🔥🔥🔥
Внизу расстелился бескрайний океан тысячи огней вечернего города. В зале ресторана, расположенного на шестнадцатом этаже, играет приятная спокойная музыка. Приглушенный золотистый свет растекается по помещению патокой, идеально сочетаясь с кремовыми оттенками довольно простого, но дорогого интерьера. Тэхен накручивает на вилку пасту, а другой рукой подпирает подбородок, отстраненно разглядывая город за окном, пока Джихан, сидящий напротив, с кем-то говорит по телефону. Омега как будто вернулся в прошлое, в котором они точно так же вечерами выбирались в дорогие рестораны по инициативе До. Тэхену всегда приходилось соглашаться, потому что выбора не было, Джихан в своих желаниях настойчив и непреклонен. С тех пор, как Чонгук, добив, окончательно вычеркнул себя из жизни омеги, прошло около трех недель, которые можно назвать всего лишь жалким существованием. Три недели Тэхен полностью в руках Джихана, вдруг ставшего прежним; тем человеком, который когда-то понравился омеге. Но его твердость и незаметно проскальзывающая в голосе угроза никуда не делись, все же напоминая о настоящем. Тэхен с трудом встает по утрам, выбирается из объятий До и тащит себя на учебу; с трудом впихивает в себя еду, чтобы зачем-то жить дальше и дышать воздухом, пропитанным дорогим парфюмом и красивой ложью, как сейчас, в этом ресторане. Все вокруг роскошно, и люди, что пришли поужинать, но все кажутся Тэхену фальшивками, пустыми внутри. А может, потому что он и сам сейчас с пустотой в душе, с огромной дырой, которую уже никогда не залатать. Все потускнело в шоколадных глазах, стало блеклым, утратило свой блеск. И лица людей такие же унылые, а улыбки на них — всего лишь красивая картинка на обложке. — Я хочу, чтобы ты поел, — закончив разговор, Джихан обращается к задумавшемуся Тэхену. Тот неохотно переводит на него взгляд ничего не выражающих глаз, даже не подозревая, что обжигает альфу их холодом. — Тебе постоянно плохо, а в желудке пусто. — Я не голоден, — отвечает он, разомкнув пальцы и выпустив вилку, со звоном ударившуюся о тарелку. — Послушай, Тэхен, — вздыхает До, потерев переносицу. — Я прекрасно вижу, что с тобой происходит. Пора бы уже отпустить прошлое и жить дальше. Что сделано, то сделано. Чонгук был всего лишь твоей миссией. Задачей, которую ты успешно выполнил. — Не говори о нем, — бесцветно отвечает Тэхен, опустив взгляд на стол. Ему о будущем даже думать невозможно. Что его там ждет? Все в тумане. Даже сегодняшний день остается под вопросом. Джихану говорить легко, он свое получил, а теперь наслаждается, довольствуясь победой. Только в этой игре остались двое проигравших. Миссию Тэхен провалил, пойдя на поводу у страха, а теперь продолжает зачем-то бессмысленно существовать, лишившись своего личного мира, в котором было настоящее счастье. — Я говорю о тебе. Меня волнует то, что с тобой происходит. Я беспокоюсь, — тише говорит Джихан. И не врет ни капли. Его с ума сводит мысль о том, что все это осталось после Чонгука. Как вернуть свет в эти глаза и заставить сиять только для себя? Тэхен, словно кукла, которую До таскает с собой, куда вздумается, а она безвольно лежит в его руках и смотрит куда-то вдаль своим стеклянным взглядом. Внутри что-то есть, точно есть, но Джихан никак не доберется, его туда не пускают. Он никак не найдет вход, который был бы менее болезненным для них обоих, но в каждой из попыток плохо то одному, то другому. Тэхена одно упоминание любимого имени раздирает заживо, и он снова и снова глотает свои слезы вперемешку с кровью. Он хочет сдаться, хочет отпустить, но не может. Он хотел бы позволить Джихану из лоскутов сшить новое сердце, но легче умереть, потому что это сердце будет принадлежать не тому. Омега отворачивает голову к окну и поджимает губы, чувствуя на себе пристальный взгляд черных глаз альфы, что сканирует его рентгеном. — Тэхен, — зовет Джихан, но тот не реагирует. — Посмотри на меня, — смягчаясь в голосе, просит он. Тэхен медленно поворачивает к нему голову и вопросительно смотрит. — Ты должен знать, что я не хочу причинять тебе боль. Что бы ни было, я в первую очередь думаю о тебе. Я хочу помочь, и я знаю, что смогу, только не закрывайся от меня. Только ты у меня есть. «Ты уже причинил мне боль, хуже быть не может», — думает Тэхен, чувствуя, как к горлу подкатывает горький ком. Джихан разрушил его, а теперь наивно полагает, что сможет все исправить. На это Тэхену хочется только рассмеяться, но на лице у него ни один мускул не содрогается. Говорить об этом нет сил и желания. Лучше не станет, хуже тоже. Тэхен чувствует только бесконечную усталость. — Отвези меня домой, — шепчет омега. Он чувствует, как держаться становится все тяжелее, что еще немного, и осыплется пеплом прямо тут, а собрать себя будет уже невозможно. К горлу снова подкатывает тошнота, преследующая омегу последние недели. — Меня тошнит. — Снова? — обеспокоенно хмурится До. Тэхен коротко кивает и поднимается со стула, а Джихан следом за ним. — Я сейчас, — быстро бросает Тэхен, приложив ладонь к губам. — Я с тобой, — твердо говорит