыхать. Он к такому никогда, кажется, не привыкнет. К этим внезапным словам Чонгука, которые весь воздух из легких выбивают разом. И ведь ничего ему не стоит это сказать, но слова эти важнее всего в жизни Тэхена. Омега знает, что потом будет дорого расплачиваться за каждое, только сейчас не может не наслаждаться, не может не быть счастлив от того, что Чонгук их произносит, смотря в глаза без единого проблеска сомнения. У него там настоящая любовь, которая все время воскрешает внутри омеги покалеченную другим душу. Тэхен улыбается и утыкается носом в теплую шею альфы, обвив его руку и прижимаясь к боку. Чонгук целует его в красную макушку и шепчет на ухо с акцентом настоящего итальянца: — Ti amo. — Я тоже люблю тебя, — незамедлительно отвечает Тэхен, заглянув в глаза альфы. Чонгук улыбается и, огладив большим пальцем подбородок омеги, накрывает сладкие губы своими. Ему большего не надо. Он слышит все, что ему нужно, чтобы быть самым счастливым на этом свете. Он слышит это от самого лучшего человека на свете. Все остальное отходит на второй план, меркнет на фоне этих больших янтарных глаз. — Знаешь, что? — хмурится вдруг Чонгук, отстранившись от губ омеги. Тэхен смотрит на альфу вопросительно, облизывая губы. — Бросай свои книги, и поехали кататься, — загорается Чонгук, расплываясь в улыбке. В глазах альфы вспыхивает яркий огонек. — Но, Чонгук, мне надо учить… — Тэхен растерянно смотрит на книгу, лежащую на столике, затем переводит взгляд на Чона. — Я должен все это… — Ты сегодня достаточно поучил, а сейчас просто необходимо развеяться. Нам обоим. Ну же, детка, дороги скучают, — подмигивает альфа, похлопав омегу по коленке и вставая с дивана. — Собирайся, возражения не принимаются, иначе сам тебя вытащу. Тэхен шумно вздыхает и подает ладонь Чонгуку, который стоит перед ним с протянутой рукой и соблазнительной улыбкой. Альфа рывком поднимает его и берет за талию. — Вперед, итальяночка, я жду тебя внизу, — шепчет он в губы Тэхена и выпускает из объятий, шлепнув по заднице. Омега закатывает глаза и отворачивается, двинувшись в спальню и демонстративно виляя бедрами. Он знает, Чонгук смотрит. На губах появляется счастливая улыбка.🔥🔥🔥
Черный кенигсегг и красный феррари врываются в ночной город, мгновенно становясь его частью, сливаясь с потоком бесконечных автомобилей и блистая в свете уличных неоновых огней. Чонгук давит на педаль газа и наслаждается ревом двигателя, как музыкой, ласкающей слух. Давно он не гонял просто так, развивая скорость выше положенного и летя меж медленно ползущих вперед автомобилей. Агера словно попадает в свою родную среду обитания, где скорость — смысл всего. Альфа поглядывает в боковое зеркало и улыбается уголками губ, замечая позади себя огненную феррари, стремительно нагоняющую кенигсегг. Чонгук рад, что вытащил Тэхена на улицы, на которых сейчас стритрейсеров практически не встретить. Все как будто вымерли, решив, что стоит скрыться с радаров, и появляются только на определенных заездах. Во многих поселился страх, и он вполне оправданный, вполне реальный. На улицах небезопасно, черные рыцари могут оказаться где угодно, способные забрать жизнь очередного гонщика в любую секунду. Только Чонгук больше скрываться не намерен. Они долго сидели в подполье, придумывая планы действий и пути решения некоторых вопросов, касающихся войны с До и улиц в частности. Чонгуку надоело. Это их улицы, их город. Пусть рык двигателя агеры услышат все, пусть знают, что война не проиграна. Никаких новых правил и условий игры. Чонгуку на риск плевать, Тэхен рядом с ним. Альфа уверен, он под натиском соперников не согнется, а будет бороться до конца, давя