ID работы: 5825736

nitric oxide

Слэш
NC-17
Завершён
65584
автор
Размер:
654 страницы, 41 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
65584 Нравится 5440 Отзывы 23973 В сборник Скачать

лучшее будущее

Настройки текста
Примечания:
— Стойте! — орет Чонгук, проталкиваясь через толпу. Люди, увидев запыхавшегося от длительного бега окровавленного альфу, сами начинают расступаться, давая ему проход к центру происшествия. Чонгук еще не видит брата, но уже чувствует витающее в воздухе ощущение потери и скорби, которое сдавливает шею плотным кольцом и не дает вздохнуть. Он наконец замедляется и пробирается вперед, чуть прихрамывая. Ходить даже тяжелее, чем бегать. Чонгук не думает о кислороде, которого не достает в горящих легких, он не дышит прямо сейчас. Едкий запах гари заседает в глотке, щиплет в носу и заставляет и без того полные слез глаза слезиться еще больше. Чонгук не смотрит на перевернутый макларен, превратившийся из космически-синего в черный, местами с отколовшейся краской. Он смотрит только вперед и молится всем богам, в которых не верит, о спасении жизни брата за секунду до того, как видит его. Над Хосоком кружат трое врачей. Один из них уже застегивает черный мешок, но от громом ударившего крика Чонгука так и застывает. Все застывает, даже само время. Чонгук ничего и никого не слышит, не видит. Только лицо брата, которое вот-вот скроется за черным материалом. — Отойдите от него! — как вне себя орет Чонгук, пробравшись через сигнальную ленту и подлетая к брату. — Вам нельзя быть тут… — говорит один из врачей, но Чонгук мгновенно прерывает. — Это мой брат! Не трогайте его, уйдите нахуй! Что вы делаете?! — кричит он, упав перед Хосоком на колени и начав судорожными движениями стаскивать с него проклятый мешок. Чонгук задыхается, а слезы свободным потоком брызгают из глаз, не видя препятствий. Он отрицает реальность, шокированное сознание ее просто блокирует. Чонгук не воспринимает смерть брата, даже от слова этого его потряхивает не на шутку; он не воспринимает все, что происходит вокруг. Альфа, словно сумасшедший, сдирает с Хосока мешок и подкладывает под его голову свою ладонь, на которой рассыпались порезы от мелких осколков. Плевать ему. Если Чонгук может прямо сейчас поменяться с Хосоком местами, пусть это произойдет как можно быстрее. Он готов, ему об этом даже задумываться не надо. Чего там ждут высшие силы? Чонгук прямо тут и собирается выложить свою бесполезную жизнь в обмен на жизнь брата. Почему так долго? Почему? Чонгук не слышит сам себя. Не слышит собственного воя, не чувствует горячих слез, что капают брату на грудь. Он кричит и яростно отгоняет врачей, пытающихся подойти и успокоить его, потому что уже поздно. Он прижимает тело брата к себе и прислоняется влажной от крови и слез щекой к его прохладному лбу. — Хосок, — плачет Чонгук надрывно, гладя брата по волосам, по лицу, по груди, но тот все не отвечает. — Пожалуйста… — молит младший, увлажняя слезами лицо старшего, испачканное копотью. — Хосок, ты не можешь, — воет он подобно раненому зверю и сжимает обгоревшую местами футболку Хосока в кулаке прямо над сердцем. Чонгук все ждет, когда за ним придут, когда поменяют их жизни местами. Больше этого он в эту минуту не хочет ничего, потому что в таком случае не станет две жизни. Чонгук не будет жив без брата. Он поднимает голову, смотрит наверх, на глубокое черное небо в ожидании, одними губами шепчет: «ну же, скорее», но они там молчат, бездействуют и медленно отбирают у Хосока жизнь. Чонгук кричит, срывая голос, и вновь смотрит на безмятежное лицо брата. Им не помогут. Люди вокруг замолчали. Кажется, тоже перестали дышать, а врачи стоят позади двух братьев, опустив взгляды, полные скорби. У каждого сердце сжалось от чужой боли, от разрывающего душу плача человека, потерявшего своего единственного брата. У каждого сердце в одну секунду сжалось болезненно. Ком в горле, слезы на глазах. Моргнуть тяжело, невозможно. Как будто все сегодня потеряли что-то свое, что-то чертовски важное. Каждый об этом задумался. — Хо… — умоляет Чонгук, зажмурив глаза и содрогаясь в рыданиях. — Нет, нет, Хосок, нет… Нет… Он все повторяет «нет», бесконечное количество раз произносит имя самого близкого и лучшего человека в своей жизни, как мантру, как молитву, что обязана помочь, ведь это так работает? Чонгук не может отпустить. Не хочет, не станет, и другим не позволит забрать. Ему на черный мешок смотреть невыносимо, его злость охватывает. Как они посмели засунуть Хосока в это? Как они посмели выносить ему приговор? Кто они такие? — Как я без тебя буду, Хосок? Как я буду без тебя? — повторяет Чонгук, уткнувшись лицом в грудь брата и исказившись в гримасе невыносимой боли. — Я не позволю тебе уйти, нет, нет, Хосок, я не… Чонгук вдруг замирает, мгновенно затихнув, словно отключился по щелчку пальцев. Он медленно поворачивает голову вбок и прижимается ухом к груди брата, затаив дрожащее от сильных рыданий дыхание. Он закрывает глаза и прислушивается. Может, свихнулся. Может, следом за братом пошел. А может, высшие силы услышали и поменяли их местами. И если Чонгук прямо сейчас прощается с жизнью, то это лучший конец. Потому что сердце Хосока бьется. Весь мир как будто замер, пытаясь услышать то же, что и Чонгук. Все затаили дыхание и смотрят в ожидании, даже слезы на глазах застыли. Чонгук слышит слабое сердцебиение, которое как будто бы в него самого вдыхает жизнь, что уже была готова покинуть и его следом за братом. Чонгук чувствует, как время отматывается назад, как все возвращается на места. В тот момент, в котором Хосок жил и будет жить дальше. Чонгук повторяет про себя одно лишь «жив», пытается до самого себя донести суть и с каждой секундой чувствует, как дыра в груди, успевшая образоваться за короткое время, начинает стягиваться, сужаться. Разодранная в клочья душа срастается по частям, оставляя шрамы, но она цела, она жива. Хосок жив. Чонгук неохотно отстраняет голову от груди брата, боясь, что сердце его может вновь перестать биться, и разворачивается к застывшим сзади врачам, пронзив их острым горящим взглядом. Он горит так ярко после долгого отсутствия, что способен испепелить вокруг себя все и всех. — Он жив, — говорит Гук охрипшим от крика голосом. Кажется, в толпе слышны вздохи облегчения, кто-то выдыхает и утирает слезы. Врачи смотрят на Чонгука в полнейшей растерянности, не понимая, как могли ошибиться, сглупить так непростительно. И ведь чуть не угробили чужую жизнь по своей страшной ошибке. — Спасите моего брата, — рычит Чонгук, выделяя каждое слово. Он вот-вот взорвется. — Делайте что-нибудь! Немедленно! — вдруг орет он, прижимая к себе Хосока. Живого Хосока. Те приходят в себя от оцепенения и мгновенно подрываются к пострадавшему, принимая от того, кто вынес страшный приговор несколько минут назад, быстрые и четкие указания. Теперь они сделают все, чтобы спасти чужую жизнь. Положат свою, если потребуется. Чонгук поднимается на слегка пошатывающихся ногах и неотрывно глядит на брата. Внутри нет радости, потому что до пережившего страх и шок сознания еще не дошло, что все страшное позади, что смерть прошла буквально возле брата, чуть не утянула его за собой в свой холодный и мрачный мир, но отступила в последний момент. Она пощадила всех, кому Хосок дорог. Пощадила его будущего сына, его омегу, его отца и брата, что готов был последовать за ним. Чонгук поднимает взгляд к небу, пока врачи спасают Хосока, и шепчет одними губами: — Спасибо.

