***
Юта сидит передо мной на стуле. Весь съеженный, руки на коленях, сжимает их чуть, смотрит под ноги. Я обрабатываю ему раны, аккуратно провожу ваткой с перекисью по лицу. У самого сердце в пятки, когда дотрагиваюсь до его разбитых губ. — И кто на этот раз не держал язык за зубами? — хладнокровно интересуюсь я. — Что? — чуть недоуменно поднимает он взгляд. — За что тебя так избили? Он молчит, снова взгляд отводит. Молчит долго и даже чуть томительно. — Не важно, — в итоге тихо отвечает. — Я заслужил. Я сохраняю паузу в несколько секунд. Откладываю ватку в сторону, тянусь за мазью, которую легонько выдавливаю себе на палец и начинаю говорить то, что хочу сказать. — Я сейчас закончу, — дотрагиваюсь пальцем до скулы Юты, он чуть дергается, может, от холода, может, от моего прикосновения; мажу аккуратно. — И ты уйдешь. Уйдешь раз и навсегда, Юта, — он взгляд поднимает на меня обреченный, чуть рот открывает. — Я услышал тебя. Но только твои слова теперь ничего не исправят. Ты втоптал мои чувства в грязь, как никто другой. Чем ты раньше думал, если, оказывается, я — лучшее, что было в твоей жизни? Я отрываюсь и смотрю внимательно в его глаза. Они полны горечи и сожаления, взгляд подавленный еще больше, чем был. — Пару дней назад я был бы счастлив от этих слов, — я губу прикусываю, пытаюсь сдерживать свои нервные порывы сейчас. — Я был бы счастлив слышать от тебя, что ты привязался ко мне. Я был бы счастлив знать, что я делаю твою жизнь прекраснее, — я чуть улыбаюсь, повторяя его слова, превозмогая боль в своем сердце. — Но, да, Юта. Ты все разрушил. Никакое сожаление тут не поможет. Я не могу после случившегося просто порадоваться тому, что ты наконец пришел к этому, простить тебя и тут же принять обратно с распростертыми объятиями. И ты понимаешь это. Ты сделал мне больно. И я правда не хочу теперь видеть тебя рядом. Я не могу тебе больше доверять. Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни вместе с этими паршивыми воспоминаниями о том, что произошло. У Юты глаза слезятся, он молчит в ответ. А когда я дотрагиваюсь до него, продолжая втирать мазь, сам себя в руках держу, он же — не сдерживается. Он не сдерживается, и по щеке его слеза катится. Странно видеть Юту таким сломленным, разбитым. Смотреть на это тоскливо. Но только тут я жертва. Только он сам виноват. Мне тоже хуево. И виноват в этом только он. Это не та вещь, на которую можно закрыть глаза, простить, сделать вид, будто ничего не произошло — вернуть все то, что было. Это все равно будет раздирать душу, прикосновения его будут обжигать и отдавать болезненными воспоминаниями о прошлой ночи. О том, как мне было больно, о том, как я просил его остановиться в слезах, а он продолжал, ухмылялся и жадно облизывал губы. Эта картинка навсегда в памяти словно яд. Я не ненавижу Юту. Не могу. С ним было слишком хорошо. Нельзя в один миг возненавидеть того, кто был всем. А он был для меня всем. Сумел стать этим всем за то время, что мы провели вместе. Мне тоже было с ним хорошо так, как ни с кем не было. Такого, как он — никогда не встречал и не встречу. Его недостатки привлекали меня, я мирился с ними, и я полюбил их. Тоже, понятия не имею, как, блять. Но это факт. Но все положительные чувства к нему — он сам же и сломал. По своей воле. Он хотел это сделать, он это сделал. Я не могу его возненавидеть, ибо знал прекрасно, каков он. Знал, что я все рушу. Но не думал, что это обернется для меня настолько болезненным исходом. И знать теперь его больше не хочу.Глава 63. POV Винвин
16 декабря 2017 г. в 18:18
С Тэеном мне стало полегче.
Вся обида к нему уже давно прошла с течением времени, а теперь многие вещи и вовсе встали на свои места. Приятно было наконец услышать правду, узнать, что он думает и что он чувствует по поводу всего, что между нами было. И, наверное, это ничего, что я отказывался слышать эту правду ранее. Не уверен, что смог бы воспринять все это нормально тогда.
Разговор с Тэеном, возвращение к старым проблемам и недосказанностям отвлекли меня от того, что у меня сейчас. Отвлекли меня от Юты.
А вскоре я и вовсе заснул у Тэена на плече.
Проснулся я уже в своей кровати, один, чуть после полуночи. Я чувствовал жуткую сухость во рту и некую апатию или даже опустошение. Вялое состояние, при котором хочется просто лежать и ни о чем не думать. Не было ни сил, ни желания загружать себя мыслями, прокручивать что-то в голове, как-то убиваться или даже просто думать о произошедшем с Тэеном диалоге.
Не хотелось ничего.
Я просто лежал, принимая все происходящее как должное, и словно ощущал некую усталость от этого, но не больше. Думаю, я просто успокоился.
Тэен ушел, оставив неполную пачку сигарет и записку.
«Позвони мне завтра, сообщи, как будешь себя чувствовать. Я приготовил тебе поесть, еда в холодильнике. Поешь обязательно. И, пожалуйста, звони мне всегда, пиши, как только есть желание на это. Я всегда отвечу».
