В поиске и странствии

      Кэссиди сидела за столом на кухне, сжимая в руках чашку кофе. Кажется, она всю ночь пробыла на кухне, просто пялясь в одну точку. С каждым годом в этом доме становилось все тише — сначала Кристиан уехал в Хогвартс, вслед за ним — Кэрри, теперь погибла Корина, а Грейсон сбежал в Нью-Йорк. Никогда еще этот особняк не казался Кэссиди таким огромным и пустым. Конечно, тут осталась Элис, но она всегда была такой тихой и неприметной, что порой Кэссиди и в самом деле мерещилось, будто бы она осталась тут в полном одиночестве.       Впрочем, Кэссиди невзлюбила этот дом с первого взгляда. Она умоляла Алистера оставить дом кому-нибудь из родственников (благо претендентов было более чем достаточно), а самим перебраться в более скромное жилище, но он впервые даже не пожелал обсудить этот вопрос и ничуть не уступил супруге. Алистер действительно любил этот дом, мечтал, как они с Кэссиди будут растить здесь детей. Со временем Кэссиди притерпелась, перестала замечать, сколько здесь пространства, и поверила, что снова будет счастлива.       А затем Алистер умер, и эта вера потухла. Он был первым, кого Кэссиди искренне полюбила, и первым, по кому она рыдала до хрипоты.       Кэссиди бродила по особняку, как привидение, и, если бы не заботы Элис, наверное, погибла бы от усталости и голода. Элис на тот момент едва исполнилось двенадцать лет. Она была дочерью двоюродного брата Алистера, но семья отказалась от нее, потому что Элис оказалась сквибом. Алистер пожалел девочку и взял к себе. Первое время это был дикий испуганный зверек, и Кэссиди пришлось приложить немало усилий, прежде чем она смогла его приручить. И она совсем позабыла об Элис, когда умер Алистер. Но именно Элис самоотверженно заботилась о Кэссиди, не оставляя ее ни на минуту. А, узнав, что у Кэссиди есть сестра, немедленно написала ей.       В то утро Кэссиди проснулась от дикого крика. Он ножом врезался в ее голову и заставил подпрыгнуть на постели. На них что, напали?.. О нет, Элис же не сможет сама себя защитить. Все еще чувствуя дурман в голове, Кэссиди выбралась из подушек и бросилась на крик, доносившийся откуда-то снизу.       Она влетела в столовую, готовясь атаковать неизвестных врагов, но просто остолбенела, увидев, что источником крика была маленькая девочка с копной золотисто-каштановых волос. Рядом с ней сидела Корина и пыталась сунуть ей в рот ложку, наполненную овсяной кашей, но малышка так яростно сопротивлялась, словно бы считала, что ее хотят отравить. Ее маленькие пальчики загребли из тарелки приличный комок каши, и девочка швырнула ее, не глядя. Корина машинально увернулась, и снаряд врезался прямо в голову мальчика, сидевшего прямо за ней. Мгновение мальчик осознавал, что произошло, а потом расплакался.       Так Кэссиди впервые познакомилась со своими племянниками. Тогда она даже и не подозревала, как сильно полюбит вечно рвущуюся на поиски приключений Кэрри и тихого Криса, способного расплакаться по любому пустяку. Правда, что-то изменилось, как только Крис научился читать. Теперь он постоянно задирал Кэрри, а она — плакала и пряталась. Пожалуй, именно своим племянникам Кэссиди должна была быть благодарна за то, что они вытащили ее из могилы, в которую она сама себя загнала.       Она знала, что рано или поздно Крис и Кэрри и уедут, у них начнутся свои жизни. Но почему это должно было произойти так скоро? Кэрри еще более-менее исправно приезжала на каникулы, а вот Крис стремился больше времени проводить со своими друзьями. И Кэссиди знала, что на эту Пасху они оба не приедут, как и на летние каникулы. От этой мысли было больно и обидно, но как объяснить этим детям, насколько она привязана к ним, и что ей просто страшно в этом огромном пустом доме? Время, когда они с Элис жили здесь только вдвоем, было ужасным — Кэссиди скорбела по Алистеру, а двенадцатилетней Элис приходилось заботиться о них обеих, как-то поддерживать особняк и следить, чтобы Кэссиди ничего с собой не сделала.       Чашка остыла, и кофе в ней больше напоминал всего лишь противную горькую жидкость. Кэссиди запустила руки в волосы и усмехнулась. И Крис, и Кэрри злились на нее. Крис, впрочем, злился и на отца за то, что тот не смог спасти Корину. Кэрри чувствовала себя преданной из-за того, что тетушка не поддержала ее в нужный момент. Если Кэссиди хочет вернуть любовь племянников, ей нужно найти убийцу Корины, а не предаваться тяжелым воспоминаниям над холодным кофе.       