***
Небо хмурилось. Чем ближе мы подходили к городу Н., тем больше дождевых туч зависало над нашими головами. И вот впереди стала заметна стена летнего дождя. Никогда прежде не видел столь четкой границы, на одной стороне которой асфальт сухой, а на другой весь в крапинку от крупных дождевых капель. Край облака. Я посмотрел вверх. Туч не так уж и много. Этот дождь бесконечный для нас, продлится совсем не долго для них. Капли зависли в воздухе. Тысячи, а может быть миллионы прозрачных шариков размером с горошинки, висели по ту сторону границы. В каждой из них отражались пшеничные поля, раскинутые справа и слева от дороги. Кирилл тоже остановился, открыв рот и созерцая природную красоту. — Ладно, пойдем, — сказал он, кажется, сам себе и вошел в стену дождя, разбивая плечами висящую в воздухе воду. — Щекотно… Когда он шел, вода струилась по его лицу к затылку, против законов привычной нам физики. За спиной Кирилла оставался тоннель без зависших в воздухе капель. Потревоженная вода огибала тело и оставляла шлейф, очерчивая стены коридора, который создает Киря. Я тоже попробовал. Капли укололи меня в лицо. Было вовсе не щекотно, а больно. Каждый шаг сквозь дождевую занавесь давался мне с трудом. Словно каждая капля весила по паре сотен граммов. Я вытянул вперед руки, разгребая дождевые бусы, что бы они хотя бы не впивались мне в голову. Кирилл уже ушел далеко вперед. Блин. Единственный способ идти дальше — это воспользоваться проходом, который, как ледокол, проделал Киря. Я направился туда. Краем глаза заметив, что при контакте с кожей рук дождевые капли мутнеют. — Че? — спросил я у пустоты. Взглядом нашел висящую в воздухе более ли менее крупную водяную бусину и тыкнул в нее пальцем. Шарообразная форма капли нарушилась, она прогнулась под моим нажатием, но внутри капли стали расти мутно белые кристаллики льда. Но продлилось это не долго, в считанные мгновения лед растаял. Я еще раз сунул палец в каплю. На этот раз аккуратнее, так что бы лишь кончиком ногтя вонзиться в падающую сферу воды. От моего ногтя по всей капле потекла реакция. Вскоре капля целиком обратилась в ледяной шарик, висящий в воздухе. — Использовать магию вне Хогвартса запрещено, — послышалось у меня из-за спины. Я и не видел, как ко мне подошел Кирилл. Видимо, заметил, что я отстал. — Ты видел? — изумленно спросил я. Хотя вопрос был глупый, конечно же, он все видел. — Видел. Вот, значит, куда вся твоя аура времени уходит? Лед для вискаря создавать? Удобно. Там впереди какая-то гостиница с баром стоит. Там отоспимся. Погнали… — Да, я за тобой, — сказал я, все еще рассматривая заледеневшую каплю. Я попробовал взять её двумя пальцами, но оказалось, что не могу выдернуть её. Она как влитая поселилась в этой точке пространства, не желая даже на миллиметр поменять свое положение, какую бы силу я не приложил. Пришлось тащиться за Кириллом. Впереди действительно стояла гостиница. Здание в два этажа, с плоской крышей, отделанное белым сайдингом. На первом этаже бар-ресторан, на втором гостиница. Ничего необычного, если не считать стоящую на крыше ГАЗ «Победу» окрашенную в красный и имеющую большую звезду на решетке радиатора. Гостиница так и называлась «Победа», хотя кроме автомобиля на крыше ничего больше на победу не намекало. На обочине стройным рядом стояли три мотоцикла. Иностранные модели по типу «харлея» разных оттенков черного. Видимо, в баре имеются посетители. Внутри небольшое помещение, отделанное деревом. На стенах в рамочке несколько знаменитых фотографий времен второй мировой, вроде водружения флага на Рейхстаг. В центре зала бильярдный стол, вокруг которого и встали те, кто приехал на мотоциклах. Их легко было узнать по кожанкам с заклепками, бородам и банданам. Один из байкеров склонился над зеленой тканью стола и целился по шару, пока его товарищ в ожидании своей очереди оперся на кий, как на посох. Владелец третьего мотоцикла сидел за столом со стаканом пива в