До, но омега останавливает его рукой, покачав головой и поспешив в уборную. Перед Джиханом уже ничего не стыдно, он не раз оказывался рядом, поддерживая и придерживая волосы, когда Тэхена снова накрывал приступ внезапной тошноты. Но сейчас, в этот момент видеть его рядом хочется меньше всего. Киму бы быстрее избавиться от неприятного ощущения и боли в горле и скорее попасть домой. Больше не хочется ничего. До особняка они едут в молчании. Тэхен смотрит на город, мелькающий за окном ровно гудящей бугатти. Свет светофоров и фонарей отражается на бледном осунувшемся лице омеги, закрадываясь в темный салон гиперкара. Джихан периодически бросает на Тэхена взгляды и отворачивается к дороге, барабаня пальцами по рулю. Рука так и тянется к омеге, но альфа удерживает себя, как на первом свидании. К Тэхену он почти не прикасается в постели, довольствуясь лишь редкими поцелуями и объятиями во сне, когда омега засыпает. Он дает Тэхену время и физически, и морально, чтобы тот успокоился и отпустил то, что было, чтобы принял все, что собирается ему дать Джихан. А сам До умирает от нетерпения почувствовать Тэхена всего. Он хочет гладить его по щеке и видеть в ответ улыбку слегка смущенную, как когда-то давно, а не стеклянные глаза, смотрящие сквозь него. Тэхен сразу же отправляется в ванную, а после ложится спать, так ничего и не сказав. Джихан наливает себе коньяк и садится у камина, бросив пиджак на спинку кресла. Сон не идет, а голову затапливают различные мысли, не дающие покоя. Желание убрать Чонгука с каждым днем становится все сильнее. Альфа обещает самому себе, что избавится от него, но внутри все лопается от злости и ненависти. В первую очередь, к самому себе. Джихан осушает половину бутылки коньяка и, просидев у камина до полуночи, поднимается в комнату, где Тэхен давно уже спит, обняв одеяло и уткнувшись в него носом. Так и проходит каждый их день. Джихан часами сидит в гостиной до тех пор, пока Тэхен не уснет, чтобы после подняться в комнату и урвать себе возможность обнять его хотя бы спящим.🔥🔥🔥
Чонгук чиркает зажигалкой и подкуривает себе, прислонившись к капоту агеры и сунув руки в карманы черной косухи. Прохладный ветерок треплет светло-каштановые волосы, в которых путаются лучики солнца, создавая рыжеватый оттенок с проблесками золотистого. Они ложатся на глянцевую черноту кенигсегга, из-за чего гиперкар ослепительно блестит подобно черному алмазу. Спустя пять минут на парковку подъезжает черный ягуар, принадлежащий самому Чонгуку. Альфа следит за ним взглядом и перекатывает в зубах фильтр сигареты. Ягуар тормозит рядом с агерой и замолкает. Из машины выходит Чану, прихватив с пассажирского сиденья серую папку и хлопая дверцей. — Ты хотел подтверждения, — говорит Им вместо ненужного приветствия, подойдя к Чонгуку и помахав перед ним папкой. — Здесь фотки и еще кое-какие документы о покупке некоторых американок, причастных к авариям. — Какие фотки? — спрашивает Чонгук, стряхнув пепел и заинтересованно вскинув бровь. — Они начали оружие сюда завозить. Мы с Чимином проследили за ними. Тут много фотографий, на которых это запечатлено, — Чану протягивает папку Гуку и тянется к карману за пачкой сигарет. Чонгук берет папку и открывает, сразу же напарываясь взглядом на фотографии, о которых говорит Им. На них запечатлена поставка оружия. Чонгук прищуривается и внимательно разглядывает одну из фотографий, что практически похожи друг на друга. Он сразу же замечает логотип на одном из привезенных людьми До ящиков и хмыкает себе под нос, зажимая сигарету в уголке губ. — Эта змея медленно расширяет здесь свою нору, — говорит Чонгук, захлопнув папку и кладя на капот агеры. — Я ее задушу голыми руками, — он делает последнюю глубокую затяжку и швыряет окурок в сторону урны, выпуская едкий дым. — К Джихану стало труднее подобраться, мы еще не все разузнали, — Чану стряхивает пепел и опускает руку, держа в пальцах тлеющую сигарету. — Я каждый день пытаюсь нарыть свои старые связи, чтобы как-то выйти прямо на него, но сукин сын как будто шифруется. — Найдем место их сходок, а там посмотрим. Может, сможем кого-нибудь переманить, а если не выйдет, то надавим. Вариантов мало, — пожимает плечами Чонгук. Чану согласно кивает и затягивается. — Чимин стал меньше времени проводить с семьей из-за тебя, — вдруг говорит Чон спокойно, но с долей упрека, вскинув бровь. Им выдыхает дым и заглядывает Чонгуку в глаза. — Если ты сделаешь ему больно, я тебя заживо похороню. — Я сам себе пулю в висок пущу, если сделаю это, — без колебаний отвечает Чану. Чонгук говорит все взглядом. В нем нет отрицания, но есть вполне реальная угроза, в нем принятие и настороженность, противоборствующие друг с другом. Чонгук как будто только что благословил их, как какой-нибудь отец, что долго противился парню своего сына, но все-таки сдался. Чану в этом не нуждался так остро, плевать ему на то, против Чонгук или за, но теперь все равно стало как-то полегче. Чон смирился, а встать перед Чимином Им ему не позволит, потому что за своего омегу готов свернуть горы и