Из коридора послышались легкие шаги, и на кухню зашла Элис. Казалось, она совсем не удивилась, увидев здесь Кэссиди.       — Ты так и не ложилась, — констатировала Элис.       — Ночь — прекрасное время для размышлений, не так ли? — Кэссиди постаралась, чтобы ее голос звучал оптимистично.       — Кэссиди, я знаю, почему ты не спишь. Но я не понимаю, почему ты не хочешь об этом поговорить.       — Не хочу тебя грузить. Ты и так со мной настрадалась двенадцать лет назад.       — Двенадцать лет назад я с тобой настрадалась как раз из-за того, что ты не хотела поговорить. По крайней мере, будучи трезвой. Я уже не ребенок, Кэссиди. Да и будучи ребенком могла бы выслушать твои заботы. Да вы с дядей Алистером мне жизнь спасли! А ты еще и научила меня магии, избавила от комплекса неполноценности. Я никогда не смогу расплатиться.       — Видимо, я не до конца избавила тебя от твоих комплексов. Будь это действительно так, то ты давно уехала бы из этого чертового дома и делала, что пожелаешь, вместо того, чтобы в свои годы, жить затворницей.       — Мое единственное желание — увезти тебя из этого чертового дома.       — Выбери другое. Я не смогу уехать даже, если захочу. Алистер очень любил его, и он расстроился бы, если бы дом пришел в запустение.       — Я думаю, тебя дядя Алистер любил больше, — тихо сказала Элис. — И, если бы он знал, как ты несчастлива в этом доме, он бы увез тебя отсюда.       — Ну, я была здесь счастлива, — Кэссиди усмехнулась. — Пока был жив Алистер, пока Корина, Грейсон и дети жили здесь… Прости, Элис, звучит так, словно бы тебя мне недостаточно.       — Я поняла, что ты имеешь в виду. Но ты же понимаешь, как Крису и Кэрри будет тяжело вернуться в дом, где умерла их мать? Бедняжка Кэрри нашла ее тело, а Крис плакал каждую ночь в подушку.       «Надо же… Я знала, что у мальчика мягкое сердце, несмотря на все его выходки. Но такого не ожидала…»       — Понимаю, — Кэссиди отхлебнула из чашки и поморщилась. Совсем забыла, что кофе уже давно остыл. — Но не могу оставить дом. Наверное, было бы проще уехать, будь у нас с Алистером общий ребенок… Но его нет. Единственное, как я могу сохранить память об Алистере, это дом.       — Кэссиди, дело не в том, что у тебя осталось от дяди Алистера. Дело в том, что ты считаешь, что ты до конца жизни ему обязана за спасение от Сама-Знаешь-Кого, и никогда не сможешь отблагодарить в достаточной мере.       — Где-то я это уже слышала… Нет, Элис, я не настолько глупа. Просто он был моей первой настоящей любовью. Не пойми меня неправильно, я влюблялась и до него. Но только с Алистером мне было легко. Я не думала о том, как должна выглядеть, вести себя, двигаться, что должна говорить. Мне даже молчать с ним было легко. Такого я ни к кому не чувствовала — ни до него, ни после… В смысле, после при разговоре с мужчиной, мне и в голову не приходило, что наши отношения могут привести к флирту.       — Однако с Люциусом Малфоем ты весьма отчаянно флиртуешь.       — Даже не шути так, — Кэссиди поморщилась. — Терпеть не могу Малфоев. Люциус — склизкая сволочь, Нарцисса слишком задирает нос, а Драко из кожи вон лезет, лишь бы оправдать ожидания отца. Впрочем, у мальчика еще есть надежда — надеюсь, Крис на него повлияет, а не наоборот.       — Прости. Но я к тому, что ты еще можешь выбраться из этого дома. Я не говорю, что ты должна забыть Алистера, но ты молода, мужчины на тебя смотрят. Ты можешь найти свое счастье.       — Элис, я скажу это один раз, и мы больше никогда не вернемся к этому разговору — я все еще люблю Алистера и буду заботиться о том, что было ему дорого. А свое счастье я уже нашла — это Крис и Кэрри, и я заплачу любую цену, лишь бы они были счастливы. Понятно тебе?       — Да, — Элис отвела взгляд. — Прости.       — Ничего. Я лишний раз напомнила себе, что должна найти убийцу Корины. А для этого нужно пойти отдохнуть.       Кэссиди оперлась руками о стол и поднялась. Может, Элис и права, этот дом проклят, но Кэссиди его не оставит. Вот после ее смерти Крис и Кэрри могут делать с ним все, что захотят. В конце концов, это ее могила, и никто не обязан хоронить себя здесь вместе с ней.       — Кэссиди, — Элис поймала ее за руку. — Я хочу сказать… Я тоже никуда не уеду. То, что дорого тебе, дорого и мне.       — Если ты действительно этого хочешь, то я тебе очень благодарна. Но если ты сомневаешься, то, пожалуйста, уезжай. Мне сложно поверить, что молодая девушка может быть счастлива здесь в полном одиночестве.       В глазах Элис появилась странная решимость. Она закусила губу, словно бы сдерживала слова, готовые сорваться с языка. Но, видимо, эти слова так долго вертелись, что Элис больше не могла молчать. Она открыла рот и… послышался стук в окно.       Кэссиди обернулась. На подоконнике сидела важная амбарная сова. Кэссиди впустила ее в комнату, и на конверте увидела знакомый округлый почерк Кэрри. О неужели! Она не писала с самого начала семестра. Быть может, Кэрри все обдумала и решила вновь впустить тетушку в свое сердце? Кэссиди поспешно распечатала конверт и пробежала текст глазами.       — Элис, у нас проблема, — медленно произнесла она и протянула ей письмо.       — Авроры? — недоуменно переспросила Элис, уставившись в пергамент. — Но я думала, Министерство все списало на несчастный случай.       — Видимо, Грейсон на них надавил. Что ж, не могу его винить… Полагаю, поспать мне не удастся. Пойду напишу Камарии и подумаю над тем, какой версии нам всем стоит придерживаться.

***

      С наступлением пасхальных каникул замок опустел. Кэролайн ужасно непривычно было просыпаться в спальне в полном одиночестве, видеть полупустую гостиную и сидеть в слишком тихом Большом зале. Жаль, что даже на время каникул нельзя ночевать в спальне другого факультета, а то можно было бы устроить ночные посиделки с Джинни. Девочки даже набрались духу и пошли спросить разрешения у профессора МакГонагалл, но та, твердо заявив, что ночью нужно спать, решительно отказала. Еще и напомнила про домашнее задание на каникулы. Обидно, но и днем тоже достаточно времени.       Джинни наконец-то рассказала, почему Гермиона ударила Драко. Оказалось, что Бакбика все-таки должны казнить, а Драко мало того, что не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести, так еще и начал отпускать издевательские комментарии относительно Хагрида. Кэролайн эта информация привела в смятение — как Драко может быть так мил с ней и Крисом, но так жесток по отношению к другим? В чем разница? Ей хотелось бы поговорить с Драко об этом, но он был просто неуловим. Кэролайн видела его в основном в Большом зале, и там его окружала обычная компания. Может ли она просто так подойти к ним и отвести Драко в сторону? Наверняка Крис вопросительно изогнет бровь, словно хочет спросить: «Это еще что за ерунда?» Пэнси начнет ревниво выспрашивать, зачем это Кэролайн вдруг понадобилось говорить с Драко наедине, а Дафна — отпускать шуточки.       Так прошла первая неделя каникул. Кэролайн, помня о своем обещании черному псу, принесла ему еды. Пес уже ждал ее на поляне, и его хвост нервно задергался, едва он учуял соблазнительные запахи, доносящиеся из свертков. Кэролайн поставила свертки перед ним и, не удержавшись, погладила по голове, меж ушей. Пес взглянул на нее с неодобрением, напоминая, что он все-таки человек в собачьей форме.       — Простите, — улыбнулась Кэролайн. — Хорошего вам дня!       Отчего-то от этой небольшой выходки у нее резко поднялось настроение и обратно в замок Кэролайн шла, периодически хихикая. В воздухе уже чувствовалось приближение весны, все чаще проглядывало солнце и снова хотелось улыбаться, несмотря на все горести. Кэролайн остановилась на крыльце замка и, прищурившись, посмотрела на голубое небо. В этот момент ей казалось, будто бы весь этот огромный, расцветающий мир принадлежит ей одной.       Вдруг за спиной послышался скрип двери. Кэролайн повернула голову и встретилась взглядом с серебристыми глазами Драко Малфоя. Рядом не было ни Криса, ни Дафны, ни Пэнси, ни Крэбба с Гойлом. Он что, сбежал от них?       — Хорошая погода сегодня, да? — сказала Кэролайн.       — Я не стану поддерживать эту светскую беседу о теплом солнышке, чистом голубом небе и распускающихся цветочках, — буркнул Драко и вышел на улицу.       — Вот и зря. Я сегодня видела подснежники. Всегда так удивительно, когда видишь, как столь хрупкие цветы пробиваются через снег. Будто бы какое-то волшебство.       — Это не волшебство, а природный процесс. Если бы ты заставила их цвести с помощью своей волшебной палочки, тогда было бы волшебство.       — Ты говоришь, как Крис! Я про то, что подснежник — очень хрупкий и нежный цветок, но, тем не менее, это одно из первых растений, которые появляются после зимы. Когда я вижу подснежники, я понимаю, что темные и холодные месяцы прошли, снова будет светить солнце, все вокруг расцветет, и меня охватывает такое удивительное, теплое чувство, будто бы все будет хорошо, и вот-вот случится что-нибудь чудесное, как в какой-нибудь сказке.       — Ну да, — губы Драко скривились в презрительной усмешке. — Ты такая наивная, Дэниэлс.       — Помнится, когда мы разговаривали последний раз, ты все-таки назвал меня по имени.       — У тебя дурацкое имя, как ворона каркнула.       — Кто бы говорил! У тебя там, случаем, хвост не отрос? Огнем не дышишь?       — Моя мать из рода Блэков, у них традиция называть детей в честь созвездий.       — Блэков? То есть и Сириус Блэк тоже из вашей семьи?       — Его выжгли с семейного древа, так что он изгой.       — Вот как… — Кэролайн помолчала и поспешила перевести разговор на другую тему: — А в нашей семье детей называют на букву «К»¹³, это от ирландского «croí», сердце.       — Ты еще и ирландка!       — Ну, все современные американцы, кроме индейцев, — потомки более древних народов. Что ты имеешь против ирландцев, мистер Чистокровный Британец?       — Дэниэлс, если ты действительно хочешь кого-то оскорбить, тебе нужно больше упражняться.       — Ладно. Тогда скажи мне, что ты думаешь насчет того, что из-за тебя погибнет магическое животное?       Взгляд Драко замер, словно бы Кэролайн не спросила, а ударила его, как Гермиона. Но он быстро собрался и ледяным тоном произнес:       — И ты туда же? Что ж, я отвечу — я рад, что эта тварь будет обезглавлена и больше ни на кого не нападет.       — А я все равно не верю, что ты рад этой казни, — упрямо сказала Кэролайн. — Пусть весь Хогвартс думает, что ты зло во плоти, но я же видела, какой ты на самом деле.       — Еще раз, — медленно произнес Драко. Он явно изо всех сил пытался сохранять спокойствие, но, казалось, если Кэролайн продолжит настаивать на своем, аристократическое воспитание ему изменит, и Драко взорвется. — Не принимай вежливость за доброту. А если ты не можешь этого понять, я перестану быть вежливым, несмотря на то, что ты сестра Криса.       — Я не понимаю, почему ты так упорно отрицаешь, что в тебе есть и сочувствие, и сопереживание, и доброта. Ты не был вежливым, когда обнял меня на похоронах мамы, ты действительно хотел как-то меня утешить. Ты сидел с Крисом, пока он болел, и мало того, что не боялся заразиться, еще и терпел все его капризы. Уж поверь, я знаю, что такое сидеть с больным Крисом, и я предпочту неделю отработок у профессора Снейпа. У меня просто в голове не укладывается вот это все и то, что мне рассказывают все остальные о тебе.       — Да потому, что я ничего не могу сделать! — вдруг крикнул Драко. — Когда я рассказал отцу про свою руку, я надеялся, что он всего лишь добьется увольнения этой образины Хагрида. Черт побери, только Дамблдор мог додуматься сделать этого тупицу преподавателем! Он едва два слова связать может, проучился в Хогвартсе только три года, и я сомневаюсь, что за свою жизнь он прочитал что-то вне школьной программы. Если Хагрид любит зверей и каким-то образом научился за ними ухаживать, это еще не значит, что он может кого-то этому обучить. Гиппогрифы на первом занятии! Гиппогрифы! Еще бы мантикору притащил!       Драко выдохнул и на мгновение зажмурился. А потом, более спокойным тоном продолжил:       — Я совсем не думал о том, что будет с гиппогрифом. Когда отец сообщил мне, что будет суд, и он добьется казни этого… Бакбика, я не знал, что делать. Потом уже я понял, что не хочу этого и сказал отцу, что мне будет достаточно увольнения Хагрида. Но отец хотел отомстить Дамблдору за унижение в прошлом году, и он убедил меня, что если мы позволим гиппогрифу жить, то это скажется на репутации нашей семьи, наши недоброжелатели будут говорить, мол, Люциус Малфой размяк, и потеряют страх. Отец прав, в первую очередь нужно думать о собственной семье, и я убедил себя, что гиппогриф должен умереть, и его голова прекрасно будет смотреться над каминной полкой, даже почти поверил в это. Но ты все испортила. Довольна?       — Прости… — потрясенно произнесла Кэролайн. — Я и не думала, что ты так сильно переживаешь.       — Я всего лишь не хочу быть ответственным за чью-то смерть. Даже если это просто скотина со стальными когтями и смертельным клювом.       — Но почему ты не попытался переубедить отца?       — Ну, я вот очень не хочу быть выжженным с семейного древа и лишиться наследства. А если отец посчитает, что я на стороне всяких там Хагридов и Поттеров, он так и сделает.       — Почему для тебя такое унижение быть в одной лодке с Гарри Поттером?       — Потому что Поттер не понимает, как устроен этот мир. Да-да, когда-то он победил Сама-Знаешь-Кого. Только он ли? Ты действительно веришь в то, что годовалый младенец мог остановить могущественнейшего темного волшебника? Нет, там определенно была замешана какая-то сильная магия, которую навели взрослые. Впрочем, сейчас это неважно. Поттер не понимает, как важны связи и социальное положение. Все, что у него есть, это геройская слава. Но рано или поздно она угаснет, и он столкнется со счетами, налогами, поисками работы, жилья… Впрочем, насколько я знаю, ему оставили весьма приличное наследство, так что он до конца дней своих может бить себя кулаком в грудь, как какой-нибудь ирландец.       — Очень смешно. Но что ты теперь собираешься делать с гиппогрифом?       — Ничего. Что я могу? Если мой отец что-то решил, то я этого никак не изменю. Даже если я начну рыдать, как девчонка, и биться головой о стену, он молча выслушает, а потом скажет: «Драко Люциус Малфой, немедленно возьми себя в руки и иди умойся. Ты позоришь весь наш род.»       — Ты мог прийти на слушание и…       — Дэниэлс, с каждым своим словом, ты в моих глазах становишься все глупее и глупее. Не могу поверить, что вы с Крисом родственники. Тебе что, только красивые глаза достались? — хмыкнул Драко и, сообразив, что сморозил глупость, быстро добавил: — Хотя, и они слишком близко расположены к носу.       — А у тебя волосы слишком зализаны, — ответила Кэролайн, вдруг обидевшись за свои глаза.       — А ты смуглая, как фермерша.       — А ты… почему мы вообще обмениваемся оскорблениями?       — Ты первая начала.       — Нет, ты! Ты первый сказал, что я глупая, и что мои глаза слишком близко расположены к носу!       — Который, на удивление, слишком короткий, — задорно сказал Драко, и глаза его заблестели, точно бы вся эта перепалка приносила ему большое удовольствие.       — Не меняй тему.       — Мне жаль, ясно? — мрачно сказал он, и задорные огоньки в его глазах погасли. — Но я ничего не могу сделать и не хочу об этом говорить.       — Но…       — Все кончено. Просто смирись с этим.       Драко сунул руки в карманы своего плаща и быстрым шагом направился куда-то в сторону теплиц. Кэролайн смотрела ему вслед, не зная, что делать. Она получила, что хотела, доказала самой себе, что у Драко Малфоя есть сердце, и теперь никто не переубедит ее в обратном. Но легче от этого не стало — она не могла помочь Драко, а он был не в силах сражаться со своим отцом. Кэролайн не могла винить его в этом, ведь она сама точно также боялась собственного отца. Неужели Бакбик обречен?       С тяжелыми мыслями Кэролайн вернулась в замок. Она все еще могла напомнить об этом деле тете Кэссиди, но имела ли она на это право? К тому же тетя Кэссиди сейчас наверняка занята поисками убийцы своей сестры. Если Кэролайн снова попросит ее за Бакбика, то ей придется отложить эти поиски. Как бы Кэролайн ни жалела бедного зверя, все же на первом месте стоит ее собственная семья.       Пытаясь отвлечься, она направилась в библиотеку. Преподаватели безжалостно завалили второкурсников кучей домашней работы на каникулы. Один только профессор Люпин пожалел их и задал только сделать доклады про зомби. Кэролайн наугад вытащила с полки книгу, пролистала и, поняв, что зомби здесь посвящена лишь небольшая заметка, хотела поставить на место, как вдруг через образовавшийся зазор увидела сцену, которая заставила ее замереть. Там были Крис и Дафна. И они целовались.