руках и зевал так широко, что можно было использовать его глотку, как наглядное пособие по анатомии. Я прошел за барную стойку и нашел под ней кнопочку, которая должна открывать стеклянную дверь холодильника. Правильная это была кнопка или нет, мы узнаем только через час-два нашего времени. А пока можно было осмотреться. На второй этаж ведет лестница в дальнем конце помещения, еще одна дверь ведет на кухню. Не чувствую что бы чем-то пахло, байкеры явно взяли только пиво, значит горячего ничего нет, пока что обойдемся напитками. Кирилл уже взял початую кружку с байкерского стола и потряс её над собой, чтобы жидкость быстрее вливалась в его рот. С трудом употребив четверть кружки, он вернул её на место. — Ненавижу толстое стекло, сразу плохо начинает литься… — Киря взял с бильярдного стола шар-восьмерку и сунул его в рот зевающему байкеру. Шар подошел как влитой. Кирилл, гордый своей выдумкой, покачал головой. Но тут его взгляд оживился и приобрел хищные черты. Легкой игривой походкой он зашагал к выходу из кухни. Держа в руках поднос с закусками там стояла официантка, молодая брюнетка южных кровей. Немного кудрявые волосы спадали чуть ниже плеч, орлиный взгляд играл искоркой в свете ламп. Кирилл взял с подноса кольцо кальмара и, зажевав его, обошел официантку сзади, оценивающе глядя на все достоинства её фигуры. — Вот это аппарат! — двумя руками он ухватился за место пониже спины, чуть сбуробив юбку девушки. — Тебе не стыдно? — спросил я из-за стойки, пока рассматривал содержимое холодильника. — Стыдно, когда видно. А ей сейчас не видно. Жаль это говорить, но все будет быстро и ты даже не почувствуешь, — шептал он на ухо девушке. — Хватит, — спокойно сказал я, — может она бережет себя для прынца. А тут ты со своей рожей, вернее со своим прибором, рожу-то она не запомнит. Кирилл зло посмотрел на меня из-за её плеча, играя пальцами в волосах девушки. — Ты иногда такой пёсий сын. Она работает официанткой в баре на трассе! Какой прынц? Мы в дороге уже без малого неделю. Столько всякого говна случилось. Я считаю, что заслужил право снять стресс, и ты меня не остановишь. — Иди запрись в туалете и снимай вручную. Отстань от людей, это омерзительно. — Я половозрелый мужчина! — начал повышать голос Кирилл. — Я не могу получать удовольствие от езды, используя ручную коробку передач! Мне нужен долбаный автомат! — он снял поднос с рук девушки, поставил его на стол, а потом приподнял девушку и потащил её к центру зала. — От чего? — От езды! — Нормальная такая у тебя езда… Куда ты тащишь её? — На бильярдный стол, всегда мечтал… — Ты отвратителен… — Я называю это «честен с самим собой», — он усадил девушку на край бильярдного стола и стал соображать, как ему сподручнее уложить девушку. — Ты такой зануда, потому что сам хотел? Дык я уступлю, мы люди не гордые. Или может ты меня ревнуешь? Ты не переживай, я как закончу, сразу весь твой… Я презрительно закатил глаза. — Делай, что хочешь. Я на это смотреть не собираюсь, пойду пройдусь… — сказал я, прихватив с собой наиболее наполненную кружку пива с байкерского стола и вышел на улицу. Я и забыл, что там дождь. Мне толком и не прогуляться. Я задрал голову, чтобы вылить в себя пиво из кружки, но пока оно стекало, я заметил, как с края крыши на меня кто-то смотрит. Резко убрав кружку, я уставился вверх. Но голова уже исчезла. Так. Добрый вечер. — Кто там?! — крикнул я, но никто не отозвался. Тогда я обошел здание вокруг, в поисках пожарной лестницы. Но ничего подобного на строении не было. Может быть, показалось? Я вернулся к парадному входу, все еще глядя туда, откуда на меня смотрел некто. И тут мне в голову пришла безумная идея. Я отпустил кружку пива, попросту поставив её в воздухе. Выбрал место близ стены здания, где, как мне показалось, больше всего дождевых капель. И закрыл глаза. — Так. Сконцентрируйся, — я несколько раз глубоко вздохнул, ощущая, как по спине пробегают мурашки. Потом открыл глаза и вновь посмотрел на край крыши. Вытянул вверх руку и… четко ощутил под своей ладонью десяток капелек, которые быстро становились инертными шариками льда, которые почти невозможно сдвинуть с их положения в пространстве. Мое сердце забилось быстрее, я усмехнулся на выдохе. Не отпуская руку с капель, я быстро скинул кроссовки и стянул носки, оставшись босиком под дождем. — Давай… — уверенно сказал я себе и закинул вторую руку в груду дождевых капель чуть выше, чем первую. Вновь ощущение колючего хода поразило мою ладонь.