пересечь не только океаны, но и космическое пространство от одной Вселенной до другой. Чонгук удовлетворенно хмыкает и берет папку. — Подкину тебе патроны на всякий случай, — ухмыляется он, обойдя агеру и поднимая дверцу. Чану сухо усмехается и качает головой, двинувшись к ягуару. Не пригодятся. — Им Чану, — вдруг зовет его Чонгук. Альфа оборачивается у самой дверцы ягуара и вопросительно изгибает бровь, глянув на Чона, положившего ладонь на крышу кенигсегга. — В субботу Хосок ужин устраивает у себя. Если время найдется, загляни. — Конечно, — кивает Им. Уголки его губ слегка приподнимаются в едва заметной улыбке. Чонгук отвечает такой же короткой улыбкой и садится в машину, захлопнув за собой дверцу. Он усмехается и качает головой, заводя двигатель и выезжая из парковки. Тот, кто был всем, оказался врагом. Тот, кто был соперником, стал частью семьи.🔥🔥🔥
Чонгук придирчиво разглядывает курицу в сливочном соусе на своей тарелке и тыкает в нее вилкой, подняв взгляд и спрашивая: — Это точно не Юнги готовил? Юнги, сидящий возле Хосока, цокает и закатывает глаза. — Точно, Чонгук, — по-доброму усмехнувшись, отвечает Енджун. — Ешь уже, а то я обижусь. За длинным столом в доме Хосока собрались только самые близкие, в числе которых и Чон Дэсу — отец братьев, нашедший в своем загруженном графике время для семейного ужина и забывший обо всех своих важных делах. Что может быть важнее, чем ужин с сыновьями, которых он видит так редко? С выписки Юнги из больницы прошло три дня. Все это время Хосок не отлипал от своего омеги и чуть ли не ночевал с ним в палате, сидя до глубокой ночи, пока врачи, обнаруживая, не выгоняли его. После долгой и тяжелой разлуки оба друг другом не насытятся, не надышатся. Хосок часами смотрел на спящего Юнги, изучая любимое лицо по-новому и подмечая для себя каждую мелкую деталь, что прежде не замечал. И даже сон не шел к нему долгое время, потому что под веками появлялся образ любимого омеги, что за эти четыре дня, проведенных в больнице, окончательно принял Хосока, потому что свою жизнь без него просто не представляет. Он заново рождается под его ласковыми прикосновениями и поцелуями, от которых млеет, как в первый раз. А Хосок крайне нежен, совсем не такой, как до разлуки. Он с трепетом относится к Санджину, спокойно себе развивающемуся в утробе; за короткое время, что они с Юнги вместе, Чон привык общаться с ребенком и рассказывать ему о том, что Юнги, вероятнее всего, ему не рассказывал. Сам омега с легкой улыбкой на прикушенных губах за этим молчаливо наблюдает и весь искрится счастьем изнутри, никак не может поверить, что это происходит на самом деле. Юнги узнал о ситуации с Тэхеном на второй день после аварии. Хосок решил не тянуть и все рассказать, когда Мин, затосковав, сказал, что соскучился по Тэхену и спросил, что с ним случилось. После раскрывшейся правды Юнги помрачнел и долго молчал, не в силах что-то сказать. В мыслях он не мог в это поверить, ведь таким он Тэхена никогда не знал и даже не подозревал, что тот способен на жестокое предательство, отозвавшееся в сердце Юнги тупой болью. Он молча передержал эту боль в себе, в один момент не выдержав и все-таки позволив слезам вырваться. Потерять лучшего друга, благодаря которому Юнги нашел в себе силы сохранить ребенка, оказалось совершенно непросто. После они Тэхена больше не обсуждали, а при Чонгуке и вовсе не смели произнести его имя. Юнги смотреть в глаза младшего Чона до сих пор тяжело, потому что чертовски непривычно видеть в них бесконечную тоску и потухший свет, заменяемый теперь фальшивой радостью. Юнги все никак не хочет поверить в предательство Тэхена, но правда, застывшая в глазах Чонгука, возвращает с небес на землю. Омега испытывал подобное, но он знает, что это даже рядом не стоит с тем, что переживает Гук. Этот шрам никогда не выйдет спрятать под толстым слоем разнообразных чувств. Перед тем, как Юнги позволили уехать домой, Хосок отправился к Енджуну и буквально упал перед ним на колени, прося прощение за то, что так жестоко поступил с его сыном. Енджун выслушал объяснения Чона и взял за руку, заглядывая во взволнованные глаза с теплотой и пониманием. Он Хосоку поверил, потому что никогда не сомневался в его искренности по отношению к Юнги. Чон не мог так просто жестоко растоптать чувства его сына, и все эти месяцы Енджун верил в это в глубине своей души. И не ошибся. Он принял Хосока и простил, как и Юнги, но пригрозил, что переедет альфу своей коляской, если тот еще раз посмеет причинить его сыну боль. Хосок согласился. Он больше никогда не заставит своего омегу ронять слезы. Юнги вернулся домой. В их с Хосоком дом. Переступив порог, он облегченно вздохнул, окончательно убедившись в том, что вернулся в свое счастливое прошлое, перетекшее в настоящее. Уже давно ставший родным дом встретил его теплом и приятной тишиной. Юнги понял, как сильно скучал, и прижался к своему альфе, утопая в любимых объятиях. Он скучал по Хосоку, а остальное второстепенно и совсем не важно. Идея устроить семейный ужин пришла в голову именно Юнги, а Хосок