на педаль газа и мчась вперед. Им бояться нечего. Феррари выравнивается с агерой. В этот миг они словно остаются одни во всей вселенной. Мимо проезжающие машины смазываются в одно пятно, переставая для них существовать. Куда-то выветриваются проблемы, тяжестью лежащие на плечах. Нет ничего и никого, только черно-красная эйфория, окутавшая обоих. Только скорость, встречный ветер и рычание мощных двигателей. Чонгук поворачивает голову в сторону лаферрари, опустив окно, и обворожительно улыбается, подмигнув Тэхену. Омега ухмыляется, лижет нижнюю губу кончиком языка и внезапно улетает вперед. Чонгук, засмотревшись на желанные розовые губы, остается позади и усмехается, тут же начав ускоряться. Эта чертовка его изводит и дразнит даже на расстоянии. На часах час ночи. По пустынной парковке разносится визг шин в сочетании с агрессивным рычанием феррари, оставляющей на местами потрескавшемся асфальте черные следы жженной резины и облако белого дыма. Чонгук стоит в центре образовавшегося круга, пока Тэхен делает вокруг него круговой дрифт. Нос феррари от альфы находится всего лишь в метре, но Чонгука это мало беспокоит. Он завороженно смотрит Тэхену в глаза через лобовое стекло, двигаясь по кругу вместе с ним, только бы не разорвать этот контакт. Чонгук им восхищен с головы до пят. Тем, как он легко дрифтует, при этом смотря прямо в глаза с полнейшей уверенностью в своих возможностях; тем, как легко он может доказать, что лучший в своем деле; тем, как будоражит чонгуково сознание, заполняет его собой до краев, и мыслей на что-то другое просто не остается. О другом и не думается, потому что весь смысл прямо тут, перед ним. Он улыбается прямоугольной улыбкой и одним только взглядом говорит о своей любви. Чонгук бы хотел поставить этот момент на бесконечный повтор. Над головой бескрайнее звездное небо, луна где-то там затерялась, но светит так ярко, что даже фонарь перед ней меркнет, а пустая парковка словно становится для них двоих отдельной планетой, оазисом и миром, в котором никому другому места нет. После очередного круга феррари резко тормозит, а дверца взмывает вверх подобно крылу ангела. Тэхен выскакивает из автомобиля и подбежав, прыгает к подхватившему его Чонгуку в объятия, сразу же впиваясь в губы и обвивая руками крепкую шею. Чонгук целует горячо и глубоко, одними только губами уносит куда-то далеко, забирает боль и дарит взамен чистое искреннее счастье. Неповторимое, во век незабываемое. Тэхен жмурится и прижимается к Чонгуку, сжимает волосы альфы меж пальцев и жарко целует в ответ, отдавая всего себя полностью и принимая взамен столько же. Между поцелуями, когда оба набирают в легкие новую порцию кислорода, чтобы снова и снова делить его на двоих, Чонгук шепчет в приоткрытые губы: — Ты стал моей жизнью. Тэхен открывает глаза и тонет в космосе напротив, что расположился в жалких сантиметрах от него в чонгуковых глазах. Он так легко это говорит. Тэхен хочет тоже. Он улыбается и берет лицо альфы в ладони, касается кончиком носа его и шепчет в ответ: — С тобой я понял, что значит любить. — Ты с ума меня сводишь, итальяночка, — на выдохе отвечает Чонгук хрипловатым голосом и вновь утягивает Тэхена в поцелуй, смакуя цветочный привкус, который собирает с губ омеги кончиком языка. «Ты меня уже свел». Неподалеку слышится вой полицейской сирены, а в окнах зданий отражается красно-синее сияние мигалки. Чонгук отлипает от губ омеги и шепчет: — Ты готов поиграть, детка? — в глазах альфы мелькает синий огонек, они мгновенно наполняются азартом и жаждой адреналина. — Готов, — отвечает Тэхен, не мешкая, и расплывается в широкой улыбке. Двигатели вновь оживают, заполняя