Сыворотка правды

      Ночь бессонная. Сигарета, которую оставил Юта, была выкурена, как только я нашел в себе силы встать. Выкурена до самого фильтра и хотелось еще. Хотелось травить себя никотином, пока не сдохну, честное слово. Просто хотелось сдохнуть, хоть как.       Принял душ, как только нашел в себе силы; вернулся в кровать. Немного поворочался в кровати, немного поплакал, полез за бутылкой коньяка, которая была припрятана для какого-нибудь особого случая.       Отвратный особый случай.       Горло не жжет — жжет губы. Искусанные губы нещадно обжигает коньяк, отчего на душе становится еще более паршиво, хотя казалось бы, куда уж еще. Потому что в голове так и вертится мысль о том, что губы искусаны не мной вовсе, если бы только моя привычка была в этом виновата. Губы искусал Юта и внутри все сжимается от мысли об этом. Сжимается от мысли, что он прикасался к моим губам, но подобное даже поцелуем не назовешь. Нет, иногда были поцелуи, конечно. Но только чувств в них вложено больше отрицательных, чем положительных.       Тошно.       Спасибо за то, что в мире этом есть алкоголь.       С алкоголем все проще. И уснуть проще, и воспринимать жизнь легче. И даже алкоголиков судить особо не хочется за то, что они такие. С алкоголем все прекраснее.       Мне пока особо прекраснее не становится, правда. Отвлечься от подобного, от этих мыслей и воспоминаний невозможно. В голове снова и снова прокручивается кадр за кадром. Хочется выть.       Хочется выть, когда перед глазами Юта. Хочется выть, когда на губах чувствуется привкус его губ. Хочется выть, когда я закусываю коньяк шоколадкой, которую он оставил у меня в холодильнике. Хочется выть, когда я смотрю на стол с едой, которая была приготовлена для нас двоих. Хочется выть, когда я ложусь на свою кровать. Хочется выть, выть, выть.       Под градусом я смог заснуть под утро, проспал до обеда. Ни на какой зачет я, естественно, не пошел. На него не было сил ни моральных, ни физических. Думаю, я бы и слова из себя выдавить не смог бы; что там, я бы даже нормально сесть перед преподавателем не смог бы. Ходить больно, сидеть еще больнее. Да что там, мне даже лежать больно. Все тело болит нещадно.       Когда я проснулся и пошел умываться, взглянул на себя в зеркало — снова слезы на глаза и желание не выходить из дома в ближайшие дни вообще. И такое не скроешь высоким воротником — метки возле челюсти, под ушами, прямо под подбородком, и ниже: грудь, ключицы. Даже на запястьях остались следы от его хватки. Слишком много и слишком заметно. Ярко-красного цвета. И, по-большей части, они совсем не такие, какие остались бы после засосов, нет. Большинство пятен маленькие, их много-много, они лежат на теле кривыми короткими линиями — следы от зубов. Он искусал меня всего. Именно, блять, искусал. Он жадно впивался в меня зубами, оттягивая кожу, действительно, словно волк, который грыз свою жертву. Губы рваные, словно подбитые.       Алкоголь — не решение проблем. Он лишь на время помогает о них забыть. Вот поэтому и не стоит прекращать пить.       В постели, поджав колени к груди, с бутылкой коньяка, которую пью прямо из горла — пытаюсь забыться.       Телефон пиликает, пиликает и пиликает. Юта пишет. Вот же. Даже смотреть не хочется. Я выключаю звук, откидываю телефон куда-то в сторону.       Я понял, что Юта мудак, как только его встретил. И еще тогда подумал, что, блять, я ведь завязал с мудаками.       Я сам виноват. Сам виноват, что привязался к Юте. Я сам себе сделал больно, в каком-то смысле. Я такой глупый.       «Глупый», — ласковым голосом Юты проносится в моей голове, и сдохнуть от этого хочется.       В голове — хитрый и самовлюбленный взгляд Юты, тогда, в нашу первую встречу.       «Ты задеваешь мои чувства, пидорок», — пф, да как будто бы они у тебя, блять, есть.       А у меня есть. Были. Ты растоптал их к хуям.       Больно.       