— Так. Теперь ноги. Правой босой ногой я повторил все то же самое, не с первого раза найдя более широкий пласт капель, чтобы удалось на него опереться. У-у-у! Холодно. Из моего рта вышел пар. Я подтянулся. Рука. Нога. Рука. Нога. Требовалось время, чтобы под моими руками успевали кристаллизоваться дождевые капли. Каждый раз, когда переносил нагрузку, не был уверен, что льда образовалось достаточно, чтобы выдержать меня. Едва я ощущал мягкость воды под своими ногами, у меня чуть не случался маленький сердечный приступ. Но капли твердели. А я все лез. Сердце вот-вот грозилось выпрыгнуть из груди. Мне казалось, что я ползу целую вечность, но перед моим лицом только что начали появляться окна второго этажа здания. Я на секунду остановился перед окном и вгляделся в комнату. Стекло запотело от моего дыхания. Я ощутил слабость в своих руках и решил продолжить восхождение, пока они мне не отказали. До края крыши оставалось совсем немного. Подтянуться. Еще раз. Ох, зря я не занимался спортом. Тяжелее мышки в руках ничего не держал. Когда же кончился эта стена? Я посмотрел вверх. Еще так далеко. Я понял, что задрожали колени. Концентрация покидала меня и приходил страх. Под ногами стала появляться вода. Левая рука не ощутила твердой опоры, и я рассек пальцами дождевую воду. Все. Приехали. Падаю. Я начал заваливаться влево, не в силах держаться одной лишь правой рукой. Да и внутри я уже сдался, понимая, что именно из-за этого моя аура времени не работает как надо. Считайте меня коммунистом. Найдите мне девушку и скажите, что я любил её. Серьезно, почему именно эти нелепые шутки проносятся в моей голове? Ты больной просто. Ты даже не умрешь от падения со второго этажа. Кто-то ухватил меня за руку. Оборвал мое торжественное возвращение на грешную землю. Я даже обиделся, что ли. — Дай… руку, — прокряхтел, глядя на меня, мальчишка лет семнадцати. Русые волосы, густые брови, большие, не по годам, руки. — Быстрее! Я опомнился и протянул ему вторую руку. Резким движением парень вытащил меня на крышу и завалился на спину тяжело дыша. Да ладно, не такой уж я и толстый. — Ты кто такой? — выпалил я, понимая, что чувствую себя так, словно состою из ваты. Слабость накинулась на меня и не отпускала. — Максим, — все еще лежа на спине, отозвался парень, потом встал и направился к той самой «Победе», стоящей у края крыши вместо вывески. — Ты сам-то кто?***
— У меня есть теория. Мы все умерли. И ждем объединения со светом и временем, чтобы вселенная забрала у нас ту энергию, которую дала нам когда-то, — говорил Максим. — Я так не думаю, — сказал я, устраиваясь поудобнее на изъеденном старостью переднем сидении «Победы». Максим занял место водителя и передал мне пачку чипсов. Сзади был целый склад различной вредной еды и напитков, а также рюкзак и обилие комиксов. — Мы ведь не приведения. Слишком активно мы можем влиять на жизнь живых. А я не припомню, чтобы духи умерших устраивали геноцид или насиловали. Хотя один случай с непорочным зачатием все же знаю. — А с чего ты взял, что все вокруг настоящее? — Не понял. — Мы умерли и наше сознание попало в буфер обмена информацией. Мир вокруг — не более, чем слепок нашего настоящего мира, чтобы души могли где-то храниться. — То есть ты хочешь сказать, что на самом деле никто не страдает от беспредела, который могут себе позволить ускоренные? — В нашей настоящей реальности — нет. Там все по-прежнему, с той