***
С Сыченом хорошо, просто, спокойно и уютно. На часах двенадцать ночи, но мы не спешим закругляться. Мы сидим на кровати, тарелки с фруктами — на одной порезанные яблоки и дольки апельсинов, на другой клубника, потихоньку опустошаются. У нас бессмысленные разговоры, и я думаю, что лучше разговоров ни о чем с Сыченом, может быть только ничего не делание с ним, что наталкивает меня на следующие мысли. — Давай накуримся? — Что? — глаза расширяются, а взгляд сразу невинный становится, отчего смеяться хочется. — Ой, да ладно, еще попизди мне, что ты никогда травку не курил. — А может и не курил, — заявляет он, да только вот это «а может» выдает с потрохами; если бы не курил — так бы и сказал. — Да, конечно. Твой бывший этим постоянно балуется, а ты и не пробовал ни разу? Так я и поверил, — я вскакиваю с кровати, не дожидаясь ответа, и направляюсь к столу, к заветному ящичку, в котором храню на всякий случай пару литров всегда. — Откуда ты знаешь? — искренне удивляется Сычен. — Я, блять, идиот по-твоему? — с недовольным видом поворачиваюсь в его сторону, открывая ящик и вскидывая брови. — Он как бы на моих глазах в Сыпру за шишками приходил. — Мне еще домой добираться, — неуверенно говорит парень, косясь на листок бумаги с заветным, который я извлекаю из ящика. — Останешься у меня, — я даже особо не думаю; ставлю перед фактом. — Ну, не знаю, — продолжает с сомнением тянуть Сычен, но я решение принял окончательное — хочу накуриться. Прямо сейчас. Вместе с Сыченом. И к черту все. — Ой, да все ты знаешь, — с ехидной ухмылкой говорю я.***
Мы сидим на кровати, потому что: «Не сиди, блять, на полу, ты и так болеешь», которое вызывает у меня полуусмешку, полуулыбку и мысли о том, что, блять, нахуй я связался с этим заботливым пидором. Но я ни разу не жалею об этом, потому что мне сейчас хорошо. Единственный минус во всей ситуации — мне так неудобно тянуться к пепельнице, которая стоит на тумбочке. Тело такое легкое, свободное, но при этом, двигать им так тяжело. На полу куда удобнее курить, когда ты в таком состоянии. Распластался там, да и все. А на кровати еще следить надо, как бы не прожечь ничего. Сычен много кашляет, даже если затягивается совсем чуть-чуть. Меня почему-то одолевает страх, что его может не взять — он сказал, что курил последний раз около года назад, а как известно, травка действует с каждым разом все лучше, а в первый раз или после долгого перерыва может и не дать эффекта вовсе, либо слабый. Почему-то хочется сейчас, чтобы не я один испытывал это ощущение эйфории, легкости и помутнения. Это в принципе нормально испытывать подобное желание — когда ты с кем-то, не хочется одному быть убитым в хлам, но, тем не менее, это редкость, чтобы я думал о состоянии своего партнера по накурке. Но сейчас у меня есть явное желание, чтобы Сычен тоже все это прочувствовал. Может, из-за того, что я отношусь к Сычену совсем иначе и чувства он вызывает у меня более приятные, чем кто-либо еще, но вся ситуация кажется чем-то большим, чем простая накурка. Не простое составление компании, как было с Джонни, не простое убийство времени, как было с Куном. И взгляд у Сычена становится глупым и убитым в один момент, и я понимаю, что все-таки, нормально пошло — улыбаюсь своим мыслям, последний раз затягиваюсь да откладываю бутылку на тумбочку, не заботясь о том, как я ее туда положил и что, вероятно, все могло посыпаться на пол — как будто впервые. — Ну как? — спрашиваю я парня, который смотрит на меня лениво, сидя напротив. — Нормально, — тихим и ровным тоном говорит он, взгляд отводит. — Ну