🔥🔥🔥

Юнги уставился в окно, нервно грызя искусанную до кровавых капель губу и не моргая. В лежащей на столе руке сжат телефон. Из динамика доносятся медленные и длинные гудки, ставшие для омеги самой ненавистной вещью на свете. На дисплее высвечивается имя того, кто уже давно должен был приехать, но так и не вернулся, нарушив данное обещание. Юнги всю ночь не сомкнул глаз, обзванивая всех, кого только можно, и через каждый звонок другому, — звонок Хосоку. Не берет, все никак не поднимет чертов телефон, чтобы утешить своим спокойным голосом напрягшегося как струна омегу, что так и сидит уже несколько часов, сгорбившись над столом и гипнотизируя взглядом телефон. Вдруг позвонит. Юнги боится спать, даже на секунду прикрыть отяжелевшие веки; боится упустить звонок, дверь входную не запер: вдруг он придет. Абонент недоступен. Юнги готов орать во все горло от своего бессилия, и ведь поехал бы за ним, вот только куда — неизвестно. Хосок не назвал место заезда. Омега злится, изнутри выжираемый страхом, пускающим по коже мурашки, заставляющим волосы встать дыбом, а прохладные пальцы мелко дрожать. Он злится на Хосока. Злится на Чонгука, который своим последним звонком посеял внутри Мина этот самый страх, ведь и он до Хосока не мог дозвониться. Юнги злится на себя, на свою глупость. Ведь чувствовал, что что-то не так, что встреча с врагом так просто не пройдет. А что теперь? Неизвестно. И это убивает медленными и мучительными дозами, вспарывает кожу, как тупым проржавевшим ножом и заражает кровь. Он пробует сотую попытку дозвониться до Чонгука и снова затаивает жалкую крупицу надежды на то, что ему наконец ответят. Усугубляет и без того напряженное состояние омеги молчание младшего Чона, который тоже словно сквозь землю провалился. В голову вместе со звенящей тишиной одинокого дома закрадываются худшие сценарии, от которых Юнги бросает в паническую дрожь. Слезы ищут выход, щиплют глаза, но Юнги не разрешает себе. Не за чем плакать, не по кому. Но убеждать себя, что Хосок в порядке, с каждой секундой становится все труднее, а паника стремительно затапливает все еще пытающееся быть ясным сознание. Гудки, гудки, гудки. Юнги их отныне будет ненавидеть всем сердцем. С каждым гудком что-то внутри него трескается и летит в бездну. Он весь начинает трещать по швам и разваливаться, а собраться нет сил. Невыносимо. Ожидание уничтожает каждую клеточку его тела, причиняя чуть ли не физическую боль, от которой хочется протяжно выть. Юнги все гипнотизирует взглядом имя, высвечивающееся на дисплее, и перестает дышать. Но этот абонент тоже недоступен. Юнги поджимает дрожащие губы и сглатывает горький ком, застрявший в горле. Палец снова тянется к имени любимого, но так и не достигает дисплея. С улицы доносится шум подъезжающей машины. Юнги бросает телефон на стол и подрывается во мгновение, пулей рванув ко входной двери. Сердце бешено колотится в груди, а в животе образовывается неприятный узел от волнения и страха. Еще пару часов назад темное небо окрашивается в глубокий синий с проблесками огненно-оранжевого вдалеке. Холодный уличный воздух пробирается под тонкую футболку и заставляет кожу покрыться мелкими колючими мурашками. Уже светает. Юнги сидел на кухне всю ночь безвылазно, уткнувшись только лишь в телефон и забыв обо всем на свете, кроме своего альфы. Он выскакивает на крыльцо и застывает у лестницы, уставившись на въехавший во двор автомобиль, очень знакомый омеге. Черная матовая бмв М4 подъезжает к лестницам. Фары с белым холодным светом потухают, оставляя двор в его полумраке. Юнги, не медля, быстро спускается и подходит твердым шагом в тот момент, когда дверца с водительской стороны открывается. — Почему ты не поднимаешь? — выделяет он каждое слово, находясь на грани того, чтобы сорваться и орать. — Что, блять, происходит? Где Хосок? — все-таки не сдержавшись, кричит Юнги, уставившись на вышедшего из бмв Чонгука. На секунду омега застывает, растерявшись от столкновения с глазами альфы. Чонгук на себя не похож. Бледный, с потухшим взглядом, как будто до этого не было так. Но теперь там нет ни намека на искру. Только хуже. — И агера… — тише говорит омега. Взгляд медленно опускается вниз, к рубашке Чонгука, на которой расцвели багровые пятна подсохшей крови. — Что это… Откуда… Чонгук стоит как вкопанный, нависнув над маленьким омегой безмолвной статуей. Губы плотно поджаты, кажется, словно сшиты: так просто не разомкнуть, не вымолвить того, что крутилось в голове по пути сюда. Встретившись с этими большими кофейными глазами, перепуганными, растерянными и молящими, ему становится невыносимо тяжело. Юнги тоже не лучше выглядит. Бледнее обычного, с синяками под глазами и искусанными до крови губами. Чонгук знает, что он не спал всю ночь. У него шестьдесят семь пропущенных от Юнги. Ни в один из разов он не мог ответить, не мог хоть что-то ему сказать и ответить на вопросы, осыпавшиеся на альфу прямо сейчас. Не по телефону такое говорить. Не беременному омеге, что в доме совершенно один и чувства которого зашкаливают сильнее обычного. — Чонгук! — прикрикивает омега, пихнув Чона в грудь, но тот даже не сдвигается. — Что это такое?! Где Хосок? Чья это кровь? Чонгук тяжело сглатывает и не без усилий размыкает сухие губы, сделав к Юнги шаг. — Юнги, — хрипло говорит он, положив ладони на хрупкие плечи омеги и слегка сжав пальцами. Юнги замирает и смотрит на альфу в ожидании, а самого уже мелко потряхивает от подкатывающей паники. Он предчувствует. — Хосок… И предчувствие не обманывает. — Что с ним, Чонгук? — дрожащим голосом прерывает Юнги, едва не плача. — Он… — Гуку сейчас хочется ударить себя, и как можно сильнее. Он не может, не знает, как сказать это, как сообщить страшную новость. Как сказать Юнги, что тот чуть не потерял своего альфу? Как сказать, что Хосок, хоть и выжил, но так и не очнулся? Это знание на альфу наваливается неподъемной тяжестью, придавливающей его к земле. — Он в больнице, — выдыхает Чонгук, стараясь звучать максимально сдержанно. О спокойствии речи нет, Чонгук лишился его. У Юнги внутри все холодеет. Паника берет над разумом верх. — Что случилось?! — кричит он, вцепившись в ткань чонгуковой рубашки дрожащими пальцами. — Хосок… Что… Что с ним? В него стреляли?! — Авария. Он попал в аварию, Юнги, — твердо говорит Чонгук, прерывая крики омеги. Юнги начинает задыхаться, бегать судорожным взглядом, ни на чем не концентрируясь, а грудь тяжело вздымается. Он мотает головой, из глаз брызнули слезы, заливая бледные щеки. — Он под контролем врачей. — Что с ним? Что с ним, Чонгук? Не молчи… — повторяет омега, захлебываясь слезами и едва стоя на вдруг ослабших ногах. — Тише, тише, Юнги, — подхватывает омегу Чонгук, прижав к себе и гладя по волосам. Юнги громко всхлипывает и пытается вырваться из хватки, но альфа лишь крепче его прижимает. — Успокойся. Спокойно, Юнги. Подумай о ребенке, — говорит Чонгук ему на ухо, не переставая успокаивающе гладить. — Думай о Санджине, слышишь меня? Ты увидишь Хосока, только успокойся. — Отвези меня к нему, — всхлипывает Юнги, подняв взгляд на Чонгука. — Отвези меня к Хосоку прямо сейчас, — едва не срываясь на крик, просит он. — Садись в машину, — кивает Чонгук, взяв Юнги под локоть и подводя к бмв с пассажирской стороны.