ее охотно поддержал. Это редкий шанс собрать всех близких людей вместе и насладиться теплым и уютным общением, друг другом. После стольких потерь и событий, кого-то сломавших, а кого-то вновь собравших воедино, необходимость в поддержке друг друга становится больше, ведь семья, настоящая семья должна держаться вместе несмотря ни на что. Помимо родителей братьев и Юнги на ужине присутствует Джейби, пришедший без вечно занятого Джинена. Хоть у Има и своя банда в другом районе города, он всегда был одним из важных людей в жизни Хосока и Чонгука. Без его помощи вести войну было бы в разы труднее. За короткий период он стал им семьей. Наверное, никакого ужина бы не было без Джина и Чимина, уже давным-давно ставшими братьями, за которых глотку порвать — раз плюнуть. Юнги долго просил у друзей прощение, но те, увидев интересное положение омеги, мигом отбросили все обиды в сторону и сразу же перевели все свое внимание на будущего племянника, отдавая всю свою нежность. Юнги в образе беременного все еще кажется дикостью даже для Чонгука, не упускающего момента подшутить над омегой. Чану, которого пригласил Чонгук, пришел с Чимином. Младший Чон больше не сканирует его настороженным и недоверчивым взглядом. То, что Им оказался в кругу их небольшой семьи, все говорит за себя. Каждый в этом кругу его принял и признал. — Я ни за что не посмею обидеть вас, Енджун, — улыбается Чонгук, сразу же принимаясь есть. — М-м, и правда, Юнги так никогда не приготовит, — говорит он, прожевав кусочек курицы и одобрительно кивнув. По столу разносятся смешки. — Чонгук, где твое воспитание? — говорит Дэсу, сидящий во главе стола. — Я уверен, Юнги отлично готовит, к тому же он еще молод, только учится, у него все впереди, — взгляд старшего альфы падает на Юнги, сидящего возле Хосока. Омега смущенно улыбается в ответ на добрую отцовскую улыбку Дэсу и опускает глаза, уткнувшись в свою тарелку. Встреча именно с этим человеком для Мина была до дрожи в коленках волнующей. Когда-то прежде Юнги с ним уже сталкивался, но уж точно никогда не сидел за одним столом, потому что Дэсу, будучи всегда занятым, долго не задерживался, сразу же удаляясь по своим рабочим делам. Сейчас другой случай. Юнги носит под сердцем его внука, и для мужчины это стало совершенно внезапной новостью, после которой ему пришлось хлебнуть виски. А точнее, осушить полбутылки. Только Хосок понял, что Дэсу сделал это не для того, чтобы сгладить острые углы и принять событие, а чтобы отпраздновать счастливую новость. Дэсу в личную жизнь сыновей никогда не лез, поэтому легко принял то, что его старший сын состоит в отношениях с омегой, что даже школу еще не окончил. Он не нуждается в богатом союзе, который не раз предлагали ему партнеры, знающие о двух взрослых и авторитетных сыновьях Чона. У детей собственный бизнес, а Дэсу всегда умел держать на плаву дело, начавшее свое существование еще задолго до рождения Хосока и Чонгука. Он в своих сыновьях всегда был уверен, даже когда Чонгук попал в тюрьму. Дэсу злился на сына за неосторожность и наивность, но все равно верил, что Чонгук сделал все, на что был способен. С кем строить отношения и создавать семью Дэсу детям никогда не указывал, сказав лишь, что любовь придет сама, и ни в коем случае отвергать ее нельзя, потому что в жизни она бывает лишь раз. Настоящая, незаменимая. Так же было и у него самого. Его любовь пришла неожиданно и осталась с ним на долгие и полные счастья годы до тех пор, пока их не разлучила смерть, забрав любимого омегу Дэсу из-за онкологического заболевания после рождения младшего сына. Но в любовь Дэсу верит до сих пор. После вкусного ужина, приготовленного омегами во главе с Енджуном, все расслабились за чашечкой чая. Юнги в этот момент чувствует себя самым счастливым на свете человеком. Его рука в теплой руке любимого альфы, а вокруг родные люди, заставляющие широко и искренне улыбаться, как не было уже давно. Все шутят, рассказывают какие-то случаи, а родители вспоминают свою молодость и интересные истории, что происходили с ними в те времена. Громче всех смеется Джин, сразу же сблизившийся с Енджуном. Его смех заражает остальных, и в гостиной несколько минут стоит веселый гомон, который тут же прерывается очередной историей, которую все слушают, разинув от любопытства рты. Енджун и Дэсу садятся на диван и, попивая ароматный чай, обсуждают политические дела, оставляя детей, вышедших на террасу в заднем дворе дома. Чона приятно удивляют знания этого омеги, а тот с грустной улыбкой отвечает, что почти все свое время проводит за просмотром телевизора, поэтому выбора не остается. Они сразу находят общий язык и решают сменить скучную тему политики на разговоры о своих детях и мыслях о будущем. — Хосок, даже не верится, что вы с Юнги станете родителями, — улыбается Чимин, положив голову на плечо Чану. — Вот и мне не верится, черт возьми, — встревает Чонгук, прислонившийся плечом к колонне и держащий в пальцах бутылку холодного пива. — Это безумие какое-то. Вы представьте, я же дядей стану! — Он беспокоится об этом сильнее