парковку рыком моторов. Гиперкары срываются с места и летят навстречу главному сопернику на их улицах. Мчатся на всех скоростях, проносясь мимо полиции ракетой одна за другой. Легавые мгновенно реагируют и бьют по газам, спеша догнать нарушителей ночных улиц, словно напрочь забыли о том, что гонщики на них — короли, а ночь — их любимое время. Тэхен заливисто смеется и оглядывается назад. Он больше не боится, а получает от происходящего настоящий кайф. По венам разливается пьянящий адреналин, гонит вперед. Эта игра Тэхену по душе, он не боится проиграть, потому что уверен в себе на сто процентов, а Чонгуку доверяет на все двести, которых стрелка на спидометре стремительно достигает. На практически пустынных улицах начинается полная свобода, никаких ограничений и правил. Только те, что стритрейсеры установили сами, не считаясь с законом. Он им не писан. На поворотах гиперкары входят в дрифт синхронно, словно в диком танце огней, оставляя за собой облако пыли, что ослепляет полицию, сбивая со следа. Им никогда их не догнать, даже близко не приблизиться. Победа известна заранее. Охотники станут жертвами поражения. Тэхен следует за Чонгуком, больше не оборачиваясь. Сердце в груди грохочет, но уже не от страха, а от наслаждения. От чистого кайфа, который приносит навеки любимая скорость. Другого Тэхену не надо. Только дорога, ночь и Чонгук. Погоняв полицию, они еще немного наслаждаются улицами и возвращаются в квартиру. Чонгук, что испытывал жажду прикосновения к любимому телу, с порога начинает раздевать Тэхена, покрывая поцелуями каждый участок бархатной кожи и вырывая сладкий стон из зацелованных губ. Тэхен умирает и воскресает от каждого касания и поцелуя альфы, весь ему отдается в руки и сам пытается раздеть, только бы скорее почувствовать кожу кожей и слиться воедино, создав общее пламя, разгорающееся во мраке квартиры. С первым толчком в желанное тело внутри разливается кайф, щекочущий кончики пальцев. С первым стоном, вырвавшимся из губ, желание возрастает в десятки раз, дурманя сознание. Распахнутое окно впускает прохладный ночной ветер, но не выветривает, а заставляет огонь разгораться сильнее. Тэхен ему всего себя, в ответ столько же. Но всегда будет мало, потому что друг другом в этой жизни не насытиться, не напиться и не наесться. Невозможно. Им не нужен алкоголь, чтобы быть опьяненными. Им нужны они сами. Друг для друга.🔥🔥🔥
Чонгук барабанит пальцами по рулю, задумчиво кусая губу и наблюдая за Тэхеном, вышедшим из кофейни с бумажным стаканчиком и идущим в сторону агеры. С утра в городе начинается суета, все спешат по делам, не замечая друг друга и погружаясь в какие-то свои мысли. Солнце, уже ярко слепящее, никого сейчас не радует, зато люди им насладятся во время заката после сумасшедшего дня, когда небо окрасится в оранжево-красный. Тэхен садится в машину и Чонгук заводит двигатель, выезжая на дорогу. — Неужели кофе, а то выгляжу так, как будто восстал из мертвых, — зевая, ворчит Тэхен и делает первый глоток горячего напитка. — Не жалуйся, детка, ночь была сладкой, согласись, — ухмыляется Чонгук, глянув на омегу, состроившего недовольное выражение лица. Тэхен закатывает глаза. Он искренне не понимает, как этому альфе, который всю ночь не давал ему продохнуть, удается с утра выглядеть таким свежим и бодрым, при том, что Чонгук поспал далеко не больше самого Тэхена. Это какая-то вселенская несправедливость. — А цена этой ночи — мое опухшее лицо, — вздыхает омега, отпивая кофе. Мысленно миллион раз соглашается, ночь действительно была сладкой. Прекрасной. — Ты выглядишь шикарно, Тэ, — Чонгук улыбается и кладет руку на колено омеги, медленно