🔥🔥🔥

Юнги кричит. Он рыдает и чуть ли не рвет волосы на голове, больше не сдерживаясь. Всю дорогу до больницы он ни слова не вымолвил, уставившись остекленевшим взглядом в пустоту и слушая ровный гул автомобиля. Внутри него копилась тяжесть осознания, варилась и готовилась к извержению, давала омеге время для жалкого подобия покоя. Юнги даже спрашивать что-либо еще не решался. Все, что ему было известно — Хосок попал в аварию и теперь находится в больнице. В каком он состоянии, Юнги не знал, боялся знать, потому и молчал, поджав губы в тонкую линию и с каждой секундой приближения к больнице медленно умирал, захлебываясь в накрывших его переживаниях и страхах. Он боялся спросить, а Чонгук что-то говорить и не собирался. И ему не легче. У него внутри такая же буря, что готова была вырваться в любую секунду. Теперь Юнги освободил себя и потерял контроль. На негнущихся ногах он ступил в палату, в центре которой расположилась кровать. Он увидел Хосока. Несколько долгих секунд он стоит и смотрит в полном непонимании, как будто не знает, зачем его сюда привезли и что делать. Все тут отталкивает своим видом, больничным запахом, который Юнги терпеть не может. Ему хочется развернуться и убежать отсюда как можно дальше, но он заставляет себя держаться. — Это… Это же не он, — хрипло шепчет омега, медленно, с боязнью мелкими шажками подходя к кровати и отрицательно мотая головой. Сзади за ним следует Чонгук, готовый в любую секунду поддержать. Юнги не верит. Не верит в происходящее, в то, что его Хосок может быть таким. Лежать вот так неподвижно, без улыбки, без полного любви взгляда. Где все это? Кто забрал? Юнги не узнает лежащего на больничной койке человека, от которого видны только кисти рук и лицо в порезах, скрытое кислородной маской. К нему подключены всякие аппараты жизнеобеспечения. Омега не сразу слышит ровный писк кардиомонитора. А Чонгук готов его слушать вечно, только бы он никогда не прекращался. — Хо… — жалобно тянет Юнги, подойдя к постели и протянув к Хосоку руку. — Хосок, — зовет он с мольбой, искренне надеясь на ответ. Но Хосок не реагирует. — Хосок, проснись, — шепчет он, коснувшись подушечками пальцев ладони альфы. Сейчас она едва хранит в себе тепло, а не обжигает своим приятным жаром, как обычно. — Он же спит просто? — вдруг оборачивается Юнги к Чонгуку, глядя на него с надеждой. Чонгук поджимает губы и опускает взгляд, коротко мотнув головой. Впервые он не может смотреть Юнги в глаза. Кто бы мог подумать, что когда-то такое произойдет. Никто не мог подумать и о том, что с Хосоком может случиться такое. — Он… — Чонгук вздыхает и заставляет себя взглянуть на ждущего ответа омегу. — Он в коме, Юнги. Юнги кричит. Он падает перед Хосоком на колени и начинает рыдать, как вне себя. Чонгук мгновенно оказывается рядом и подхватывает омегу, поднимая на ноги и прижимая к себе. Юнги больше не слышит Чонгука. Он отчаянно вырывается, тянется к Хосоку, кричит, зовет его, просит проснуться, просит не оставлять одного, но тот все не отзывается, заставляя Юнги сходить с ума и задыхаться от слез. Поверить бы, что это сон, проснуться бы от него, а рядом увидеть мирно спящего Хосока, чтобы потом гордиться, что встал раньше него. Увидеть бы сонную улыбку, услышать бы низкий хриплый голос, от которого мурашки по всему телу. Встретиться бы глазами и утонуть в них бесповоротно, купаясь в нежности и любви, почувствовать тепло в ответ сжатой ладони. Но Хосок все так же неподвижен, и это далеко не сон — это кошмар, ставший реальностью, который Юнги ни за что не примет. Он будет звать его днями и ночами, только бы услышать долгожданный ответ. Еще вчера ровно в это же время все было хорошо. Еще вчера они лежали в обнимку и планировали совместный поход в магазин, как настоящая семья. Но улицы все разрушили. Юнги уже не слышит даже себя. В голове голос Хосока. Теперь он только там, и только от этой мысли становится хуже. Все внутри погибает с каждой секундой осознания происходящего. Юнги продолжает тянуться, хочет прикоснуться, а может, встряхнуть, чтобы привести в чувства, но ему не позволяют. Он не замечает, как в палату вбегают врачи и помогают Чонгуку управиться с ним. Хосок пропадает из зоны видимости, но голос его в голове не утихает. Юнги его слышать жизненно необходимо. — Хосок… — последнее, что произносит омега прежде чем потерять сознание.

