***
Мы действительно спустились в метро. Станция «Студенческая». Сотня людей ожидала прибытия своего поезда, покупала жетоны и проходила турникеты. Кто-то брал бесплатную газету со стенда, кто-то спрашивал дорогу, но большинство просто шло. Старик рассыпал мелочь и не мог выбрать момента, чтобы нагнуться её собрать, настолько плотен был поток выходящих из перехода людей. Но я заметил, что в людском потоке предусмотрительно «расчистили» дорожки для ускоренных. Этакие тропинки в человеческом лесу, по которым постоянно передвигаются люди, чье время сжалось до размера песчинки. Меня это порадовало. Как будто твое существование долго не признавали, а потом кто-то все-таки согласился, что ты есть, и даже создал для тебя удобства. По этим тропинкам мы вышли к посту охраны, помещение, отделенное прозрачными стенами от общего тоннеля. Здесь стояла рамка металлодетектора и лента для просвечивания сумок, как в аэропорту. Один-единственный стол стоял в углу. И за ним сидела женщина лет сорока с длинными седыми волосами, собранными в конский хвост. Мне она чем-то напомнила нашего школьного завуча. Вот только наш завуч не закидывала ноги в кожаных сапогах на столешницу и не раскачивалась на стуле, как какой-то мафиози. И я как-то не сразу заметил, что её левый глаз закрыт повязкой, как у пирата. На повязке нарисована цифра «3». — Новенькие, — сказал наш провожатый и хлопнул меня по спине, — отдаю в надежные руки за вознаграждение. — Молодец, возьми с полки пирожок, — не переставая качаться на стуле, ответила женщина. Парень расплылся в улыбке и прошел к столу, взяв черную соломинку из стаканчика, где находилась еще сотня таких же. — Пока! — сказал он мне и Кириллу и вышел. — Садись, — кивнула женщина на стул перед столом, так и не соизволив убрать ноги со стола. Я сел. Кириллу стула не хватило, и он просто встал рядом, пытливо глядя на местное начальство. — Заполняй, — женщина пододвинула ко мне бланк, взятый из стопочки на краю стола, и карандаш. Бланк не представлял из себя ничего необычного. Имя, фамилия, отчество. Город, откуда пришел. Возраст, семейное положение, социально полезные навыки. — Как на собеседовании, — усмехнулся я и поглядел на Кирилла, который все еще сверлил взглядом пятки сапог мадамы. Ему листовку не дали. — Практически так и есть, — сказала женщина, — меня зовут Урсула. Мы здесь, видите ли, ведем строгий надзор за прибывшими. Потому как хотим защитить членов нашей общины и застывших людей на нашей территории от нежелательного вмешательства. В обмен на защиту члены общины по мере сил вносят вклад в благоустройство нового общества. Поэтому мы интересуемся, кто что умеет делать, чем занимался до катаклизма, — она протянула мне черную трубочку, вытащенную из стакана на столе. — Не хотите немного «счастья»? Я нахмурился. Если бы не встреча с Максимом, то я бы, наверно, не задумываясь, принял из её рук черную запаянную трубочку, чисто из любопытства. — Это ваше «счастье», что это? — Наркотик, — ничего не скрывая, ответила женщина, — сильный, быстродействующий, вызывающий привыкание. Его у нас получают все, как бонус. Многие люди приходят к нам настолько морально опустошенными, что это единственное средство, которое может их утешить. У вас все в порядке? Мне показалось, что этот вопрос с подвохом. Я даже начал оглядываться. Мы встретились взглядами с Кириллом. Он пожал плечами. — Нет, спасибо, нам это не нужно… — Вам? — переспросила Урсула. — Да. Мы оба обойдемся… — закивал я головой, вернувшись к заполнению бланка. — А как… зовут вашего спутника? — с небольшой паузой спросила Урсула почему-то вновь меня, а не Кирилла. — Кирилл, — тот закивал головой, подтверждая мои слова, но Урсула продолжала пристально смотреть на меня. Я невольно снова повернул голову к своему спутнику, словно заподозрив, что он куда-то пропал. — Ах, Кирилл, — она проследила мой взгляд и повернула голову на Кирю, но смотрела, словно, сквозь него, — как мило… Если вы закончили, то не могли бы вы подождать меня на выходе из метро. Я завершу тут пару дел, это займет меньше сотой секунды, и проведу для вас небольшую экскурсию по городу. И да, будьте добры, если все двери метрополитена вдруг захлопнутся, откройте хотя бы одну. — Ладно, — списав на индивидуальные заскоки ее последние слова, сказал я и поднялся. Кирилл поперся за мной. Урсула почему-то продолжала его игнорировать, хотя я думал, что Кириллу тоже придется заполнять бланк. — Странная какая-то баба, — открыл наконец рот Киря, — мне не нравится здесь. Все