Сыворотка правды

      Все тело ломит, лицо горит. Я пытаюсь взять себя в руки и успокоиться, но не особо выходит.       В голове вертится: «Ты никогда ничего не исправишь». И от этих слов еще более паршиво, чем было. Еще больнее.       Вот и Сычену я принес такую боль. И моральную, и физическую. Блять. Блять. Блять. И снова — блять.       «Ты ужасен»       — Что происходит? — Джонни садится передо мной на корточки и смотрит нахмурившись.       Рядом еще две пары шокированных глаз, и под их взглядами я все-таки стараюсь прийти в себя. Они не должны видеть меня таким. Никто, сука, не должен видеть меня таким.       Я не отвечаю Джонни, молча тянусь за пачкой сигарет, пытаясь прийти в себя. Он смотрит выжидающе, продолжает хмуриться.       Я закуриваю и думаю, что плевать, что говорит Тэен. Я не могу все оставить, как есть. Я не могу принести Сычену столько боли, а потом просто исчезнуть. Он не простит меня, да, и я пойму это. Но я не успокоюсь, пока он меня не выслушает. Он должен знать, что я правда очень сильно сожалею, просто пиздец как сожалею, что я понимаю, что совершил просто пиздец какую непростительную ошибку. И даже если уже ничего не исправить — он должен знать, что не безразличен мне.       Я медленно приподнимаюсь, что дается мне с трудом. Под ребрами колет, внутри все органы сжимаются, будто по ним прошлись, хотя почему будто, так почти и есть. Джонни мгновенно вскакивает и помогает мне подняться.       — Спасибо, — говорю я, отстраняясь, и тут же двигаюсь вперед, обходя Тэна и Донхека. Тэн смотрит недоуменно, а у Хека на лице куча эмоций вперемешку: испуг, волнение и шок.       — Куда ты? — тут же спрашивает меня он и догоняет. Я иду медленно, дается мне это с огромным трудом.       — К Сычену.       — Эй, — возмущенно окрикивает меня Джонни. — Может, лучше в больницу?       — Обойдусь, — еле слышно отвечаю я.       — Юта, подожди, — Донхек одергивает меня, касаясь плеча. — Я понятия не имею, что ты натворил, но явно что-то очень хуевое, раз он тебя так. Может, ты повременишь с походом к Сычену? По-моему, он ясно дал знать, чтобы ты туда не совался. И видок у тебя сейчас не лучший…       — Мне похуй, что он там сказал, ясно? — чуть прикрикиваю я. Хек смотрит с опаской, неким недовольством и как-то тяжело вздыхает.       — Давай я пойду с тобой?       — Нет! — наотрез отвечаю я. — Это касается только меня и Сычена! Не лезь в это!

