***
Приготовления к Новому году были почти завершены. Вторую половин цикла я проводил в университете, тренируясь в создании льда. И мои тренировки не были напрасны. Я сделал настоящий каток во внутреннем дворе общежития, чем сильно порадовал Алису. Это была пробная попытка, но всем так понравилось, что на следующий цикл к нам в гости уже наведались ускоренные с коньками. Я думал, что каток станет сюрпризом, но тайну сохранить не удалось, спасибо Алисе за это. Меня так же злило то, что из-за слабой тени души кататься на коньках нормально я не мог. Ощущалось это так, словно на моих ногах висят две гири по шестнадцать килограмм. Другие ребята тоже испытывали подобные проблемы, но в куда меньшей степени. Впрочем, злился я недолго. Та же самая Алиса присела надо мной и ласково прошептала на ухо, что я молодец и сделал счастливыми много людей. Я согласился с этим неоспоримым фактом, ЧСВ затмило собой плохое настроение, и с гордо поднятой головой, я ушел спать. С Леной мы так и не поговорили. Она стала избегать меня сильнее, чем раньше. Я решил, как всегда, зарыть голову в песок и сделать вид, что никакой проблемы нет. Этому способствовало то, что утром я уходил на обучение к офицерам. Виделись мы только на репетициях, в кругу прочих участников «Улицы Сезам» и говорили только о деле. Однако при этих разговорах на сердце сыпался песок. Если в отношении Кирилла все позиции были понятны, то с Леной все оставалось покрыто пеленой непонимания. И никто из нас не пытался её снять. Скоро должна была состояться премьера нашего Новогоднего шоу. Из-за стояния на мосту я пропустил слишком большой этап подготовки и не мог теперь активно участвовать в постановках, особенно в музыкальных, коих было большинство. Так что на мне осталась техническая часть. Декорации, работа грузчика и, собственно, снег. Но перед этим грандиозным праздником состоялось еще одно событие. Не столь радостное.***
Предстоящее мероприятие совершенно вылетело у меня из головы. Так, что когда по утру вся «Улица Сезам» вырядилась в траур, а занятия дружины были отменены, я немного удивился. Пришлось в срочном порядке искать строгий костюм, но благодаря Алисе я уже знал все ближайшие магазины одежды. Вот уж не думал, что в мире без времени что-то способно заставить меня надеть пиджак. В глубине души я был рад. Очень уж нравится мне официальный стиль одежды, но носить пиджаки просто так не позволяет привычка. Увы, черного комплекта по размеру я не нашел. Пришлось ограничиться темно-синим. Мысли об одежде занимали меня больше, чем повод для её ношения. Затем мы выдвинулись к месту похорон. Как оказалось, они неизменно проходили в одном и том же месте. На речном вокзале. Там, где я повстречал Лену. Кстати, самой Лены в наших рядах не было. И это было странно. Что думать по этому поводу, я не знал. Выяснилось, что Лена никогда не посещает похороны. Думаю, она не одна такая. Мне тоже не нравились подобные празднества. И дело даже не в трагичности самого факта смерти человека, а в том, во что живые превращают акт, посвящаемый памяти умершего. Лицемерие, раздел имущества, выяснение отношений. Тех, кто по-настоящему скорбит, как правило, можно пересчитать по пальцам. Все остальные либо желают положить лапу на материальные ценности, либо просто не хотят выглядеть бесчувственными сухарями перед другими, такими же притворяющимися. Это не значит, что проводы не нужны. Наверное, близким погибшего приятно знать, что они не одни в своем горе. Но все эти соболезнования, тосты за тех, кого с нами нет, даже близко не стоят с истинным желанием помочь. Если тебе в самом деле жаль, то возьми на себя часть расходов, помоги с организацией, да просто помой посуду, посиди с детьми. Если ты не готов это сделать, то о чем вообще речь? Ты вроде соболезнуешь, но не настолько сильно, чтобы что-то предпринять по этому случаю. Стало быть это простое лицемерие и ты вежливо наврал. Зато другие не подумали, что тебе все равно. Я знаю, что ты думаешь, читатель. Я ведь сам сейчас иду в колонне к месту похорон, где буду изображать смиренную скорбь на лице, как и другие. Все потому, что мне захотелось надеть куда-нибудь пиджак. Да. А еще я наслышан о способе, которым в общине хоронят людей. Место похорон выбрано не просто так. Уж очень хочется посмотреть, как здесь избавляются от тел.***
