Сыворотка правды

      «Я тебя найду, отпизжу и обоссу», — высвечивается такое странное на экране телефона, и что-то мне подсказывает, что писал это не Сычен, пусть сообщение прислано с его номера. Как минимум, потому что написано без единой ошибки.       В груди словно сжимается что-то — отвратное чувство. И сжимается не от написанных слов, а от того, что кто-то рядом с Сыченом. Кто-то знает о произошедшем.       Сычен сейчас пьян в стельку, явно. Виноват в этом я. И не только в этом. Я виноват, блять, во всем.       Что делать — понятия не имею. Выходом вижу лишь вывернуть наизнанку все свои чувства, показать парню, что мне правда жаль. Что он действительно мне нужен. Что я понимаю, что совершил ошибку, что я правда сожалею о ней. Но вот только Сычену это уже не нужно. Видеть меня не хочет, знать не желает. Я испортил абсолютно все.       Во мне сейчас такая буря эмоций, что трясет. Внутри все заполнено чувствами и все поганые. Слова Сычена о том, что мне для полного комплекта не хватает лишь человека убить — запали в душу, выкрасили все в черный цвет, принесли кучу отвращения и ненависти к себе. Слова о том, что я ему не нужен — принесли горечь такую, что я готов вечность раскаиваться перед парнем, лишь бы все вернуть, лишь бы все исправить. Мысль о том, что он разбит, и я виноват в этом, ломает меня.       Запасной выход — тоже нажраться.

***

      — Здарова, — знакомый голос надоедливого американца раздается рядом. Взгляд не поднимаю, смотрю на свой стакан, который держу, верчу в руках. — Один сегодня?       — Один, — безразлично повторяю я, пытаясь сохранить какую-то стойкость перед людьми. Наверное, стоило дома напиться, чтоб никто не лез ко мне. Да только как-то все равно было, когда пришел. В Сыпре привычно, а в окружении людей напиваться — не так горько.       — А я нет. Знаю, тебе похуй, но хоть ради приличия пожми руку человеку, — усмехается Джонни.       — Каждому овощу — свое время, — изрекаю я, но все-таки поворачиваюсь лениво.       Рядом с ним — низенький парень с робкой улыбкой, вздернутым носом и кучей проколов в ушах. Маленький и хиленький. На фоне Джонни особенно.       — Ты на пидора похож, — беззлобно изрекаю я, что думаю, протягивая парню руку. Сил вообще нет на какие-то эмоции, чувствую себя подавлено и истощенно.       Сычен даже близко не стоит с этим тайцем (и сомнений нет, что это тот самый таец, с которым Джонни живет) внешне. У Сычена лицо временами детское и глупое, худой ужасно, но все равно достаточно мужественный, по сравнению с этим.       — А ты ровно такой, каким я себе представлял. Никаких манер, — усмехается и пожимает мне руку, сжимая совсем слабо. Ну, точно.       А еще голос у него миленький, звонкий, аж жутко.       — Тэн, верно? — уточняю я, мало ли.       — Именно, Юта.       — Ну, вот и отлично. Он не особо дружелюбный, но ты посиди с ним, окей? Я сейчас вернусь, — говорит Джонни да направляется к другой стороне бара. За травкой, естественно. Только за ней сюда и приходит.       — Что-то ты каким-то унылым выглядишь, — присаживается парень рядом на барный стул.       — Не твое дело, — отвечаю я и достаю сигарету из пачки. Слышу, что у парня во время моих слов начинает телефон звонить, за которым он тянется далее.       — И то верно, — говорит он, прежде, чем ответить на звонок. — Алло… Да, мы тут уже… Угу, ждем, — небольшая пауза. — Сейчас Донхек придет, — говорит он.       — А ты-то откуда уже знаком с ним? — интересуюсь я.       — Так мой знакомый ему ту справку и делал, по поводу которой твой друг звонил Джонни.       Забавная штукенция — общие знакомые. С человеком видишься первый раз, но наслышаны друг о друге, об окружении друг друга, в курсе событий, которые происходят вокруг. Все как-то друг с другом содействуют. Прикольно, блин.       — Мы, собственно, и договорились тут встретиться, чтоб он забрал ее.       — А че, его присутствие не требовалось?       — Не, только имя и дата рождения. Че там, печать поставить, заключение написать. Только я так и не понял, почему он сам не может обследование пройти? Нормальный парень, вроде. Че не так, что он боится, что ему справку не дадут?       — Не твое дело, — повторяюсь я.       — Ну, вот тут как раз-таки мое. А если я друга подставляю, что прошу его о таком? А мало ли, че у парня на уме? Картинка редко совпадает с происходящем на самом деле.       — Да не парься. Жизнь пацана просто побила немного, но он нормальный.       — Ну да, заверили меня в этом уже, типа хорошее дело делаю, что помогаю ему, пусть и незаконно. Поэтому и подписался, но все равно, интересно же, че не так.       — Много знать будешь — расстроишься, — говорю я, на что парень хмыкает.       Далее диалога никакого не следует. Парень смирно ждет Джонни, а я курю да упиваюсь, пытаясь отвлечься.       Когда Джонни возвращается, то предлагает выпить Тэну, пока они ждут Донхека. Они уходят за столики, оставляя меня, за что я им очень благодарен.       Несколько раз со мной пытается заговорить Хансоль, когда без дела стоит, но я его игнорирую.       В голове только Сычен, самокопание и грустные мысли, которые бросаются из края в край. Желание напиться и пойти к Сычену в попытке разъясниться да все исправить, но понимаю, что все будет безуспешным, не захочет он меня ни видеть, ни слышать. И это удручает, давит, сковывает все тело, разум, что даже алкоголь помочь не в силах, только более тошно становится. Но и сидеть без дела мерзко. А думать о том, что он с кем-то сейчас — гадко.       Да и вообще гадко все настолько, что кажется, хуже некуда.       Не помню, когда я в последний раз о чем-то сожалел. Жалеть о чем-то — последнее дело, я считал. Что было, то было. Опять же, опыт. Но сейчас я чувствую себя полным идиотом, который погряз в сожалениях. И понятия не имею, что мне делать, как все исправлять, потому что всегда плевать было. Тем более, в такой-то ситуации. Да и мое чувство сожаления Сычену нахуй не нужно сейчас. Ему нужно, чтобы я исчез раз и навсегда. Горько от мысли об этом, очень.       — Спасибо, — вдруг раздается рядом.       Донхек пришел, усаживается на соседний стул.       — За что? — не сразу понимаю я.       — За то, что проблему мою без внимания не оставил. Хен, виски, пожалуйста, — смотрит он на Хансоля. — Думаю, к следующей неделе закончу врачей остальных проходить, и можно будет в приемную комиссию идти, так что все зашибись. У тебя че как?       — Нормально, — ага, лучше некуда просто. — Куда поступать будешь?       — Догадайся, — ухмыляется Хек, а у меня нет настроя даже злиться на то, что, откуда мне, блять, знать? Молчу с видом безразличным, уставшим. Хек продолжает сам, видя молчание в ответ. — В ваш с Сыченом универ. Хочу на веб-дизайнера поступить. Хотя еще думаю между этой специальностью и программистом, но скорее всего, веб-дизайнера выберу. Посмотрим.       — Серьезно? — чуть хмурюсь я.       — Ага, — довольно тянет Хек, когда Хансоль перед ним стакан ставит. — Где Сычен? У него случилось что?       — Не твоего ума дело.       — Может и не моего, но я беспокоюсь. Странно, что ты нет. Я думал, вы друзья.       — Мы никто друг другу, — с еле заметной горечью отвечаю я.       — Уверен, это только ты так думаешь. И если честно, то я удивлен. Да ладно тебе, Юта. Вы всегда вместе. Понятия не имею, как он терпит рядом такого урода как ты двадцать четыре на семь, но это факт. Почему ты так отрицаешь это?       — Слушай, разберись сначала со своими проблемами, ладно? Не лезь ко мне, — вырывается у меня, но без особой агрессии, скудным голосом. Меньше всего сейчас хочется, чтобы кто-то лез ко мне в душу, в мои проблемы и в происходящее между мной и Сыченом.       — Я не пытаюсь сейчас доебаться, Юта, — спокойно отвечает Донхек. — Я просто беспокоюсь за Сычена. И если у него что-то случилось, то ты первый, кого он захочет видеть рядом. Я не знаю наверняка, но думаю, ты нужен ему.       — Я ему не нужен. Ему сейчас нужен только алкоголь.       — Я тоже так говорил, тоже думал, что я Марку не нужен. Но оказалось, что это не так. Не делай выводы, не зная правды.       — Вот именно. Ты тоже не лезь, когда ситуации не знаешь, окей? Не надо меня тут поучать, не дорос еще, — мой тон становится грубее, но Донхека это не смущает. Он находит, что мне ответить.       — Может и не дорос, но… знаешь, какой я вывод сделал за свои восемнадцать лет прожитой жизни? Что разочаровавшись в одних людях, не стоит наказывать других. Все люди разные. Я не знаю, почему ты такой ублюдок, которому на все поебать, но очевидно, кто-то сделал тебя таким. Может, не кто-то определенный, а все то общество и окружение, в котором ты рос. Я знаю, что это так. Я сам так вырос. Но я понимаю теперь, что не все люди такие, не весь мир такой. И мое недоверие ко всему было моей главной ошибкой. Если бы я сразу был более открытый, доверился бы Марку, мне было бы легче пройти через все это. И ты сейчас… Просто разберись в себе, подумай и определись, нужно оно тебе или нет. Хочешь ты всегда всех отталкивать от себя, чтобы тебя ненавидели и презирали, за твой паршивый характер, или, может, ты все-таки пойдешь навстречу тем людям, которые пытаются быть рядом с тобой? Не надо терять способность доверять, верить и любить, просто потому что тебе сделали больно однажды. Даже если не однажды, блин. Даже если много раз. Не все потеряно. Я думаю… Я думаю, нашей жизни достаточно, чтобы все встало на свои места, чтобы все наладилось.       — Мне тебя жаль, — пытаясь сдерживать дрожащий голос, говорю я, потому что Хек сейчас ударил по самому больному. У него взгляд удивленным становится сразу.       — Серьезно, что ли? — выпадает он чуть от моей реакции на его слова.       — Да, — с грустью говорю я. — Жаль, что ты в своем возрасте прошел столько. Но… ты молодец. Столько раз был сломлен, но идешь дальше, видишь лучшее, — кратко изъясняю я.       Хек пережил более ужасные вещи за свой короткий период жизни. Но он прошел через них. Морально. Вылез из этого дерьма, как бы оно не пыталось его погубить. Нашел в себе силы, схватился за руку человека, который пытался ему помочь и быстрее пришел к осознанию того, что все может быть лучше. У меня не было такой тяжелой ситуации как у него, отчего я не пытался посмотреть на окружающее иначе, не пытался ничего изменить, а просто мирился с происходящим, вместе с этим закрываясь ото всех.       На протяжении последних месяцев Сычен дарил мне все то, чего у меня никогда не было. Я принимал это и поддавался этому, особо не замечая, особо не зацикливаясь. А когда он полностью вытащил меня из этой ямы, по сути, когда я оглянулся, когда он открыл мне всего себя, я подумал, что нет. Мне здесь не место, мне это не нужно, забери это все обратно. Я оттолкнул его. Я не просто оттолкнул его — я выкопал целую яму для него, в которую столкнул его. Поломал все то, что он мне дал. И лишь после, осознав, что вообще-то, мне было хорошо, что мне это было нужно, что мне этого не хватало, я пожалел о содеянном.       И теперь, я последний, кого он хочет видеть рядом.       — Так… а что ты? Ты собираешься что-то делать или тебе действительно до этого дела нет?       — Мы поссорились, — мягко говоря, поссорились, блять. Говорю, чтобы Донхек понимал, что может и верно все то, что он говорит, но теперь смысла это не имеет. Я причина, я проблема. И пусть даже если оно мне и нужно, Сычену уже нет.       — И че? Так иди и помирись.       — Он знать меня не желает больше, — делаю я глоток после сказанных слов.       — Не верю, — фыркает Хек. — Он слишком привязан к тебе. К тебе такому, какой ты есть, алло, Юта. Раскрой свои глаза!       