***
В самом начале пути, как только за ними затворилась дверь, Виссар попытался поспеть за широкими шагами солдат, но вскоре это занятие приняло в его глазах более чем бесполезную форму — идти вровень никак не получалось, а бежать, спотыкаясь и задыхаясь, не хотелось, да и сил на это упорно не хватало. Потому полуэльф просто повис, крепко схваченный с двух сторон. От такой позы слегка ныли плечи, и носы ботинок неприятно шкрябали по полу, однако она хоть как-то отвлекала от голода и усталости. Никакой агрессии от воинов не следовало. Казалось, они вообще не заметили перемены в весе пленника. Поэтому Виссар так и продолжил висеть и попутно разглядывать окружающую его местность. Изнутри «драконий» дворец в прямом смысле слова светился. Стекла замысловато отражали весь поступавший внутрь свет, лучами располагая его на поверхностях стен и полов. От этого на каждой поверхности вился замысловатый узор, перекликавшийся с резьбой, мозаикой или рисунком. Последние, к слову, были повсюду, куда бы Виссар не обратил внимание: в громадной анфиладе, последовавшей после относительно скромного кабинета, бесконечные стены и своды, поделенные на сектора, украшали сцены из местных легенд. Иначе у полуэльфа не выходило объяснить их происхождение, уж больно странными были сюжеты. На одной изображалось поклонение толпы людей раскрывающему пасть дракону. Притом игра света создавала иллюзию пламени, что вырывалось из чещуйчатого гиганта. На другой разноцветные драконы в полуформах танцевали вокруг непонятного светящегося объекта, который Виссар так и не смог разглядеть из-за плохого ракурса. Вокруг того создавалась своеобразная оболочка из разделённых лучей. Следующая сценка изображала громадное дерево, ветвями своими упиравшееся в своды. Из листвы выглядывали диковинные птицы, а на одном из суков сидел человекоподобный юноша и наигрывал на свирели под их заинтересованными взглядами. Во весь потолок раздалось высокое бледное небо с пушистыми облаками. Кинув взгляд вдаль, полуэльф заметил, что к концу длинной галереи оно будто гаснет, превращаясь в ночной небосклон. Роспись и плавные переходы живо передавали ощущение постепенного заката. Вероятно, в этом заключался символизм удаления от монаршей особы или приближения к ней, потому как, следуя переходу от тёмного к светлому, можно было увидеть в нем и рассвет. Но вскоре после наступления метафорической темноты красивый зал закончился. Прямо перед новым проходом, который обрамляли тяжелые распахнутые двери, Виссару пришлось встать — один из солдат ослабил хватку. За проемом открылся великолепный вид на вычурно-роскошную площадку. Она находилась на более низком уровне, но со всех сторон была видна: на каждом этаже были проемы, огороженные изящными балюстрадами. Сверху, мерцая, висела громадная люстра. Даже незажжённая, она переливалась, отражая свет, проходивший сквозь стеклянный купол. Виссара вели аккурат посередине — с двух сторон алело убранство террасы: столы, накрытые бархатными скатертями, стоявшие прямо рядом с перилами, диванчики из карминового сатина у стен, небольшие резные тумбы красного дерева, эмалевые вазы и горшки с громадными, неизвестными полуэльфу, растениями. Обойдя зал наполовину, воины неожиданно повернули и приблизились к небольшой двустворчатой двери, которая поразительно сливалась с оформлением стен. Это оказалось входом в башню: бесконечная винтовая лестница расходилась в обе стороны. Интуитивно Виссар почувствовал, что конечный пункт совсем близко, и больше всего ему не хотелось именно вниз, в осадок поглощавшей ступени темноты. Солдаты тихо переговорились. Один кивнул в направлении подвала, но был тут же одернут, и тройка направилась вверх. Лаборатория находилась на самом верху башни под конической крышей и освещалась самым лютым образом: по всему периметру круглой комнаты высились громадные широкие окна во всю высоту стены. Зайдя туда, воины остановились в замешательстве. Виссар видел, как они с озабоченным видом рассматривают пустое помещение, загроможденное