какое-то… неправильное. Неестественное. Мимо нас прошел мужчина. Его брови так низко находились над глазами, что казалось, будто он всю жизнь хмурится. Морщинистый лоб, широкие скулы, стрижка под ежика. Несколько небольших шрамов на лице. От его походки веяло холодной решительностью, а от его темно-синего пиджака пахло сигаретами. На рукаве мужчины красная лента с цифрой «11». Он детально оглядел нас и, не останавливаясь, прошел в кабинет Урсулы. — Ты видел?! — шепотом крикнул Кирилл, — у него же лицо маньяка-убийцы! Они все здесь нечисты на руку! Я тебе говорю! — Хватит паниковать раньше времени, — попытался прервать я внезапную истерику Кири, — в тебе говорит паранойя, которую ты подхватил после того случая. Не все люди хотят тебя убить, ясно?! Большинству вообще насрать на твое существование. Если что, мы просто уйдем. Поищем следы Литвинова, и в путь-дорогу. Если он вправду видный профессор, то наверняка направится куда-нибудь в Москву, к другим таким же… Мы вышли из метрополитена и встали посреди тротуара. Я чувствовал себя в немного подвешенном состоянии. Когда тебе необходимо ждать, но в то же время совершенно нечем заняться. — Я пойду осмотрюсь, найду чего пожрать — сказал Кирилл. — В конце концов, это ведь тебе сказали ждать. — А если потеряешься? Кирилл уже пошел в парк рядом с выходом метро, пофигистично махнув рукой на мое замечание. А я остался один, в окружении десятка застывших людей, смотрящих в экраны телефонов и себе под ноги. На их фоне существенно выделялся застывший мальчик шести лет. Отец пытался идти как можно быстрее, утягивая малыша за руку за собой. А мальчишка смотрел на небо и городские многоэтажки, чем сильно тормозил отца. Глаза малыша сверкали, как и дождевые капли замершие в воздухе над тротуаром. Наверное, он сейчас думал, как красив и огромен мир в котором он оказался. Думал, что люди строят такие высокие здания, чтобы потрогать небо. Или размышлял, отчего небо плачет и есть ли специальная служба, которая успокаивает облака, чтобы они не плакали? Интересно, кем он хотел стать, когда вырастет? Я хотел быть художником, потому что любил рисовать. А он, может быть, летчиком или космонавтом? Иначе почему он так влюблено смотрит в небо? Часы над входом в метро показали 15:53. Минута изменилась. Мы с Кириллом несколько раз попали под действие разряженного времени, когда умирали ускоренные. На трассе не было возможности следить за временем, так что это первый раз, когда я могу сверить часы. За минуту до города Н. Насколько же все относительно. Расстояние, время. Человек так ничтожен в масштабе вселенной, он даже не песчинка на пляже, он куда меньше. Что же тогда придает смысл его ничтожной жизни? Я опять посмотрел на малыша. Мечты. В стороне от людского потока, на границе парка я заметил молодую девушку. Невысокого роста, фигуристая, одетая в сарафан с большими металлическими пуговицами. Я не сразу понял, что она делает. Девушка держала в руке ведерко майонеза, макала в него столовый нож и размазывала майонез по спинам сидящих на земле и уже взлетающих голубей. Я подумал, что мне показалось. Поэтому подошел поближе. Она что-то напевала, качая головой. Вместе с ней покачивались её рыжие косички. Она не замечала или делала вид, что не замечает меня, и продолжала размазывать майонез по спинам и крыльям птиц. Будучи слегка завороженным этим процессом, я сел на пустую лавку рядом. Она была мокрая, но мне было все равно. — Долго будешь пялиться? — спросила она, обернувшись ко мне, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Лицо её расплылось в широкой улыбке во все тридцать два зуба. На её щеках веснушки, нос остренький, кажется, что им можно даже уколоться. Глаза большие и карие. — Что ты делаешь? — изумленно спросил я. — А ты не видишь? Мажу майонезом голубей… — Но это же лишено всякого смысла! — Почему это? — наигранно обиделась девушка, возвращаясь к своему непонятному занятию. — Я вот сегодня проснулась, поела и поняла, что никогда в жизни у меня не было шанса намазать голубя майонезом. Там, кстати, я еще и сороку намазала, можешь посмотреть. Представь, как кто-нибудь удивится, когда будет проходить мимо. Или когда старушка будет кормить голубей хлебом, то заметит, что голуби принесли с собой майонез. Вот угар! — она рассмеялась. Её смех был чем-то похож на смех злого гения. — А если кошечка захочет съесть голубя, то окажется, что он уже с соусом. Ей будет очень вкусно… — Это самая абсурднейшая вещь, что я слышал в своей жизни, — пробормотал зубами я, все еще прибывая в состоянии