Каждое его слово начинает бесить. Бесит, что он пытается заверить меня в том, в чем я уверен. Он ведь не знает правды. Но и сказать о произошедшем не могу.        — Он прекрасно знает о том, что ты из себя представляешь, какой ты мудак, о всех твоих хуевых делишках. И он принимал это. И я сильно сомневаюсь, что он просто возьмет и отвернется от тебя, поступи ты так разок по отношению к нему. Естественно, ему обидно сейчас, естественно, он пошлет тебя, скажет, что знать не хочет. Но, вряд ли это на самом деле так. Вы оба сейчас, как два придурка, он там бухает вовсю, ты здесь бухаешь вовсю. Если ты виноват — иди, блять, извинись и покажи ему, что тебе не все равно. Что тебе это все нужно, что тебе не безразлично.       — Блять, ты не понимаешь! — срываюсь я на небольшой крик.       — Так объясни мне! Что, блять, могло такого произойти, что ты так уверен, что сидеть и напиваться вам обоим по разные стороны — лучший вариант?       — Просто завались, окей? Не лезь в это.       Вообще-то, Донхек прав во всем, кроме одного — Сычен мне сейчас будет не рад и плевать ему на то, что мне не безразлично. И я не могу объяснить Донхеку, почему так. Я не могу объяснить, что произошло, могу лишь заткнуть его.       — Тебе просто это нихуя не нужно, судя по всему, — морщится Хек. — Нужно было бы — пошел бы и на самом деле что-нибудь да предпринял бы. Всегда есть шанс все исправить. Всегда. Безвыходных ситуаций не бывает. По крайней мере, я в это верю. Ну и сиди, блять, тут. Один. Если тебе это так нравится. Я к ребятам, — встает он с барного стула, забирая свой стакан. — А, и видимо ты не в курсе, раз вы посрались. Его увольняют. Как бы на него сейчас все разом не свалилось, надеюсь, что у него все нормально. Он некоторое время назад просил Марка подменить его завтра на работе. Так что я зайду к нему завтра домой, узнать, как он. И если тебе все-таки не все равно, то, блять, прислушайся к тому, что я тебе говорю, — говорит он и уходит к столикам.       А меня воротит, блять, от всего происходящего. От себя, от Хека, который лезет в чужие дела, пытается дохуя умным казаться, типа много че понимает. Может и понимает, да, да только толку от этого — ситуация не та. Ситуация говно. Я в жопе.       Я натворил вещь дикую, непростительную. По отношению к человеку, который, да, правильно сказано — принимал меня таким, какой я есть, который ценил меня, а я просто растоптал все это. Принес Сычену столько боли, что прощения я не заслуживаю, ибо оправдания мне нет. Я хуевый человек от которого просто надо держаться подальше.       «Я не хочу видеть рядом с собой такого человека»       Только мне теперь больно. Только я не хочу теперь, чтобы все это рушилось. Я хочу видеть рядом с собой такого человека, как Сычен. Я хочу исправить свои ошибки. Я не хочу, чтобы он страдал из-за меня. Я не хочу, чтобы он страдал вообще. Он этого не заслуживает, он слишком хороший человек. А я не заслуживаю его. Но… но я должен хотя бы попытаться. Я не могу все оставить как есть.       В конечном итоге, мои мысли приходят к тому, что хуй с тобой, Донхек. Спасибо. Я все-таки пойду к Сычену. Не знаю, выйдет ли из этого хоть что-то. Что будет ли он меня слушать, пока я буду стоять за дверью, пытаясь донести до него, как я сожалею и как он мне важен. Но я не хочу, чтобы он меня ненавидел. Я не вынесу, если первый человек, к которому я привязался, будет испытывать ко мне ненависть.       Но на половине выпитого уже черт знает какого стакана, я чувствую, как на мое плечо ложится рука. Не успеваю ничего понять — меня грубо толкают назад; я падаю со стула, больно ударяясь головой о пол.       — Ублюдок, — раздается знакомое, и я чувствую удар под ребра ногой.       Теперь я знаю, кто прислал то сообщение. Кто был рядом с Сыченом.       