🔥🔥🔥
Чонгук появляется в дверях в одних лишь боксерах. Волосы альфы слегка взъерошены, а сонливость исчезает мгновенно, стоит ему увидеть запыхавшегося Тэхена, что так торопился, лишь бы скорее оказаться в объятиях любимого. В глазах разжигается яркое пламя, мгновенно захватывающее обоих. Тэхен без промедления запрыгивает к Чонгуку в объятия, сразу же обвивая его ногами. Чонгук прижимает его к стене у дверей и жарко целует, полностью заменяя Тэхену кислород одним лишь собой. Он врывается языком в рот омеги, буквально вылизывая его, покусывает за кончик языка, вырывая глухой стон, который тут же проглатывает, и чувствует на своем затылке прохладные от улицы пальцы Тэхена, пускающие по коже мурашки. Омега откидывает голову назад, облизывая блестящие от слюны губы и позволяя Чонгуку целовать свою шею. Тот кусает ее, помечает и зализывает укусы на медовой коже, переходя к открытым ключицам. Тэхен в этих крепких руках тает, напрочь забывает обо всем, и особенно о боли, теплящейся внутри. Важен только этот миг, и Тэхен запомнит его навсегда. Чонгук нетерпеливо раздевает его, избавляет от ненужных сейчас тряпок. Ему жизненно необходимо созерцать изящные изгибы стройного тела, которым он никогда не насытится, ему необходимо покрывать поцелуями каждый сантиметр этой сладкой кожи, которая сразу же становится гусиной от малейших прикосновений. Чонгука вмиг заводит это, и он готов продолжать, получая взамен низкие протяжные стоны, которыми он дышит, как воздухом. Тэхен в его руках податливый, готовый на все. Он кружит своей опьяненной улыбкой голову на раз, а затем целует, водит своими длинными красивыми пальцами по груди Чонгука, обводя каждый чернильный узор, а следом целует каждый штрих, опаляя жаром своего дыхания кожу, под которой напрягаются мышцы. Тяжелый вздох Чонгука сводит с ума. Тэхену нравится слышать это, нравится дарить ему удовольствие. Нравится дарить свою любовь. Выпитое вино рядом не стоит с прикосновениями Чонгука. От них внутри разгорается всемирный пожар, и Тэхен жаждет в нем сгореть вместе с альфой. Сияние ночного города завораживает, а в пьяных от желания и алкоголя глазах Тэхена его отражение становится в разы красивее. Чонгук сидит в изножье кровати со смятыми простынями, смотря полными восхищения и желания глазами на обнаженного Тэхена, в котором смешались нежные цветы и вино, что пьянит в разы сильнее. На его локтях висит тонкая шелковая рубашка жемчужного цвета, а в руке бутылка красного полусладкого, которое он разделил с Чонгуком. Омега кружит перед ним в медленном и плавном танце с расслабленной улыбкой на зацелованных алых губах, запрокинув голову и прикрыв глаза в наслаждении. Под веками расстелился необъятный космос, а под ногами словно облака, мягкие и нежные, слегка щекочущие голые щиколотки. В полумраке комнаты растекается тихая приятная музыка, но по сравнению с легким смехом Тэхена, она лишь набор бессмысленных звуков. В эту секунду есть только он. Есть только они вдвоем. Тэхен чувствует на своей талии горячие руки Чонгука, прижимающие к себе, и открывает глаза. Перед ним расстелились многочисленные огни города. Где-то внизу продолжает кипеть ночная жизнь, а здесь, сверху, словно оазис для двоих, частичка рая, принадлежащая лишь им. Тэхен откидывает голову на плечо Чонгука, продолжая слегка двигать бедрами в такт музыке. Он с немым восторгом наблюдает за безграничным городом, лежащим словно на ладони за панорамными окнами. Чонгук прижимает омегу к себе и целует в шею, плавными прикосновениями спускаясь к открытому плечу. — Почему же я не встретил тебя раньше, — тихо шепчет Тэхен, зарываясь одной рукой в волосы альфы и не отрывая взгляда от завораживающего города. — Потому что я был в тюрьме, а когда этот город принадлежал мне целиком, ты был в своей Италии, — говорит Чонгук с задумчивой улыбкой, накрывая своей большой ладонью плоский живот Тэхена, отчего у того по телу пробегают приятные мурашки. — Но разве теперь это важно? У нас впереди бесконечность. — Мы с тобой… — сглатывает Тэхен, вдруг замолкая и вздыхая. Не бесконечны. — Возьмем от этой жизни все, — договаривает за омегу Чонгук, мягко цепляя зубами серьгу на его ухе и слегка оттягивая. Тэхен улыбается и, отпив вина из бутылки, облизывает губы. Почему даже сейчас, стоя в шаге от пропасти, он искренне верит словам Чонгука, не смея ни на секунду в них сомневаться? Почему он верит, почему продолжает делать это, держа в руке нож, предназначенный Чонгуку? Почему верит в счастье, которому не быть? Тэхен отставляет бутылку на тумбу и поворачивается к Чонгуку лицом, обнимая за шею и заглядывая в его черные космические глаза с легкой улыбкой на губах. — Я рад, что проиграл тебе в нашу первую встречу, — шепчет он в губы Чона, медленно поглаживая пальцами его затылок. — Почему? — спрашивает Чонгук, изогнув бровь. — Тем, кто проигрывал мне, я никогда не давал шанса. Чонгук ухмыляется и, резко подхватив Тэхена на руки, роняет его на постель, нависая сверху. Омега смеется и кладет ладони на грудь альфы, поглаживая подушечками пальцев крепкие мышцы. — Но я победил и получил твою тачку, — шепчет Чонгук, скользя ладонью по бедру Тэхена. Он вгрызается в желанные губы жадным поцелуем, покусывает их, оттягивает зубами и снова целует, никак не насыщаясь. — А потом и тело, — добавляет он, слизывая со своих цветочный привкус. Чонгук разводит стройные ноги Тэхена, подгибая их в коленях, и пристраивается между. Уши альфы ласкает тягучий стон, который вызвало прикосновение Чонгука к влажной и уже истекающей смазкой