и хорошо, — я облокачиваюсь о стенку, прикрывая глаза. Сердце колотится как бешеное; ощущения охирительные. Моральный настрой на уровне «все прекрасно и дальше будет только лучше» просто от нихуя, и что может быть замечательнее подобного? Когда тебя просто в один момент все перестает волновать (хотя, что меня вообще в этой жизни волнует?) и кажется прекрасным. — У тебя вены на руках выступили, — тихо-тихо говорит Сычен, которому, кажется, с трудом это дается. — Ты фетишист что ли? — усмехаюсь я. — Можешь потрогать. И я чувствую, как Сычен медленно придвигается ближе; как прогибается кровать под его движениями, как через пару мгновений (если честно, кажется, что проходит вечность, пока он это делает; время тянется медленно-медленно для меня сейчас) он кладет свою голову мне на плечо, как томно вздыхает. Я приоткрываю глаза и вижу, как медленно и лениво он тянется своей рукой ко мне, будто боится, но все-таки дотрагивается. Аккуратно, с трепетом дотрагивается до тыльной стороны ладони подушечками пальцев и так же осторожно проводит по выступающим венкам вверх; чуть посмеивается через несколько секунд. Его прикосновения не вызывают отвращения, но и не сказать, что я как-то заостряю на них внимание. Все слишком ленивое и туманное для меня сейчас; немного будоражит с непривычки от таких действий по отношению к себе и это заставляет улыбнуться, но я быстро забываюсь и принимаю это все, как будто так и должно быть. Прикосновения и поглаживания по руке не прекращаются, думаю, Сычен нихерово так залип, ну и хрен с ним. Я снова прикрываю глаза, в мыслях пустота, слышится мое быстрое биение сердца и тяжелое дыхание Сычена; момент кажется каким-то чересчур интимным из-за этого и из-за того, как Сычен близко, но все это, опять же, отходит куда-то на второй план. В одно мгновение, я чувствую, как Сычен обхватывает мое запястье, чуть сжимая (кажется, насколько силы позволяют ему это сделать). — Почему я все время связываюсь с хреновыми людьми? — он почти шепчет. Интересно узнать, почему «все время»? Не думаю, что в его жизни было много хреновых людей. Если бы ты только знал, Сычен, сколько хреновых людей в жизни повстречал я. Но я произношу совсем не это. — Я хреновый человек? И я понятия не имею, зачем спрашиваю, когда ответ так очевиден. — Угу, — но после недолгого молчания он продолжает, растягивая слова. — Но у тебя есть много положительных качеств. — Например? — интересуюсь я с ухмылкой, которая с лица не сползает. — Ты умный. Красивый. Кстати, тебе не идут очки, — вдруг вставляет он. — Не пизди, мне все к лицу, — фыркаю я, насколько могу. Я все еще сижу с закрытыми глазами, а голос Сычена звонко-звонко отдается в моей голове. — Ну, это да. Но без очков тебе лучше, — снова небольшая пауза. — А еще ты пишешь классный рэп. И вообще, ты не такой мудак, каким кажешься, — это, наверное, лучший комплимент в моей жизни. — Спасибо, — тихо говорю я. — И за лекарства тоже, спасибо, — в ответ мне смешок. — А говорил, что не поблагодаришь. — Ну, я же не такой мудак, каким кажусь. Надо бы и поблагодарить. Мне кажется, что я чувствую улыбку, которая застыла у Сычена на губах. На самом деле, я просто ее представляю, понимая, что он точно должен сейчас улыбаться. И сам я улыбаюсь. Все это, все происходящее, весь этот момент — что-то такое, чего я никогда не испытывал, что-то слишком близкое и странное, но достаточно приятное, дабы не отказываться от этого. Голова Сычена все еще у меня на плече, его рука все еще сжимает мое запястье, я все еще чувствую его дыхание, и я не вижу в этом ничего плохого.