Сыворотка правды

      Последний день перед отъездом выдается каким-то совсем грустным. Грустно стало уже с утра, когда я принялся собирать чемодан, отчего было принято решение сходить в магазин за бутылкой соджу. Желание выпить в одиночестве я стараюсь сокращать до минимума, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет, да и денег на это особо нет, но сейчас это кажется необходимым. Тяжко на душе, особенно в такой момент. Больше всего хочется откинуть подальше все мысли, заморочки и чувства — достало уже. А только алкоголь тут и помощник. И музыка. И, конечно же, сигареты.       Главное особо не налегать и не потерять норму, так, выпить для расслабления, чтобы от дела не оторваться. И перед этим проверить, на месте ли все документы, да отложить их, чтобы ничего не забыть в последний момент и не потерять.       Сбор вещей дается мне с трудом. Не имея понятия, когда я вернусь сюда, трудно сразу сообразить, что стоит брать, а что нет. Единственная моя временная рамка — уж до конца месяца точно надо вернуться. А вот когда именно, до начала пересдачи или можно задержаться, будет зависеть от принятого мной решения.       Я начал с простого — вывалил все вещи из шкафа да начал перебирать, что в чемодан, что обратно на полку. Да только десять раз одно и тоже — положил в чемодан, подумал, что нет, наверное, оставлю; положил обратно на полку, и снова мысли, что, или лучше взять? А далее — маты, маты, маты в раздражении, тяжелые вздохи до момента, пока алкоголь не берет свое. Только с алкоголем в крови уже появляются мысли, что, да какая вообще разница, в чем я там ходить буду? Хоть первое попавшееся в чемодан накидай, да и все — хули я тут сижу, перебираю?       Далее я становлюсь поспокойнее, отставляю бутылку в сторону, понимая, что вот, состояние как раз — и не пьян, но расслаблен, да продолжаю собирать вещи без особого напряжения, без мыслей, просто подпевая музыке на ноутбуке, который, я тоже еще пытаюсь решить, брать с собой или нет.       Неожиданный стук в дверь не вызывает никакого удивления, более того, я направляюсь к двери с мыслью уверенной, что за ней стоит Тэен, отчего даже не смотрю в глазок, а тут же открываю. Он должен сегодня прийти попрощаться, так как я завтра улетаю.       «— Можно у тебя кое-что спросить? — говорит Тэен уже в коридоре, собравшись уходить.       — Спрашивай, — с небольшим удивлением отвечаю я, ибо не в его манере это — преподнести такой намек, что вопрос будет не очень приятный. Обычно он все вываливает тут же.       — Ты все еще думаешь о нем?       Я думаю, что вслух могу и не говорить — ответом является уже то, как я опустил взгляд, прикусил губу, и лицо сразу виноватое стало. Ответом является уже то, что и нет сомнений, о ком Тэен спрашивает. В голове только один человек. Этот человек в голове постоянно.       — Тебе честно сказать? — выдавливаю я из себя и вижу короткий кивок. — Каждый день.       — Почему ты никак не отпустишь это от себя? Я просто хочу знать, это тоже влияет на твое желание уехать?       — Это не так просто, как кажется — взять и отпустить от себя мысли о нем, — вздыхаю я, уже будучи с Тэеном совсем откровенным. — Я не обдумывал это прямым текстом, но думаю да, это тоже причина, по которой я хочу уехать отсюда. Думаю, смена обстановки поскорее поможет мне забыть о Юте.       — Не понимаю я тебя, если честно, — чуть морщится парень. — Почему для тебя сложно просто вычеркнуть его раз и навсегда из своей головы? Почему не испытываешь к нему должной ненависти после случившегося и какого хера ты позволяешь ему портить себе жизнь, даже когда его уже нет рядом? Вообще не понимаю, что ты нашел в этом уебке, раз продолжаешь о нем думать до сих пор, но желаю, чтобы ты поскорее о нем забыл. Как говорится — не бойся потерять то, что должно быть потеряно».       Я тоже думал о чем-то подобном перед тем, как признался Юте в своих чувствах.       «Что наше — то от нас не уйдет. А что ушло — то было не наше».       А Юта не уходит, продолжает напоминать о себе, показывая нежелание это делать.       И сейчас он стоит передо мной, и я задаюсь вопросом — действительно ли мне не стоит бояться потерять его? Разум кричит, что да, что нужно слать его к черту.       Я смотрю на него и мне больно. Внутри все сжимается, в районе груди что-то колет.       