🔥🔥🔥

Тэхен с огромным трудом открывает глаза, не имея ни малейшего желания прощаться со сном, в котором жизнь текла в совершенно другом русле и с другим исходом. Он с трудом соскребает себя с постели и с трудом принимает душ. Влачить свое лишившееся смысла существование становится все тяжелее с каждым прожитым днем. Свет окончательно померк в тот момент, когда Чонгук скрылся за массивными дверями особняка. Тэхен кричал, надрывая глотку, звал и все надеялся, что его услышали, но все это было в пустоту. Словно все в тот момент ополчились, стали врагами без причины. А Джихан утащил его в свое логово, чтобы растерзать подобно хищному зверю. Он закрывал Тэхену рот, не давая и звуку вырваться из его губ, пресек все попытки на сопротивление и сжал в своей змеиной хватке, медленно душа. Тэхен смутно слышал какие-то обрывки фраз, брошенных ему в порыве ярости. Они бы причинили боль, — ведь границ у нее не бывает — если бы Тэхен не утонул в небытие, потеряв сознание. Мысленно он до Чонгука докричался. Тот услышал и обернулся с теплой улыбкой на губах, а потом вернулся и спас от всепоглощающей боли. От этого сна Тэхен отрываться не хотел. Очнувшись, он ощутил на щеках влагу. Отпускать не хотел и сейчас не может. Это как насильно оторвать часть тела или души и оставить корчиться в мучительной боли. Тэхен не выдерживает ее больше. Он не может. Теперь каждый день для него — попытка избавить себя от боли. Тэхен снова решил ходить в университет, чтобы хоть как-то отвлекаться, будучи среди людей, живущих своими спокойными жизнями и не знающих такой боли, которую каждый день в себе несет Тэхен. Он готов хоронить себя под тонной учебников, лишь бы перестать что-то чувствовать в надежде, что хоть так станет немного легче. Но пока Тэхен не уверен, что это работает. Он накидывает на плечо ручку сумки и поправляет рукава своего черного свитера с высокой горловиной. Ему даже не хочется себя показывать. Он заменяет любимые тонкие рубашки, открывающие вид на ключицы и шею, закрытыми и плотными вещами. Скрыться бы полностью, лишь бы не видеть пристальных взглядов, лишь бы не чувствовать на себе вечно изучающий взгляд Джихана, от которого на теле как будто волдыри образуются. От него не сбежать. Тэхен выходит из комнаты и останавливается у лестницы, пытаясь расслышать приглушенные голоса, доносящиеся из гостиной. Он слегка хмурится и спускается, скользя ладонью по гладким деревянным перилам. В воздухе витает родной аромат, который омега не ощущал уже очень давно. Он словно пробуждает Тэхена от бесконечного кошмара, протягивает руку и вытаскивает на поверхность, чтобы дать надышаться недостававшим все это время кислородом. Тэхен спешно спускается на первый этаж. В проеме в гостиную он замирает, распахнув полные удивления глаза. — Padre… — в растерянности шепчет Тэхен, встретившись взглядом со своим отцом. — Сынок, — оборачивается мужчина с пепельными седыми волосами, зачесанными набок, отвлекшись от разговора с сидящим напротив Джиханом и повернувшись к омеге. — Что ты… Что ты здесь делаешь? — спрашивает Тэхен, кинув на невозмутимо улыбающегося уголками губ До короткий недоверчивый взгляд. — Разве так отца встречают, Тэхен? — с шутливой обидой говорит Тэгун, поднявшись с дивана и двинувшись к сыну. Тэхен мысленно бьет себя по лицу. И правда, не такой должна быть первая реакция на родного отца, которого не видел около года. От его улыбки у Тэхена внутри растекается тепло, покрывающее огромную дыру, что размером со Вселенную. И не имеет значения, что это временно, что пустота в скором времени заберет это тепло себе, как и все остальные чувства. Главное, что прямо сейчас Тэхену становится чуточку лучше. Он тянет уголки губ в легкой улыбке и идет навстречу отцу, спустя три коротких шага оказываясь в больших родных объятиях. Тэхен утыкается носом в грудь мужчины и невольно вдыхает его аромат, напоминающий о доме в Италии, о золотистом солнце и далеком детстве. — Отец, — шепчет омега, сдерживая слезы. Ему сейчас так хочется раскрыться, поделиться с отцом всем, что тяготит уже не один месяц. Вылить бы хоть крупицу боли, услышать успокаивающие и поддерживающие слова, почувствовать, что не одинок. Тэхен бы тогда, наверное, отца послушал. Он бы ему поверил. Может, попытался бы жить как прежде и сделать свое существование лучше, но разве может все быть так легко? Тэхену нужно молчать ради самого же отца, ради его жизни. Омеге не дает покоя то, что он в любой момент может вновь оказаться под прицелом Джихана. Что будет, если Тэгун узнает правду? Тэхену об этом даже думать страшно. Поэтому он поджимает губы, с тяжестью проглатывая все слова, что уже были готовы вырваться наружу. — Я очень скучал по тебе, сынок, — говорит Тэгун, гладя сына по волосам и прижимая к себе. — Я тоже, — едва слышно отвечает Тэхен, жмуря глаза и наслаждаясь теплом любимого отца. Они стоят так около минуты. Тэхен успокаивается и даже забывает о том, что все это время в гостиной находится Джихан. — Так, хватит нам грустить, я ненадолго, поэтому на это время тратить не будем, — посмеивается Тэгун, взяв Тэхена за руку и потянув за собой к дивану. Тэхен рефлекторно порывается отстраниться, когда понимает, что отец хочет усадить его возле Джихана, но запрещает себе. Это вызовет у мужчины вопросы, а Тэхену на них ответить трудно. Нельзя. Он в джихановых глазах успел уловить предупреждение, от которого внутри, несмотря на родительское тепло, вдруг похолодело. С того вечера, когда Тэхен видел Чонгука в последний раз, он с До практически не разговаривал. До тех пор, пока омега не убедился, что с Чонгуком все в порядке, он не мог успокоиться и постоянно впадал в истерику, если Джихан прикасался хоть мизинцем. Один раз удалось даже ударить его. Омега готов был получить порцию боли в ответ, но ничего не произошло. Джихан просто развернулся и ушел, оставив его одного, чтобы дать время успокоиться. Когда Тэхен узнал о том, что случилось с Хосоком, он жаждал уничтожить До, разорвать на мелкие кусочки, ровно как и сейчас. Он проклинал его, отравляя ядом, скользящим в голосе, а когда альфы рядом не было, Тэхен плакал, лишь представляя, каково теперь Чонгуку и всем, кому дорог Хосок. Джихан, что пытался приблизить Тэхена к себе, лишь отбросил его еще дальше от себя. Так далеко, что это расстояние не преодолеть. До потерял его навсегда, но так думает лишь Тэхен, потому что Джихан попыток сделать его своим омегой по-настоящему не бросает. Зря. Тэхен его ненавидит. — Тэхен, — вдруг посерьезнев, обращается к сыну мужчина, сев напротив и кивая Джихану, чтобы тот подлил ему коньяка. Тэхен вскидывает брови и смотрит на отца, готовый слушать. — Я крайне недоволен тем, что о внуке ты не сказал мне лично, — строго говорит Тэгун, беря в руку стакан. — Если бы мне не сообщил эту прекрасную новость Джихан, то когда бы я узнал? — возмущается мужчина, нахмурив густые брови. — Когда мой внук уже будет в школу ходить, тогда? У Тэхена внутри вдруг все подпрыгнуло так, что ударилось о стенки и безвольно рухнуло вниз ошметками. Сердце разорвалось, а в животе скрутился болезненный узел, из-за которого хочется согнуться пополам и кашлять, отплевываясь кровью. Тэхен зависает, медленно обрабатывая услышанное в своем воспаленном сознании. А когда доходит, все внутри замирает, замерзает. Тэхен настолько утонул в своих снах и учебе, что совершенно забыл о том, что у него под сердцем кто-то теперь живет. От этой мысли хочется истерично кричать и плакать навзрыд, но Тэхен не может. Снова. Ему приходится подавлять внутри себя огромный уничтожающий все на своем пути ураган. Он лишь смотрит на отца опустевшим вмиг взглядом и коротко пожимает плечами, впиваясь пальцами в свои колени. Как можно было забыть о таком? Омега, видимо, окончательно тронулся умом, а сознание заблокировало эту информацию во благо, чтобы не травмировать еще сильнее. Но вышло только хуже. Тэхен уже не разбирается в том, как о его беременности узнал Джихан: этот альфа все всегда разузнает, любую информацию достанет из-под земли, но услышать это от отца было до шока неожиданно. Тэхен не знает, как себя вести, что говорить, как реагировать. Он просто сидит застывшей статуей, а рот словно онемел. Ни звука не произнести. — Как всегда скрытничаешь от своего старика, — вскидывает руку Тэгун, покачав головой и глотнув коньяка. — Наверное, в другом случае моя реакция была бы не столь радостной. Тебе всего восемнадцать, а университет ты еще не окончил, но ведь это сын Джихана, — гордо улыбается мужчина, бросив взгляд на До. Тэхена внутренне потряхивает, как от электрического разряда. Он поджимает губы в тонкую линию и сжимает пальцами ткань своих черных брюк на коленях, только бы не закричать. Это не сын Джихана, он ему не принадлежит. В Тэхене поднимается волна неконтролируемой злости, все горит, плавится, кричит в протесте. Это не его сын. Тэхен открывает рот, чтобы озвучить это, но в последний момент замолкает. Его рвет на части от жгучей ярости, от несправедливости, от вынужденного молчания, которое сохранит чьи-то жизни. Жизнь Тэгуна, жизнь самого Тэхена. Он сам хватает себя за горло и приказывает молчать. До улыбается и нежно гладит Тэхена по колену, прекрасно чувствуя, как напрягается от его прикосновения омега, и слегка сжимает колено пальцами. Тэхен бросает на альфу пронизывающий подобно катане взгляд, а в ответ получает животный оскал, который видит только он. — И это главное, — кивает Джихан, соглашаясь с Тэгуном и делая короткий глоток коньяка. — В отместку за твое молчание о таком радостном событии мы тоже обрадуем тебя, сынок, — говорит Тэгун, широко улыбнувшись и переводя взгляд на До. — Я даю тебе свое благословение, Джихан, — одобрительно кивает мужчина. — Что? — щурится Тэхен, не понимая, и смотрит то на одного альфу, то на другого. Джихан встает со своего места и присаживается перед Тэхеном на одно колено, беря его ладонь в свою. Омега снова пытается убрать руку, но альфа успевает ее сжать так, чтобы не было возможности вырвать из хватки. Тэгун за спиной альфы этого не замечает, как и на миг вспыхнувшего огнем взгляда Джихана, обращенного на Тэхена. — Тэ, малыш, — нежно начинает он, поглаживая тыльную сторону тэхеновой ладони большим пальцем. Тэхену тошно. От прикосновения, от притворно ласкового взгляда и приторного голоса, полного фальшивой любви. Ким хочет отвести взгляд, но не может. Отец пристально следит за ними с улыбкой на губах. Тэхен чувствует, как меж лопаток начинает кровоточить. В него вонзился острый нож, прилетевший оттуда, откуда не ожидали. Вонзил его отец. — Я уже давно собирался сделать это, но теперь, когда у нас появился плод нашей любви, я не могу медлить. Я хочу, чтобы ты был моим. Официально, — твердо и уверенно говорит Джихан, смотря омеге прямо в глаза. Тэхен замирает, не дышит даже, а в мыслях кричит во всю глотку, молит высшие силы о том, чтобы лишили его сознания прямо сейчас, чтобы отправили обратно к берегу моря, где ждет его Чонгук. Но голос Джихана все перечеркивает. Он оказывается сильнее. — Ты станешь моим мужем, Ким Тэхен? — и вот уже в его пальцах кольцо из белого золота с аккуратным бриллиантом в центре, переливающимся в солнечных лучах, проникающих в гостиную через большие окна. Не кольцо — оковы, что окончательно свяжут его с демоном. Тэхен бы рассмеялся так громко, как только может. Этот истерический смех уже вырывается наружу, но омега всеми силами его удерживает. Все твердит себе, скрипя зубами, чуть ли не стирая их в порошок, брызжа слюной, сам себя убеждает: «ради отца». Ради того, кто прямо сейчас сидит напротив с довольной улыбкой и заключает сделку с дьяволом, который взамен требует душу и тело Тэхена. Тэгун бросает его в пропасть, из которой выбраться уже будет невозможно, и даже не подозревает о масштабах этой трагедии. Он крик о помощи в глазах своего сына не распознает, а появившийся в больших шоколадных глазах блеск принимает за счастье. Бесполезно. Так вот, как себя чувствовал Чонгук. Вот как это бывает, когда родной человек вонзает в спину нож и заставляет биться в конвульсиях, лежа на холодном полу, по которому растекается густая, отравленная предательством, кровь. Вот только Тэгун ни о чем не жалеет, а за его спиной никто не стоит, чтобы управлять им, как марионеткой. Это он все сам, добровольно. Больше Тэхен тепла не чувствует. Оно само себя испепелило, его пустота даже не вмешивалась. Тэхен один. И теперь точно. Ему кажется, что проходит целая вечность, пока он в голове все прокручивает, как снова с обрыва прыгает в океан боли, из которого, думал, с появлением отца сможет выплыть, но теперь только глубже заходит. Проходит всего лишь пять секунд в ожидании ответа. Тэхен заталкивает все свои болезненные чувства и эмоции как можно дальше и вдруг расплывается в легкой улыбке, смотря Джихану в глаза с нежностью, за которой сплошным текстом: «я тебя ненавижу». — Конечно, — отвечает Тэхен без колебаний, накрыв руку альфы своей ладонью. — Я стану. Улыбка на лице Джихана расцветает мгновенно. Он довольно хмыкает и, аккуратно надев кольцо на безымянный палец омеги, берет его за подбородок, притянув ближе к себе и вовлекая в нежный поцелуй, на который Тэхен охотно отвечает, зарываясь пальцами в волосы альфы. — Теперь ты навсегда мой, До Тэхен, — шепчет Джихан в губы омеги и кусает за нижнюю, а затем вновь утягивает его в глубокий поцелуй.