На речном вокзале уже стояли с полусотни человек. Среди черных платьев и костюмов были заметны красные нашивки моих, теперь уже, коллег, тех, кому выпало дежурить в этот цикл. Народ толпился у воды, разговаривая о чем угодно, только не о похоронах. И их трудно было в этом винить. Хоронили Ивана и Влада. Наших провожатых, убитых на мосту. Тела пока не принесли, и людям не к чему было приковать свои взгляды. Кроме того, похороны — один из немногих поводов в ускоренном мире, по которому народ с разных частей города может собраться в одном месте и обменяться новостями. По понятным причинам коммуникация на больших расстояниях затруднительна, а единственный доступный транспорт — это Урсула и её телепорты. Но вот, началось. Появились две группы людей по шесть человек, выносящие завернутые в белые саваны тела. Они были перевязаны канатиком в нескольких местах и упакованы, как новорожденные. Лицо Влада оставалось открытым, а вот попавшего под колеса Ивана закрыли целиком и на белом сване успели проступить кровоподтеки. Когда ускоренный умирает, его тело возвращается в замедленный мир. Говорят, мол, душа вышла и забрала свою тень, дающую силу быть ускоренным. Так что трупы не разлагаются, не теряют цвета, не заливают все кровью, если есть раны. Они попросту не успевают, остаются сидеть как живые с запечатленными на лицах последними гримасами. Правда, в случае Ивана на асфальте остался только фарш. Это видно по неправильной форме савана, особенно в сравнении с Владом. Его собрали по кускам и теперь хоронили в «закрытом гробу». Процессия шла к воде. Люди организовали живой коридор, и все голоса смолкли. Медленно и печально оба тела положили на воду в паре метров от бетонной юбки берега. Правильнее сказать подвесили. Ведь теперь их тела принадлежат замедленному миру, и участники процессии просто опустили саваны на уровень воды так, чтобы выглядело, словно они, в самом деле, лежат на водяной пленке. Далее люди могли попрощаться. Те, кто хотел, подходили к саванам, клали на воду цветы, записки или другие памятные вещи. Таких было не слишком много. Но мне показалось, что именно этих людей стоит выделить на фоне прочих зевак, что пришлю слюда почесать языком. В основном это были дружинники, с большинством я даже уже был знаком. И в этот момент ко мне подошел Дима. Малой вложил мне в руки клочок бумаги и карандаш, а заметив мое замешательство, сказал: — Они же тебя защищали… Я вздохнул, глядя на белые поля листочка, и попытался вспомнить что-то хорошее из своего короткого знакомства с Владом и Иваном. Но вспомнилась только их небольшая ссора. И тогда я написал на листке корявым подчерком три слова «Совесть, Смерть, Сиськи». Наверное, стоило написать что-то обычное. Вроде, «земля пухом», «царствия небесного». Но об этом я подумал, уже когда стоял на воде, над саванами. Встал вопрос, куда положить бумажку. Опускать на воду не хотелось, а заткнуть за складку савана как-то не культурно. Тогда я просто отпустил её висеть в воздухе, примерно в метре от воды, чуть подальше от места, где другие возлагали цветы. Но не успел сделать и шага обратно, как вновь схватил бумажку и карандаш. Решительно зачеркнул одно слово и оставил висеть в воздухе уже другое послание. Оно гласило «Совесть, Смерть, Любовь». Последним на воду вышел отец Михаил. Он прочитал полагающиеся для этого молитвы, возложил что-то сам к телам Влада и Ивана и громко произнес «Аминь». Люди на берегу повторили и перекрестились. Потом он словно махнул кому-то на другом берегу реки и поспешил обратно на каменную юбку речного вокзала. При этом заметно торопился убраться с воды, словно она вот-вот загорится. И это предположение не было далеко от истины. Народ заволновался. — Сейчас начнется… — Смотри, смотри… Куда смотреть я не знал. Вертел головой во все стороны. Куда смотрят другие тоже не