Но только я не могу точно ответить, почему это происходит. Я чувствую так много сейчас. Я стою перед ним лицом к лицу и понимаю, что уехать, значит больше никогда его не увидеть. И эта мысль в голове не хочет укладываться, приниматься, нет никакого желания с ней мириться; есть страх этой ситуации.       Юта не сказал еще ни слова, а все что могу я — это лишь смотреть на него разбитым взглядом.       Разве я могу простить его, после того, что он сделал? После той боли, которую он мне причинил? Нет, нет и еще раз нет.       Но, блять, как это называется, когда хочется обнять человека, который ранил тебя? Но почему он стоит передо мной, и я рад, что он пришел, рад, что ему не все равно, хоть и смотреть на него отдает болью? Почему мне хочется одновременно плакать и улыбаться?       Да потому что я ломаюсь изнутри по ночам не из-за того, что он сделал, не из-за боли, которую он мне причинил. А из-за мысли, что все никогда не будет снова прежним.       Если я уеду — я просто убегу от обстоятельств, от людей, от забот, которые тут окружают меня. Но только от своих мыслей и чувств я все равно не убегу. Если я все брошу, откажусь от всего — будет ли оно стоить того? Не буду ли я жалеть об этом? Не буду ли я жалеть о том, что упустил то, что не дает мне покоя?       Я снова и снова не имею понятия, что мне делать. Юта стоит передо мной, и мне очень сложно понять, что я чувствую, остановиться на чем-то одном, понять, что мне стоит сказать ему и что стоит предпринять. Но я уже открыл ему дверь и, кажется, самое время разобраться в этом.       И в моей голове уже есть осознание того, что сейчас все зависит лишь от меня. Встретимся мы еще когда-нибудь или нет. Возможно ли вернуть все то, по чему мы оба скучаем, или же нет.       — Донхек сказал, что ты уезжаешь, — начинает он, после молчания, которое, кажется, длилось в вечность. Я могу лишь кратко кивнуть, не в силах выдавить ни слова. — Мы можем поговорить?       — О чем? — сухим голосом спрашиваю я, пытаясь совладать сейчас со всеми своими эмоциями и быть максимально объективным, насколько это вообще возможно.       — О том, что я совсем не хочу, чтобы ты уезжал, — глядя мне глаза, говорит Юта, и у меня снова внутри все сжимается.       Я молчу. Юте может показаться, будто я взвешиваю все «за» и «против» в данный момент, но нет. Я не в силах сейчас кричать на него, слать его прочь или же спокойно просить уйти, и для меня словно очевидным стало в первую же долю секунды, что я впущу его. Я молчу, пытаясь в первую очередь разобраться в самом себе.       Отхожу от двери, не говоря ни слова, что Юта воспринимает как добрый знак и проходит в квартиру.       Я попросил его исчезнуть из моей жизни раз и навсегда, но в итоге ни он этого не делает, ни я, как оказалось, не способен с этим свыкнуться.       Я желаю забыть о нем, но радуюсь, что он пришел.       «Меня всегда удивляло твое противоречие».       Мне приятно слышать эти слова от него, что он не хочет, чтобы я уезжал, мне приятно знать, что я ему нужен. И я тоже убиваюсь по нему, не в силах выкинуть его из головы. Казалось бы, если мы оба скучаем по одному и тому же, если нам обоим сейчас тяжело, то почему бы просто не откинуть все, не расставить все по местам?       Да потому что это чертово огромное «но», которое стоит между нами. Эта его ошибка, которая навсегда у меня болью в сердце.       Ох, есть ли еще такие идиоты, у которых такая жопа в отношении друг друга? Надеюсь, что нет. Никому такой хуйни не пожелаю.       — Ты опять пьешь в одного? — больше с грустью, чем с укором, говорит Юта, когда видит на кухне бутылку соджу, которую я оставил здесь, когда выходил курить.       — Не твое дело, — отвечаю я, усаживаясь за стол, да тянусь за пачкой сигарет. Разговор предстоит быть тяжелым.       — Не мое, — тихо повторяет он, усаживаясь рядом и внимательно наблюдая за моими действиями.       — Ну так? — сохраняя пущее безразличие для Юты, говорю я, ожидая от него каких-либо слов.       Вываливать ему все свои мысли, касательно его прихода, я не собираюсь. Давать сейчас слабину своим чувствам перед ним — последнее, чего хочется делать, потому что он этого не заслуживает, потому что ему вовсе не обязательно это все знать. Тем более, если я по ходу нашего разговора решу, что точно нет ни шанса на восстановление каких-либо отношений между нами.       