нас самих, — усмехается Хосок, обнимая за талию Юнги, что сидит у него на коленях, повесив руку на плечо альфы. — А вы уже думали над именем? — спрашивает Джин с легкой улыбкой на губах, покачивая в воздухе носком кед и подперев подбородок кулаком. — Чонгук решил назвать его Санджином, — говорит Юнги, кивнув на Гука. — Ну серьезно, Чонгук его разве что только не родил, — посмеивается Джейби, развалившись на плетеном стуле. — Но имя крутое, не спорю, — подмигивает он Чонгуку. — Я решил, что тоже дам имя его ребенку, — Хосок ухмыляется и кладет руку на колено Юнги, слегка поглаживая. — Да блять, Хосок, не бывать этому, — закатывает глаза Чонгук, отпив пива. Джейби с кряхтением тянется к нему и выхватывает бутылку из рук, делая пару глотков. — Чему? — Ребенку, — равнодушно пожимает плечами Гук, сложив руки на груди и внимательно следя за тем, чтобы Джебом не выпил все его пиво. — Это вопрос времени, когда-нибудь ты все равно станешь отцом, хотя я это с трудом себе представляю, — хихикает Юнги, держа в пальцах чашку с теплым чаем и делая короткий глоток. — А я не представляю вообще, — ухмыляется Чану, словив уничтожающий взгляд Чонгука. — Ну все, отдай, — говорит он Джейби, забирая бутылку. — Там целый ящик еще, — возмущается тот. — Вот и взял бы себе, — закатывает глаза Чонгук, показав старшему средний палец. Джейби успевает его схватить и слегка вывернуть, заставляя Гука болезненно промычать. — Ты подраться хочешь? — рычит он с притворной злостью, вспыхнувшей в глазах, и подается в сторону Има. — Хотите что-то решить — решайте на дорогах, — говорит Хосок, остужая пыл обоих альф. — Никакого мордобоя в моем доме. — Да все, все, — смеется Джейби, похлопав Чонгука по спине. — На этом и остановимся. Меня ему не победить. — Ты меня на слабо берешь, да? — щурится Чонгук, сев в кресло рядом. — Интересно, смог бы Чонгук снова повторить ту легендарную победу, — задумчиво говорит Джин, поглядывая то на одного, то на другого альфу. — Я сомнев… — говорит Джейби. — Конечно же, — прерывает Има Гук, уверенно вздернув подбородок. — Есть какие-то сомнения? — Делаем ставки, — улыбается Чимин, вспыхнув азартом. — Давно между собой не гонялись. — Точняк, — соглашается Юнги, быстро закивав. — А с Чану будет еще интереснее. — А ты куда? — спрашивает Хосок, изогнув бровь. — С ним за руль не пущу, — тычет он омеге на живот пальцем. — Разве что со мной рядом сядешь. Юнги громко вздыхает и закатывает глаза, сложив руки на груди с недовольным лицом. Все начинают смеяться. — О, классика, — довольно ухмыляется Чонгук. — По пять долларов со всех, кто по этому скучал, — говорит он, глотнув пива и облизнув губы. — Кажется, сейчас мы все скинемся по пять долларов, — хихикает Чимин. — Да пошли вы! Я к папе, — ворчит Юнги, спрыгнув с колен Хосока и одарив Чонгука своим фирменным взглядом. — Гормоны, — пожимает плечами тот, когда Юнги исчезает за дверью. — Да он просто есть захотел, — смеется Хосок. — Точнее, Санджин. Юнги теперь ест за двоих. Сейчас вернется. — А пока он подкармливает моего племянника, я могу спокойно покурить, — Чонгук тянется к круглому столу, вокруг которого они сидят, беря пачку сигарет и зажигалку. Хосок слегка хмурится и поджимает губы, смотря на брата. После разрыва с Тэхеном он начал курить в несколько раз больше, чем прежде, делая это чуть ли не каждую секунду. Весь вечер Чонгук пытался держаться, выходя во двор лишь пару раз, чтобы Юнги не дышал едким дымом. Хосок понимает брата, потому что сам забывался в сигаретах, когда расстался с Мином, вот только Чонгук пытается не забыться, а убить себя. — Лучше бы чаю выпил, — говорит Чимин, почти озвучив мысли Хосока, чтобы оградить брата от лишней дозы никотина, но тот только отмахивается и делает глубокую затяжку, прикрыв глаза. А под веками сразу же вырисовывается образ человека, которого Чонгук ненавидит всем сердцем. Сигаретами его не выкурить. Вечер незаметно для всех перетекает в ночь, но уходить собираются только родители, утомившиеся насыщенным днем. Хосок уже начинает суетиться, чтобы отвезти Енджуна домой, но его останавливает Дэсу. — Нам как раз по пути, — объясняет отец, накидывая на плечи темно-серый пиджак и поворачиваясь к Енджуну, которому помогает одеваться Юнги. — Вы ведь не против, чтобы я подвез вас, Енджун? — Нет, конечно же нет, — улыбается омега, покачав головой. — Пусть дети развлекаются. Мы им, наверное, наскучили, — посмеивается он, расправляя пальцами складки брюк на своих коленях. — Как вы можете нам наскучить? — возмущается Хосок. — Мы столько смеялись из-за вас двоих, — говорит он, улыбнувшись и взглянув на отца. — А Джин еще неделю будет вспоминать это. — Ужин был потрясающий, — говорит Дэсу, посмотрев на смущенно опустившего голову Юнги. Омега к нему никак не привыкнет. Этот человек своим величием, своим авторитетом буквально придавливает его к земле. Дэсу, кажется, это замечает, поэтому слегка хмурится и кладет руку на плечо омеги, успокаивающе погладив. — Ты отличный парень, Юнги. Я очень рад, что ты омега моего сына. И посмотри мне уже в глаза, — шутливо