дырочке. Тэхен выгибает спину и тяжело дышит как от нехватки кислорода, буквально теряя разум от того, как альфа размазывает смазку большим пальцем. По телу разливается приятное тепло, а кончики пальцев слегка покалывают, словно там скапливается ток, который пускает по нему Чонгук, заряжая своей энергией. Чон входит в омегу одним плавным толчком и сразу же начинает набирать темп. Тэхен двигается в такт, разводя ноги шире и отдавая всего себя Чонгуку. Он громко и сладко стонет, шумно дышит и касается пальцами щеки альфы, чувствуя подушечками легкую щетину. Чонгук расставляет руки по бокам от головы Тэхена и склоняется, вновь ловя его губы и топя в глубоком поцелуе, в котором исчезают низкие стоны. Тэхен сцепляет ноги на пояснице альфы и вцепляется ногтями в широкую спину. Он жмурит глаза до искр, вспыхивающих под веками, и всеми силами умоляет себя не думать о том, что это в последний раз. Тэхен отчего-то уверен, что это так. Напоминание о приговоре, который он должен вынести Чонгуку, как будто бы витает в воздухе, заполняет собой омегу, заставляя задыхаться. Но каждый поцелуй Чонгука, его жаркое «я люблю тебя», реанимируют. Тэхен цепляется за него так отчаянно, словно если отпустит, — его засосет холодный темный космос. А мир его останется где-то очень далеко, недостижимо, недосягаемо. На том конце вселенной. Из уголка глаз срываются горячие слезы, и Тэхен жмурится сильнее, только бы Чонгук не увидел в его глазах бесконечной боли, что смешалась с неописуемым наслаждением, создавая сумасшедший контраст. Чонгук не должен знать, как Тэхена рвет изнутри, он не должен знать, как плохо ему. Пусть знает, как хорошо. Тэхен стонет с каждым глубоким толчком, буквально задыхаясь от удовольствия. Оставляет на спине альфы алые полосы от своих ногтей, а к крепкому плечу прижимается губами, оставляя поцелуй, а потом еще один и еще, пока не добирается до шеи. Он собирает губами его аромат и соленые капли пота, только бы насладиться напоследок, только бы запомнить вкус и запах единственного любимого человека на всем свете и вспоминать темными ночами, когда все мысли вылезают наружу и парят в воздухе, окружая куполом. Чонгук находит его сладко-соленые губы и мягко прикусывает, сходя с ума от тэхенова итальянского, вбирая в себя каждый стон и каждый звук чужого языка. И даже не догадывается о том, что шепчет Тэхен бесконечное «прости». «Прости, моя любовь. Прости за наше счастье, которому суждено разбиться на тысячи осколков. За счастье, у которого не было шанса. Прости, моя душа» Тэхен вздрагивает и распахивает блестящие глаза, чувствуя, как Чонгук касается губами щеки и молча сцеловывает его слезы. Он словно чувствует, что внутри омеги ураган, который вот-вот и все разрушит, не оставив камня на камне. Он стирает горькие слезы и целует в уголок губ, надеясь забрать себе хоть каплю боли, о которой он даже не подозревает. Чонгук пытается отстраниться, но Тэхен не позволяет, прижимая альфу к себе и шепча тихое: — Нет, не оставляй. — Не посмею, — хрипло шепчет в ответ Чонгук, стерев большим пальцем слезу с щеки Тэхена и целуя в кончик носа. На алых от поцелуев губах появляется легкая улыбка. Чонгук ощущает ее своими и улыбается в ответ, мягко целуя и выдыхая полное пылающей в сердце любви: — Моя итальяночка. И это первый раз, когда Тэхен хочет слышать эти слова бесконечно. — Только твой.🔥🔥🔥
На часах почти пять утра. Тэхен лежит, прижимаясь спиной к горячей груди спящего Чонгука. Омега так и не сомкнул глаз, боясь упустить хоть секунду их жаркой ночи. Он лениво водит указательным пальцем по ладони Гука, лежащей на его животе, и смотрит в окно, за которым начинает пробуждаться большой город. На затылке чувствуется ровное теплое дыхание альфы, которое Тэхен слушал бы вечно. Вот только вечности не существует. Не для них. Тэхен прикусывает губу и жмурится, собирая рассыпавшиеся мысли в одну кучу. Он осторожно, чтобы не разбудить Чонгука, убирает с себя его руку и выскальзывает из постели, ступая голыми ступнями на прохладный пол. Накинув на себя рубашку, он на цыпочках выходит из комнаты, на секунду остановившись в дверях, чтобы взглянуть на спящего альфу. Каждый шаг в сторону от Чонгука сейчас — пытка. Тэхен как будто бы силой себя отрывает от него, с мучительной болью рвет сердце, душу и тело, оставляя за собой следы крови. Все кровоточит. Ложь змеей обвивает шею и лишает вздоха, а сердце бьется так сильно, что еще немного, и разорвется. И пусть, так было бы только лучше. Так ничего бы не чувствовалось, потому что Тэхену сейчас невыносимо физически. Он не осознает, как берет ноутбук Чонгука и, крепко прижимая его к себе, идет на кухню, прислушиваясь к каждому шороху со стороны спальни, как какой-то преступник. Но Тэхен хуже, в разы хуже преступника. Он предатель. Рука, держащая нож, уже занесена над ничего не подозревающим Чонгуком. Тэхен садится за стол и открывает ноутбук, сталкиваясь с первой преградой в виде пароля. Он готов вздохнуть с облегчением и бросить это дело к черту, вернуться в теплые руки Чонгука и сладко с ним уснуть, но в голову снова закрадываются пугающие образы тех, кто погиб и погибнет еще. Джихан доберется до всех, кто важен Тэхену. Доберется до Чонгука. Омега трет лицо ладонями и пытается собраться, включить мозги, судорожно размышляя о том, какой пароль бы мог поставить альфа. Он вздыхает, беря себя в руки, и приступает к подборке пароля, начиная с самых элементарных вариантов вроде даты рождения и имен. Ничего не подходит, снова и снова программа просит повторить попытку, и Тэхен