понимал, потому, как каждый пялился на реку в разные её точки. Антон толкнул меня локтем и указал нужное направление. На воде, сразу в нескольких местах завороженной реки, начинал клубиться туман. Молочный и густой. Какой бывает только ранним утром и никак не может быть в царящую сейчас промозглую погоду. Туман не стоял. Он двигался. Клубился, растекался и полз по воде, занимая собой почти все пространство от берега до берега. Люди стали пятиться. Когда туман подкрался к речному вокзалу, народ нервозно, но все еще не отводя любопытных глаз от реки, стал отходить назад на ступени. Туман поглотил кромку берега. Несмотря на то, что за нашими спинами воздух был совершенно чистым и его разрезали лишь мелкие дождевые капли, буквально в паре метров впереди царила туманная пелена. Она даже пахла как настоящий туман. Свежей росой. Я было потянулся вперед. Мне было интересно посмотреть и потрогать это чудо природы. Но меня резко одернули назад сразу несколько человек. — Любая органика, попадающая в туман пропадает, — пояснил Антон, — зайдешь на пару шагов туда, где тебя не будет видно, и все… От тебя только шнурки и штаны останутся. — Как так? — изумился я, — что это такое? — Никто точно не знает, — отвечал мне уже другой человек, совершенно незнакомый мне зевака, — но есть слух, что это чья-то тень души обладает такой способностью. Однако, что точно происходит в тумане, никто не знает… — Так уж и никто? — я оглянулся, попытавшись найти в толпе Урсулу. Она наверняка должна была вычурно одеться и быть очень приметной. Но вместо этого нашел только Тиграна. Первый номер стоял на самой верхней ступеньке лестницы, спускающейся на причал. Армянин был бородат, мрачен и задумчив. Представление на реке его не интересовало. И я догадывался почему. Туман рассеивался. Быстро, но в то же время степенно. Просто редел, словно его никогда на реке и не было. А вместе с туманом с воды пропали тела, саваны, цветы и восковые свечи. Однако остались несколько искусственных гвоздик, металлическая шкатулочка, синтетические майки и другие различные элементы одежд, например, застежка — молния, пуговицы. Видать саваны у них льняные, коль туман их поглотил. — Ого! — буркнул я себе под нос. Прошло совсем мало времени. Никто не успел бы так быстро забрать тела, да еще и повыдергивать все неорганические элементы из их одежд. Похоже, туман в самом деле расщепляет органику. Но что это? Аномалия ускоренного мира? Проявление одного из типов энергии, неведомого науке? Чья-то способность, которую держат в тайне лидеры Большой тройки, дабы избавляться от трупов? Ставлю на третий вариант. Даже если я не прав на сто процентов, они точно знают куда больше обычного населения в этом вопросе. Народ на берегу расслабился, все предвкушали банкет. Под этот шумок я и улизнул, от своих товарищей с «Улицы Сезам» и направился в сторону Тиграна. Проталкиваясь через людей, я еще не знал, что именно ему скажу. И зачем вообще иду в его сторону. Мне хотелось ткнуть ему в глаза Кириллом и закричать, что он настоящий. А еще заставить его объясняться насчет «счастья» и людей, чьи жизни оно убивает. Было бы не плохо также получить извинения, за то, что он не хотел брать меня в дружину. Все эти чувства смешались в кучу. С одной стороны я не мог ничего из этого сказать Тиграну напрямую, но с другой, мне было необходимо хоть как-то показать все, что я ощущаю. Вот только разобраться бы, что именно я ощущаю, но это точно что-то требующее немедленного обсуждения!***