Тэен всегда был заботливым. Он грубый, ведет себя, как хуйло, зачастую, но на деле совсем не такой. У него чужие переживания всегда выше своих стоят. Он одновременно и строгий, и имеет мягкий характер, если узнать его получше — и это нормально, совмещать в себе такие противоречивые качества. Это называется золотая середина, ибо во всем есть свои плюсы и минусы. Сочетать в себе все по чуть-чуть — это прекрасно, я думаю. В голове проносится, что Джехену очень повезло с ним. И проносится без доли зависти, ненависти или еще чего отрицательного. Я просто на самом деле так считаю.
Я продолжал лежать на кровати, изредка поднимаясь, чтобы сходить в туалет, налить себе воды или покурить. По новой сон не лез, но и делать что-либо не хотелось. Все отходило на второй план.
А чуть после трех часов ночи раздался стук в дверь. Еле слышный, но я сразу дернулся, только он прозвучал — в такой тишине, которая стояла у меня в квартире, это было неожиданным.
Сердце защемило от этого стука; почему-то я сразу подумал, что это Юта. Кто еще это мог быть в такое время? Не Тэен же вернулся вдруг? Кому могло приспичить прийти ко мне?
Когда я поднимался с кровати, больше всего мне хотелось понадеяться, что если это правда он — что я ничего не почувствую, когда увижу и услышу его. Что я с таким же безразличием посмотрю в глазок и скажу ему, напомню, чтобы он убирался к чертовой матери.
Но когда я смотрел на него, у меня сердце словно кровью обливалось.
Он был избит. И куда похлеще, чем когда у них были терки с Донхеком. Кожа на скуле под глазом чуть распухла, на губе тоже, на лице уже во всю преобладали грязно-фиолетовые оттенки, где-то вперемешку с грязно-красным — на губе и под носом оставались пятна засохшей крови.
— Сычен, я знаю, ты там, — раздается вдруг, и я дыхание задерживаю. — Я не прошу тебя впускать меня, просто выслушай, ладно?
— Убирайся, — говорю я, буквально выпаливаю.
Я не хочу ничего слушать, мне это уже не нужно, спасибо. Ты показал уже и сказал все, что мог. Я не изменю свое решение, я не хочу видеть такого человека, как ты, рядом с собой. Даже близко где-нибудь вокруг меня.
— Сычен, — у Юты голос дрожит, и я губу прикусываю от волнения. У меня сердце все равно екает от подобного, как бы я не хотел, чтобы он заткнулся и ушел раз и навсегда. — Я не могу передать словами, как сильно я сожалею о содеянном. Слышишь? Это моя самая большая ошибка, мой самый хуевый поступок.
— Убирайся, — еле слышно повторяю я, не в силах самому отойти от двери.
Но Юта продолжает, а я продолжаю его слушать, не замечая, как глаза начинают слезиться от сказанных слов.
— Ты — лучшее, что происходило у меня в жизни.
А ты худшее, что происходило в моей.
— Честное слово, Сычен, — он делает паузы, говорит еле-еле. — Мне было так хорошо все то время, что мы провели вместе. Мне было так хорошо с тобой. Я знаю, что я полный идиот. Я знаю, что я ужасный человек.
Ты не просто ужасный человек, Юта. Ты страшный человек. Мне просто страшно теперь находиться рядом с тобой.
— Я знаю, что я причинил тебе боль, но, о, Боже, как я сожалею об этом.
Как бы ты теперь не сожалел о содеянном, я ни черта не понимаю, что у тебя в голове. Я просто не могу снова впустить тебя в свою жизнь. Сейчас ты сожалеешь, а что потом? Опять сделаешь мне больно? Для тебя ведь это не проблема. Для тебя заставить другого человека страдать — раз плюнуть.
— Если бы я мог перемотать время, я бы ни за что этого не сделал, Сычен. Ни за что бы. И сейчас мне очень больно осознавать, что тебе больно. Мне больно, что я все разрушил. Мне правда очень больно и паршиво от этого, Сычен. Ты нужен мне. Я привязался к тебе. Очень сильно. Я понимаю, что вряд ли ты меня простишь… но… Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не встречал человека, лучше, чем ты. Ты прекрасен, Сычен. И ты сделал мою жизнь намного прекраснее своим присутствием. Я не знаю, как такой прекрасный человек, как ты, мог влюбиться в меня… но… Мне так жаль… Мне, правда, просто пиздец, как жаль. Сычен…
Я все равно поддаюсь этим словам, как бы не хотел. Они трогают меня.
Я тянусь к ключу, чтобы повернуть его, но не для того, чтобы простить Юту. Не для того, чтобы принять его сожаления. Уже ничего не вернуть.
Он причинил мне такую боль, которую я не в силах простить.
Приятно осознавать, что для Юты это все вдруг стало иметь значение. Только для меня уже не имеет. Он сам растоптал все мои чувства к нему. Совершил поступок, который затмил все хорошее.
Уж лучше быть одиноким, чем с человеком, который ранил.
И сейчас я просто хочу взять себя в руки и расставить все точки над «i».
Юта смотрит на меня виновато и с горечью. Не дышит будто, и я на месте замираю. Смотреть на него больно во всех смыслах — больно видеть его таким, больно видеть его после случившегося.
Он правда сожалеет, и от этого сердце содрогается.
Но только уже поздно.
Он делает шаг вперед, и я не в силах двинуться. Он осторожно дотрагивается до моей шеи, проводит пальцами по ней с трепетом и аккуратностью.
— Прости меня, — двигается ближе, кажется, хочет обнять меня, но нет. Я не позволю.
— Не трогай меня, — выпаливаю ядовито, насколько могу. Бью его по руке, хочу отстраниться, отхожу.
Я вижу, как его это задевает.
Странно видеть Юту таким сломленным, разбитым. Смотреть на это тоскливо.
— Иди умойся и жди меня на кухне, — говорю я, а сам направляюсь в комнату, в поисках аптечки.