повторяет. Он уже начинает нервничать, а пальцы мелко подрагивают. В любую секунду может проснуться Чонгук. Тэхен, размышляя о пароле, параллельно придумывает оправдание тому, почему в пять утра пытается влезть в его ноутбук. Бред, какой же бред. Тэхен чувствует себя мерзко в сотни раз больше, чем обычно. Грязно, низко. Он поджимает дрожащие губы и позволяет слезам покатиться по щекам. Тэхен пробует даже собственное имя. И снова не то. Он жмурится, пытается отдышаться. Внезапно поднимает голову и, смотря на монитор во все глаза, быстро печатает: «итальяночка». Получилось. Тэхен прижимает ладонь ко рту, подавляя рвущийся наружу плач. Плечи подрагивают от беззвучных рыданий, а слезы застилают глаза, смазывая картинку. Омега утирает их рукавом рубашки и дрожащей рукой касается мышки. Лучше бы у него не получилось, но он знает, что тогда все было бы хуже. Вечно надо думать о других, думать о тех, кто даже ничего не подозревает. Эта боль молча сжирает одного лишь Тэхена. Он быстро открывает каждый документ, каждую папку, даже проверяет почту, навострив уши. Если сейчас Чонгук появится за его спиной, конец придет раньше времени. Тэхен умрет на месте. Только не так, только не в такой ситуации. Спустя долгие минуты Тэхен находит нужную информацию. Он быстро пробегается взглядом по документу, ища дату и время. А когда находит — выдыхает, сразу же все закрывая. Послезавтра в три часа дня. Утерев влажные от слез щеки, омега выключает ноутбук и тихо выскальзывает из кухни, положив его на место. Сейчас вернуться к Чонгуку уже невозможно. Ноги с трудом идут в сторону спальни, еле сдвигаясь с места. Тэхен все это время сдерживает плач, до крови кусая губу. Он входит в комнату и застывает, смотря на альфу, который так и не проснулся. Внутри все рушится, превращаясь в руины, держаться больше нет сил. Притворяться, что все прекрасно, Тэхен не сможет. Он молча одевается, а затем садится перед Чонгуком, долго-долго разглядывая его умиротворенное во сне лицо. Он боится прикасаться, чувствует себя недостойным, грязным. Тэхен не заслужил Чонгука. Он не знает, как долго сидит так, запоминая каждый миллиметр любимого лица. Находиться в этой квартире становится невозможно физически. Он понимает, пора уходить, иначе не сдержит рыданий, рассыплется прахом прямо тут. Тэхен поднимается на ватных, еле держащих его ногах. Хочет уйти, но не может не прикоснуться к Чонгуку напоследок. Он склоняется перед ним и мягко, едва ощутимо касается теплых сухих губ, жмуря глаза до боли. Мысленно, бесконечное количество раз повторяет одно лишь «я люблю тебя» и срывается, спеша покинуть квартиру. Только выйдя за порог, он не удерживается и плачет, давая волю эмоциям, жрущим его искалеченное сердце. Эта ложь была последней. На еще одну его просто не хватит. Последний нож теперь в спине Чонгука, а руки Тэхена в крови любимого. Он впервые задумывается о том, что зол на тех, ради кого отрывает часть своей души. Жертвует своей любовью.🔥🔥🔥
Хосок медленно перекатывает в зубах тлеющую сигарету, соколом устремив взгляд в сторону скопления подростков, покидающих школу. Он сменил привлекающий внимание космически-синий макларен на массивный белый рэндж ровер эвок, припарковавшись через дорогу от автобусной остановки, расположенной неподалеку от школы для удобства учеников. Через тонированные окна не видно ничего, зато Хосоку все как на ладони. Вот только того, ради кого он так стоит уже около часа, все нет. Ученики покидают школу по мере окончания уроков, и сейчас, кажется, последний закончился. Лица подростков окрашиваются счастьем, как только они выходят за территорию школы. А Юнги нет и нет. А может, его и в школе не было. А может, он забросил ее вовсе, наплевав на все. А может… В голове Хосока уже скопилась куча волнующих предположений, и чем дольше он сидит в ожидании, тем невыносимее становится все это переваривать. У Хосока вдруг что-то щелкнуло внутри. Он сидел в офисе с Чонгуком, окруженный кипой документов, решив загрузить себя работой настолько, чтобы ни одна лишняя мысль не влезла в голову. Но мысли о Юнги способны разрушить любую стену, которую Хосок будет отчаянно пытаться строить в своей голове. Хватило мелькнувшего перед глазами образа когда-то спящего на хосоковой груди Юнги, чтобы подскочить с кресла, бросить все дела и эгоистично скинуть их на плечи младшего брата. Без объяснений альфа вылетел из офиса с бешено колотящимся сердцем, где навеки выведено одно лишь «Юнги», которого ему жизненно необходимо увидеть прямо сейчас, чтобы быть в состоянии функционировать дальше. Как маленькая доза наркоману, безнадежно пытающемуся слезть. Хосок даже не в своей машине сидит, потому что Юнги каждую в его гараже знает. Туда альфа старается заходить теперь как можно реже: там стоит серебристый порше, который он накрыл чехлом, только бы не маячил перед глазами. Его салон наверняка все еще хранит в себе аромат омеги. Хосок оставляет это до худших времен, когда дышать станет нечем. Тогда он сядет в порше, чтобы найти свой воздух в любимом аромате. Он ждет еще пятнадцать минут, все это время неторопливо выкуривая сигареты одну за другой. В салоне становится слишком задымлено, из-за чего образы снаружи смазываются. Наверное, теперь это не имеет значения, скоплений школьников давно уже нет. Хосок докуривает сигарету и опускает стекло, позволяя свежему воздуху проникнуть в прокуренный салон. Вместе с ним внутрь залетает до покалывания в сердце любимый аромат, который Хосок будет помнить и в последующих своих жизнях. Он замирает с полупустой