На вершине лестницы Тиграна не оказалось. Он уже успел отойти в строну, пока я протискивался через людей. Краем глаза я заметил его, вместе с другим человеком, заходящим за угол соседнего здания. Туда же поспешил и я. Будучи уже у самого угла дома, я услышал их голоса. Тигран говорил с кем-то на армянском языке, иногда срываясь на русский. Из этих редких фраз я кое-что подчеркнул. — Допросили? — грозно, ожидая единственно верного ответа, спрашивал Тигран — Да! Он один из последователей лжепророков. Вестник судного дня. — Отвечал второй. — Фанатик значит? — Да! — Говорит, кто их послал? Сколько их и где найти? — Нет! Как заведенный, заладил шарманку про очищение через смерть. Припадок у него. Что делать? — На ЛЭП его. — Как скажешь, Тигран… Я понял, что речь идет о пленнике на мосту. Единственном из нападавших, кого силовики общины оставили в живых. Значит, это все же были не охотники за наркотиками, а религиозные фанатики. Из того, что мне рассказал Антон о пророках, у них есть веский повод ненавидеть Тиграна, ведь он разрушил их власть в городе, половину уничтожив, а другую половину посадив на «счастье». Однако, что за ЛЭП? Что за вестники судного дня? Какое очищение через смерть? Задумавшись, я упустил конец их разговора. Это было довольно легко, учитывая, что я не понимал ни слова. Из-за угла вышел собеседник Тиграна. Армянин моего возраста, с черными, как нефть, волосами, сверкающими глазами и широким лицом. Он встретил меня взглядом, но ничего не сказал и просто пошел в строну речного вокзала. Я посмотрел ему в след, а когда повернул голову в другую сторону, Тигран уже стоял прямо передо мной. Опасно близко. Я даже испугаться не успел, как армянин схватил меня за воротник и затащил за угол дома, прижимая спиной к стене. — Чего тебе надо? — прорычал он. Переносица Тиграна морщилась от злости, он словно учуял противный запах. Густые брови не просто нахмурились, они нахлобучились на глаза, как торчащая с крыши часть кровли. Но тем не менее, мне показалось, что вся эта злоба напускная. Тигран потерял двух людей из дружины. Их убили его давние враги. Зверь был напуган, загнан в угол и зол. Все по-разному переживают трудные жизненные обстоятельства. Кто-то погружается в работу, кто-то в депрессию, ну, а Тигран… Тигран злится. И скоро мне предстояло понять, что гнев его куда сильнее моей гордыни. — Почему вы меня так ненавидите? — пытался я выдержать спокойствие в голосе. Однако будучи столь внезапно прижатым к стене это было сложно. Ну, а что мне нужно было сказать? Я шел сюда с четким намереньем доказать, что я Д’Артаньян, а все они метросексуалы. Но совсем забыл учесть, что львы не разговаривают с гиенами. Не знаю, на что я надеялся. — Тебя? — бурчал Тигран, — ты здесь ни при чем! Я ненавижу твое поколение. И ты его яркий представитель. Воспитанный на фантастических книгах и фильмах, ты уверовал в чувство собственной уникальности. Подумал, что ты особенный и научился верить в себя. Тебе кажется, что быть собой более чем достаточно, чтобы весь мир начал вращаться вокруг твоего эго. Но ты ошибаешься… — Тигран отпустил меня и отошел на несколько шагов, оглядывая меня и ожидая реакции. Но я молчал. Насупился и надулся, как рыба-шар, позволяя ему выговориться. Сейчас было важно дать Тиграну выпустить пар. Это я усвоил еще из общения с Кириллом и своим дедом. — Верить в себя не достаточно, мальчик! Нужно еще и уметь работать. А этому твое поколение не научили. Вы сидите, сложив ручки, и ждете, что богатства свалятся вам на голову просто потому, что вы принимаете себя такими, какие вы есть. А вы есть никто. Труд сделал из обезьяны человека. А вы так и остались обезьянами, уверенными в себе, эгоистичными обезьянами. Тигран поставил руки в боки и несколько раз коротенько прошелся вправо — влево. Затем утер себе нос пальцами и опять зыркнул на меня своими львиными глазищами. — Зачем ты вступил в дружину? — начинался второй круг. И сейчас было важно не угадать то, что думает Тигран, а ответить максимально честно. Но мог ли я сам дать себе четкий ответ на этот вопрос? Пришлось сорваться на очевидные вещи. — Что бы защитить тех, кто мне дорог… Тигран рассмеялся. Он смеялся громко, громыхая голосовыми связками. А я стоял, опустив голову, как наказанный школьник, ожидающий, что его простят и отпустят домой. Может быть стоило продолжать смотреть на Тиграна. Тогда я смог бы защититься от неожиданного удара в живот. Нет. Если бы я смотрел на Тиграна, он даже не стал бы меня бить. Но так как я опустил глаза, а давно не стриженная челка закрыла мне обзор, удар был пропущен. Я взвыл. Внутри все скрутило, и земное притяжение вдруг показалось слишком сильным. Я