В голове — наши диалоги, наши посиделки в туалете универа, в кафетерии, у меня дома, у него дома. Его сообщения: «Хэй, купи мне пачку сигарет по пути»; «Я в магазине. Тебе взять мороженое?». Как мы вместе чистили зубы, готовили что-либо. Как иногда он приходил ко мне в выходные и засыпал днем на моей кровати, а бывало, что я сидел на другом конце с ноутбуком, что-либо делал, но все время отрывался, смотрел на Юту, любовался им. А потом пытался отвлечься, чтобы успокоить бешеный ритм своего сердца, которое, казалось, стучало так громко, что даже Юта мог проснуться от этих ударов.       В голове различные моменты, которые были с Ютой. В голове отрывки прошлых месяцев, нашего тесного общения.       «— Эй, я думаю, у тебя особенная кровать, — смешок.       — Почему?       — У меня чуткий сон. Мне трудно заснуть где-то, помимо своей квартиры и своей кровати.       — Но ты спишь всегда на матрасе, — смеюсь я в ответ.       — Значит, особенный матрас. Хуй знает. Квартира у тебя особенная, обстановка приятная, — пожимает он плечами».       «— Я надеюсь, ты не подглядывал за мной в раздевалке? — в шутку спрашиваю я, выходя. Юта ждет меня около окна, большая перемена. У меня физкультура, которой на его курсе уже нет. Завидую.       — Очень надо, — фыркает он и кивает мне, дабы мы двинулись далее по коридору, в кафетерий, пока успеваем.       — А я свои лучшие трусы надел, — продолжаю шутить я, пребывая в хорошем настроении.       — Серые такие, да? — смеется он».       «— Какого хрена? Ты выпил всю колу? — заглядывает Юта в свой холодильник. Ну да, я люблю газировку… А ее и так немного было… Я и выпил…       — Ой, все! Держи меня за руку, чтобы я не ушел! — в шутку говорю я, стоя у плиты, двигаться вообще-то и не собираюсь даже.       А Юта берет. Хватает мою ладошку, несильно сжимая в своей руке.       Бум — бум — бум.       Я ведь пошутил.       А он взял меня за руку.       Отпускает, скользя рукой по ладони вниз. Не резко, а аккуратно так, своими пальцами по моим проводит.       А потом — будто ничего не произошло вовсе, возвращается к холодильнику. Делает вывод, что нужно сходить в магазин, пить нечего».       Как тут было не привязаться к нему? Как тут было возможным, в такой домашней и уютной обстановке, в такой приятной, в такой тесной, не влюбиться и не хотеть большего? В голове — моменты только положительные. И от этого так грустно.       Все ведь действительно было прекрасно. А я сам взял все и разрушил. Но… неужели я такой херовый человек, чтобы со мной так поступать? Неужели все это вообще ничего не значило для Юты, чтобы он так со мной поступил? Чтобы он решил не просто разрушить наши взаимоотношения, а решил разрушить вообще все, что было, все счастливые моменты просто разломать на кусочки? Превратить их в боль и страдания для меня? Превратить их в ненависть к себе, к нему? Зачем? Почему?       Может, это только я видел все таким отличным? Почему для Юты это признание стало такой вещью, что захотелось не просто принизить или поиздеваться надо мной, а буквально загубить все, загубить мои чувства самым поганым образом? Это для него настолько омерзительная вещь? Осознать, что кому-то ты важен, кому-то ты дорог? Что кто-то хочет видеть тебя рядом постоянно, хочет чувствовать тепло твоего тела? Может, это я омерзителен? Почему все всегда ставят мои чувства под удар?       Он принес мне боль тем самым, чего я желал. Подарил это «большее», которое я хотел видеть между нами, хорошенько растоптав и наплевав в это. Превратил самое лучшее в самое худшее.       Но… после половины бутылки я понимаю, что самое хуевое то, что я все еще не ненавижу Юту, как бы мне ни хотелось.       То ли алкоголь боль на сердце заглушает, то ли что. Но я просто хочу больше его никогда не видеть. Больше не хочу иметь с ним ничего общего. Но ненавидеть — нет. Я этого все равно не чувствую. Я влюбился в него, зная его достаточно хорошо. Это позволило мне увидеть его хорошие стороны и прочувствовать их, но неприятный характер все равно оставался с ним, как и неприятные поступки все еще были при нем.       