🔥🔥🔥

Чонгук сидит у стены напротив кровати Хосока и, сложив руки на груди, тяжелым взглядом исподлобья наблюдает за тем, как Юнги возится вокруг альфы, о чем-то ему увлеченно рассказывая. Словно Хосок в состоянии услышать. Каждый день Юнги и Чонгук проводят в этой палате, приезжая рано утром и уезжая поздно вечером. Мин бы рад поселиться тут и не разлучаться с Хосоком даже ночью, но, как бы он ни упрашивал врачей, те категорически запретили, а потом уже Чонгуку сказали, что это бессмысленно. Юнги такое заявление причинит боль, ведь не бессмысленно же. Хосок все слышит, все понимает, только ответить и увидеть не может. Юнги в это свято верит, именно поэтому не может усидеть в молчании и бездействии. Хлопочет в палате, как настоящая хозяюшка: постель ему поправляет, прибирается, каждую складочку на одеяле разглаживает и практически не умолкает. На Чонгука он не обращает внимания, пусть слушает. А когда приходят близкие, он становится особенно оживленным, говоря и с Хосоком, и с ними. Чонгук не может оправиться. Он каждую минуту возвращается в ту ночь, когда Хосока едва не стало, и сглатывает ком в горле. Говорить просто нет сил, их высосали в тот день, а остатки он мысленно передает своему брату, ему они сейчас нужнее. Они с Юнги все эти дни не живут. Они как будто тоже вместе с Хосоком находятся в коме, балансируя на грани падения в небытие и реальностью, что продолжает течь дальше. Чонгук не помнит, когда в последний раз был у себя в доме. Туда уже давно нет желания возвращаться. Каждый раз, когда Чонгук на бмв, на которой теперь постоянно ездит, подвозит Юнги в их с Хосоком дом, омега тихо просит остаться, потому что страшно. Чонгук понимает: этот дом без Хосока — ничто. Просто пустышка. И Чонгук остается, укладываясь на диване в гостиной, подолгу смотря в потолок и даже не подозревая, что на втором этаже, в спальне Юнги делает то же самое, увлажняя подушку безмолвными слезами. Сейчас тяжело всем. Время для банды братьев Чон остановилось. Они поставили войну на паузу. Чонгук о ней и не думает, не может сосредоточиться, не может встать и уйти из больничной палаты решать дела, которые решались только вместе с Хосоком. А что же теперь? Хосок на вопросы не ответит, как бы Юнги ни старался его разговорить. Снова в нем его юный возраст взыграл, но Чонгук спорить с ним не хочет. Не смеет. Юнги так легче, и это важнее всего. Ему ребенка нужно сохранить и, если он из-за срыва, что может случиться в любой момент, потеряет его, Чонгук себе не простит. У него сейчас только одна цель — ребенок Хосока должен родиться. Юнги в своем помутненном состоянии порой забывает обо всем, кроме своего альфы. И даже о ребенке. В такие моменты Чонгуку приходится кормить его насильно, заставлять пить таблетки, потому что в этом, прежде всего, нуждается развивающаяся внутри омеги жизнь. Каждый справляется, как может. Но Чонгук не справляется. Он варится в своих тяжелых мыслях, давящих на стенки черепа, от пробуждения до ухода в сон. Но во сне не легче. Там все худшие кошмары дают о себе знать в полной мере. Повтор аварий. Каждой. Начиная с той, что случилась с Тэхеном. Этот омега тоже бывает гостем чонгуковых кошмаров. Добавляет, как будто бы ему мало. Но самое страшное — сцены, в которых Хосок погибает. Лучше вообще не спать, чем переживать все это снова и снова. — Хосок, кто же знал, что ты можешь быть таким занудой, — цокает Юнги, вырывая Чонгука из очередного ухода в себя. Омега недовольно хмурит брови и качает головой, окинув бессознательного альфу возмущенным взглядом. — Если ты снова не отреагируешь на мои слова, я уйду и не вернусь, вот увидишь! — чуть повышает он голос и резко разворачивается, демонстративно шлепая ногами по полу и двинувшись к выходу из палаты. Чонгук молча прослеживает за Юнги взглядом, а брата мысленно упрекает: «Хосок, совести у тебя нет. Хватит прохлаждаться. Вставай уже и верни своего омегу, а то ведь правда уйдет». Юнги доходит до двери и хватается за холодную ручку, внезапно замерев. Голова медленно опускается, а пальцы, держащие дверную ручку, ослабевают и соскальзывают. Омега прислоняется к белоснежной двери лбом и хрипло шепчет: — Я каждый раз надеюсь, что вот сейчас обернусь, а он уже глаза открыл. Никуда Юнги не уйдет, и Чонгук это прекрасно знает. Он просто ищет способы для провокации, уверенный, что Хосок все слышит. Юнги его молчание медленно убивает. Он делает все, чтобы казалось, что Хосок просто спит, но внутри Юнги медленно разрушается, превращаясь в пыль. Никто ведь не дает гарантий, что он скоро очнется. И очнется ли вообще. Им остается только ждать и продолжать жить дальше. Наверное, даже частично готовиться к худшему исходу, о котором никто думать не решается. Хосок не причинит им такую боль, не заберет с собой часть их души. Нет, ни за что. — Это обязательно случится, — говорит Чонгук, переведя взгляд на брата. — А пока надо как-то развлекать этого зануду. — Это точно, — коротко смеется Юнги, всхлипнув и стерев влагу с щек. Он отлипает от двери и разворачивается, двинувшись обратно к Хосоку. — Радуйся, сегодня я не кину тебя, Чон Хосок, — улыбается он уголками губ, погладив альфу по волосам и зачесывая их пальцами назад. Чонгук снова принимается наблюдать за Юнги. Тот успокаивается, переборов минутную слабость (хотя внутри она бесконечная), и вновь начинает что-то рассказывать Хосоку, сев рядом с ним на стуле и уложив голову на постель. Пока Юнги своим хрипловатым негромким голосом заглушает тишину и ровный писк кардиомонитора, Чонгук достает телефон и пишет Чимину, прося приехать в больницу и подменить его. Надзор нужен не Хосоку даже, а Юнги, которого в его шатком состоянии оставлять одного нельзя. Чимин мгновенно отвечает согласием и обещает скоро приехать. Увидев слезы на глазах Юнги в очередной раз, Чонгук наконец понимает, что на самом деле бездействует, потому что сам изнутри рассыпается, а собраться сил не находит. Если они вдвоем разрушатся, то не останется ничего, лучше не будет никому. Именно Чонгук должен быть сильнее, и если он сможет помочь себе избавиться от тяжести боли, наполняющей его до краев, то сможет помочь и Юнги. Им двигаться вперед необходимо, потому что цель есть, и все-таки она не одна. Ради ребенка, ради Хосока, ради самих себя и тех, кто может оказаться под прицелом людей До.