всякими механизмами и шкафами. — Картенгаар? Ответом послужила тишина. Солдаты вновь перекинулись словами и с лицами полными суетливого, хоть и тщательно скрываемого, беспокойства, подхватили полуэльфа и поволокли его куда-то в центр зала. Было видно, что лаборатория у них ни с чем хорошим не ассоциировалась, и желания сторожить здесь какого-то мальчишку они явно не имели. Внезапно из-за громоздкого шкафа вынырнула высокая темнокожая фемина и, перегородив им дорогу, прищурено зыркнула сначала на одного, потом на другого. — Картенгаар… Далее последовал монолог одного из воинов, который женщина прервала на середине, яростно замахав рукой. Дракон вроде как попытался возразить, но она осталась непреклонна в своём решении закончить общение, и буквально спустя несколько мгновений они с Виссаром остались одни в громадном помещении лаборатории. Полуэльф рассматривал женщину. Он впервые видел, чтобы у какого-либо существа, кроме дроу, была такая тёмная кожа, тёмные, с золотистым отливом волосы и практически чёрные глаза. На первый взгляд она была похожа на обычного человека — ничего от дракона или эльфа в ней не было. — Идёшь я, — отрывисто и через зубы выплюнула Картенгаар. Его язык явно давался ей с трудом. Впрочем, Виссар сразу же подумал, что ей сложнее именно произносить слова, нежели непосредственно владеть языком: из-под тонких губ так или иначе выглядывали длинные заостренные клыки, которые женщина пыталась не показывать и которые наверняка царапали ей нижнюю губу. — Идёшь я! — уже более настойчиво повторила она и, резко взяв Виссара за рог, потянула. Однако он с места не сдвинулся, исподлобья продолжая рассматривать предположительную вампиршу. Вообще его удивлял тот факт, что все, кто его так или иначе хотели схватить, непременно хватали именно за рога, видя в них самый что ни на есть лучший рычаг. Страха, тревоги за свою жизнь не было. Впрочем, Виссар начал замечать, что этого спектра эмоций не было на протяжении всего пути от главного дракона до башни. Порой, конечно, осознание ситуации прорывалось, и душу терзал панический страх, пробиравший до костей, однако длился он не более пары мгновений, после чего возвращалось чувство совершенного безразличия к происходящему. Виссара вообще удивляло это чувство покоя в незнакомом и по всем пунктам опасном для него месте, и он, стараясь не уходить глубоко в размышления, связывал это с тем, что за все время его ни разу не унизили и относились безучастно по-доброму. К тому же где-то глубоко в душе полуэльф был уверен, что, если и случится что-то плохое, он обязательно выкрутится, или его спасут какие-нибудь боги, в которых он верил и не верил в зависимости от обстоятельств. Виссар отрицательно помотал головой и с усилием вырвал рог из хватки, отшатнулся. Женщина, вопреки его ожиданиям, не начала злится, только кисло покосилась. Видно, лаборатория не предполагала слишком агрессивных действий. Картенгаар, несмотря на всю свою хмурость, в ответ с интересом рассматривала нового подопечного: император уже много месяцев никого не отправлял в лабораторию, предпочитая ей темницы на нижних уровнях, а тут мало того, что выискал где-то интересный экземпляр, так ещё и великодушно прислал его на исследования, подавив желание с ним побаловаться. Уж больно светлое личико было у этого тёмного. И, так как это было странно, женщина тоже над ним не производила никакого насилия, во всяком случае, не собиралась. До первого приказа. — Идёшь… За меня. Еда дам, — не меняя тона, она рявкнула и снова потянула полуэльфа, но на этот раз слабее за ворот мантии. При слове «еда» живот свело неприятной судорогой и рот наполнился слюной. — Рога только не трожь! — осмелел Виссар и, выдержав, не опуская глаз, очередной едкий взгляд, пошёл за женщиной. — Не ел сколько? — не поворачиваясь, спросила она. — Не знаю, много. — Не сколько? Виссар не ответил, пожал плечами. Вряд ли его проводница это заметила, однако вопроса больше не последовало, — да и они, судя по всему, дошли. В центре