скользя ею вверх, к бедру. Тэхен это наблюдает и слегка бьет альфу по ладони, но тот руки не отнимает. — Какой же ты ненасытный дикарь, Чон Чонгук, — усмехается Тэхен, покачав головой. — Что мешает нам по-быстрому прямо тут, детка? — Чон наклоняется ближе и толкает язык за щеку, бросая на омегу двусмысленные взгляды. Ему незачем скрывать то, что он Тэхена хочет. И плевать, что прямо сейчас. — У меня через полчаса первая пара вообще-то, — Тэхен даже не удивляется, хотя такое поведение альфы ему до сих пор льстит, и снова отпивает кофе, с фальшивой незаинтересованностью отвернувшись вперед. — Я даже не надеюсь на то, что смогу сейчас что-то повторить. — Правильно делаешь, дай мне тобой насладиться, — ухмылка Чона становится шире, а настырная рука ныряет глубже меж бедер. — Ну и как я с тобой выучусь? — вздыхает Тэхен, на секунду встречаясь с чонгуковым лукавым взглядом, и сводит колени. — Ну, — Чонгук задумчиво хмурит брови, переводя взгляд на дорогу и плавно объезжая автомобили. — Ты можешь читать свои книжки, пока я тебя… — Господи, замолчи! — резко прерывает альфу Тэхен, сморщив нос и слегка пихнув его в плечо. Чонгук отстраняется, посмеиваясь, а Тэхена почему-то накрывает смущение. — Придурок, — хмыкает омега и утыкается в свой стаканчик, пытаясь спрятать легкую улыбку. — Нужно совмещать полезное с приятным, Тэ, — подмигивает альфа. Чонгук подъезжает к светофору, загоревшемуся красным и, быстро глянув на пьющего кофе Тэхена, вдруг резко тормозит, отчего напиток разливается на омегу. Чон не сдерживается и начинает смеяться, смотря, как Тэхен сначала жмурится, остолбенев от неожиданности, а затем начинает кашлять. — Какого хрена, Чонгук?! — кричит он, уставившись на смеющегося альфу шокированным взглядом. Кофе, к счастью уже немного остывший, стекает с подбородка к шее и груди. Темно-зеленая шелковая рубашка начинает неприятно липнуть к коже. Тэхен от неожиданности и удивления так и остается с практически пустым стаканчиком в поднятой руке. — Ужас, какой я неосторожный, — хохочет Чонгук, смотря на омегу, прожигающего его недобрым взглядом. — Зачем ты это сделал, Чон Чонгук? — хмыкает Тэхен, а альфа снова получает удар в плечо. — Знаю же, что специально! Никогда больше не сяду в эту машину! У меня теперь рубашка вся мокрая и липкая, твою же мать, как я теперь пойду в унив… Когда Чонгук нагибается к нему и скользит языком по подбородку, слизывая кофе и спускаясь к шее, Тэхен теряет дар речи, так и застыв. А тело мгновенно реагирует, предательски покрывшись мурашками. Чонгук засасывает кожу на шее, чуть прикусывает и слизывает, заставляя Тэхена сглотнуть. Этого альфу сейчас хочется прибить, но еще больше — оседлать. Что он творит своим языком, своими губами и зубами, пока они стоят на светофоре, напрочь лишает здравого смысла. А когда рука альфы беспардонно скользит меж поджатых коленей, из легких как будто весь воздух выбивают. Тэхен готов кончить в эту же секунду. — Я просто не хочу тебя отпускать, — шепчет альфа на ухо и мягко кусает за мочку. Тэхен не может сдержаться и выдыхает, вцепившись пальцами в руку Чона. — Поехали домой. — Другого варианта нет? — капитулирует Тэхен, заглядывая альфе в глаза. — Абсолютно нет. Спустя пятнадцать минут они врываются в квартиру, которую покинули всего час назад. Чонгук самостоятельно избавляет Тэхена от испорченной рубашки, заодно еще и джинсы с бельем с него стянув. Тот не сопротивляется, сгорая от пробудившегося желания. Хоть и злится, особенно, наблюдая на обратном пути довольную физиономию ликующего альфы, но все равно хочет его до безумия. И ведь сам таким же дикарем стал с этим Чон Чонгуком. И не отрицает. Чонгук