🔥🔥🔥

Бмв, хрустя гравием под колесами, подъезжает к ржавым воротам. Чонгук глушит двигатель и выходит из машины, прихватив с пассажирского сиденья биту. Он на секунду прикрывает глаза и втягивает в себя свежий воздух, вслушиваясь в тишину пустынной округи. Но ее кто-то нарушил. Чонгук распахивает глаза. Он слышит, как из кладбища доносится шум, похожий на удары по машинам, как обычно делает сам альфа. Он сжимает рукоять биты крепче и проскальзывает через приоткрытые ворота, двинувшись вглубь кладбища автомобилей к источнику звука. Сюда никто, кроме самого Чонгука, никогда не приходит. Неужели какие-то бездомные нашли здесь место для ночлега? Чонгук бесшумно ступает вперед, идя по давно изученным коридорам из рядов никому не нужных автомобилей. Он резко сворачивает влево и ускоряет шаг, держа биту в опущенной руке, но готовую в любую минуту приложиться об чью-нибудь голову. Звуки ударов по ржавому металлу становятся громче. Чонгук между ними различает тихий плач и всхлипы, отчего-то заставляющие душу вздрогнуть. Он делает еще три шага вперед и останавливается в конце коридора, замерев и чуть выглянув из-за угла. Чонгуку, наверное, мерещится, но он видит на небольшой пустой площадке Тэхена, сжимающего в руках биту. Он стоит к альфе спиной. Его плечи опущены и мелко подрагивают от рыданий. Сердце Чона начинает предательски учащать свое биение и буквально рвется наружу, как пес, готовый разорвать толстую цепь и рвануть к заветному. Чонгуку, видимо, все еще кажется. Где машина Тэхена? У ворот ее не было. Альфа сам себя уже не понимает, уверенный в том, что сознание просто жестоко играет, как любит делать в последнее время. Сначала голос омеги, зовущий по имени, теперь сам его образ. Еще и в месте, где он быть не должен. Но Тэхен есть. Горячие слезы градом текут по щекам и падают на землю. Внутри омеги происходит атомный взрыв. Он сдерживать его больше не смог, иначе бы разорвало. Улыбаться через силу. Таких мучений ему, кажется, не приносило ничего. Чувствовать на себе губы врага и слышать радость в голосе отца, который, как оказалось, знает всю правду. Знает о войне на улицах, об убийствах и планах Джихана. Он все это принимает и молча стоит в сторонке, позволяя творить ад. Тэгун знает все. Но не знает о Чонгуке. Не знает о том, кто для Тэхена стал воздухом, которого его лишили. Не знает о том, что его сын ждет ребенка от Чонгука, а не от Джихана. Правда Тэгуна доломала омегу и ускорила принятие решения Тэхена, которое пришло в голову, когда он давал До свое согласие. Теперь медлить точно нельзя. Последний человек, который грел частички тэхеновой души, отвернулся добровольно, забрав последнюю надежду на спасение. Тэхен кричит и замахивается битой, разбивая лобовое стекло старенькой шевроле. С каждым ударом он отпускает себя, свою боль, которую глотать больше невозможно, а внутри ей места просто нет. Тэхен притворялся, убеждал и обманывал сам себя, что есть пустота, поглощающая его боль и терзания, но нет, нет ничего такого. Все оставалось внутри и медленно разъедало. Фальшивыми улыбками и стеклянными, якобы без чувств и эмоций, глазами он подпитывал боль, но не избавлялся, не прятал. Она как огромная стена, которую не хочешь перед собой замечать. Но чаша переполнилась. Тэхен прощается со всеми. С раздирающей болью, с последними оставшимися в его жизни людьми, которые его же и убивают медленно, со своей прошлой и настоящей жизнью, к которой больше не хочется возвращаться. Тэхен не может. Он бьет и бьет, все не может остановиться. В нем столько накопилось, что хватит на десять жизней вперед. Эта горечь выливается тоннами. Даже дышать становится легче. Сейчас он оставит свою боль тут и пойдет дальше, но уже другой дорогой, другой жизнью. Грудь от усилий тяжело вздымается, а бита выскальзывает из ослабших пальцев, с глухим стуком упав на землю. Тэхен за ней: он обессилено падает на колени и опускает опустевшую голову. Слезы продолжают катиться по щекам, ну и пусть. Пусть в Тэхене не останется ничего, чтобы было место для нового. Ведь жить дальше надо. Ради одного, ради единственного. Тэхен опускает взгляд и дрожащей ладонью касается своего живота. Чонгук стоит словно остолбеневший и не может от омеги отвести взгляд. Каждый его всхлип, каждый удар отдается эхом внутри, что-то колыша. Чонгук не понимает, почему не выйдет из-за укрытия, почему не прогонит врага со своего личного места, которое сам ему и показал, но вместо этого он пристально следит и хватается за каждую его деталь. Альфа вспоминает, как давным-давно, словно в другой жизни, он был здесь вместе с Тэхеном. Как целовал сладкие как персик губы под дождем, обещая никогда не отпускать, как шептал то самое на итальянском. По телу мурашки, а сердце сжимается так, что хочется застонать от боли. Чонгук стискивает челюсти и смотрит на того, кто стал любовью всей его жизни. Почему Тэхен здесь? Почему Чонгуку больно? И эта боль даже не его — она Тэхена, а альфа чувствует ее, как свою. От его плача волосы на затылке дыбом. Когда он видел его таким? Ни разу в жизни. Тэхен как будто… сломался. Чонгуку на душе становится так паршиво, что прямо сейчас бы себя прикончил, только бы не чувствовать этого. Часть его тянется вперед, хочет сзади подойти и прикоснуться, опуститься рядом и обнять, шепча, что не оставит. Но уже оставил. Уже поздно. Реальность возвращается, и она сложившемуся не рада. То чужое, что незримо витает вокруг Тэхена, отталкивает, заставляет злиться. Тэхен с теми, кто едва не убил Хосока. Тэхен на стороне убийц, не знающих преград. Тэхен на стороне врага. Пальцы сами собой мнут биту, а внутри дикий зверь рычит, жаждая наброситься сзади и отомстить за все, что было причинено. Таких сумасшедших противоречий Чонгук не испытывал никогда. Обнять. Загрызть. Чонгук поджимает губы и шумно втягивает воздух ноздрями, выжигая в спине Тэхена дыру. Неважно, зачем он пришел и какую боль изливает. Он — предатель, и это не простить. Это не забыть, даже если все нутро тянется к нему, как безумное. Чонгук мысленно затыкает себя, бьет и дергает за цепь, не давая вырваться на свободу. Он разворачивается и твердым шагом идет обратно к выходу из кладбища. Семья важнее всего. Тэхен поднимает голову и застывает, втянув носом воздух. В нем, прорываясь сквозь запах ржавого металла, витает легкий аромат, который он не может ощутить в своих светлых снах. В нем аромат любимого человека. Это Чонгук. Тэхен резко оборачивается и смотрит в сторону автомобильного коридора. Нет никого, как и не было. Омега глядит туда несколько секунд, затем отворачивается и сухо усмехается. Неужели окончательно свихнулся, так и не начав свою новую жизнь?

🔥🔥🔥

Тэхен выходит из здания университета и быстро спускается по ступенькам, надев круглые солнцезащитные очки. В вышине ярко светит солнце, разогнав с голубого неба все облака и рассыпая свои золотистые лучи на землю. Тэхен вешает сумку на локте и слегка улыбается уголками губ, взглянув наверх и двинувшись к парковке. Впервые за долгое время эта улыбка искренняя. Она — облегчение. Свобода, в шаге от которой находится Тэхен. Он подходит к своей феррари и открывает дверцу, собираясь сесть, но вдруг останавливается и поворачивается к рядом стоящей урне. Кольцо легко соскальзывает с тонкого длинного пальца омеги. Тэхен вертит его, зажав между большим и указательным пальцами, и без всяких сожалений бросает в мусорное ведро. Следом летит телефон. Это было окончательное прощание с прошлым. Последняя частичка, что удерживала его, теперь лежит на дне урны. Тэхен словно сбросил с себя оковы, что не давали вырваться ему из вечного кошмара. Ему пришел конец. Он вздыхает с облегчением и садится в машину, бросив сумку на пассажирское сиденье, на котором лежит еще одна сумка побольше. Ранним утром, собираясь в университет, омега загрузил в нее лишь самое необходимое из своей прошлой жизни. Он заводит двигатель и выезжает из парковки на дорогу, давя на педаль газа. Тэхен оставляет дороги. Эта война ему больше не нужна.