Юта молчит вначале, кажется, тщательно обдумывая, что стоит сказать. Тоже закуривает и после поднимает на меня беспокойный взгляд, начинает говорить.       — Почему ты хочешь уехать?       — Больше нет причин, по которым мне стоит оставаться тут.       — А как же университет?       — Я не уверен, что этот университет — то, что мне нужно, — я на Юту не смотрю, смотрю прямо перед собой, затягиваясь сигаретой.       Мне так непривычно снова сидеть с ним за этим столом. С одной стороны, времени прошло не так много. С другой — достаточно, считая то, что мы виделись с ним раньше каждый день.       — Ты и раньше не был в этом уверен. Что же изменилось, что ты пришел к такому решению?       — Уж не тебе об этом спрашивать, — поднимаю я на него тяжелый взгляд, потому что, к чему вообще такие вопросы? Он прекрасно понимает, что: — Все изменилось! Все! — повышаю я голос. — И я не хочу даже пытаться брать себя в руки и снова исправлять ситуацию, просто потому что да зачем вообще? Нахера? Ради чего? Чтобы потом снова прийти к тому, что я облажаюсь?       — Тогда что ты собираешься делать, если бросишь университет? Если уедешь? — серьезно спрашивает Юта, не отрывая от меня взгляда.       — Я не знаю, — честно говорю я. — Я понятия не имею. Я еще ничего не решил, вообще ничего. Я уезжаю, потому что хочу обсудить это с родителями, хочу немного отдохнуть, привести в порядок себя и свои мысли. Я в любом случае вернусь, но только не факт, что останусь, — объясняю я.       — Останься, — раздается тихое в ответ. — Я понимаю, что не могу просить тебя об этом, но, все-таки, пожалуйста, останься.       Меня пробирает всего от его интонации. Пробирает от его слов. Но.       — Да, Юта. Ты не можешь просить меня об этом, — с укором говорю я в его сторону. — Если я и останусь, я не буду делать этого ради тебя ни в коем случае. Твои слова сейчас ничего не поменяют.       И это чистая правда. Даже если этот диалог завершится на хорошей ноте, это не поменяет ничего. От Юты ничего не зависит. Как бы меня не трогали его слова, как бы я сам не цеплялся за многие вещи, которые касаются Юты, в данной ситуации он ни на что не повлияет. Я буду отталкиваться от других вещей, смотреть на свое положение, не пытаясь как-то вписать сюда его и наши с ним взаимоотношения. Я не буду вписывать Юту в плюсы или в минусы, в причины, по котором мне стоит остаться здесь или не стоит, ибо решение будет касаться действительно важных вещей и опираться в этом плане хоть каким боком на Юту — ни за что.       — Я правда тебе совсем-совсем не нужен больше?       Сердце удар пропускает от такого вопроса, но я беру себя в руки. Беру себя в руки, тушу окурок и наконец смотрю Юте в глаза.       — Какое это имеет значение? — в каком-то смысле увиливаю я от вопроса, потому что мне тяжело проговорить ответ на него даже самому себе. — Даже если, Юта, ты правда представляешь, что все может быть как раньше? — задаю я самый главный вопрос, который мучает меня, который стоит между всем тем, что борется во мне сейчас, когда он снова тут сидит передо мной. — Что мы можем сидеть за этим столом, делать лабораторные, чувствуя уют друг с другом? Что мы можем готовить вместе ужин и смеяться над какой-то ерундой? Что мы можем лежать на моей кровати, где ты накуренный, будешь залипать на что-нибудь, а я улыбаться, глядя на тебя? Ты можешь представить, как мы делаем что-нибудь из этого сейчас? Я очень хочу, но не могу, — в голосе дрожащие нотки появляются, и я чуть вздыхаю, на секунду поддавшись этим воспоминаниям. — Я правда очень хочу. Но мне это кажется просто невозможным теперь. Потому что произошедшее все равно будет висеть в воздухе между нами, разве не так? Это нельзя вырезать из памяти, стереть, забыть, как бы сильно я этого не хотел. Вот давай, — машу я рукой в сторону комнаты, вдруг найдя в себе силы и желание высказывать все это, — давай попробуем поваляться сейчас у меня на кровати, сделав вид, будто ничего не произошло, поговорить о том, о сем, как жизнь, расскажешь, как у тебя сессия прошла, посмеемся над чем-нибудь, выпьем, как раз есть что! Думаешь, получится? Нет. Между нами все равно будет напряжение, неловкость и все-все-все, что угодно. Но как раньше уже не будет. Ты сможешь вести себя со мной, как обычно, как раньше, не чувствуя своей вины передо мной, подавляя ее? Вот и я не могу чувствовать рядом с тобой спокойствие теперь, доверять тебе.       