лишь разницей, что нас там теперь нет. — Такой ты экзистенциальный. Вроде бы, по статистике каждые семь секунд умирает человек, — вспомнил я статью из интернета, — тебе не кажется, что мы испортили статистику? Сколько человек было в городе Н.? — Около сотни. — Ага. И это только в одном городе. Не многовато умерло за одно мгновение? — Ну, может быть, — уставился в лобовое стекло Максим, посасывая из стакана газировку через соломинку. Я открыл чипсы, тоже глядя на дождь и дорогу через стекло «Победы», стоящей на краю крыши. — Почему ты здесь? — Иду в Китай, — он помахал перед моим лицом словарем с иероглифами на обложке. — Я имел ввиду, почему ты на крыше и сидишь в старой машине? Хотя про Китай тоже можешь рассказать, я заинтригован. — Смотри, сейчас будет, — он указал мне на стену дождя, терпеливо продолжавшую свое бесконечное падение на землю. В этот момент дырявое дождевое облако открыло щель для солнечного света. Лучи заиграли в тысячах капель, украсив радугой серую обочину перед баром. Каждая капелька светилась изнутри, а свет растекался во все стороны яркими цветными бликами, образуя коромысло радуги почти перед нашими с Максимом лицами. — Снизу это не видно, — сказал Максим, забрав горсть чипсов из пакета в моих руках, — а в Китай иду, потому что давно хотел. А чего бы не сходить, раз близко? Китай — самая густонаселенная в мире страна. Значит, и ускоренных там больше всего. Посмотрю, как живут. Язык выучу вот сначала. Времени у меня много… — Красиво, — согласился я, глядя на светопредставление. — Ты, значит, бывал в городе Н.? И что? Как там живут люди? Максим прикусил губу, раздумывая, что ответить. — Ну, по крайней мере, там есть порядок. Ну, знаешь, правила, чтобы люди совсем с катушек не съехали. А уж глупые они или нет, не мне судить. Но знаешь, что я тебе скажу? Увидишь ребят с цифрами на лицах, лучше уходи… — Почему? — Подробностей не знаю, но, вроде как, эти ребята работают на крупного дядьку. Он их держит на какой-то наркоте, и от этого они звереют. Если видят человека без номера, считают своим долгом голову тебе оторвать и ограбить. Это у них называется «мусорщики», собиратели. Все ценное сгребают и несут дяде, грабят в том числе… — Понятно, значит там какой-то бандит засел? — Не уверен. Как я слышал от вольных, многие сами к нему пошли. У этих с номерами есть какие-то привилегии, вроде госпиталя, театров, борделя, бара и даже бани… Только беда в том, что ты обязательно должен сидеть на их наркоте. Я там был проездом, и что-то мне не понравились их порядки. — Неужели эти наркоманы с цифрами столь влиятельны? — Нет, скорее агрессивны. Этот наркотик усиливает свойства тени души, если ты, конечно, обладаешь каком-нибудь даром. Кстати, круто ты, это, по дождю залез. Я такого пока не видел. А почему через чердак не поднялся. — Чердак? Максим указал на люк на крыше, видимо ведущий на чердак, а оттуда на лестничный пролет. Я приложил ладонь ко лбу, осознавая всю глупость и неоправданный риск своего поступка. Почему-то я умозаключил, что на крышу может вести только пожарная лестница снаружи здания. — Ты сказал «тень души»? Это вы так называете ауру времени? — Да, так её называют в городе Н., мне понравилось. — Много разных способностей ты видел? — Нет. Самая частая это возможность сохранить ускорение предмета, не трогая его руками. Обычно предмет небольшой. Ну, размером с ладонь, больше уже сложно. Эту же способность применяют силовики людей с цифрами на рожах, когда дерутся. Сжимают время в месте удара, происходит схлопывание пространства. Что-то вроде аномалии, которая усиливает леща, который ты отвесил противнику. — Силовики? — Да, у них там два вида работ. Либо ты мусорщик, либо силовик. Мусорщики шляются по городу, таскают еду, воду, лекарства и все, что плохо лежит. А силовики защищают их. Защищают этот порядок, явно рабский. В силовики берут в основном тех, у кого хорошо выходит сжатие. Но там есть и другие интересные