строгим тоном говорит он, и Юнги поднимает взгляд, заглянув в черные глаза альфы. Точно такие же и у Хосока. — Я должен благодарить тебя за то, что ты сделал меня дедушкой. Вы с Хосоком справитесь, я в этом уверен. В любом случае, у вас есть мы, — смотрит он на Енджуна, кивающего в подтверждение слов Дэсу. Юнги поднимает уголки губ в теплой улыбке и шепчет тихое: — Это очень важно слышать от вас. Спасибо… Когда Дэсу и Енджун уезжают, Чонгук выруливает из гостиной, прислонившись плечом к стене и смотря на Юнги и Хосока с ухмылкой на губах. — Надеюсь, мы не станем братьями, — говорит он, вскинув бровь. — У вас же тогда инцест получится, ужас, — морщится он, качая головой. — Бред не неси, отец просто подвозит его до дома, — закатывает глаза Хосок и идет с Юнги в гостиную, приобняв того за плечи. — И да, кстати, — вдруг говорит Юнги, хмурясь, словно что-то вспомнил. — Ту курицу готовил я. Мне приятно, что ты ее оценил, — выдает он Чонгуку, невинно улыбнувшись и пройдя мимо. Лицо альфы в этот момент Юнги запомнит на всю жизнь. Спустя еще час уезжает и Джейби, которого дома уже ждет вернувшийся с работы Джинен. Остальные разваливаются на диване и креслах, смотря какой-то боевик, который нашел Чонгук. Эта атмосфера чем-то напоминает посиделки в гараже, когда все они, наевшись пиццы и напившись пива, лежали среди горы коробок и бутылок, смотря какой-нибудь фильм на маленьком телевизоре Намджуна. Никто из них не будет отрицать, что скучает по тем временам. То, что происходит сейчас, не является жалкой попыткой вернуть прошлое, — это продолжение негласно установленных традиций, к которым все они привыкли. Только место не то, а двух людей заменили двое других. И кажется, что все хорошо, только как прежде все равно уже никогда не будет. К середине фильма Чонгук не выдерживает и выходит на задний двор, чтобы покурить. Он спускается по лестницам террасы и садится на последнюю ступеньку, чиркая зажигалкой и прикуривая себе. Вверх, к чистому звездному небу беззвучно тянется струйка сигаретного дыма. Где-то слышно стрекотание сверчков, нарушающее идеальную тишину ночи, но Чонгуку оно не мешает, а наоборот, помогает не сосредотачиваться на неприятных навязчивых мыслях. Сегодняшняя маска дала трещину после насыщенного дня, полного шуток и смеха. Чонгуку было хорошо, очень хорошо. Он почти почувствовал себя вновь счастливым, но это счастье утопает, падая в никуда внутри альфы. Чонгук пытается создать внутри себя границу, которую пустоте нельзя переходить, но она всепоглощающая, разрушающая, и каким-то жалким ограждениям ее не остановить. Чонгук смотрит на Хосока с Юнги и искренне радуется, даже успокаивается, потому что брат больше не загибается в одиночестве, наивно убеждая себя, что сможет прожить. Теперь так у Чонгука. Он чувствует тепло, глядя на них, глядя на всю свою семью, а потом в один миг вся эта теплота превращается в лютый холод, обжигающий изнутри, режущий своими льдами. Чонгук лишился важной части себя, и это слишком ощутимо. Это зудит в нем, ноет тянущей болью и доставляет дискомфорт, что не позволяет забыть. А вот забыться можно в любимом дыме. Снова и снова. Чонгук слышит за спиной тихие шаги, но не реагирует, так и держа в пальцах тлеющую сигарету и смотря на небо не моргая. Джин спускается вниз и садится рядом с Чонгуком, держа в руке чашку с клубящимся кофе. — Да ты прям мысли мои услышал, я как раз о кофе думал, — усмехается Чонгук, повернув голову к Джину. — Чертова магия, а? Джин тепло улыбается и протягивает чашку альфе. — Не притворяйся, Чонгук, — спокойно говорит он, смотря, как Чонгук отпивает кофе и возвращает ему. — Не передо мной. Улыбка с лица альфы мгновенно исчезает, как будто только и ждала этих слов. Они и добивают Чонгука, ему все труднее держаться. Он отворачивает голову и зажимает сигарету меж губ, делая затяжку. — Я не хочу лезть тебе в душу. Понимаю, как это неприятно, но… — тише говорит Джин, опустив глаза и разглядывая отражение звездного неба в кофе. — Я знаю, что ты чувствуешь, мне это очень хорошо видно, даже если ты играешь, убеждая самого себя, что все в порядке. Поэтому сейчас ты можешь быть собой, Чонгук. В темноте никто не увидит. — Я знаю, — отвечает Чонгук, коротко взглянув на Джина. — Что знаешь? — спрашивает омега, не поняв. — Знаю, почему ты чувствуешь то же самое, а не то, что чувствуют, например, Хосок или Чимин, — хрипло отвечает Чонгук, стряхнув пепел на землю и облизнув нижнюю губу. Джин молчит, внимательно смотря на альфу и сжимая пальцами ручку чашки. — Вы думали, что никто не знает, но я узнал, — Чонгук делает паузу, чтобы затянуться поглубже и плавно выпустить дым вверх. — После очередной посиделки в гараже я шел к машине, но вспомнил, что забыл телефон, и вернулся. Уже собирался войти, но так и застыл у дверей, увидев, как Намджун целует тебя. Я, конечно, охуел от такой картины, но не стал вам мешать и уехал, забыв про телефон к чертовой матери. — Он нам потом так мешал, трезвонил постоянно, — улыбается Джин уголком губ, отпивая кофе. — В итоге Намджун не выдержал и