эмоционального шока. — Да? А сам-то ты что сейчас делаешь? — Эм… Жду… — Чего? — Урсулу. — А зачем? — Не знаю. Она так сказала. — Вот видишь. Ты даже не знаешь, что и зачем ты делаешь. А я знаю. Я мажу голубей майонезом, потому что могу. Ну и кто тут занимается глупостями? — Вижу, вы уже познакомились. Это одна из твоих соседей, Алиса. Она натура творческая, так что не пытайся найти объяснения её поступкам. Это невозможно, — прямо передо мной из воздуха вышла Урсула. Перед этим воздушное пространство дрогнуло, и появился её силуэт, окрашенный в красно-фиолетовые блики, вроде тех, что на мыльных пузырях. От неожиданности я вздрогнул и, наверное, упал, если бы мог. К счастью я уже сидел. — К-как вы это? — Долго объяснять, — за время отсутствия на Урсуле появилось коричневое приталенное пальто с воротником стойкой, — это моя способность, как ускоренной. Пойдем, я покажу тебе, где ты сможешь жить. Если, конечно захочешь. — А как же Кирилл, он сейчас где-то здесь в парке… Но Урсула уже склонилась, ухватив меня руками за оба плеча: — Я его потом заберу… Я раскрыл рот, но внутрь меня хлынуло пространство. Я словно растворялся в окружающем мире, все его цвета становились белее, пока не пропали вовсе. Тело потеряло всякий вес, и единственное, что я ощущал сейчас ясно — это пульсацию собственной крови в ушах и биение сердца. Постепенно вес тела начал возвращаться. А вот зрение и нормальный мир вернулись слишком резко, и меня вырвало. Я и Урсула стояли на пороге здания с большой табличкой Государственного университета архитектуры, дизайна и искусств.15:53
21 октября 2017 г. в 12:13
Город Н. — огромный механизм, шестерни которого не переставали вращаться ни на одно мгновение с самого его основания. Город рос вширь и ввысь, а вместе с ним росла скорость процессов, запускающих новые процессы, благодаря которым город мог бы расти дальше. Замкнутый круг. Романтика мегаполиса. Хотя я не вижу ничего романтичного во вращении колеса белками. Тысячи, нет, десятки тысяч людей сейчас спускались в метро, говорили по телефону, торопились на вечерние встречи, и все для того, чтобы шестерни продолжали вращаться. Но с моего ракурса все выглядело иначе.
Я шел мимо людей в серых костюмах и галстуках. Они прижимали к уху телефоны или наушники, смотрели себе под ноги, спрятавшись от хмурого неба под зонтами. Одинаковые мужчины и женщины застыли в витке похожих друг на друга дней в ожидании пятницы. А потом в ожидании еще одной, и еще одной. И так, пока трудовая книжка не подсчитает двадцать — тридцать лет стажа. Это будет повод для гордости, повод думать, что жизнь прожита не зря. Прекрасное чувство — быть белкой, вращающей колесо. Знать, что за тебя давно придумали, к чему стремиться. Знать, что не нужно ничего решать самому – СМИ подскажут, как себя повести и что почувствовать.
Может быть, именно по этому принципу появились ускоренные? Это те, кто не был доволен положением вещей. Не был доволен по-настоящему, а не просто немного поворчать вечером на кухне, чтобы назавтра вновь влиться в серые будни, не желая что-либо менять или меняться самому. Те, у кого внутри есть стержень, даже если этот стержень утоплен в праздности, отчаянье или гневе. Хотелось бы верить в это. Хотя истина, как всегда, была где-то посередине.
Дорожная бригада разбирала асфальт на углу улицы, несмотря на дождь. Гастарбайтер в желтом жилете застыл с отбойным молотком, из-под которого во все стороны летела каменная крошка. Звуки работ вспугнули голубей, и стая сизых птиц взмыла над проезжей частью, замерев в живописной картине на фоне свинцового неба, роняющего крупные дождевые капли. Пустили искру рога переполненного троллейбуса, подходящего к остановке. Маршрут в никуда и низачем.
Все это вводило меня в апатию. После живописных пейзажей Руси-матушки картина рабочего дождливого мегаполиса не вызывала ничего, кроме депрессии. Глядя на толпы замерших людей, я опять вспоминал своих друзей и семью, оставшихся в городе А.
— Если убить много мух, время вернется в норму? — как луч света среди пасмурного дня прозвучали слова Кирилла, как обычно, лишенные смысла, но отчего-то невероятно теплые. — Мухи же тоже ускоренные. Значит, если одновременно прихлопнуть столько мух, чтобы их суммарный вес сложился бы примерно как у среднего человека, время заработает.
— Не думаю, что это так работает, — отвечал я, уже нацепив на себя маску профессора Хронологии, Метрологии и Физики.
— Ты, что ли, пробовал? — скорчил передразнивающую, по-видимому, мое выражение лица рожу Кирилл.