круглого зала находилась такая же круглая комната с дверьми. Женщина обошла Виссара, недоуменно рассматривавшего то, куда его привели, открыла ближайший к нему проход и практически затолкала полуэльфа туда, после слишком сильно захлопнув дверь, но, вроде как, не заперев — звуков механизма не последовало, как и каких-либо откликов магии. Комнатка, если она и являлась подобием тюрьмы, не шла ни в какое сравнение с магическим изолятором. Сверху через бежевую решётку проходил свет. На полкомнаты стояла полноценная кровать, в углу — отхожее место в виде закрытого горшка. Виссар тут же упал на ложе и, прикрыв глаза, свернулся, наслаждаясь теплом и комфортом. Мысли начали путаться. Все тело будто бы прижало к тощему, но неимоверно мягкому матрасу. Сквозь дремоту уже начали поступать разные образы — Эльдаэс, Анис, болота, а потом отчего-то перед глазами встал чёрный дракон, который не исчезал, даже когда Виссар пытался перевести ещё управляемый сон в другое русло. Через некоторое время малозаметное окошко в двери открылось, и Виссар почувствовал божественный запах еды. Живот заурчал. Полуэльф почти нехотя встал и подошёл ближе к выходу. Женщина по ту сторону молча подняла глубокую тарелку на уровень его глаз и тут же опустила, вырвав у пленника разочарованный выдох. Она же, куда-то отставив тарелку, протянула в окошко два маленьких поблескивающих розовых браслетика, которые Виссар с недоумением взял. — Надеваешь — ешь, нет — нет, — как-то слишком ехидно прохрипела Картенгаар. Ей часто нравилось поступать так с пленниками в своей волости*, особенно с теми, кто был истощен голодом: фактически обменивать магию на еду. Полуэльф, однако, смерив замершую в предвкушении мучений жертвы женщину взглядом жалости, которым обычно смотрят на особо глупых людей, без всяких сомнений надел браслетики и протянул руку за едой. На лице Картенгаар тут же выразилось недоумение и досада, она резко всунула тарелку и так же захлопнула окошко. Напоследок Виссар увидел плотно сжатые губы, и глаза, полные полуживотного азарта.***
— Вы что-нибудь желаете, господин? — учтиво опустив глаза, спросила миловидная служанка, нервно сжимая ручку кувшина. От Зигмунда не укрылось её волнение, более того, он прекрасно знал его причины: девка только что опрометчиво залила горящие угли водой с благовониями, и теперь в купальнях царила несусветная духота, отяжеленная приторным запахом тладианты (спр. 17). Дракон лениво прокрутил в голове детали этой ошибки, втянул в себя маслянистый тягучий воздух и, заключив, что ни фатальности, ни намеренности в данном поступке не было, отмахнулся. Девушка благодарно дрогнула и попятилась к выходу, — по старым обычаям слуги не имели права поворачиваться к хозяевам спиной. Зигмунд искренне ненавидел это правило из-за ненужного растягивания времени, а потому, не дождавшись, пока служанка окончательно удалится, скинул карминовый халат и с головой погрузился в прохладную воду бассейна. Когда он вынырнул, у воды уже сидела молодая девушка и лениво разглаживала длинные пшеничные волосы, томно разглядывая его из-под опущенных ресниц. Зигмунд практически сразу узнал в ней дочь одного богатого, но совершенно незнатного рода, и в душе его загорелся приятный огонёк предвкушения. Он любил, когда к нему отправляли слишком уверенных в себе барышень, которые по каким-то причинам были далеки от всех аристократических сплетен — до нуворишей они добирались едва ли и витали как безосновательные слухи. Зигмунд подплыл ближе и, опершись руками на бортик, направил один из самых своих очаровывающих взглядов на девушку. Та елейно засмеялась и даже, кажется, покраснела. В то, что ей это впервой, не верилось, однако даже эта напускная скромность подогревала похоть. Уже совсем раскрасневшись, она отрывчато выдохнула и полушёпотом попросила: — Мой император, сделайте меня своей! Но я так боюсь… Этот банальный призыв отозвался в Зигмунде дрожью в нижней части живота, и он, рыкнув, полностью вылез из воды и в полный рост встал над драконицей, до