своего добивается. Из-за новых дел, свалившихся на голову, в ближайшее время увидеться они не смогут. У Тэхена учеба и предстоящие экзамены, а у Чонгука работа и война, которую ни в коем случае проиграть нельзя. Альфе не хватило ночи. Ему бы побольше урвать, чтобы на коже сохранить цветочный аромат на подольше, хоть и знает, что от этого будет только сильнее скучать. Но сейчас, когда Тэхен снова дарит свои сладкие тягучие стоны, лежа под ним на диване в гостиной, все остальное не имеет значения. Приняв душ и переодевшись в новую одежду, омега уезжает в университет ко второй паре, перед выходом еще долго целуясь с Чонгуком. Тэхен его оставлять тоже не хочет.🔥🔥🔥
Долгое и нудное время в университете заканчивается, и Тэхен может свободно вздохнуть полной грудью, наконец выходя из здания. На университетской парковке уже стоит пригнанная феррари. Омега вешает сумку на локоть и достает из кармана телефон, чтобы позвонить Юнги, к которому собирается съездить. Младший сейчас как никогда нуждается в поддержке, тем более, находясь в таком положении. Он постоянно на грани того, чтобы сделать аборт и оборвать последнюю ниточку, связывающую его с Хосоком. Юнги тяжело до невыносимого, но Енджун и Тэхен не дают омеге впасть в отчаяние, из-за которого вполне может развиться депрессия. Ему сейчас нужно учиться жить заново, по-другому. Жизнью, в которой нет Чон Хосока. Пока Тэхен, идя к машине, ищет в списке контактов имя друга, сверху высвечивается только что пришедшее сообщение от Джихана. «Эй, малыш. Как прошел день? Я соскучился. Кстати, твой отец передает огромный привет» У Тэхена внутри все холодеет. Он столбенеет, застыв на месте в паре метров от машины. Сердце уходит в пятки, а склеенная душа снова начинает трескаться. Тэхен стоит так несколько долгих секунд, перечитывая сообщение, выбившее из-под его ног землю. Внутри что-то оглушающе бьет, заставляя омегу рвануть к машине. Он с визгом шин по асфальту выруливает из парковки и давит на педаль газа до упора. Тэхен смотрит на дорогу застывшим взглядом и сжимает пальцами руль чрезмерно сильно. Челюсти напряжены, но губы выдают сковавшее изнутри волнение мелкой дрожью. В голове происходит полнейшая путаница. Тэхен не понимает, что сделал не так, где ошибся и подвел. Почему Джихан не сдержал обещание и нацелился на его отца? Почему решил сделать больно именно так, ведь… причин не было. Тэхен усилиями заставляет себя не плакать и не паниковать раньше времени, шмыгает носом и быстро утирает глаза тыльной стороной ладони прежде, чем там успевают образоваться слезы. Если сейчас потеряет контроль над чувствами, то больше не успокоится. Он разгоняется до ста восьмидесяти и невольно прокручивает в голове все худшие сюжеты. Момент, в котором он может не успеть, пугает больше всего. Тэхен увеличивает скорость. Спустя десять минут феррари тормозит у многоэтажного здания, в котором расположен пентхаус Джихана. Еще через пару мучительно длинных минут Тэхен уже стоит у дверей. Он тяжело дышит, едва не задыхается то ли от переполнившего его страха, то ли от злости. Омега дергает ручку двери и влетает внутрь, сразу же судорожно оглядываясь и идя к гостиной. Джихан стоит в черной расстегнутой рубашке и в серых брюках. Он неторопливо курит, наслаждаясь горечью дыма, и разглядывает раскинувшийся внизу город через широкое окно в пол. — Где отец? — без церемоний спрашивает Тэхен, подходя к альфе сзади. До кривит губы в ухмылке и, словив свое отражение в окне, разворачивается, встречаясь с большими глазами омеги. В них сплелись страх и ярость, так идущие ему. Этот взгляд его красит, и почему-то Джихану нравится. — Я не знаю, — просто