пачкой сигарет в руке и резко поднимает взгляд, ища Юнги. Находит сразу. Юнги теперь выглядит иначе, Хосок сначала не верит своим глазам. Его маленький ангел стал маленьким демоном. Вместо белоснежных волос, в которых купались солнечные лучики, теперь темно-каштановые, почти черные. Омега выглядит взрослее, серьезнее. И он чертовски красив. Хосок влюбляется снова. Он так и зависает, не в силах оторвать от своего мальчика взгляда, а затем спохватывается и спешит поднять стекло, чтобы Юнги его не увидел. Он выходит из школы с каким-то рыжеволосым парнишкой и смотрит вниз, чуть опустив голову и улыбаясь легкой задумчивой улыбкой. Идущий рядом парень что-то активно ему рассказывает, а Юнги молча слушает. Хосок жадно цепляется за него взглядом, сканируя каждую деталь. Он словно голодающий, никак не может насытиться образом омеги, которого не видел уже несколько бесконечно долгих недель. Юнги изменился не только цветом волос. Его лицо стало чуть более округлым, щеки слегка пополнели и, что удивительно для Хосока, его школьная рубашка аккуратно заправлена, и даже галстук на месте. Хосок думает о том, что расставание пошло Юнги на пользу, и сухо усмехается. Он бы уверовал в то, что омеге без него прекрасно, если бы не увидел эти большие глаза в тот момент, когда Юнги поднимает голову и, кажется, что встречается с ним взглядом. Но это не так, за темным стеклом не видно ничего. Юнги никогда не узнает, что в джипе напротив сидит Хосок. Он знает, альфа такие машины не любит. Хосок ловит его теплый взгляд, за которым он четко видит лютый холод, заморозивший внутри Юнги все. У Чона внутри то же самое. Каждый день ледяные глыбы в его душе рушатся одна за другой, вонзаясь острием осколков в жизненно важные органы. Возле Юнги они начинают таять и заполнять легкие водой, потому что просто видеть мало, ему необходимо прикоснуться и почувствовать мягкость нежной кожи омеги, которую он так любит очерчивать губами. Юнги далек, он на другом конце вселенной, на том конце пропасти, через которую даже мост не построить. Обрушится. Рыжеволосый парнишка смеется и закидывает руку Юнги на плечо, прижимая к себе поближе. Хосок не замечает, как мнет пальцами руль до такой степени, что кожа на нем чуть ли не трещит по швам. У него внутри разгорается черная зависть и отравляющая кислород ревность. Это он сейчас должен быть на месте рыжеволосого, это он должен его прижимать к себе и заставлять улыбаться. Хосок не должен сейчас сидеть в чужой машине и следить за Юнги из своего жалкого укрытия. Но реальность такова: все это — вина одного только Хосока. Теперь ему остается наблюдать лишь со стороны, смотреть на улыбку своего Юнги, которую вызывает не он, и адресована она не ему. Во всем виноват сам Чон, теперь ему за это расплачиваться, страдать изо дня в день, прикрывая иссыхающую без омеги душу всевозможными мыслями и делами. Он даже дома не ночует, а когда приходится, спит на диване, не решаясь лечь в ставшую холодной постель, которая когда-то была лучшим местом для них с Юнги. Теперь в ней нет смысла. Ни в чем нет смысла. Хосок с каждым днем медленно умирает от яда, собственноручно введенного в кровь. Он сидит, стиснув челюсти, и следит тяжелым взглядом за парнями, идущими в сторону автобусной остановки. У Юнги даже походка изменилась. Менее дерзкая, более аккуратная, а плечи не расправлены гордо, как прежде, а опущены, чуть поджаты. Что-то в нем изменилось, что-то сделало его другим, но Хосок никак не поймет, не разглядит. Юнги похож на настоящего омегу. Таким его призывал быть Хосок, но теперь это кажется самой глупой на свете вещью. Юнги ему нужен любым. Неужели вместо Хосока его смог изменить кто-то другой? Неужели у Юнги есть кто-то другой? Хосоку становится невыносимо мерзко. От самого себя, от своей глупости, которую он отчаянно оправдывал тем, что так надо. Но все это одна огромная, непоправимая ошибка. «Теперь расплачивайся, Чон Хосок», — мысленно говорит он сам себе и, проводив Юнги взглядом до остановки, резко срывается с места с визгом шин по асфальту.🔥🔥🔥
Тэхен нервно перебирает в пальцах ручку, пытаясь сосредоточиться на скучнейшей в мире лекции по дисциплине, по которой ему предстоит сложный экзамен. Мысленно он не здесь, не в этом кабинете и даже не в университете. Он там, с Чонгуком. Сегодня день поставки автомобилей. Тэхен пытается вести себя спокойно, выглядеть так, как будто ничего не происходит, но не может утихомирить разрастающуюся внутри тревогу. Неизвестность пугает так, что хочется расплакаться подобно маленькому ребенку. Что там будет? В чем состоит план Джихана? Почему он так нуждался в этой информации? Десятки вопросов крутятся в голове Тэхена, напрочь выбивая концентрацию на лекции. Ему страшно, по-настоящему страшно. Внутри трепет далеко не приятный, а тревожный, волнующий до головной боли, бьющей по вискам. Тэхен уже чуть ли не переламывает напополам несчастную ручку, крепко сжатую в пальцах, все думая и думая о том, что может произойти во время поставки. Слова Джихана — пустой звук, сплошной поток лжи. Тэхен не верит ему, не может. До без смертей не обходится, и если она будет грозить Чонгуку, Тэхен не выдержит. Волнение все растет, уже настолько увеличивается, что начинает подбрасывать напряженному сознанию страшные сцены, и в каждой из них Чонгук умирает. Тэхена едва не потряхивает от этих кошмарных мыслей, облепивших его со всех сторон. Сидеть и пытаться слушать лекцию становится физически невыносимо. Как Тэхен может притворяться, что все в порядке? Как может быть невозмутимым, когда