выключил его. Ворчал, что ты вечно пытаешься все испортить, даже находясь на расстоянии. Джин больше не испытывает волнения и страха от того, что кто-то знает о том, что было между ним и Намджуном. Ему даже как будто легче стало, словно тяжкий груз упал с плеч, уставших таскать эту ношу. Они с Чонгуком понимают друг друга так, как никто. Оба преданы и растоптаны, оба остались ни с чем, как проигравшие все свое состояние в казино. В выигрыше только те, что лгали, не думая о чувствах тех, кто их любит. Чонгук усмехается и качает головой. — Зато как он нам все испортил, сукин сын. Джин ставит чашку рядом с собой и обнимает себя за плечи, смотря на звездное небо, отражающееся в его больших черных глазах. — Со временем жить станет полегче. От упоминания его имени ты не будешь чувствовать боль или злость. Только легкое раздражение, — тихо говорит Джин. — Возможно, время все-таки лечит, не знаю. Пока я его не вижу, все более-менее хорошо, а когда вижу… — Теряю над собой контроль, — Чонгук смотрит перед собой опустевшим взглядом, под завесой которого проносятся кадры последней встречи с Тэхеном. — Я совершил ошибку, когда увидел его, — говорит альфа лишенным красок голосом, перебирая в пальцах сигарету. Он впервые говорит это вслух, впервые говорит это кому-то по-настоящему, а не в мыслях. И почему-то это кажется проще, чем Гук думал. — Эта ошибка ни на секунду не покидает мое сознание. Я получил нож в спину, а его изрубил. — Я боюсь, что тоже совершу, когда увижу снова, — шепчет Джин, опустив голову на плечо Чонгука и прикрыв глаза. — Это съест тебя заживо, Джин-и, — вздыхает Чон, швырнув окурок в траву и погладив омегу по голове. — Не поддавайся, держи себя всеми силами, а иначе будешь как я. Сломленный, опустошенный, медленно умирающий. Джин поднимает голову и заглядывает Чонгуку в глаза, прошептав: — Только не забывай, что ты не один. И я теперь тоже. Чонгук кивает и отвечает омеге слабой улыбкой. — Идем обратно к этим голубкам, — говорит он, поднявшись и дав руку Джину. — А то вдруг они свингерами заделаются и решат прямо сейчас заняться чем-то интересным. — Чон Чонгук, — слегка смеется Джин, встав и несильно пихнув альфу в плечо. Они возвращаются в дом, словно не было только что никакого открытия друг другу боли, не дающей по ночам спокойно спать. Словно все прекрасно и чудесно, как прежде. Они вновь ярко и почти искренне улыбаются. Ведь надо жить дальше.🔥🔥🔥
Юнги валится на постель и раскидывает руки в стороны, со счастливой улыбкой смотря в потолок. Хосок принес его в комнату на руках, а после сам искупал, попутно покрывая любимое тело поцелуями. Юнги кажется, что он попал в сладкий сон, и так не хочется, чтобы он заканчивался. Еще счастливее омега от того, что это все-таки реальность, в которой все прекрасно, и любимый альфа не оставляет ни на минуту, наверстывая каждую, что была утрачена из-за разлуки. Ему так хорошо, как не было никогда. — Иди ко мне, — говорит Юнги, приподнявшись на локтях и наблюдая за раздевающимся Хосоком. Омега скользит жадным взглядом по крепкой спине своего альфы и даже не замечает, как закусывает губу, неосознанно вцепляясь в простыни пальцами, жаждущими вонзиться в эту широкую спину. Хосок остается в одних боксерах и разворачивается, а Юнги задыхается, опустив взгляд с подкачанного пресса вниз. Альфа как будто бы его дразнит, но сам об этом даже не подозревает. Юнги ерзает на месте в нетерпении и съедает Чона полным желания взглядом. Хосок движется к нему, подкрадывается, как лев к своей добыче, которая добровольно решила стать ею. Юнги улыбается уголком губ и смотрит альфе прямо в глаза, а сам медленно разводит ноги в стороны, приглашая. Хосок садится в изножье кровати и берет омегу за щиколотки, подтянув к себе и целуя сначала в одно колено, а затем в другое. Короткими поцелуями, сводящими Юнги с ума, альфа поднимается к бедру, садясь меж разведенных стройных ног. Он задирает вверх широкую футболку на омеге и целует в пупок, обведя его кончиком носа и двигаясь дальше. Юнги шумно выдыхает и запускает пальцы в волосы Хосока, чуть сжимая. От каждого поцелуя ему сносит крышу, как будто впервые. Чувства и ощущения кажутся в разы ярче и сильнее, а желание накрывает ураганом, не давая места ничему другому. Альфа избавляет от лишней одежды и себя, и Юнги, наслаждаясь видом гибкого и изящного тела несмотря на беременность, которая словно сделала омегу еще притягательнее и желаннее, хотя, казалось бы, куда больше. Хосок нависает сверху, расставив руки по обе стороны от головы Юнги, и наклоняет голову, выдыхая в приоткрытые розовые губы. — Никогда меня больше не оставляй, — шепчет омега, обнимая Хосока за шею и притягивая к себе. Ноги он сцепляет на пояснице альфы и прикрывает глаза, полностью отдаваясь приятным ощущениям. — Ни за что на свете, — хриплым и низким от переполняющего желания голосом отвечает Хосок, накрывая любимые губы и утопая в глубоком поцелуе вместе с Юнги. С первым толчком по комнате, утонувшей в полумраке, разносится сладкий и тягучий стон Юнги, по которому Хосок так безумно скучал. Счастливее, чем сейчас, они не были никогда.🔥🔥🔥