начал скользить по стене вниз, но Тигран не дал мне упасть. Он схватил меня двумя руками за воротник и оторвал от земли, проскрипев моим шикарным пиджаком по стене дома. — Кого ты можешь защитить, если ты даже не в состоянии защитить самого себя?! — лев скрипел зубами. Он оторвал меня от стены, а потом вновь ударил меня о нее спиной. Потом еще раз. Мне показалось, внутри меня что-то лопнуло. Но на самом деле это хрустнула стена подо мой. — Крепкий, — фыркнул Тигран, — у тебя маленькая тень души, но из-за этого она очень плотная и надежно защищает тебя. Проверим, насколько надежно… Тигран перехватил меня одной рукой за предплечье, а другой все еще держался за ворот рубашки, и с небывалой легкостью перебросил меня через плечо, прямо в клумбу. Я опять ударился спиной. И если у стены я был еще в состоянии что-то сказать, то сейчас в горле появился привкус крови, и жидкость заполняла мой рот. Однако, сознание я не потерял. Очень зря. Тигран не выпустил мою руку. Он вновь оторвал меня от земли, словно я плюшевая игрушка, и уронил меня уже за своей спиной. Лицом вниз. По лбу потекла красная капля. Мой драгоценный пиджак превратился в клочки. Я выплюнул скопившуюся во рту жидкость. Голова шла кругом, а я обнаружил, что лежу не неглубокой воронке, раздробившей часть дорожки перед подъездом. Тигран сгреб меня с земли и взвалил себе на плечо, как щенка. Он, кажется, что-то говорил, но я был не в состоянии слышать. Все звуки были очень далеко, словно за несколькими стенами. Армянин чуть присел и подпрыгнул. После чего мы…полетели. На месте, где стоял Тигран остался внушительный след. Воздух вокруг нас покрылся шумами, а грудь сдавило так, что дышать стало невозможно. Свисая вниз головой с плеча Тиграна, я хорошо видел удаляющуюся землю. Центральный район, улицы и автомобили. Застывшие люди становились крошечными, а вокруг нас появлялись низке дождевые облака. Скорость полета замедлялась и на определенной высоте мы практически зависли. В этот момент я мог слышать, что говорит Тигран… — Ты видишь? Этот город оплот порядка. Он был таким не всегда, и потребовалось много времени, что бы сделать его таким. Большинство людей не в состоянии оценить количество потраченных сил, которые делают их жизнь такой, какая она есть. Они принимают еду, медицину, защиту как данность, …но все это стало возможно, лишь благодаря тем, кто работал во имя общего дела… Внизу виднелась река со всеми своими изгибами и опоясывающими её тремя мостами. Город Н, облепивший её берега со всем сторон, царапал небо своими высотками и пестрил паутиной дорог. Мы понемногу начали падать. И я понял, что Тигран не летит. Он просто очень высоко прыгнул, и сейчас мы будем спускаться вниз. — Я преподам тебе бесплатный урок, мальчишка… — Тигран вытянул руки в сторону и резко хлопнул в ладоши. Я четко видел, как от его ладоней в стороны разошлись ударные волны, а основной поток порвал облака, развеяв их и придав нам невероятное ускорение. Угол моего зрения расширился, я стал видеть, так сказать, за угол. А цвета вокруг стали резко контрастнее, играя в переливах от красного до фиолетового. Эффект Доплера. Прямо сейчас, мы приближались к скорости света и пространство, и время искажалось, складывалось, меняя цвета и форму. Облака становились алыми, но стоило мне повернуть голову и поменять угол зрения, сияли ядовитым зеленым и фиолетовым. Почему мы вообще живы? Как два человека могут существовать в движении, близком к скорости света? Ответ был прямо на нас. Я осмотрел руки. Мое тело оказалось покрыто золотым полем, переливающимся как водяная пленка. Тело Тиграна тоже имело такое поле, но куда более широкое. Оно щитом принимало на себя все силы, что сопротивлялись нашему полету, мерцало, но не пропадало. Тень души. Сейчас её можно было видеть. В голове что-то щелкнуло. Не привыкший к такому рода перегрузкам мозг отказался принимать информацию и перезагрузился. Я потерял сознание. Как мы приземлились, я не знаю. Открыв глаза, я нашел себя лежащим на траве, где-то на обочине дороги недалеко от лесополосы. Чувствовал я себя, мягко