отвечает альфа, выпустив дым и сжимая сигарету в пальцах. — Наверное, делает какие-нибудь свои дела в Италии. — Ты мне соврал, — Тэхен поджимает губы и выжигает альфу взглядом. Камень с души падает, позволяет свободно вздохнуть, но злость за страх и переживание, которые чуть не съели омегу, никуда не уходит. Он налетает на альфу и бьет кулаками по крепкой груди. — Ты меня обманул! — кричит Тэхен и замахивается снова, но Джихан успевает перехватить его запястья. — Успокойся, Тэхен, — твердо голосом осаживает Джихан, сжимая тонкие запястья чуть ли не до хруста. — Я твоего отца не трогал. Пока. Не это ли главное? — Пусти меня, — шипит омега, вырываясь из крепкой хватки. — Только вздумай его тронуть. — Не угрожай мне, — со скукой в голосе говорит Джихан, словно слышит одну и ту же шутку в сотый раз, и выпускает Тэхена. — Иначе условия моей игры поменяются не в приятную для тебя сторону, — он подходит к столику и садится в кресло, потянувшись и наливая себе в стакан виски из наполовину пустой бутылки. — Лучше присаживайся. Стесняться нечего, это твой второй дом все-таки, — гостеприимно приглашает До, взглянув на омегу. Тэхен поджимает губы. — Выпьешь со мной, малыш? — Не называй меня так, — шипит Ким, но все-таки садится на диван. Ему так просто все равно не позволят уйти отсюда. — Буду называть, как захочу, — ухмыляется До, подняв стакан и отпивая виски. — Итальяночка, — добавляет он, внимательно следя за тем, как в глазах омеги сменяются эмоции одна другой. И снова боль, к которой теперь еще прибавилось чувство вины. Бесконечное, затапливающее чувство вины. Джихану оно тошнотворно. — Зачем ты заставил меня приехать? — Я соскучился, писал же, — пожимает Джихан плечами, задумчиво разглядывая поблескивающую в стакане янтарную жидкость. — Ты посмеяться надо мной решил, поиграть на чувствах, — Тэхен еле сдерживает себя, чтобы не налететь на невозмутимого альфу и не разбить его лицо об кофейный столик. — Ни в коем разе, — До качает головой, строя оскорбленное выражение лица. — Я всего лишь хотел увидеть своего омегу. Разве есть в этом что-то плохое? — Ты мог просто позвонить. «Знаешь же, что все равно примчусь по первому твоему зову». — Вдобавок, я захотел устроить репетицию твоего возможного провала, — пожимает плечами Джихан. — Не дождешься, — фыркает Тэхен, сверкнув в альфу ненавидящим взглядом. — Было бы замечательно, — кивает До и делает глоток виски. — Пока ты в состоянии слушать, я скажу, что ты должен для меня сделать. — Снова? — тише спрашивает омега, тяжело сглотнув. Ладони вмиг начинают леденеть. Конечно же, все не может быть так просто. Джихан опять собирается толкнуть его к краю бездны. — Снова, малыш. Война в самом разгаре, сам видишь, — альфа допивает виски и, поднявшись с кресла, отставляет стакан на столик, медленно расхаживая перед омегой с сунутыми в карманы брюк руками. — Мне нужно, чтобы ты выяснил время и дату. — О чем речь? — Тэхен нервно вцепляется пальцами в ткань джинсов на своих коленях и смотрит на Джихана, затаив дыхание. — Мне известно, что в ближайшее время должна произойти поставка автомобилей для Чонов. Но я не знаю, когда. Твоя единственная задача — выяснить. — Зачем тебе это, Джихан? Что ты собираешься сделать? — спрашивает омега. — Кто-нибудь… умрет? — Нет, ничего такого, — качает головой До. — Просто сделай то, о чем я прошу. — А если откажусь? — Ты будешь полным идиотом, — сухо усмехается Джихан. — Знаешь ведь, что не имеешь права. — Если Чонгук пострадает… — взгляд альфы мгновенно мрачнеет, заполняется непроглядной тьмой, в которой скрывается неизвестная, но пугающая опасность. Тэхен на секунду теряется, но сразу же берет