Чонгука, которому вероятнее всего грозит опасность, нет рядом. Тэхен роняет ручку на пол. Та коротким, но громким звуком от падения привлекает внимание некоторых студентов, с любопытством в глазах обернувшихся к омеге. Тэхен, наплевав даже на свою сумку, хватает один лишь телефон и подрывается с места. Он едва ли не бежит через всю аудиторию к выходу, не слыша, как его окликает преподаватель, прервавший свой монолог. Уши заполняет шум бешеного сердцебиения, оно пульсирует в висках, во всем теле, а ноги и руки дрожат от неизвестного страха. Омега вылетает из кабинета и бежит по коридору к выходу во двор, чтобы надышаться свежим воздухом, которого вдруг стало мало в легких. Когда он оказывается снаружи, то сразу же опускается на одну из скамеек, не в силах стоять на ослабших ногах. Пару секунд уходит на то, чтобы отдышаться, собраться с мыслями и силами. Прикрыв глаза, Тэхен глубоко вдыхает и выдыхает, прижимая телефон к груди. Он должен это сделать, иначе свихнется от неизвестности. Иначе получит непоправимые последствия. Страх сожрет его с головой. Шмыгнув носом и утерев глаза, на которых начали выступать слезы, Тэхен поднимает телефон, набирая номер Чонгука. И это, возможно, еще один последний раз.🔥🔥🔥
— Тачки уже оборудованы? — спрашивает Чонгук, поправляя кепку на голове и с прищуром из-за палящего солнца наблюдая за автомобилями, которые выезжают из грузовиков. С одной стороны стоит Хосок, сложив руки на груди, а с другой — Джейби, который помог организовать поставку. — Все двенадцать? По просторной территории одного из складов в суете бегают люди Чонов, выгружая ящики с деталями, привезенными помимо готовых автомобилей. — Все двенадцать, — с улыбкой подтверждает Джейби, кивнув. — Немцы все установили, как мы и хотели. Наши проверили их после привоза, — он делает затяжку и, опустив подбородок, выглядывает из-за своих солнечных очков. — Я хочу проверить сам, — говорит Чонгук, хмуря лоб. — Возможно, что-то надо будет доработать. Джейби пожимает плечами. Все автомобили уже выгружены и стоят в ряд одна за другой, сверкая глянцем на ярком солнце. — Симпатичные машинки, — довольно хмыкает Хосок, переводя взгляд с одной на другую. Чонгук идет к автомобилям, а Джейби подходит к старшему Чону с улыбкой на губах и сигаретой, тлеющей в пальцах. — Скорее бы их в деле увидеть, — говорит он весело, подняв очки. — Дороги будут наши, — соглашается Хосок, кивнув и коротко улыбнувшись в ответ. Чонгук идет к первой машине, указывая сидящему в ней альфе поднять для него крышку капота. В заднем кармане джинсов начинает вибрировать телефон. Альфа достает его, принимая звонок от Тэхена. — Только быстро, детка, я сейчас занят, у нас тут машины прибыли… — Чонгук, — голос Тэхена в трубке звучит напряженно и слишком серьезно, как будто окатил его холодной водой в эту жаркую погоду. Таким тоном омега никогда не разговаривал с ним. Чонгук настороженно хмурится и замедляет свой ход. — Пожалуйста, будь осторожнее. Я… — омега замолкает, тяжело вздохнув и собираясь с силами для продолжения своей речи. Чонгук тормозит в нескольких метрах от автомобиля и молча ждет, когда Тэхен продолжит. — Я не знаю, что на этот раз задумал Джихан, но ты в опасности. Чонгук не верит ушам. Он щурится и спрашивает, искренне не понимая, что омега несет: — О чем ты говоришь, Тэхен? Что задумал Джихан? Откуда ты вообще можешь зна… — Я тебя умоляю, Чонгук, уходи оттуда сейчас же, пожалуйста, послушай меня, — быстро тараторит Тэхен, перебивая, и чуть ли не плачет в трубку, моля альфу. — Он что-то запланировал для поставки машин, я понятия не имею, что, но он… — Откуда ты знаешь, что задумал Джихан? — нервно спрашивает Чонгук, прервав омегу и двинувшись к машине. Он ни черта не понимает, и это начинает раздражать. — Я… — голос Тэхена становится тише. — Я связан с ним. Это последнее, что слышит Чонгук перед тем, как его оглушает громкий взрыв, а глаза ослепляет яркая вспышка. Альфа не сразу понимает, что его отбросило. Это взорвался автомобиль, к которому направлялся Чонгук. Телефон с прервавшимся звонком валяется где-то на земле среди осколков стекла и пластика. Чон не в силах сдвинуться, он так и сидит на земле, не слыша криков брата позади, не слыша поднявшегося вокруг шума. Его окутывает ступор, а распахнутые глаза устремлены на горящий в нескольких метрах от него автомобиль. Не успевает Чонгук опомниться, как взрывается вторая машина. Во все стороны разлетаются осколки и детали кузова. Чонгук чувствует на своих плечах крепкие руки, которые пытаются его поднять. Кроме этого он ничего больше не чувствует. Ни боли от порезов на руках и лице, ни обжигающего жаром раскаленного воздуха, лижущего кожу. — Вставай, Чонгук! Скорее! — кричит Хосок, поднимая брата на ноги и оттаскивая в сторону от автомобилей. А затем взрывается третий, за ним четвертый, пятый и так по ряду до самого последнего. На земле возле автомобилей лежат тела тех, кто не успел убежать, а внутри сгорают те, кто не смог покинуть машины из-за заблокировавшихся дверей. У Чонгука в ушах стоит оглушающий писк, подобный ультразвуку, а перед глазами все смазывается, сливаясь в одну ослепляющую огненную картинку. Он поворачивается к брату лицом и пытается сфокусировать на нем свой взгляд. Он ничего не понимает. В голове полнейшая пустота и этот мерзкий гул, не дающий сконцентрироваться на мыслях. Хосок что-то громко говорит, оттаскивает подальше, а где-то Джейби суетится, пытаясь помочь тем, кого ранило осколками от взрыва. Вокруг творится ад. «Я связан с ним», — проносится