Тэхен распахивает глаза и, не успев окончательно вырваться из сна, прижимает ладонь ко рту. Вокруг темнота и тишина, нарушаемая только негромким дыханием рядом спящего Джихана. Тэхен подскакивает с постели. От резкого подъема начинает кружиться голова, и омега прислоняется к стене, прикрыв глаза и глубоко дыша. К горлу снова подкатила ненавистная тошнота, каждый раз раздирающая глотку в кровь. Тэхен открывает глаза и спешит в ванную на ватных, еле держащих его ногах. Он падает перед унитазом на колени, даже не включив в ванной свет. На ощупь находит крышку и поднимает, сразу же опустошая и без того пустой желудок. Горечь желчи провоцирует еще большее желание рвать, а из глаз льются горячие слезы, капая в унитаз. Тэхен дрожит, как в лихорадке, и обнимает себя за живот, утерев губы тыльной стороной ладони. Его перестает тошнить, и он прислоняется спиной к стене, подтянув к груди колени и прикрывая глаза. В ванной снова наступает неприятно звенящая в ушах тишина. Постепенно начинает подкатывать новая волна тошноты. Тэхен жмурится и искажается в мучительной гримасе, не выдержав и начав тихо плакать, чтобы Джихан не услышал. Пусть слышит, как Тэхена тошнит, к этому он привык за последний месяц, в течение которого продолжаются эти приступы, но пусть не слышит, как омега плачет, потому что за этот месяц Тэхен ни слезы при нем не проронил, играя роль каменного изваяния с застывшими чувствами и эмоциями. Он пытается играть даже наедине с собой, чтобы так и привыкнуть в наивной вере, что со временем станет легче и чувства замерзнут навечно. Но порой он просто не выдерживает и долго плачет, беззвучно роняя слезы на свои колени. Постоянная тошнота, которой Тэхен не пытался найти объяснения, сославшись на то, что это реакция организма на стрессовое состояние, что еще немного, и переступит порог депрессии (а может, уже переступила), начинает напрягать. Не замечать этого больше не получается. Тэхен истощает себя и не пытается с этим что-то сделать. Он много спит, иногда не без помощи снотворных, потому что только во сне все более или менее хорошо. Там мнимое счастье и спокойствие, ради которого Тэхен продолжает существовать дальше. Там нет боли и того, кто теперь каждую ночь спит рядом, обнимая и прижимая к себе. Тэхен во сне чувствует другое тепло. То самое, что никогда больше не ощутит. Он утирает слезы тыльной стороной ладони и поднимается на ноги, подойдя к раковине. В отражении он видит не себя, а какую-то неудавшуюся реплику. Бледную, безжизненную, серую и пустую. Как будто даже всегда яркие и огненные волосы потускнели, а глаза потухли. Тэхен ополаскивает себя холодной водой и утирается мягким махровым полотенцем. Уснуть так просто уже не получится. Пришла ненужная сейчас бодрость, от которой омега так старается сбежать. Он открывает ящик с лекарствами и перебирает упаковки пальцами, читая названия и выискивая снотворное. Взгляд омеги задерживается на небольшой вытянутой коробочке, а рука замирает. Тест на беременность. Тэхен зачем-то взял себе один у Юнги, когда тот только узнал, что находится в положении. Он даже не думал, что это пригодится ему в ближайшем будущем, но сейчас в него закрадывается скользкое и неприятное подозрение, сдавливающее все внутренности в страхе и волнении. Тэхен смотрит на тест остекленевшими глазами и боится даже вздохнуть. Этот момент разбивается на тысячи мелких осколков и больно ранит. Омега тянется к нему осторожно и медленно, словно боится, что обожжется. Внутри стремительно растет тревога, а в горле появляется ком. Тэхен даже перестает чувствовать тошноту. Он вцепляется в тест пальцами и вновь идет к унитазу на негнущихся ногах. Ожидание убивает медленно и мучительно, вырывая от Тэхена по кусочку. Он судорожно расхаживает по ванной и бегает по помещению суетливым напряженным взглядом, не в силах сконцентрироваться и успокоиться. Тэхен буквально находится на грани истерики, ожидая результата. Еще немного, и просто рухнет от морального истощения и бессилия. Его всего трясет, а ком, застрявший в горле, не дает свободно дышать. Тэхен резко разворачивает тест и сразу же отбрасывает, словно обжегся. Тот звонко бьется о кафельный пол. Омега несколько секунд стоит на месте, как вкопанный, раздирая глотку от внутреннего крика. Он рвет на себе волосы и воет, но лишь внутри, а затем подрывается с места, как вне себя подлетает к лекарствам и дрожащей рукой выдавливает себе на ладонь снотворные одну таблетку за другой, даже не собираясь их считать. Его накрывает животный страх и полное неверие. Он не хочет думать, не хочет ничего знать и помнить, только бы скорее забыться. Закинув таблетки в рот, омега быстро запивает их водой и прикрывает губы ладонью, рвано дыша через нос. Он быстро возвращается в комнату и залезает под одеяло, свернувшись калачиком и зажмурившись до боли в глазах, чтобы скорее спрятаться во сне, укрыться от разрушающей реальности в объятиях того, кто оставил после себя огромный неизгладимый след. Чонгук оставил Тэхену частичку себя.