себя в руки и продолжает более твердым голосом: — Я плюну на все и сдам тебя полиции. Ни перед чем не остановлюсь. Джихан смеется, и смех этот такой ледяной, что у Тэхена на теле волосы дыбом встают. По позвоночнику проползает колючий страх. До в мгновение оказывается перед омегой и нависает сверху, схватив пальцами за подбородок и дернув его голову вверх. — Я ведь сказал не угрожать мне, — рычит он, сжирая омегу одним только своим взглядом. — То, что ты сейчас вытворяешь, в твоем же случае не смелость, а глупость. Или мазохизм. — Делай со мной, что хочешь, но только не смей причинять вред ему, — цедит сквозь стиснутые зубы Тэхен, бесстрашно глядя в чужие глаза. — Меня устраивает такой расклад, — улыбается Джихан, ведя большим пальцем по губам омеги и оттягивая нижнюю. — О, я с тобой повеселюсь, — обещает он и вгрызается в вишневые губы, не щадя и кусая так, что на языке остается привкус сладкой крови, которой не напиться. Тэхен лишается права на сопротивление. Он жмурит глаза и в который раз борется со слезами, лишь бы Джихан не увидел. Для альфы это будет очередной дозой извращенного кайфа. Тэхен позволяет его рукам закрасться под свою рубашку, а губам коснуться шеи. Там, где Чонгук выцеловывает каждый миллиметр, шепча до дрожи волнующее «ti amo». Джихан рвет на нем рубашку, пуговицы которой бьются о пол и раскатываются по паркету. Оставляет на песочной коже новые яркие следы и снова приступает к терзанию губ. Тэхен не выдерживает и резко отворачивает голову в сторону, а Джихана это еще больше заводит. Еще сильнее разжигает внутри него уничтожающий все живое огонь. Тэхен уже готовится к тому, что альфа начнет выедать его душу, но в дверь звонят. Джихану приходится прерваться и отстраниться от омеги. — Иди наверх, я скоро поднимусь, — бросает До, облизав губы и зачесывая спавшую на лоб челку назад. — Дай мне уйти, Джихан, — шепчет Тэхен, пытаясь прикрыться и вставая с дивана. — Не сегодня, малыш, я ведь правда соскучился, — мягче отвечает альфа, погладив большим пальцем щеку омеги и оставляя на истерзанных губах мягкий поцелуй. — Делай, как я говорю, и все будет хорошо. Тэхен хочет верить, но больше никогда не сможет. Он глотает ком в горле, обходит Джихана и, поджав жгучие от боли губы, идет к лестнице, с каждым шагом теряя себя и веру в то, что может стать лучше. Все только усугубляется, а лжи, в которой его утопил Джихан, не видно конца и края. Вместо сердца сейчас — уголек, только остывший, а в душе огромная дыра. Масштабы трагедии слишком велики, спастись невозможно. Тэхен запирается в ванной и сползает на пол, зажав рот ладонью и глуша вырвавшийся наружу плач. Чонгук его никогда не простит.🔥🔥🔥
Намджун входит в пентхаус и застает Джихана сидящим на диване со стаканом виски, который только что снова наполнил. — Как там сюрприз? — спрашивает До, не глядя на вошедшего. — Завтра привезут, — отвечает Намджун, садясь рядом. До сразу же наливает ему виски и протягивает стакан, который тот принимает, коротко кивнув и делая глоток. — Отлично. Совсем скоро мы узнаем и дату. Просто сказка, — ухмыляется Джихан. — Тэхен достанет информацию? — Несомненно. — Как поступим с людьми Чонов? — Всех убить, — холодным, разрезающим воздух тоном говорит До, взглянув на Намджуна. — И братьев тоже. Кто-то один из них наверняка будет там. Надеюсь, Чонгук. Тянуть больше не за чем. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока они сделают шаг первыми. Намджун хмурится и опускает взгляд на свой стакан, коротко кивая. Джихан щурится и следит за альфой. — Будешь вымаливать прощение у их надгробий, — хмыкает До, глотнув виски. — Если это все же трогает твои трепетные чувства. Но не забывай, почему решил устроить революцию. — Равные возможности для каждого, — Намджун поднимает твердый взгляд на До. Тот улыбается уголком губ и согласно кивает. — Мы это устроим.🔥🔥🔥