в голове Чонгука. Его словно молния поражает, внезапно окрасившая яркий солнечный день в кроваво-красный. В воздухе витает запах гари, а Чонгуку кажется, что это его сердце вмиг выгорело; внутри теперь дымятся его остатки. В носу щиплет, а в глотке дерет от уничтожающего молчания. В мыслях снова и снова проносятся четыре слова, что выбили из Чонгука жизнь одним метким ударом. Он не верит в происходящее, не осознает реальность, потому что так бывает лишь в самых кошмарных снах. В них человек видит то самое страшное, что боялся бы увидеть в настоящем. Затем наступает утро, кошмар отступает, и человек облегченно выдыхает, ведь это просто сон. В реальности так не бывает. Не может быть. Чонгук грубо скидывает с себя руки брата, прорычав, чтобы не трогал его, и на негнущихся ногах идет куда-то вперед, не обращая внимания на то, что Хосок его окликает. Хорошо, хоть следом не идет, иначе Чонгук что-нибудь натворит, не удержится. Он запускает испачканные своей же кровью руки в волосы и сжимает их у корней. Из сухих губ вырывается нервный смешок, а глаза растерянно бегают, не зная, на чем сконцентрироваться. Чонгук трясет головой в отрицании, а смех усиливается. Вместе с ним внутри рождается чистейшая злость и ярость, подобно снежному кому. Там образуется целый коктейль из уничтожающих эмоций, кипящий, как лава в жерле вулкана, который вот-вот извергнется. Ненависть травит как яд, змеей расползается по венам, захватывая кровь. В голове на повторе последние слова Тэхена. Как будто бы назло повторяются, пробуждая все худшее в Чонгуке с каждой секундой осознания, с каждым шагом прочь от разверзшегося за его спиной ада. Он каким-то образом доходит до своей агеры, стоящей снаружи, и опирается руками на ее крышу, низко опустив голову и пытаясь дышать. Его воздух стал дымом, от которого хочется кашлять и выплевывать куски сгоревшего органа, к которому Тэхен поднес зажигалку. Чонгук сжимает кулак до побеления костяшек и с нечеловеческим рыком замахивается на окно агеры с водительской стороны. От сильного удара то покрывается паутинкой мелких трещин. Чонгук то ли рычит, то ли воет, стиснув зубы до скрежета. На его костяшках разрывается кожа, ноздри раздуты от тяжелого дыхания, но ему плевать. Физическая боль не тушит пожар, а заставляет его разжигаться сильнее. Чонгук бьет снова, на этот раз сильнее. Под ноги ему сыплются осколки битого стекла. Он точно такое же стекло чувствует у себя в глотке; оно не позволяет ни вздохнуть, ни выдохнуть, разрывая ткани при малейшем движении. Он с ним связан. Чонгук снова смеется, как в бреду, и опускается на корточки, жмурясь и закрывая лицо окровавленными ладонями. Не верит, он просто не верит в то, что услышал. Неужели был так слеп все эти месяцы, что не видел угрозу прямо перед собой? Просыпался с ней по утрам после сладких и долгих ночей, дарил всю свою любовь, которую открыл кому-то первый раз в своей жизни. И жизнь эту готов был отдать за него без раздумий. За того, кто одним предложением разрушил все, толкнул Чонгука в сырую могилу, глазом не моргнув. А он все не верит, хотя сердце и душа давно все приняли, все поняли. Его Тэхен. Его единственная любовь, сильнейшая, крепчайшая, сладчайшая… нерушимая. Взяла и вдруг покрылась огромными трещинами. Взорвалась, как те машины, оставив после себя только безжизненные угольки. Это все, что от любви, казалось, вечной, осталось. Чонгук поднимается на ватных ногах и трет лицо, не заметив, что размазывает на нем кровь от ссадин. В ушах все еще стоит звон, но мысли заглушить он больше не в состоянии. Среди них преобладает лишь одна. И Чонгук все еще не верит. Тэхен связан с Джиханом.🔥🔥🔥
Тэхен сидит на краю чонгуковой постели, отрешенно наблюдая за вечереющим городом за панорамным окном. Его жизнь закончилась еще днем, когда он открыл Чонгуку страшную тайну, уничтожившую все. Тэхен бился в истерике, не мог остановить бесконечный поток слез, осмелился позвонить даже Хосоку, но ни он, ни Чонгук, не отвечали. Последнее, что Тэхен услышал в трубке — взрыв. Ему больше некуда идти, негде Чонгука искать. Если он вообще жив. Тэхен готов вечность сидеть в этой квартире и ждать, когда альфа придет. Если придет. А если все-таки нет, Тэхен пойдет за ним сам. Мысль о том, что он мог не успеть предупредить Чонгука, сводит с ума, заставляет рыдать и кричать до срыва голоса. А у Тэхена больше нет сил. Он пропитал своими горькими слезами всю подушку. Чонгук, наверное, будет теперь недоволен. Всю ночь перед случившимся Тэхен не мог сомкнуть глаз. Сообщив Джихану информацию, которая тому была нужна, он с опозданием осознал, что совершил огромнейшую ошибку, сделав это. С той самой секунды Тэхена съедал сумасшедший страх. Предчувствие, что должно произойти что-то плохое, не давало спокойно закрыть глаза и погрузиться в мирный сон, а после не дало сосредоточиться на учебе. С Джиханом так просто и легко не бывает, и Тэхен снова опоздал, поняв это. Наивный идиот, до смешного глупый. Джихан давно жаждет смерти Чонгука. Тэхену становится еще хуже от мысли, что погибнуть мог и Хосок. Юнги, который, конечно же, ни на грамм меньше не стал любить своего альфу, никогда не простит этого Тэхену. Никто и никогда не простит. А главное, что сам себя Тэхен не простит и кровь со своих рук никогда не отмоет. Мысленно он утешается только тем, что пойдет следом, если смерть окажется правдой. Как назло, квартира Чонгука кажется слишком тихой и холодной. Гробовая тишина, могильный холод и полумрак. Это просто окна открыты, иначе дышать нечем будет, а при