ребята. Я, например, видел женщину, которая перемещается так быстро, что появляется словно из воздуха. Как в комиксах, — он указал на стопку книжек на заднем сидении. — Интересные ты вещи рассказываешь, Максим. Ты же видел нас, почему сам не спустился? — Думал, мимо пройдете. Не хотел проблем. Знаешь, у многих одиночек обостряются психологические отклонения, и никогда не знаешь, нормальный человек идет или со сдвигом по фазе. Лучше перебдеть, чем недобдеть. — И то верно, — согласился я и вылез из машины. Кресло было мокрым и буквально разваливалось на куски, так что сидеть особого удовольствия не доставляло. — Спускайся к нам, отпразднуем встречу. Там уже холодильник должен был открыться. Давно я не пил холодненького. — Да, сейчас, только вещи соберу… Я кивнул и пошел к люку, который уже был вскрыт. Лестница действительно вела сперва на чердак, а потом на лестничный пролет второго этажа гостиницы. Я надеялся, что Кирилл уже закончил свои романтические похождения, и сразу пошел в бар.***
— Почему люди любят смотреть на восходы или закаты? — Максим уже подвыпил, и его рассуждения становились все более отвлеченными. — Почему? — буркнул клюющий в стол Кирилл. — Красиво, наверно? — Потому что они могут сравнить движение Солнца с линией горизонта. Понимаешь? Заметно, как здоровенный огненный шар двигается, появляется из-за края земли. И в этот момент, они чувствуют себя частью этой огромной вселенной, типа, раз я вижу движение, то я его часть. Нифига. Самообман. От того, что ты видишь восход или закат, ты все еще не можешь полететь на Солнце. Какой смысл видеть что-то, если не можешь до этого дотянуться? — Дык… Красиво же! — не унимался столь же нетрезвый Кирилл. — Я бы сейчас руку отдал, чтобы на закат посмотреть. Твою, конечно же. Че, думаешь, потому что хочу себя частью огромной вселенной ощутить? Да насрать на нее. Потому что хочу, чтобы закончился этот сраный день. Хочу завтра утром проснуться и думать, что этот день будет лучше, чем предыдущий. Восход — это новая надежда. А закат — подведение итогов. Логические линии, моральные границы, на которых мозг обновляется и готовится воспринимать информацию нового дня. Вселенная? Пф! Если бы человека волновала вселенная, он полетел бы в космос намного раньше. Но человека куда больше волнует мир внутри него, чем снаружи. — Это логика быдла! — гаркнул Максим, готовый стучать себя пяткой в грудь. — Только плебей думает о себе, наблюдая красоту вселенной. Хотя, с кем я разговариваю?.. — Ты че, плебеем меня назвал?! Не знаю, кто это такой, но ты сам плебей… — Кирилл привстал, разминая предплечье. А это значит, что он уже все решил и пытаться отговаривать его от драки бесполезно. Я оценивающе поглядел на Максима, борясь с головокружением и тошнотой. Максим помладше, роста примерно такого же, как и Кирилл, телосложение коренастое, руки большие. Возможно, у него есть шансы, но если у Кирилла опять сработает сжатие, то кого-то придется отскребать от стены. Что, успокоить Максима, чтобы тот не давал повода его задеть? Вот уж нет. Я слишком пьян. Я глянул на пол, где скопились несколько рядов опустошенных бутылок алкоголя различной крепости. А еще, пусть это и эгоистично, но мне еще идти с Кириллом в город Н. Хотелось бы, чтобы он выпустил пар сейчас, и с ним не возникло проблем на последнем отрезке пути. — …Раз книжки читаешь, то самый умный? За людей нас не считаешь? Иди сюда, я тебя потрогаю, докажу, что я тоже настоящий, — слова Кирилла звучали двусмысленно, даже когда он сам этого не хотел. — А ты думаешь, раз я книжки читаю, то не смогу тебе в бубен прописать? — Максим ничуть не отступал. Не ожидал от него такого напора. Думал он интеллигентнее, но, видимо, алкоголь стер все границы. — Вот это смелое заявление, — сверкнул глазами Кирилл и глянул на меня. Я в свою очередь одобрительно покачал головой, практически залипая в стол. — Отвечай теперь за слова… Зная, что сейчас произойдёт, я убрал под