И я больше чувствую свою вину в произошедшем. Считаю, что я идиот, который сам на это подписался.       Я переживу это.       Юта пойдет своей дорогой, я своей. Я переживу. Боль уйдет, время лечит.       Легче особо от алкоголя не становится, но приходит какой-то этап примирения с ситуацией. Я чувствую, что я пьян. Мысли отступают, голова чуть кружится, а вибрация телефона все отчетливее слышится, хотя я не обращал на нее никакого внимания ранее, глубоко погрузившись в переживания.       Телефон хочется выкинуть в окно. Вместе со звонками Юты, вместе с осознанием, что Юта этот телефон когда-то и у кого-то своровал. Да, конечно, и об этом я уже в курсе. Не наткнуться в ящике его стола на стопку телефонов было достаточно трудно, считая то, что он там же хранит и запасные ручки. Оставить это без вопроса тоже, как и получить ответ, произнесенный без доли стыда.       Блять. У Юты в квартире столько моих вещей. А у меня его.       Но когда я беру телефон, вижу, что звонит мне вовсе не Юта, а Марк, поэтому я незамедлительно отвечаю.       — Да?       — Наконец-то, хен! Я обзвонился уже, кучу смс отправил, где ты ходишь? Нас увольняют!       — В смысле? — еле ворочу я языком, конкретно не понимая ситуацию.       — В прямом! Выручки! Наша точка еле-еле окупается. Пока было принято решение вместо нас двоих нанять одного человека, который будет работать полный день вместе с Джой, два через два. Ну и Айрин, как менеджер, понятное дело. А так, может вообще всю сеть закроют через некоторое время. По крайней мере, Айрин слышала, как управляющая с технологом говорили об этом. Не знаю, хен. Но нас с тобой выставляют. Начальство начало что-то предпринимать, и им не выгодно держать двоих человек, которые работают лишь во вторую половину дня, — грустно выдыхает Марк.       — А на другие точки нас не могут перевести? — я чуть серьезнее становлюсь от данных новостей, насколько могу сейчас вообще.       — Там если и нужны люди, то тоже только на полный день.       — Бля-ять, — протягиваю я, хотя при Марке стараюсь не материться никогда.       Потому что это действительно пиздец.       Кажется, в моей жизни наступила черная полоса.       — Хен, ты пьян? — замечает мою поддатую интонацию Марк.       — Угу, — тяжко выдыхаю я, поднимаясь с кровати.       — Че? — раздается рядом с Марком знакомый голос. — Дай сюда, — пара мгновений, и в динамике уже отчетливо слышится голос Донхека. — Какого черта ты пьян?! Время три часа дня, будний день, а ты пьян и даже не со мной?       — Донхек! — слышится Марковское, а затем и смех младшего. А мне как-то совсем хреново и чуть неловко ощущать их веселье в своей поганой атмосфере.       — Ладно, серьезно. Че за повод, че за праздник? Ты с Ютой?       — Нет, — сердце колет. — Я… Давай потом поговорим, ладно? — я абсолютно не знаю, что говорить сейчас.       Я прохожу на кухню, на столе все еще стоят тарелки с едой; я не нашел силы убрать все в холодильник. Кажется, что сейчас истерика по новой накатит.       — Ну… Ладно, — в недоумении протягивает Хек и прощается.       Хочется биться головой об стену от происходящего и реветь-реветь-реветь.       У меня сейчас сессия, мне нужно держать себя в руках и стараться, но все по пизде. И так моральный настрой просто никакой, в минус сотню уходит, а тут еще и думай, блять, о работе - о том, что без нее я одной ногой на улице и без высшего образования.       Я не могу себе мысленно даже проговорить, в жалкой попытке, что все будет хорошо. Я не могу даже попытаться начать себя успокаивать.       Все хуево.       Рассудок в помутнении, сил думать нет. В голове только: «Страдать-страдать-страдать».       Телефон вибрирует от сообщений. Мне кажется, я сейчас его в окно выкину нахуй.       Но прежде все-таки посмотрю, что же Юта пишет. Давай, сделай мне еще больнее. Что ты мне можешь сказать? Я послушаю. Послушаю и пошлю тебя нахуй. Нахуй из моей жизни. Перестань напоминать мне о себе. Проваливай. Я хочу лучшей жизни. С тобой ее не будет. Да и как будто ты, блять, хочешь в ней присутствовать?       «Входящее сообщение от контакта Ли Тэен»       Что, блять?       Там, конечно, ниже:       «Входящее сообщение от контакта Марк (4)»;       «Входящее сообщение от контакта Юта (32)», но меня удивляет не это.       Меня удивляет, что мне написал Тэен.       Прежде, чем открыть сообщение, я стою в ступоре. Далее — снова слезы. Руки трясутся. В голове — да что происходит? Меня сегодня все разом решили добить? Какого черта? Почему? Что Тэену от меня нужно? Почему сейчас?       Но когда я открываю сообщение, я понимаю, что я точно полный идиот. Это ведь я первый написал Тэену. Поздравлял его с днем рождения, который был позавчера. Я уже и забыл об этом.       «Спасибо за поздравление. Извини, что я не ответил раньше. Мы завтра собираемся в кафе, я понимаю, что вряд ли у тебя есть желание приходить, но я был бы рад, если бы ты заглянул. Что думаешь?».       Я думаю, что ни в коем случае. Мне бы сейчас постараться не убиться, а не лезть в чужой праздник жизни, где я лишний буду. Да и видеть человека, который тоже мне однажды причинил боль — последнее, чего сейчас хочется. И без того достаточно.       Но то ли пьяный рассудок верх берет, то ли что. Дрожащими пальцами я набираю сообщение, в котором говорю совсем иное.       «пжлста… приди. мн хуев. ты мн нуженн».       Я в говно — понимаю я, когда смотрю на экран телефона.       Понятия не имею, придет Тэен или нет. Понятия не имею, зачем оно мне. Не сказать, что мне нужна его поддержка. Но с кем-то мне лучше, чем одному. Одному мерзко совсем уж. В этих четырех стенах, совсем пьяному, со столькими проблемами, мыслями, больной задницей и душой.       Через секунду снова думаю другое. Тэен всегда был моей жилеткой. И, наверное, противно будет ему снова ей быть. Когда понимаю это — хочется удалить сообщение, но только до него оно уже все равно дошло. Ответа нет. Надеюсь, он забил хуй на меня, на мои проблемы и не придет. Будет стыдно, буду чувствовать себя более жалким, будет еще более тяжко.       Далее я решаюсь посмотреть сообщения от Юты.       Сердце сразу щемит, душу тут же рвет, как только я открываю диалог. Снова слезы.       Какой же я ранимый, блять. Хочу быть Ютой. Так, чтобы похуй было на все. Так, чтобы причинять другим боль, и глазом не моргнув. Хладнокровным быть классно, нежели страдать все время.       Но, кажется, Юте не совсем уж похуй.       «Сычен»;       «Блять»;       «Я так сожалею»;       «Ты даже представить себе не можешь, как я сожалею»;       «Я знаю, что ты не захочешь меня сейчас видеть. Я знаю, что ты не захочешь меня сейчас слышать, поэтому я пишу»;       «Но, пожалуйста, дай мне шанс»;       «Мне так много нужно сказать»;       «Мне так хуево сейчас»;       «Это худшее, что я натворил»;       «Пожалуйста»;       «Прости меня»;       «Ты самое важное, что было у меня когда-либо»;       «Кто был у меня»;       «Я не хочу уходить из твоей жизни»;       «Я знаю, что тебе сейчас очень и очень больно»;       «Я знаю, что я виноват в этом»;       «Я никогда не смогу искупить свою вину»;       «Но я прошу тебя»;       «Дай мне шанс»;       «У меня нет ничего и никого важнее тебя, понимаешь?»;       «Я идиот»;       «Я ублюдок»;       «Я ужасен»;       «Твоя улыбка самая прекрасная на свете»;       «Мне так жаль, что я погубил ее»;       «Прости»;       «Прости»;       «Прости»;       «Я плакал этой ночью»;       «Мне так тошно»;       «Я обещаю. Я буду рядом с тобой, я никогда больше не сделаю тебе больно. Я сделаю все, что бы ты был счастлив. Ты только скажи, что тебе это нужно»;       «Ты нужен мне».       Я просто обливаюсь слезами, пока читаю. Всхлипы и вопли в пустоту. Экран телефона — в соленых слезах.       Но.       «а ты мн нет»;       «я не хочу видть рядм с собй ткого челвека»;       «звашеь, как мне счас брльно?»;       «убиарсйя»;       «навсегда»;       «из мй жинзи»;       «тбе для полной кпртины остллось только человнка убить. будет полвый набр — наркомн, вор, насильник и авот убицаы не хзатет».       Ответ приходит почти моментально.       «Сычен… пожалуйста… я так разбит… позволь мне прийти к тебе».       «я тожж»;       «я не открлд.ю тебе двеоб»;       «иди нахзхухй»;       «кдал нибдуь подпальеш»;       «ниикодап больеш не появляся в монй жиизни».       Вообще плевать на то, как выглядят мои сообщения — попадать по клавиатуре ровно просто невозможно. И потому что я пьян, и потому что меня трясет, как будто у меня эпилепсия.       Я ответа не жду — поднимаюсь с пола (сам не заметил, в какой момент вообще на нем оказался), подхожу к раковине, открываю под ней дверцу — телефон в мусорку.       Конечно, я, скорее всего, завтра, ну или когда отрезвею, достану его оттуда. Куда я без телефона? И если бы не этот фактор, он бы точно полетел в окно. А пока — в мусорку. Подальше.       Нахуй Юту. Нахуй всех сейчас. Нахуй всю мою жизнь — вот как хочется.       Я возвращаюсь в кровать, накрываю себя одеялом с головой и продолжаю реветь.       Я понимаю, что бывают проблемы посерьезнее, пострашнее, гораздо хуже, чем мои, чтобы я тут так лежал и убивался. Но только у каждого есть своя грань. Но только я вот уже не способен держаться в таких обстоятельствах. У меня боль на сердце, боль по всему телу, тяжесть на душе, обида и горечь, которые разъедают каждую клеточку в теле, в разуме. Паршиво настолько, что я не в состоянии взять себя в руки и успокоиться — это просто кажется чем-то нереальным.       А спустя время — звонок в домофон.       Я не встаю, я не иду открывать. Не важно, Тэен то или Юта — хочу, чтобы оба ушли. Жалею, что написал Тэену. Опять же, идиот.       Противоречивый. Как Юта и говорил.       Минут через десять звонок в домофон прекращается, а следом — стук в дверь. Настойчивый, грубый.       Приходится встать.       Прежде чем открыть — смотрю в глазок.       Тэен.       Вид у него обеспокоенный, нервный.       Меня опять трясет. Зачем я написал ему? Блять.       Когда я открываю дверь — у него взгляд обескураженный.       Даже представить не могу, как я сейчас ужасно выгляжу. С красными глазами, зареванным лицом, с кучей красных пятен от груди до лица и пьяным жалким взглядом.       Первое, что делает Тэен — обнимает меня. Крепко-крепко. Как раньше. Как когда у нас все было хорошо. Вкладывая в это все свое тепло, всю любовь, всю заботу.       Блять, как мне успокоиться? Как мне снова не разреветься?       Да никак.       — Эй, эй, тихо, — Тэен отстраняется, вытирает слезы с моего лица, нежно-нежно, аккуратно прикасаясь ко мне. — Что случилось?       У меня нет сил говорить, я только больше реву от всех этих прикосновений. Всхлипы все громче, дрожу все сильнее.       Почему Юта не мог быть таким нежным, если я ему, блять, оказывается нужен? Почему нужно было все загадить? Почему нужно было все растоптать, разрушить, сломать меня, сломать мои чувства, принести мне всю эту боль и страдания? Почему ему нужно было все это, прежде чем он вдруг понял, что это ошибка? Ошибки учат? Я из этого урока вывод вынес один — нахуй Юту. Нахуй этого ублюдка из моей жизни. Нахуй все хорошие моменты с ним. Нахуй то, что я стал для него неким особенным и то, что я нужен ему теперь. Мне теперь нихуя это не нужно. Мне нужно вылезти из того дерьма, которое в моей душе — в которое он же меня и окунул.       — Сигарету, — добавить «дай мне» слишком сложно. Языком еле волочу.       Тэен послушно отстраняется и лезет в карман за пачкой, которую после протягивает мне.       Я беру ее, отправляюсь на кухню, пытаясь не столкнуться с дверным проемом, пока парень остается в коридоре разуваться. На кухне беру пепельницу со спичками и направляюсь в комнату, на кровать. На стуле сидеть больно, на кровати помягче как-то. Пепельницу на простынь, забираюсь на кровать, закуриваю, чуть успокаиваюсь. Пытаюсь.       — Как ты? — мягким голосом спрашивает Тэен, приближаясь.       — А по мне не видно? — фыркаю я, насколько могу, затягиваясь сигаретой. Курю быстро, нервно, затяжка за затяжкой. — Если бы у меня было чуть поменьше мозгов, и не цени я своих родителей, то, как они будут переживать впоследствии, думаю, я бы сейчас вскрылся. Вот так я, — говорю я, что на уме.       Тэен садится рядом и грустным взглядом окидывает вначале пепельницу, мимо которой я стряхиваю пепел. Затем поднимает взгляд на меня; взгляд этот — до дрожи костей пробивает.       — Я устал совершать ошибки, я устал желать того, чего у меня никогда не будет, я заебался, что мои желания делают мне только больнее потом. Я заебался от того, какой я никчемный и жалкий, — голос дрожит.       — Это связано с Ютой? — смотрит он на мою шею, затем взгляд поднимает выше, смотрит в глаза. Я могу лишь кивнуть, прикусив губу. — Что произошло?       — Я не могу и не хочу говорить, что произошло… Я просто хочу… поддержки… Мне нужна поддержка… Мне нужно почувствовать, что я не один, раз уж ты, все-таки, пришел… Пожалуйста, — я тушу сигарету, — просто обними меня, ладно? Иначе я рехнусь…       Честно говоря, я не уверен, что нужно мне все то, о чем я говорю. Мне сейчас нихуя ничего не надо. Я просто пьяный и несчастный, несу хрен знает что.       Но Тэен приближается ближе и послушно обнимает меня. Без всяких слов, крепко обнимает, чуть гладя меня по спине.       Становится ли мне легче? Нет. Вообще нет. Только более тошно от жалости к себе. Зря Тэен пришел. Мои необдуманные поступки заставляют меня ненавидеть себя все больше и больше.       — Возможно, — тихо начинает Тэен, — сейчас не лучший момент для этого, но думаю, что тебе стоит знать. Мы с Джехеном снова сошлись.       — Нахуй ты мне говоришь это? — он все еще обнимает меня, я бессвязно говорю куда-то ему в шею. — Мне плевать, если ты думаешь, что нет. Не, не так. Я рад, если тебе с ним хорошо. Если у вас все хорошо. Боже, я уже давно смирился, что я не тот человек, которого ты хочешь видеть рядом с собой. Мне просто тошно, что я все время ошибаюсь в людях, которых я хочу видеть рядом.       — И ты ошибся сейчас с Ютой?       — Угу, — тихо-тихо. — Хотя как, ошибся… Я прекрасно знал, что он из себя представляет, как только впервые взглянул на него. Но все равно дал себе слабину. И пожалел об этом, что было так очевидно… Почему я такой глупый?       — Ты не глупый, — Тэен прижимает меня к себе сильнее. — Все мы ошибаемся. Время расставит все на свои места, не переживай. Все будет в порядке.       — Да, но… сейчас все хуево.       — Эй, — он отстраняется, смотрит мне в глаза. — Не говори так. Мир не крутится вокруг него, ну. Не надо так убиваться из-за какого-то идиота.       — Да все равно все хуево, — только и могу с горечью выдавить я.       — Почему? — внимательно смотрит Тэен. — Ладно. Давай так. Иди умойся, я заварю тебе кофе пока, ты же в стельку просто. Мы сядем, и ты нормально все расскажешь, насколько можешь и что можешь, хорошо?       Я киваю и думаю, что, может, все-таки мне чуть легче от присутствия Тэена, от его слов, от того, что он идет мне навстречу. От того, что хуй знает, чтобы я сотворил, если бы еще некоторое время просидел бы в одиночестве и с алкоголем в руках. Сильно сомневаюсь, что смог бы успокоиться.       Он идет на кухню, я в ванную. Холодной водой ополаскиваю лицо несколько раз. В зеркало пытаюсь на себя не смотреть. Все. Нужно держаться.       Меня шатает. Сильно так, причем. Трезветь не трезвею. До кухни дохожу еле как — плечом о дверной косяк ударяюсь, надеюсь не запутаться в своих же ногах да не упасть на ровном месте.       А когда захожу на кухню — вижу Тэена, который держит в руках мой телефон. Он поворачивается в мою сторону с взглядом шокированным и чуть злым.       Хочется сдохнуть, чем признать, что Тэен все правильно понял.       Перемотать время назад.       Как жаль, что нельзя.       Я бы тогда столько вещей не делал бы, а сохранил бы их при себе.