свете свое отражение видеть страшно. Молчание убивает, собственные мысли сжирают заживо, но Тэхен не в тишине. Он внутренне кричит до порванных связок, рыдает и бьется лбом об стену. Снаружи он — всего лишь тень с остекленевшими глазами и ледяными как у мертвеца пальцами, прижатыми к мелко дрожащим приоткрытым губам. Тэхен почти не дышит, замерев статуей. Боится двигаться, боится нарушить покой его дома. Он знает, что теперь не имел права приходить сюда, не смел сидеть на постели Чонгука, тоже вдруг ставшей холодной. Он больше не смел лезть в его жизнь, но пока не узнает, что Чонгук жив, не сможет уйти. Будет ждать, сколько нужно. Плевать уже на свою жизнь. Но он пришел. Тэхен моргает, и по щеке скатывается хрустальная слеза. Он чувствует его тепло позади себя, сначала думая, что это галлюцинация. Альфа вошел в квартиру беззвучно, словно призрак. Но нет, он реален. Тэхен боится обернуться, он уже знает, что увидит там, но все равно не готов. К такому просто невозможно подготовиться, хоть всю жизнь на это потрать. А Чонгук, как назло, молчит, давит, делает только хуже своим молчанием. Тэхен ожидал другого. И он даже не представляет, как хуже. Он решается. Медленно поднимается с постели, как будто вдруг стал деревянным, еле подвижным, и поворачивается к Чонгуку. Его взгляд убивает прямо на месте. Не режет, не обжигает. Сразу уничтожает. Своей пустотой. Чонгук жив, это самое главное. На его лице мелкие ссадины, на предплечьях порезы, а костяшки пальцев не разглядеть из-за крови. Он что-то бил. Или кого-то. По телу Тэхена пробегает холодок. Это все из-за него, это все его вина. — Чонгук… — тихо заговаривает омега, делая шаг в сторону Чона. Эту тишину выносить уже невозможно. — Зря пришел, — цедит сквозь стиснутые зубы Чонгук, не двигаясь с места. Тэхен открывает рот, чтобы что-то сказать, но альфа не позволяет. — У тебя ровно десять секунд на то, чтобы исчезнуть. Из моей жизни. — Я… — давится шепотом Тэхен, не в силах отвести взгляда от Чонгука. Пусть убивает, пусть, все это Тэхен заслужил и готов получить сполна. Ему теперь сказать просто нечего. Все, что он скажет, будет воспринято Чонгуком, как омерзительная ложь. Больше он ничему не поверит. Тэхену так хочется кричать о том, что съедает его прямо сейчас, хочется кричать о том, что его любовь никогда не была ложью, что Чонгук тот, кто показал ему счастье. Чонгук тот, с кем Тэхен мечтал провести всю свою жизнь. — Не надо, Тэхен, — обрубает Чонгук предупреждающим голосом, затаившим опасность. Подойти ближе Тэхен не решается, так и остается на своем месте, как вкопанный. — Оказывается, все это время я был с шлюхой До Джихана, — добивает альфа, нервно усмехнувшись и толкнув язык за щеку. Так Чонгук делает, когда борется со своей внутренней яростью, что хочет вырваться наружу. Он не позволяет ей почему-то, и омега не понимает, почему. Тэхену кажется, что он этот удар стоически выдерживает, но это полнейший бред. Чонгук четко целится, давая тэхеновой душе все меньше шансов на восстановление, хотя бы частичное. Он кажется живым только снаружи. Тэхен этого ждал, но готовым не оказался. — Я не… — дрожащим голосом пытается выговорить он. — Заткнись! — резко орет Чонгук. Его руки инстинктивно сжимаются в кулаки. Запекшаяся корочкой на костяшках кровь трескается, причиняя боль, которую альфа даже не ощущает. Боль у него сейчас другая. — Я дал тебе время уйти, какого хуя ты еще стоишь здесь? — рычит он, мгновенно вскипая. Только Богу известно, какими силами он еще держится, не налетев на омегу. Один только вид Тэхена заводит, пробуждает всю теплящуюся в нем ярость и ненависть. Он бы ему шею свернул, не задумываясь, сломал каждую кость, чтобы дать ощутить такую же боль, что сейчас сковала его собственное тело. Чонгук бы Тэхена убил, стер в порошок, лишь бы не видеть эти большие глаза, все это время изображавшие ложь. Мерзкий. Тэхен мерзкий. — Чонгук, послушай, — быстро тараторит омега, все же делая шаг в сторону альфы, и очень зря. Чонгука это только сильнее напрягает. Он готов в любую секунду броситься на него разъяренным зверем. В этот момент Тэхен начинает понимать, что конец настал, что больше он к Чонгуку так близко не будет, и как утопающий пытается зацепиться за соломинку, которая не позволит ему утонуть в бескрайнем океане собственного кошмара. Он осознает, что смысла нет, но борется сам с собой, прося остановиться, ведь это и есть конец, который так его пугал долгие месяцы. — Не лезь на рожон, прошу тебя, ему только это и надо, чтобы тебя из равновесия вывести, он этого добивался, — предупреждает Тэхен, глотая слезы. Плевать на пустые оправдания, которые Чонгуку точно не нужны. Пусть только жив будет, пусть только не натворит глупостей. — Мне тебя слышать тошно, сука, — цедит Чонгук сквозь сжатые зубы. А Тэхен все пытается что-то еще ему сказать, смеет рот открывать, подходить ближе. Глупая сука. — Мне, блять, видеть тебя мерзко! — не удержавшись, вновь орет Чон, всеми цепями держа самого себя, чтобы не убить Тэхена прямо здесь. Он хватает с тумбы какую-то статуэтку и швыряет в сторону омеги. Та пролетает возле его виска и разбивается об стену за Тэхеном на мелкие осколки, звонко рассыпавшиеся по полу. Тэхен даже не вздрагивает, не жмурится, все так же стоит и смотрит в горящие адским пламенем любимые глаза, думая о том, что лучше бы Чонгук целился в него. — Я ничего слышать не хочу, Тэхен. Уйди с глаз моих, пока я тебя не уничтожил нахуй, — рычит он, тяжело дыша. — Исчезни. Вали к черту. Тэхен с трудом глотает застрявший в горле комок