стол бутылку с виски и взял в одну руку свой рокс, а в другую рокс Кирилла. Мы уже перешли на виски со льдом, лед для которого я, кстати, сделал сам. Но не об этом сейчас. Едва я это сделал, на Максима полетел стол. Кирилл схватил его за край и опрокинул на собеседника. Максим все еще что-то говорил. И от неожиданности повалился на пол вместе со стулом. Кирилл попытался настигнуть Макса, но тот уже успел отползти под бильярдный стол. Киря опустил голову, глядя на уползающего. — Киса-киса-киса! — говорил он, взяв кий из рук замершего байкера. Так. Это уже не шутки, он ведь убить его случайно может. Нужно что-то предпринять. Я опустил оба рокса на стол возле зевающего байкера с шаром восьмеркой во рту и забрал со столешницы телефон. Немного погрел его в руках, чтобы аппарат синхронизировался с моим временем, и включил фронтальную камеру, пытаясь сделать селфи так, чтобы Кирилл, наперевес с кием, влез в кадр. Макс вылез по другую сторону бильярдного стола, но Кирилл уже был рядом для удара. Взмах прошел мимо, кий хрустнул о край стола, сломавшись в щепки. Максим схватил бильярдный шар и приложил Кирю им в лоб. Кирилл поплыл, но не упал, придерживаясь за борт стола. Световосприятие камеры оказалось слишком медленным. Изображение на телефоне крошилось на пиксели и постоянно смазывалось. Я разочарованно вернул телефон хозяину и привстал, облизывая губы и пустым взглядом оглядывая поле боя. — Никакого оружия, только православная рукопашка… — не уверен, что меня услышали. В любом случае кий и так был сломан, а Максим выпустил шар после первого удара. — Ты чё, падла?! — выкрикнул Киря, но Максим уже наносил следующий удар. Это была двоечка в лицо, очень хорошо поставленная. Максим обладал неким уровнем подготовки. Это становилось интересно. Если Кирилл не вспомнит о сжатии, лежать ему на полу этого бара. Максим выглядел бодро. Он выпил куда меньше нас, и его реакция оставалась на уровне. А Кирилл вставал на ноги, сопя как дикий зверь и вытирая пошедшую носом кровь. — Поиграть хочешь? Давай поиграем, — разменивал дыхание на слова Кирилл, обоими руками ухватив со стола бильярдные шары и швырнув их в сторону Максима. Шары оставили в воздухе всполох разряженного воздуха, но далеко не улетели, повиснув в метре от Кирилла. Максим усмехнулся, аккуратно пройдя между шарами и сделав еще один удар, на этот раз в торс. Кирилл закрылся, но разница в самочувствии ощущалась все равно. Кириллу не оставалось выбора, кроме как кинуться в пояс Макса и завалить его на землю. Максим еще раз вскользь ударил Кирилла в голову. — Ну, кажется, это брейк, все… разойдись, — встал я вяло со своего места. Но по традиции уличных боев, парни продолжили возиться в захвате друг друга, без возможности нормально ударить. Еще до того, как я подошел, а я не слишком торопился, Максим смог протолкнуть голову Кирилла к своим коленям и зажать её. Теперь тот был в невыгодном положении. Он уперся руками и коленями в пол, открывшись для дальнейших ударов. Макс с радостью поспешил пару раз ткнуть Кирилла в голову. Но потом я услышал тот самый звук, который ожидал с самого начала драки. Заскрипел воздух. Там, где Кирилл уперся ногами и руками, пошли трещины по деревянному полу. Пальцы Кирилла покрылись яркими венами, и он встал. Встал вместе с Максимом, который ухватился за его волосы и теперь свесил ноги с шеи Кири. Максим явно не понимал, как такое возможно и даже перестал наносить удары, осоловело оглядываясь. А вот Киря, похоже, уже решил, что делать. Он немного развернулся и подался вперед так, чтобы тело Максима оказалось прямо на пути обоих брошенных ранее шаров. Послышались два глухих удара. Максим сдавленно выдохнул и разжал хватку, падая с Кирилла, как со статуи. После того, как Макс грохнулся на пол, Кирилл присел и сделал несколько завершающих ударов в нос противнику, раскровив его. — Нос за нос, — утер он капли крови над своей губой. Я, сохраняя каменное выражение лица, приподнял