сих пор разыгрывавшей роль невинной девицы, отводившей глаза от его органа перед лицом. — Ты попросила сама, ведь так? — Да, им… — девушка запнулась и пискнула, когда Зигмунд грубо намотал её волосы на кулак. Вся скромность и уверенность на мгновение испарилась из её глаз, выявляя страх и будоража сознание Зигмунда. Однако девицу оказалось не так просто сбить с толку: она тут же восприняла элемент садизма, как игру, и изобразила на лице похотливую сладострастную гримасу: — Я вся ваша, мой господин! Зигмунд почувствовал, что ещё немного, и мерзкая девка вдребезги разобьёт его возбуждение своими глупыми вставками и поведением. Эта перемена, от неопытности до бутафорной страсти, больно дала по самолюбию и, уж тем более, по возбуждению. С глухим тяжелым вздохом он ткнул любовницу губами к головке, вынуждая взять член в рот, а затем с усилием протолкнул его глубже, в горло. Не ожидавшая такого девушка забила кулаком по его бедру, задыхаясь. Из её подкрашенных глаз уже текли слезы, она пыталась вырваться или что-то сказать, и от этого по гортани проходили вибрации. Зигмунд, почувствовав прилив тепла, довольно ухмыльнулся. Однако внезапно все тело, начиная, с члена прошил болезненный приступ, заставив его отпустить волосы и отпрянуть, высвобождая член. — Что ты сделала, дрянь?! — стоя полусогнувшись, закричал Зигмунд, злобно прожигая взглядом растерявшуюся девушку. Боль уже прошла, но естественная дрожь после экстремальной ситуации осталась. Драконица замотала головой и, слегка отодвигаясь, встала, вытирая дрожащей рукой рот. — Пошла вон, потаскуха! Она тут же побежала прочь из купален. Уже отвернувшись и выравнивая дыхание, Зигмунд услышал шлепки от шагов и чуть слышные всхлипы. Однако чувства подстилки его волновали в последнюю очередь, — он потер переносицу, прикрыл на несколько вздохов глаза и в конце концов решился рассмотреть нанесенные увечья. Было ясно, что подобную боль обычный укус, даже очень сильный, причинить не смог бы — она бы не раздалась по всему телу, добравшись даже до кончиков пальцев, да и следы бы остались, а их не было, сколько бы дракон не изучал пострадавший орган. Это явно было что-то магическое, просто он утратил бдительность и подпустил к себе девку, не задумываясь о возможных последствиях. Мало ли, кто её послал. Благо, магия была либо неумелая, либо он быстро отскочил, — в любом случае никакого ущерба она не принесла. Утешив себя подобным образом, Зигмунд покосился на бассейн, а затем, с тяжёлым вздохом накинул халат, вышел из купален и сам. Однако по привычному маршруту не пошёл, свернул, услышав крики и что-то похожее на вой, что доносились сверху у выхода на нижний уровень, подумав, что на сегодня форс мажоров уже хватит. По лестнице для слуг добрался до нужного уровня и застеньями** прошёл до своего крыла. Он остановился только напротив солдат у массивных дверей, раздумывая, дать ли им приказ никого не пускать, но передумал и прошагал мимо. В покоях уже пылал камин. Отстраненно глянув на потрескивавший огонь и на темень, что медленно спускалась за окном, Зигмунд сел в кресло, подпёр рукой голову и привычным движением пошарил по столику, на который приносили письма. Там уже была стопочка макулатуры, которую император с каждым разом ненавидел все больше из-за отсутствия хороших новостей. Вот и сегодня в эту кучку личного неясным образом примешалась работа: торговые договора, новости об очередном нападении людей, письмо с Глухих болот. Непосредственно личных писем, кроме пары прошений от представителей старых родов, отчего-то не оказалось. С досадой, смешанной с мазохистским желанием прочитать что-нибудь про себя любимого, он отбросил эти прошения, не читая, и потянулся к письму с болот. Но прежде чем открыть, Зигмунд обратил внимание на то, как оно упаковано: конверта не было — его заменяла холщовая нитка, печать на ней сдвинулась и кривила, что могло указывать как и на прочтение письма, так и просто на небрежное его написание или хранение. Однако это императора волновало