Юнги входит в дом и бросает рюкзак на пол, чуть ли не последовав прямо за ним. Омега не знает, почему, но в последнее время силы стали иссякать в несколько раз быстрее. Наверное, это беременность так действует на организм. Высасывает все соки. Юнги старается об этом не думать, а просто принимает новые условия, на которые он с радостью бы не соглашался. Ребенок внутри него словно неподъемная ноша. И не потому, что с ним придет много хлопот, а потому, что он его. Юнги старается имя альфы не произносить даже у себя в голове, потому что оно режет лучше самого острого ножа, оставляя на сердце кровоточащие раны, что никак не заживут. Так уже проходит две недели, которые пережить было бы в сотни раз труднее, если бы не Тэхен и папа. Им удается временно отвлечь омегу, заполнять мысли только приятным и светлым, и уж даже близко не касающимся его. Какое-то время это помогает. Юнги уже даже улыбаться способен, радуя этим папу, которому лишнюю боль причинить — лучше себя сожрать, уничтожить. И ребенка внутри себя он терпит только ради него. Это работает, но не тогда, когда Юнги остается один. Тогда всепоглощающая боль подкрадывается снова, и из нее в одиночку уже не выбраться. Юнги скидывает с себя школьный пиджак и идет к выходу на задний двор. Папа, сидящий на кухне в компании Сонмина, заметив проходящего мимо сына, отвлекается от беседы и заговаривает, поставив на стол свою чашку с чаем: — Юнги, ты не голоден? Юнги приходится тормознуть и заглянуть на кухню. — Нет, в школе поел, — качает он головой и давит слабую улыбку. — Привет, Сонмин. Развлекаетесь? — Поразвлекаешься с ним, — закатывает глаза омега, кивнув подбородком на Енджуна. — Даже сериал спокойно не может посмотреть со своими вечными возмущениями. Все ему не то. Енджун виновато улыбается и пожимает плечами. — Я потом найду вам сериал, который папа уж точно оценит, — обещает Юнги. — Ох, уже интересно, что это будет, — смеется Сонмин. Юнги оставляет омег и выходит на задний двор, на ходу подворачивая рукава своей белоснежной рубашки до локтей. Он отпирает гаражную дверь. Та отворяется с неприятным скрипом, а из петель сыплются кусочки ржавчины. В запыленный гараж с паутиной по углам заливается солнце, ложась теплыми лучами на покореженный капот доджа челленджера. Юнги тянется к ключам в кармане брюк. Он всегда носит их с собой, никогда не смея забывать о дорогой сердцу памяти. Они служат омеге приятным воспоминанием, греющим душу. Этот автомобиль был у отца Юнги последним, а для омеги стал первым и неповторимым. Тем, кто привел его в мир уличных гонок. Юнги разглядывает ключ, лежащий на раскрытой ладони, и шагает в гараж. Дверной замок поддается не сразу, но с небольшими нажимом и усилием омеге все-таки удается его отпереть. Он садится на пыльное водительское сиденье и обхватывает пальцами руль, который не держал уже долгое время. На губы просится улыбка, которую Мин не в силах сдержать. Он улицы так просто не покинет, а ребенок не станет ему помехой. Гонки для омеги сейчас словно последняя удерживающая его на плаву соломинка. Последний шанс на восстановление и единственный смысл, толкающий вперед. Если дышать, то только ночными улицами и воздухом, пропитанным машинным маслом в коктейле с выхлопными газами. — Я возьмусь за тебя, и тогда ты станешь лучшей тачкой на этих гребаных дорогах, — обещает Юнги, улыбаясь уголками губ и заботливо поглаживая руль одной рукой. Другая опускается вниз. Пальцы обхватывают рычаг.