🔥🔥🔥

Золотистый свет солнца, проникающий в маленькую светлую квартирку через тонкие кремовые занавески, играет лучами, падая на немногочисленную мебель. В центре небольшой гостиной расположен белоснежный квадратный стол, на котором стоит прозрачная ваза с одной лишь красной лилией в ней. На стенах не висят фотографии и картины, даже часов нет. Эта квартира только начинает рождать в себе тепло, пришедшее вместе с Тэхеном. Омега стоит в дверном проеме и осматривает свой новый дом. В десятки раз меньше, чем особняк, который Тэхен так любил, но какая теперь разница? Ведь там его ничего больше не держало. Там остался холод, пробирающийся под кожу и не дающий спокойно уснуть. Теперь все будет по-другому. В этой непримечательной квартирке в окраинном районе Тэгу Тэхен начнет новую жизнь вместе с маленькой и последней надеждой, теплящейся под сердцем. Они с Тэхеном оба брошенные, одинокие и принадлежащие лишь друг другу. Никого им больше и не надо. Тэхен обрел в нем новый смысл, который будет держать в секрете ото всех. Как и себя. Как и свое существование. Он больше не в игре. Правил для него нет. И плевать, если теперь омега проигравший. Не это главное. Главное — будущее, которое начинается прямо сейчас. С каждым шагом вглубь квартиры оно разрастается и становится реальным. Тэхен никому не позволит его разрушить, будет стоять до последнего. И никто его больше не найдет. Омега садится у стола и тянется к лилии, коснувшись ее огненно-красных лепестков кончиками пальцев. Губы Тэхена трогает легкая улыбка. Да здравствует новое начало.

🔥🔥🔥

Матовая бмв подъезжает к центральной больнице столицы и плавно тормозит. Чонгук глушит двигатель и поворачивает голову к Юнги. Омега сидит на пассажирском сиденьи рядом, опустив голову и разглядывая свои пальцы, лежащие на худых коленях. — Мне нужно уехать в дыру, — говорит альфа, нарушив повисшую в салоне автомобиля тишину. — Ты должен уничтожить их всех за Хосока, — тихо говорит Юнги, подняв голову и взглянув на Чонгука. В больших глазах ни капли страха или боли. Лишь огнем пылающая жажда мести, жестокой расправы. Чонгук заражается ею и коротко кивает. У них с Юнги общие цели и желания. — Покажи его Хосоку, — Чонгук кивает на сумку омеги, в которой лежит документ об окончании школы. — Я приду сразу, как освобожусь. Чимин с Джином тоже приедут. Вместе отметим, — слабо улыбается Чонгук, не без усилий подняв уголок губ. — Хосок будет гордиться тобой. Ты больше не школьник, Юнги. Юнги поджимает дрогнувшие губы и кивает, опустив взгляд. В этот важный момент Хосок должен был быть рядом. Он рядом и сейчас, но не так, как хотелось бы. И душа рядом, и тело, но первая спит, ничего не чувствуя вокруг себя. А Юнги все равно верит, только поэтому не сдается. Они с Хосоком обязательно отметят это событие сегодня же. — Эй, — мягко зовет Чон, коснувшись плеча омеги. — Не смей размазывать по моему салону сопли, — шутливо говорит он. — Сам мыть будешь. — Не буду, — бурчит Юнги, бросив на альфу недовольный взгляд. — Все, Хосок заждался меня, — вдруг говорит он, хмуря брови и спешно беря себя в руки. — Если в шесть тебя не будет здесь, торт не получишь, ты меня понял, Чон Чонгук? — с угрозой спрашивает омега, сверкнув предупреждающим взглядом, а затем открывает дверцу, берет сумку и вылезает из машины. — Эй, я заслужил кусочек! — возмущается Чонгук, чуть нагнувшись и смотря на омегу. — Оставишь мне. — Нет, — хмыкает Юнги, хлопнув дверью и двинувшись к больнице. — Школьник, — слегка усмехается альфа и качает головой, заводя двигатель.

🔥🔥🔥

— Нашли? — спрашивает Джихан, уставившись в одну точку и перебирая в руке стакан с наполовину допитым виски. — Нет, господин, его нигде… — Сука, — рычит До, сжав стакан в пальцах и швырнув его в стену. Стоящий за спиной альфы мужчина слегка дергается от неожиданности и опускает глаза в пол. Вся напускная сдержанность и спокойствие разом разлетаются и разбиваются вдребезги подобно стакану, осколками рассыпавшемуся по полу. Джихан подскакивает с кресла и мнет пальцы, сжимая их в кулаки. Ему хватило одного лишь «нет», чтобы потерять и без того шаткий контроль. Нет его. Нет Тэхена нигде. Джихан от этой мысли звереет на раз. Пошла вторая неделя, как омега пропал, словно провалившись сквозь землю. До перерыл каждый закоулок столицы, залез в каждую дыру, в каждый дом, чтобы найти, но так и не смог. Никто о Тэхене не слышал, никто ничего не видел. До ночами не спит, он собственноручно патрулирует город, разъезжая по пустынным улицам с бутылкой виски, что как лучший друг всегда находится рядом, лежа на сиденьи. А Тэхена все нет и нет. Тэгуну об исчезновении омеги Джихан не сказал, чтобы не создавать лишние проблемы. Он уверен, что старший Ким об этом ничего не знает: Тэхен умный, не стал бы открывать отцу не до конца раскрытую правду, потому что в таком случае последнее предупреждение До наконец осуществится. Джихан звонит, не теряя надежды на то, что омега все-таки ответит, хоть и прекрасно понимает, что Тэхен, вероятнее всего, от телефона избавился сразу же. Не удалось вычислить даже передвижение его яркой на фоне обычных гражданских машин феррари. Страну он тоже не покидал. Джихан выяснил уже все, но это «все» не дало ему ничего. Как полный кретин он поехал в университет, где учится Тэхен и, сдавливая пальцами горло декана факультета, разузнал одно — Тэхен взял академический отпуск и пропал, никому ничего не объяснив, не предупредив даже однокурсников. Спустя неделю со дня исчезновения омеги Джихан понял, что поиски лишь по столице — глупость. Тэхен определенно уехал в другое место, но куда? Не жалея сил и ресурсов, До начал расширять территорию поисков, постепенно распространяя их на всю страну. И все еще ничего. Полная тишина. Джихан зарывается пальцами в свои уложенные волосы и начинает нервно расхаживать по гостиной. — Ищите на юге, везде ищите, — цедит он сквозь стиснутые челюсти, бросив на мужчину, стоящего в дверях, одичавший взгляд. — Да, господин, — кивает тот. — Проваливай, — Джихан машет рукой на выход и отворачивается, подойдя к столику перед диваном, на котором стоит наполовину пустая бутылка с виски и заряженный пистолет. — Куда же ты, черт побери, делся, — рычит он, схватив виски и делая несколько больших глотков прямо из горлышка бутылки. Горечь, обжигающая глотку, слегка приводит в чувства, но лишь на секунду. Она ему наоборот служит топливом для ярости, разбушевавшейся внутри. Джихан ее не в силах сдерживать, он и не хочет больше. Тэхен обвел его вокруг пальца, оставил в дураках, заставив думать, что наконец пришла взаимность. Джихан и есть дурак. Полнейший идиот, ослепленный своей победой и не заметивший подвоха. А ведь все было так очевидно, что заметил бы даже слепой и глухой. Больше всего альфа злится на себя, на свою невнимательность, на то, что потерял бдительность. Теперь Тэхена рядом нет. И ведь наверняка пошел к врагу и подстелился, как последняя… Джихан замирает и ставит бутылку на столик. Вдруг он начинает смеяться, как обезумевший, и медленно опускается на диван. Как он мог не додуматься? И снова сглупил. Искал везде, но не у себя под носом. Не у своего врага. Злость в нем вскипает по новой и бурлит, растекаясь по венам, заражая кровь. Тэхен может быть у Чонгука. Тэхен, его Тэхен предал, отомстил. И это даже похвально. Его бесстрашием только восхищаться, вот только оно — глупость. Но эту ошибку До тоже исправит, снова вернет себе свое и не позволит больше убегать. Тэхена сейчас хочется раскрошить до зубного скрежета. Этот глупый омега вздумал сбежать, еще и с ребенком под сердцем. А Джихану все смешно. Он уже представляет, что сделает, когда доберется до Тэхена. Предвкушает и возгорается по новой. Но сначала он встретится с Чонгуком, которому руки чешутся пустить в лоб пулю. А лучше целую обойму. Он хватает со столика пистолет и встает с дивана, поспешив к выходу из квартиры. Бугатти встречает альфу агрессивным звериным рычанием и пулей подрывается с места, летя по улицам, на которые медленно опускаются сумерки.