***

      Я долбоеб несусветный. Хочу переродиться заново и чтоб мозгов побольше.       Но, увы, что есть, то есть. И что есть — все по пизде.       Чувства берут верх сейчас. На второй план отходит все, кроме Сычена. И то, что я еле дошел до его дома, и то, что я харкаюсь кровью, и то, что время показывает три часа ночи и даже то, что завтра у меня зачет, на который я, очевидно, не пойду.       Я не звонил в домофон, я понимал, что Сычен мне не откроет. Я дождался момента, когда могу проскользнуть в подъезд. Уже стоя около его двери, меня начинает охватывать волнение. В дверь я стучусь не настойчиво, робко. Если Сычен спит, он не услышит.       Сычен не спит.       Стоит такая тишина, что я могу расслышать его медленные шаги по ту сторону двери.       У меня же ноги словно к полу прилипли. В жар бросает, не могу ни двинуться, ни вдохнуть ровно. Ожидание томит. Каждая секунда — словно вечность.       Что он скажет, когда поймет, что я пришел?       С чего мне стоит начать?       Я слышу, как он остановился возле двери. Но никаких слов не следует. Лишь молчание.       Томительное молчание.       Хрен знает, сколько оно длится. Но точно не с минуту.       — Сычен, я знаю, ты там, — я волнуюсь, как никогда в жизни не волновался, голос дрожит. — Я не прошу тебя впускать меня, просто выслушай, ладно?       — Убирайся, — раздается за дверью злобно-злобно. У меня сердце будто екнуло, но я продолжаю.       — Сычен, — небольшой вздох, пытаюсь взять себя в руки. — Я не могу передать словами, как сильно я сожалею о содеянном. Слышишь? Это моя самая большая ошибка, мой самый хуевый поступок.       — Убирайся, — у него голос тоже дрожит, хотя, может, мне кажется так из-за того, что нас разделяет дверь, а он говорит чуть тише.       Нет, мне не кажется.       — Ты — лучшее, что происходило у меня в жизни. Честное слово, Сычен, — еще один вздох, пытаюсь держать себя в руках, но тщетно, меня словно потряхивать начинает от переизбытка чувств. Руку к двери прикладываю, чуть опираясь на нее. — Мне было так хорошо все то время, что мы провели вместе. Мне было так хорошо с тобой. Я знаю, что я полный идиот. Я знаю, что я ужасный человек. Я знаю, что я причинил тебе боль, но, о, Боже, как я сожалею об этом. Если бы я мог перемотать время, я бы ни за что этого не сделал, Сычен. Ни за что бы. И сейчас мне очень больно осознавать, что тебе больно. Мне больно, что я все разрушил. Мне правда очень больно и паршиво от этого, Сычен. Ты нужен мне. Я привязался к тебе. Очень сильно. Я понимаю, что вряд ли ты меня простишь… но… Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не встречал человека лучше, чем ты. Ты прекрасен, Сычен. И ты сделал мою жизнь намного прекраснее своим присутствием. Я не знаю, как такой прекрасный человек, как ты, мог влюбиться в меня… но… Мне так жаль… Мне, правда, просто пиздец, как жаль. Сычен…       Мне казалось, что слова будут литься из меня потоком, но нет. Я еле-еле выдавливал их из себя. И когда я слышу в ответ тишину, я осознаю, насколько же, блять, слов не достаточно. Мне хочется, чтобы Сычен сейчас чувствовал то же, что чувствую я.       Я знаю, что это просто вверх эгоизма, думать так. Я и так принес ему достаточно боли. Но я хочу, чтобы он знал, что я чувствую, чтобы понял это не на словах, чтобы прочувствовал это на себе. Минус и минус дают плюс, так? Я хочу, чтобы он ощущал, как рвется у меня все внутри из-за сожаления за то, что я сделал. Я хочу, чтобы он ощущал, как он мне дорог. Я хочу, чтобы он ощущал, насколько сильно я не хочу его отпускать от себя. Насколько сильно я боюсь того, что он ненавидит меня сейчас.       Я не жду, что Сычен мне ответит. Я не жду, но почему-то продолжаю стоять, опираясь о дверь, и вслушиваться в тишину. Дыхание рваное, волнение все еще комом в горле.       И отстраняюсь я с широко распахнутыми глазами, когда слышу звук ключа в замочной скважине, который поворачивается.       А через пару мгновений передо мной Сычен. Я прохожу в квартиру робко, словно перестаю дышать, тихо тяну за ручку двери, и она так же тихо закрывается.       Вид у Сычена разбитый, глаза слезятся. У него по всей шее маленькие красные отметины, в некоторых местах уже сменившие цвет на темно-фиолетовый. У меня в голове сразу кадры прошлой ночи, как я безжалостно впивался в него зубами, оттягивал кожу, как старался принести ему боль с долей сладости — делал то, что считал, будет для него желанным, но только с горечью впоследствии. А в итоге я просто сломал этим и его, и себя.       Так погано, так паршиво вспоминать произошедшее. Так больно смотреть на его заплаканное лицо и понимать, что вчера он плакал так же, понимать, что вчера он просил меня остановиться, но я совсем-совсем не слушал. Я просто продолжал топить его. А, в последствии, и себя.       Я подхожу ближе и легонько дотрагиваюсь до его шеи, аккуратно и с нежностью.       — Прости меня, — дрожащим голосом, хочу обнять и тянусь еще ближе.       Но.       — Не трогай меня, — Сычен словно шипит, хотя у самого глаза на мокром месте. Бьет меня по руке и отходит.       Я понимаю, что ему больно видеть меня. Ему больно от моих прикосновений. И хорошо, если только больно, не дай Бог, он чувствует страх от моих прикосновений, не дай Бог, они ему теперь отвратительны, ему отвратителен я. Не дай Бог, он меня ненавидит.       Вообще-то, ничего хорошего.       И, наверняка, ненавидит.       Но мне никогда не было так горько думать о том, что я кому-то отвратителен.       Я не хочу, чтобы Сычен так думал обо мне. Я не хочу, чтобы он меня ненавидел. Пусть я и понимаю, что он имеет на это полное право.       Но я никогда больше не сделаю ему больно. Ни за что. Никому не позволю сделать ему больно.       Ценнее его — у меня еще никого не было.       Видеть, как он страдает — у самого сердце дергается болезненно. Знать, что он страдает из-за меня — убиться хочется. Сычен заслуживает всего самого лучшего, я Сычена ни в коем случае не заслуживаю. Я понимаю. Но если у меня есть шанс, если мне есть за что ухватиться — я ухвачусь. Я хочу быть рядом с ним, я хочу показать ему, что я тоже способен на чувства. Мне кажется, будто я готов отдать ему всего себя. Просто потому, что я понимаю — я никогда больше не встречу такого человека, как он. Никогда. Сычен единственный такой. Я не в состоянии его от себя отпустить. Я все еще надеюсь, что могу исправить хоть что-то. Кажется, что важнее этого сейчас ничего нет.       Почему я не знал раньше, что бывают чувства настолько сильные?