Среди застывших людей мы заметили движение. Мигом заткнулись и уставились в точку. Парнишка лет шестнадцати вцепился в телефон в руках замершего мужчины и пытался разжать его пальцы. В бежевой расстегнутой ветровке с капюшоном, под ней майка с логотипом E3. Мальчишка полноват, из-за чего попытки вырвать телефон из хватки человека выглядели по-мультяшному забавно. Ему наконец удалось, и он радостно посмотрел на смартфон, приподняв его к небу, словно это был драгоценный камень, и он разглядывал игру света в его гранях. В этот самый момент он заметил нас. Мы не прятались, наоборот, быстро приближались. На ускоренную секунду я подумал, что наши голодные глаза и грязная одежда могут его напугать. Как стало понятно из разговора с Максимом, среди ускоренных много маньяков. Что, если он примет нас за одного из таких?
Но реакция мальчишки была непредсказуема. Он окинул нас презрительным взглядом и развернулся, направившись прочь по тротуару, словно мы не ускоренные, а просто еще одни из сотен застывших людей вокруг. Я опешил. Каждый живой человек, встреченный мной в этом статичном мире, вызывал кучу эмоций и такую же кучу вопросов. Я даже записывал их в дневник с подробным описанием способностей и разговоров. А этот парень просто уходит. Я, конечно, знаю, что в городе Н. много укоренных, но неужели настолько много, что можно относиться к новому человеку, как к чему-то несущественному?
— Постой! — закричал я и побежал следом. — Стой, парень! Мы только что пришли в город! Ты не мог бы помочь нам?!
Парень не останавливался. Он посильнее натянул капюшон, вытащил из кармана черную соломинку для коктейля и сунул её в рот.
— Стой! — уже начиная злиться, крикнул я и схватил его за рукав. Движение получилось слишком резким и парня развернуло. Из его карманов на пешеходную дорожку полетело с десяток различных телефонов последних моделей. Они, как капли воды, брызнули в стороны, вылетая из всех складок его одежды. Малой резко одернул руку и сердито на меня посмотрел. Потом стал вылавливать из воздуха уроненные девайсы.
— Да что с тобой такое? — удивленно спросил я, протягивая руки к телефонам зависшим в воздухе, чтобы помочь. Но малец ударил меня по ладоням, чем еще сильнее вогнал в ступор.
— Это с тобой что такое? — процедил он сквозь зубы, нажевывая соломинку. — Всё прутся сюда и прутся. Чего вам не сидится у себя? Ну зачем? Скажи мне, зачем?! — последнее слово он почти прокричал.
— Воу, спокойно, — сказал подоспевший Кирилл. — Пацан, ты не думал, что в большинстве городов ускоренных либо не появилось вовсе, либо появился всего один-два. Слышал когда-нибудь про одиночество? Так вот, человек — зверь стадный. Без коллектива не существует.
— Это все полнейшая чушь. — парень собрал свои телефоны и теперь шел дальше, а мы шли за ним, попросту не зная куда здесь можно податься, вынужденно слушая монолог. — На протяжении веков люди стремились к одиночеству. Весь технический прогресс направлен на то, чтобы человек обходился без человека. Беда была только в том, что из-за ограниченности ресурсов, приходилось взаимодействовать с другими людьми. Для обмена товарами и примитивных работ, вроде выращивания пищи. Теперь такой необходимости нет. У нас бесконечные ресурсы, бесконечная еда. Мы достигли того, чего хотели! Плотность появления ускоренных — один человек на четыре сотни квадратных километров. Мы можем прожить жизнь, в глаза не видя других живых людей и не о чем не заботясь. Но все равно вы идете сюда… Ну вот зачем? Чем вам не нравится одиночество? Только слабаки ищут поддержки внутри кого-то другого.
Кирилл отвесил умнику подзатыльник:
— Подрастешь, поймешь, — сказал он, а потом нагнулся ко мне и шепотом добавил: — У него просто бабы пока нормальной не было…
Малец разочаровано цыкнул, кажется, услышав слова Кирилла.
— Я провожу вас в метро, там вам расскажут, как у нас все устроено, но это не значит, что мы с вами друзья. Просто мой долг, как члена общины, показывать новеньким, куда идти. Вам повезло, что вы наткнулись на меня, а не на кого-то из силовиков. Эти ребята совсем бешеные.
— Точно, — вспомнил я, — говорят, у вас здесь какая-то иерархия, основанная на наркоте. Люди с цифрами лютуют.
Парнишка закатал рукав и показал татуировку с цифрой «63» на предплечье.
— Нормальные у нас порядки. Не хочешь — не пробуешь. Никто ничего насильно ни в кого не запихивает. Зато нервные ведут себя тихо, не мешают жить нормальным людям.
— Ага. Я вижу, — съязвил Кирилл.