говоря, плохо. По мне словно каток проехался, а в голове взорвали петарду. С огромным трудом я сел, в спине заныла боль, а в нос ударил запах кровавого железа. В кадре появился Тигран. Заметив мое движение, он вышел передо мной, мрачный, как и всегда с гневным огнем в глазах. — Смотри туда, — показал он на другую сторону дороги. Я не сразу смог сфокусировать взгляд. При попытке посмотреть в даль, все плыло и начинало подташнивать. У меня точно сотрясение. На той стороне дороги я увидел стоящие в ряд вышки ЛЭП, они растопырили свои стальные руки, натягивая провода. Но одна из вышек явно выделялась на фоне остальных. На её ветвях, с веревками вокруг шей, были подвешены больше двух десятков человек. Они висели так плотно, что некоторые касались плечами других. Обилие мух вокруг вышки лишь нагнетало картину. У некоторых людей уже закатились глаза, другие выглядели так, словно что-то кричали. Кто-то даже впился руками в веревку на шее, но был уже мертв, и его время замедлилось, относительно нас. — Это ЛЭП, — заговорил Тигран, тяжело дыша — здесь казнят тех, кто нарушает правила. Ты знал, что когда человека вешают, в основном, он умирает из-за сломанной шеи, а не от удушья? Это быстрая смерть. Роскошь, недоступная ускоренным. Тень души защищает от такого рода перелома. Но она же является причиной медленного удушья. Та часть веревки, что находится близко к телу, медленно сдавливает дыхательные пути. Можно пытаться спастись, используя сжатие. Но для этого нужно уметь очень хорошо контролировать силу, ведь если ты случайно ускоришь пространство вокруг… То… — Тигран хмыкнул и одобрительно покачал головой, — но я не хочу, чтобы ты думал, будто эта линия памятник зверства Большой тройки. Электрический ток в проводах хоть и двигается в город Н., но все же не слишком быстро. Умирающие здесь люди создают посмертный выхлоп для электричества в проводах, и оно быстрее доходит до города. Все должны приносить пользу тому обществу, в котором живут. Даже те, кто против порядка… Я сидел молча. Честно говоря, мне была необходима помощь врача. Оценить степень своих повреждений самостоятельно я не мог. Мое тело обильно покрылось синяками и ссадинами, но глубоких ран я не ощущал. Однако, внутри меня органы словно поменялись местами. Крутило все и вся, а кровь поступала в рот. — Сейчас, у тебя последний шанс уйти. Дорога идет в две стороны. Вон там, город Н. А вон там все остальное. — Он замолчал, мельком осматривая меня, — если сдохнешь, значит, ты мне такой и не был нужен. И тем, кого ты собирался защищать тоже. До города идти часа четыре. Но запомни. Появишься в городе, и в следующий раз сможешь покинуть его лишь двумя способами. Через туман или через ЛЭП, — он еще раз указал на вышку. — Подумай, мальчик. Подумай… С этими словами Тигран отошел к лесополосе. Чуть присел и оттолкнулся от земли, взмывая в небо. Скорость и звук были такими же, как у взлетающей баллистической ракеты. Ударные волны уложили к земле траву и заставили прогнуться ближайшие ели. Деревья так и застыли, наклоненные против ветра. А Тигран пронзил облака, раздвинув их в стороны и оставив за собой след разряженного воздуха. Там, за облаками он и пропал. Рядом со мной в траве лежала большая березовая палка. С её помощью я встал и шатаясь вышел на дорогу. Сперва, заплывшим взглядом я поглядел в сторону города, затем на дорогу, ведущую в другом направлении. И шаркающей походной сделал туда несколько шагов. Дорога показалось мне пустынной, уходящий до самого горизонта, за которым я опять увижу дорогу. И хотя она постоянно идет вперед, я подумал, что постоянно прибывая на трассе это будет так же, как если бы я вовсе не сходил с одного и того же места. И ничего там нет в конце пути, потому что нет самого конца. Тогда я развернулся лицом к городу. Проходя мимо висельников на электролинии, я пытался не смотреть на них. Но все равно не удержался. То ли из-за их вида, то ли из-за сотрясения мозга, меня вырвало прямо на туфли. Но утерев рукавом пиджака рот, я продолжил шагать, возможно, совершая самую большую ошибку в своей жизни.