в последнюю очередь — вестей от самой важной за последние десятилетия экспедиции не приходило уже слишком долго время. Он развернул смятые потрёпанные листы, часть бумаги которых покрыла плесень, съедая текст: «…егодня обнаружили дом на Глухих Болотах. Хозяин не объявлялся, но дом явно жилой. По итогам разведки был обнаружен тайник. Открыть не оказалось возможным — заблокирован магией. Физические попытки открыть результатов не д…» Далее шла череда размытого и явно неразличимого текста. Зигмунд недовольно заворчал и достал следующий лист: «Ждём тех, кто здесь живёт, уже третьи сутки. Еды в доме не обнаружилось. Он весь пустой. Вероятность что-то выяснить здесь нулевая. Завтра уходим. Повсюду слишком тихо, только по вечерам стрекочут какие-то твари.» Последние записи были сделаны на скорую руку, разведчик явно торопился: «Срочно уходим. Утром проснулись, не обнаружили дежурного, весь дом был покрыт громадными чёрными жуками, целая стая. Они стрекочут…». На этом любая различимая информация заканчивалась, и Зигмунд в немного обескураженном состоянии отложил письмо, которое, по факту, оказалось полевым дневником, и погрузился в мысли. Большая часть группы наверняка уже исчезла — вряд ли они все сумели отбиться от жуков или ещё от чего-то, что там обитает. Но это во-первых. Во-вторых, у дома до сих пор закрытый тайник и, судя по всему, он требует определённого подхода, раз несколько драконьих бездарей не смогли его откупорить, хотя и магическим потенциалом, и силой они явно были не обделены. Если сопоставить факт присутствия в тех землях эльфийской принцессы и наличие этого якобы жилого дома с магически закрытым хранилищем, вырисовывается крайне интересная картина. В любом случае, то, что там закрыто, надо будет вытащить, даже если оно и не касается остроухой особы. При мыслях об эльфийке у Зигмунда в мгновение свело снова низ живота и зубы. Отбросив письмо в сторону, сделав там несколько напоминающих пометок, он раздосадовано встал, ещё раз промотал в голове информацию и вышел в коридор с намерением бесцельно походить по дворцу — порой это помогало думать. Медленно шагая вдоль красных стен, он заметил служанку, которая в относительно поздний час что-то домывала, склонившись над небольшим столиком. Зигмунд остановился и задумчиво стал созерцать ее подвижный афедрон, нахмурив брови, начал чувствовать, что возбуждается, но тут же себя одернул — последний раз он заглядывался на служанок еще в раннем юношестве, потом их заменили фаворитки, несравненно более красивые. Настроение от осознания собственного убожества испортилось, и он уже было хотел обойти девушку, как она распрямилась и с грозным видом обернулась, на ходу сердито вещая: — Вараам, ну сколько можно пялится! Я же… — и запнулась, увидев за своей спиной не слугу, а императора. Зигмунд самодовольно порадовался эмоции восхищения, которая выразилась на ее лице. Несмотря на то, что мысль затащить эту девушку куда-нибудь в закрытое место, претила ему, он все равно поманил служанку к себе рукой. И та доверчиво подошла и, опустив глаза, встала напротив. Щеки залил лёгкий румянец. — Вам что-то нужно, мой Господин? — Если только поцелуй, — максимально нежным и в то же время властным тоном сказал Зигмунд и притянул её к себе. Девушка впала в смущенный ступор и затихла в его руках. Дракон чуть ли не заурчал: такие банальные ухаживания, даже, скорее, домогательства, последний раз приводились в исполнение кучу лет назад и производили такой живой эффект на жертву. — Так что? Зигмунд почти нежно поднял её голову за подбородок и приблизился губами к губам. Однако стоило им соприкоснуться, все его тело снова пронзила боль, как в купальнях. Но на этот раз он, собрав все свое самообладание, не отшатнулся, а стоически претерпел, отстранившись. Девушка непонятливо открыла глаза и с недоумением посмотрела на замершего господина. Когда боль прошла, Зигмунд выдохнул, отошёл от служанки, и, развернувшись, быстро пошёл прочь. Ему начало казаться, что он медленно сходит с ума.