🔥🔥🔥

Чонгук стоит у барной стойки и перекатывает только что опустевшую рюмку, в которой был ром. В Черной дыре на редкость немноголюдно, но оно и понятно: вся шумиха на улице, потому что назревает очередная гонка смельчаков, не потерявших веру в себя и в свои родные улицы. Чонгук только рад, что сейчас в баре практически никого. Ему не до взглядов, полных сочувствия, не до ненужных расспросов. Чонгуку просто хочется посидеть в спокойствии, подпитаться энергией своего любимого места, что стало ему чуть ли не родным домом. Может, это придаст сил на дальнейшую борьбу, ставшую в разы тяжелее без брата рядом. Но Чонгук храбрится, мысленно бьет себя по щекам, не позволяя слабости. Ему надо дойти до конца ради Хосока. Чонгук обещал быть в шесть. У него в запасе двадцать минут, пять из которых он хочет растянуть еще ненадолго, чтобы побыть в покое, в своей стихии. Юнги поймет, и остальные тоже. Чон заказывает еще одну стопку и подтягивает рюмку к себе, осушая ее одним залпом. — Что празднуешь? — слышит альфа за своей спиной ненавистный голос, вмиг пробуждающий внутри волну агрессии. Чонгук толкает язык за щеку и разжимает пальцы, убрав их со стакана. — Твою скорую смерть, — низким голосом, в котором затаилась угроза, говорит альфа. Он медленно поднимает голову и разворачивается, встречаясь со стоящим напротив Джиханом взглядом. Чонгук сам себя не контролирует, когда вдруг подлетает к альфе и с размаху бьет до побеления костяшек сжатым кулаком в челюсть. И сам же, слегка пошатнувшись от ударившего в голову алкоголя, отходит на шаг назад, тяжело дыша от бегущей по венам ярости. Джихан даже не морщится. Он прикладывает к щеке ладонь, слегка двигает нижней челюстью и сплевывает кровавую слюну прямо на пол. — Полегчало? — спрашивает он, вскинув бровь и смотря на Чона, раздувающего от злости ноздри и выжигающего в нем дыру своими черными как ночь глазами. — Нет, — хмыкает Чонгук и, снова сжав кулаки, двигается в сторону Джихана, но резко замирает на месте, почувствовав, как в грудь упирается дуло пистолета. Гук кидает на него взгляд и вновь смотрит на До, оскалившись подобно зверю. — Стреляй, ублюдок. Одного не добил, расправляйся со вторым, — рычит он, раскинув руки в стороны и глядя прямо в глаза с провокацией. — Вперед! Ты сильно пожалеешь, если не сделаешь этого. Я тебя разорву. — Я бы с радостью, но не здесь, — щурится До, коротко окинув глазами пустое помещение Черной дыры. — Мне нужен Тэхен. Чонгук в искреннем непонимании вскидывает брови и нервно усмехается. — Ты ебанулся, До? Это же твоя сука. — Не ври мне, — вновь теряет контроль Джихан, плотнее вжимая дуло пистолета в грудь Чонгуку. Палец на курке так и жаждет надавить, выстрелить прямо в сердце. — Он у тебя, я знаю это. — Потерял шлюху? — хмыкает Чонгук и нарочно двигается вперед, плюя на оружие, что упирается ему в грудь. Один вид этого ублюдка, и Чон снова выходит из себя, напрочь забывая о самоконтроле. — И ко мне пришел искать? — он нервно хохочет и толкает язык за щеку. — Тебе бы лучше съебаться нахуй, если хочешь пожить еще немного. Меня твой ствол не остановит. Я за брата тебя голыми руками уничтожу. — Попытайся, — рычит До, возводя курок. — Первым ляжешь в могилу, раз брату не позволил. Хосок обязательно пойдет следом, если не скажешь, где держишь Тэхена. Я не хочу проливать кровь здесь. — Ты серьезно решил, что эта шлюха может быть у меня? — изгибает бровь Чонгук, неотрывно глядя До прямо в глаза. Воздух вокруг них становится раскаленным, как кипящая в жерле вулкана лава. Между ними разверзлись врата ада, все демоны выбираются наружу, создавая свою личную войну не на жизнь, а на смерть. — Ищи его в другом месте. Пока можешь искать. Меня ваши проблемы не ебут. Меня не ебет он. Или это очередной ваш план? — Чонгук не раздумывает. Он сразу рефлекторно тянется к телефону в кармане и, плюя на все еще направленный на него пистолет, набирает Юнги. Джихан смотрит, чуть прищурившись. Даже бровью не повел. Спустя три гудка омега отвечает. — Чонгук! Где ты ходишь? Как всегда! А я знал, что так и будет… — Все нормально, Юнги? — прерывает омегу Чон, не уводя от Джихана взгляда. — Не нормально, потому что тебя еще нет, а все уже давным-давно тут, с Хосоком, — ворчит в трубку омега. Чонгук мысленно выдыхает. — Я приеду через десять минут, — уверенно обещает альфа и завершает звонок, вернув телефон в карман. — Ты действительно дебил, раз решил искать его у меня. А теперь свали с дороги, До, если не собираешься руки марать. Обещаю, в следующий раз я в живых тебя не оставлю. Джихан верит. Этот ядом сочащийся голос по отношению к Тэхену его во всем убеждает. Чонгук его не выносит, ему словно даже говорить о нем мерзко. Такое не подделать. Глаза все говорят за себя. Их затопила ненависть, отражающаяся в глазах самого Джихана. Он бессилен. Тэхена действительно нет. До поджимает губы и опускает пистолет. Чонгук довольно хмыкает. Он все смотрит на Джихана и не понимает, кого видит перед собой. Обычно холодный и сдержанный альфа теперь словно находится на грани срыва. Он пытается держать себя в руках, но Чонгук видит правду. Его взгляд дикий, но на глубине зрачков затаилось отчаяние. Именно поэтому он пришел искать Тэхена к Чонгуку. От безысходности. Несмотря на то, что знает всю правду, как никто другой. Чонгук вспоминает сцену на кладбище, что произошла около двух недель назад. Тэхена, сидевшего на земле с опущенной головой и дрожащими от рыданий плечами. Что между ними произошло? Кажется, теперь все не идеально и система не работает на одного лишь До. Она пошла против него. Тот, кто готов был уничтожить город, приполз к своему врагу из-за омеги. Видя это жалко спрятанное отчаяние, Чонгук воскресает. Его сжирающая злость вмиг затихает и прячется в тени. — Правильное решение, — кивает Чонгук. Он сует руки в карманы кожанки и проходит мимо альфы, задев его плечом. Говорить больше не о чем. — Не расслабляйся, Чон, — говорит вслед Джихан, не оборачиваясь. — Эта война уже не просто за дороги. Если потребуется, я заберу у тебя все. — Посмотри на эту гонку. Понаблюдай за тем, как все забираю у тебя я, — улыбается уголком губ Чонгук. — Тебе понравится это зрелище. Джихан оборачивается, но Чонгук уже исчезает за дверями. Он быстро сует пистолет за пояс и твердым шагом идет к выходу. Толкнув дверь, альфа вылетает на улицу и пробирается сквозь толпу к центру событий. Вокруг шум толпы и рычание нескольких автомобилей. Джихан выходит вперед. В центре дороги стоят три черные американки, окруженные спорткарами уличных гонщиков Черной дыры. К капоту каждой машины привязан человек. Джихан узнает в них своих. Ему от ярости в эту минуту хочется взреветь диким зверем. Убить, уничтожить прямо сейчас. Не тех, кто это творит, а того, кто это устроил. Он разворачивается и идет к своей бугатти, на ходу набирая номер Намджуна. Тот отвечает мгновенно. Стиснув челюсти, Джихан цедит в трубку: — Уничтожайте на дорогах каждого гонщика. Плевать, из чьей банды. Это конец. Эта война больше не за дороги.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.