одну бровь и, схватив опять наши роксы с виски, поднес победителю его стакан. — Вырубил? Кирилл отпил алкоголя, вытащил из стакана лед и приложил к переносице. — Ага. На лбу Кирилла все еще пульсировали вены. Кожа была почти красной, словно он только что вышел из сауны. — Запомнил, как сжатие делать, чемпион? А то из нас двоих, кажется, только у тебя получается… — Твой лед тоже очень кстати, — плюхнулся он на стул и усмехнулся. Я усадил Максима на полу, вытирая платком кровь с его лица. — Хороший парень, — сказал я. — Да… хороший, — согласно покачал головой Кирилл. — Жаль, ему с нами не по дороге. — Ага. Надеюсь, ему сейчас снится новый рассвет, о котором он тут распинался. Максим медленно заморгал. Я поднес к его лицу свой стакан, и резкий запах алкоголя вернул его в сознание окончательно. — На вот, анестезию, — оставил я виски в его руках и пошел поднимать стол, который опрокинули буйные посетители бара. — Хорошо сидим, — мечтательно отозвался Кирилл. Максим поднялся и сел за стол вместе с нами, залпом осушив стакан. — Да, — выдохнул он, лихорадочно выискивая, чем бы закусить. Как много всяких стихов написано о загадочности русской души. Почему-то чтобы завести друга, с ним обязательно нужно подраться хотя бы раз. А если ты не чистил морду своему другу, то уверен ли ты что ваша дружба настоящая? Я не сторонник насилия, скорее даже наоборот. Но по какой-то причине в теплом кругу с душевными разговорами хочется все максимально упростить. Упросить демонстрацию превосходства до драки, проявление любви до поцелуя, а взаимное уважение до молчания. У каждого из нас есть вещи, о которых не говорят. И это не страшные грехи или скелеты в шкафу. Это простые вещи, лежащие в начале нашего мировоззрения, ментальности и воспитания. У влюбленных это проявляется, когда она готовит ему обед на работу, а он просит её надеть шапку. У друзей, когда он приезжает в два часа ночи или соглашается на взаимный мордобой. Не знаю, как это работает. Одно из тех самых начал, о которых не принято говорить. Как же я скучал по всему этому. Скучал по третьей стороне, третьему мнению, третьему человеку. До этого момента я и не осознавал, как многого лишился, когда мир замолчал. Все те голоса общества сейчас олицетворял Максим, с разбитым носом и улыбкой на лице. Не даром говорят, что треугольник самая устойчивая фигура. Он тоже это понимает. Максим. Он смеется, хотя ему сейчас больно это делать. Он рад с кем-то пообщаться в этом мире без звуков. В мире почти без людей. — Слышали про котов Шредингера? — спросил Максим, наливая еще по одной. — Что-то знакомое, — отозвался Кирилл. А я закивал головой, зная о чем речь. — Мысленный эксперимент. Можно представить себе кота в металлической коробке, к которой подсоединена адская машина. В этой адской машине с вероятностью в пятьдесят процентов ровно через час может начаться распад радиоактивного элемента. Если это происходит, то специальная система со счетчиками Гейгера активирует молот в коробке и кот умирает. Смысл в том, что в квантовой механике, если над ядром не производилось прямого наблюдения, то вещество считается в суперпозиции. Когда оно одновременно распалось и не распалось. Следовательно, кот, сидящий в коробке, через час одновременно жив и мертв. Этим Шредингер пытался показать неточность квантовой физики. — Ясно, Эйнштейн, ты это к чему клонишь? — спросил я. — К тому, что для нас с вами, час это десять, а то и больше лет. По теории вероятности, за это время с нами может случиться все, что угодно. Кто-то просто столько не проживет, а еще кругом вон, маньяки, — указал Максим на Кирилла, — аномалии, шары бильярдные летающие. То есть, получается, что для нормальных людей мы с вами люди Шредингера? Не то что через час, мы уже прямо сейчас одновременно живые и мертвые для них. — Это ты загнул, конечно, — выдохнул я. — Звучит как тост, — невозмутимо поднял стакан Кирилл. — За людей Шредингера. — За нас, парни…