Тюльпанчик, хотя его теперь и не хочется так называть — краска слезла уже, волосы выкрашены в чисто белый цвет, пинает меня ногами. У меня нет ни сил, ни желания сопротивляться. Я заслужил это. Я скрючиваюсь от боли и принимаю удары, не делая ничего в ответ.       — Какая же ты мразь, блять, — выпаливает он агрессивно, толкает меня очередным ударом ноги, а затем садится сверху. Лицо яростное, взгляд беспощадный.       Бьет кулаками по лицу. Дышать пиздецки тяжело, больно неистово, но я даже не пытаюсь увернуться, сделать хоть что-то. Пусть бьет. Я согласен с каждым его словом.       И все это прекращается достаточно быстро, лучше бы и продолжилось даже.       Он был с Сыченом. Если он считает, что я это заслуживаю — значит, так и есть.       Вижу, как Джонни оттаскивает от меня парня. Тот позволяет это сделать, особо не сопротивляется, но продолжает пинать меня одновременно ногами, сколько может.       Вокруг шум, все что-то орут, Тэен продолжает что-то выкрикивать, но я нихуя не слышу; звук словно приглушили. Сил встать не нахожу. Лежу, ощущая, как горит мое лицо, как режет под ребрами, дышу порывисто, пытаясь прийти в себя.       — Блять! — раздается громкое Хансоля. — На выход! Всей компашкой! Живо! Мне не нужны здесь проблемы! Выметайтесь!       Рядом со мной Тэн и Донхек, пытаются помочь мне встать. Удерживают меня. Выпрямляться больно. Тэен направляется к выходу быстрыми шагами. Джонни смотрит на меня обеспокоенно и вопросительно.       — Я сам, — еле произношу я.       Больно даже говорить, чувствуются ссадины в уголке губ, чувствуется боль в скулах, в челюсти. Хоть зубы не выбил, да нос не сломал — то ли сдерживался, то ли сил не так много, ибо желание у парня явно на это было. Да я и не против.       И только мы выходим из клуба, меня тут же резко толкают и впечатывают в стену.       Я замечаю, что у Донхека на лице паника похлеще, чем у меня, но они с Джонни тут же хватают Тэена за плечи, готовые оттащить. Внимательно наблюдают за происходящим, а я опускаю голову, смотрю себе под ноги, чувствуя злобное дыхание Тэена.       — Даже близко к нему не подходи, сука. Никогда больше к нему не приближайся, — никогда такой агрессии в свой адрес не слышал, как сейчас, честное слово.       — Почему… — выдавливаю из себя я еле-еле, не договариваю.       Тэен резко дергается, вырывается, следует боковой удар локтем в висок.       — Бля-ять, — на одном дыхании простанываю я, скользя по стенке вниз, хватаюсь за голову.       Зверски больно, равносильно, будто меня молотком по голове шибанули, в виске давит, стучит, еще и лицо все с телом жжет мучительно, словно полыхает, отдавая жгучей болью.       — Прекрати, — грубо вставляет Джонни, хватая парня за шкирку и оттаскивая от меня подальше.       — Почему, блять?! — кричит он. — Мне надо объяснять тебе, почему?!       — Почему ты лезешь в это сейчас? — кое-как говорю я, пытаясь подняться, все еще держусь за голову, ладонь к виску прикладываю. — Какое тебе до него дело?       — Большое! По-твоему, я пришел к нему тогда, чтобы он потом в слезах бился? Нет! Я правда хотел поддерживать с ним связь, он был для меня важным человеком и навсегда им останется, даже если нашим дорогам нужно разойтись! Я хочу знать, что у него все хорошо, и я переживаю, если это не так! В отличие, блять, от тебя! Да, блять, ты все правильно о себе думаешь, ты ублюдок и ты ужасен! И это — меньшее, чего ты заслуживаешь. Сдохни нахуй в канаве, и пусть тебя собаки сожрут! И знай, ты никогда ничего не исправишь! Никогда, блять! И не приближайся к нему даже близко, блять. Только попробуй еще что-нибудь испортить! Я, блять, сам тебя собакам скормлю, сучара! — Тэен дергается, вырываясь из захвата Джонни. Разворачиваясь резко, уходит.       Все, на что хватает меня — снова соскользнуть по стенке вниз и разрыдаться.       Блять. Блять. Блять. Блять. Блять.       «Ты никогда ничего не исправишь. Никогда.»