слез, старается не разрыдаться прямо тут, перед Чонгуком, который примет его слезы за глупый спектакль. Эта игра ему уже не нужна. Ким поджимает дрожащие губы и идет в сторону выхода, еле переставляя ноги. Чонгук не сдвигается, следит за ним своим режущим взглядом, мечтает, наверное, омыть руки в тэхеновой крови. И омыл бы, Тэхен будет только рад, но Чонгук к нему так и не прикасается. Мерзкий. — Я… — тихо-тихо говорит Тэхен, пройдя мимо Чонгука и остановившись на секунду. Он жмурится, но не успевает: слезы уже катятся по щекам. …всегда буду любить тебя. Он проглатывает эти слова, так и не озвучив, и едва не бежит к выходу из квартиры, в которой когда-то давно, словно в далекой прошлой жизни ощутил настоящую любовь вперемешку с счастьем. Тэхен влетает в лифт и скатывается по его холодной стенке вниз, до боли хватаясь за волосы дрожащими пальцами, чуть ли не вырывая их с корнями. Он больше не сдерживается, рыдая в голос и топя себя своими же слезами. От концентрации боли внутри больно физически. Горло дерет, сердце колет так, что еще немного, и просто остановится. И лучше бы остановилось. Жизнь Тэхена сегодня оборвалась.🔥🔥🔥
Входная дверь за Тэхеном закрывается, и Чонгук взрывается. Он орет раненым зверем и сшибает все на своем пути, давая своей всепоглощающей ярости волю, которую так сдерживал, чтобы не обрушить на омегу. Ему до безумия хочется погнаться за Тэхеном и выместить на нем свою ненависть, потому что крушить мебель в доме для него катастрофически мало. По квартире словно ураган проходит, не оставив целой ни одну вещь. На ладонях от осколков появляются новые порезы, и это все, что оставил Чонгуку Тэхен. Ненависть к нему возрастает в сотни раз с каждой секундой, а хаос, среди которого стоит Чонгук, ни на грамм не помог вылить хоть долю сжигающей его злости наружу. Его предал друг, и это было похоже на нож в спину. Его предал любимый человек, и это похоже на сгорание заживо. Чонгук рычит и добивает ногой стул, отлетевший к стене и разбившийся на щепки. Этого ему мало. Всего вот этого — мало. Поэтому альфа берет свою биту и быстро выходит из квартиры, в которой стало невыносимо находиться. Холодный свет искусственных ламп рассеивает мрак в длинном гараже. В ряд стоят около десятка автомобилей, принадлежащих Чонгуку. Он твердым шагом идет мимо них, сжимая рукоять готовой к делу биты в опущенной руке. С диким горящим взглядом, кричащим об угрозе, с кровью на лице и руках, с битой он похож на настоящего сумасшедшего убийцу, идущего по чью-то душу. Хорошо, никто его в этот момент не видит. Ему самому сейчас кого-то видеть опасно. У самого конца гаража альфа тормозит, останавливаясь перед красным ламборгини авентадором Тэхена. После той аварии Чонгук забрал груду металла к себе, никому ничего не сказав, и восстанавливал автомобиль в одиночку. Отремонтированный авентадор должен был стать для Тэхена сюрпризом. Но какое теперь значение это имеет? Чонгук на эту машину смотреть больше не может. Он замахивается и бьет битой прямо по лобовому стеклу, разнося по гаражу звук удара и треск. Плевать на сожаление и потраченное время. Его больше не остановить. Чонгука срывает. Он словно разбивает частичку Тэхена с каждым новым ударом и ни капли не жалеет. В голове, словно чтобы подлить масла, проносится его образ. Эти огромные глаза, игравшие искренние чувства для одного наивного зрителя, поверившего в настоящую любовь. А все оказалось ложью, всего лишь пустым притворством. Чувства были, но принадлежали они только Чонгуку. Как же он ошибся, как был слеп, грея змею на груди долгие месяцы, которые называл лучшими в своей жизни. Проебался. Он оставляет на авентадоре глубокие вмятины, разбивает фары. Куски свежей покраски и стекла разлетаются в стороны, звонко осыпаясь на землю и попадая на рядом стоящие автомобили. Остановиться трудно. Горечь, собравшаяся внутри, ищет выход. Чонгук даже не чувствует, как повлажнели глаза. Он, иссякший, бросает биту на землю и садится там же, прислонившись спиной к бетонной стене. Откинув голову, Чонгук жмурится и тяжело дышит, восстанавливая сбившееся дыхание. Силы покинули, но легче не стало. Перед ним теперь стоит обезображенная красная груда. Осталось эту машину сжечь, как те, что сегодня горели, унося с собой невинные жизни. Как сейчас сам Чонгук горит в своей же ненависти, в боли и злости. В такой, какую он за всю свою жизнь не испытывал ни разу, и даже не знал, что можно так злиться. Так ненавидеть. Чонгук все еще чувствует в воздухе запах гари, который ни на миг не дает забыть. Тэхен никогда ему не принадлежал. Тэхен никогда его не любил. Рядом был чужой человек, который медленно готовил Чонгука к уничтожению, вырезая кусок за куском из его открытой нараспашку души. Чонгуку даже думать о нем тошно. Любое напоминание о Тэхене он будет стирать в порошок, любую мысль о нем будет безжалостно топить в океане безграничного сознания. Как можно глубже, как можно дальше, чтобы никогда больше не всплыло, не посмело появиться в мыслях. Ненависть начинает стремительно вытеснять любовь. Оно и к лучшему, ведь ненавидеть его будет легче. Ненависть — единственное, что он заслужил. Чонгук лижет сухие губы, чувствуя на языке вкус собственной крови и слез, которые тут же стирает нервным движением. Это горечь, не сумевшая сдержаться внутри. Чонгук позволяет ей вылиться, иначе она сожрет его, превратит в ничто. Свою одностороннюю любовь он хоронит глубоко в себе, там, где ее могилу больше не найти. Ее не стало в один короткий миг, как по щелчку пальцев. Ненависть превалирует.