Я прикрываю глаза и еще раз тяжко вздыхаю, а после тянусь за бутылкой, которая стоит на столе, да делаю пару глотков. Юта молчит, опустив взгляд, но выглядит не расстроенным больше, а задумчивым.       — Я тоже скучал, Юта, — я вздыхаю, а затем цокаю себе же. Черт. Я же не собирался все это говорить. Какого черта в итоге это все равно вылилось в то, что только я тут распинаюсь со своими чувствами? — Но понимаешь, в чем проблема? В том, что я скучал не по тебе больше, а по тем дням, когда все было хорошо. Сейчас мое отношение и мои чувства к тебе изменились. И это нормально, после того, как ты причинил мне боль, — я снова делаю глоток, а затем двигаю бутылку к Юте, решив, что он будет совсем не прочь выпить в такой момент. — Я правда очень-очень хочу, чтобы все было, как раньше. Но я попросту не могу даже представить этого. Раньше я думал, что плевать, что о тебе говорят. Плевать, какой ты мудак и сколько хуйни ты сделал ранее. Какое это имеет значение, если со мной ты другой? Если когда ты улыбаешься, я вижу в тебе только хорошее? «Идеальный» рядом с тобой даже близко не стоит, но мне было плевать, потому что ты был тем, кто был со мной, когда мне было хуево, ты был тем, к кому я привязался, и стал тем, кто был мне нужен. Но потом ты и здесь все загадил.       Я тянусь снова к пачке сигарет, делая паузу в своих словах, в то время как Юта делает глоток из бутылки. Достаю сигарету, подкуриваю. Говорю спокойно, нежели показывая какую-то боль и обиду, лишь с долей недовольства.        — И воспоминаний, блять, осталось больше хороших все равно, которые постоянно в голову лезут, заставляют скучать и грустить. И от этого, мне пиздец как трудно отпустить мысли о тебе, отпустить тебя сейчас, просто послать тебя нахуй, далеко и навсегда, как ты того заслуживаешь. Когда я наедине с собой — во мне так и играет нехватка тебя и тех дней, потому что ты стал для меня очень многим. Но я понимаю, что вернуть это нереально, как минимум, из-за моих же чувств сейчас, из-за отсутствия доверия. Пиздец какой-то, — заключаю я и снова за бутылкой тянусь. — Я понятия не имею, что мне тебе еще говорить. Делай выводы сам.       Для меня вывод напрашивается такой — я уже объяснил Юте, почему все не может стать таким, каким было, и это сейчас играет самую большую роль среди всего того, что я и сказал, хоть я и выпустил из себя большое количество чувств о том, как и мне тошно. Но с этим остается только смириться. Время это унесет, заставит забыть. Сквозь время стирается все — и хорошее, и плохое. Мы отвяжемся от этого, мы отпустим это от себя, надо только немного потерпеть.       Юта усмехается, и это заставляет меня поднять на него удивленный взгляд.       — Что же, — наконец подает он голос, — я не думаю, что есть смысл сейчас делать какие-то выводы, — тянется и он в карман за своей пачкой. — Если ты уедешь и не вернешься, то это просто бессмысленно что-то тут сейчас решать, ведь так?       «Ну как бы и да», — проносится у меня в голове, но я лишь внимательно смотрю на Юту, ожидая еще каких-либо слов.       — Сычен, — он произносит мое имя так ласково, прежде чем продолжить, и улыбается чуть. — Пусть это и вырванные фразы из контекста, но я так рад слышать, что ты скучаешь по мне, что тебе меня не хватает. Да, ты прав, мы не можем просто сделать вид, будто ничего не было. Я очень крупно облажался перед тобой. Я буду вечность сожалеть о произошедшем. Но только, Сычен. Ты мне нужен. Ты мне очень сильно нужен, и я ни за что не поверю, что нельзя все вернуть. Если ты хочешь этого хоть немного, если ты позволишь мне попытаться, я буду добиваться всеми силами того, чтобы восстановить твое доверие. У меня никогда не было никого важнее тебя, Сычен. Никогда. И я верю, что мы можем все вернуть, если ты того хочешь.       Ну вот. Опять внутри все переворачивается вверх дном.       Время это унесет, заставит забыть. Сквозь время стирается все — и хорошее, и плохое. Мы отвяжемся от этого, мы отпустим это от себя, надо только немного потерпеть.       Почему Юта воспринял все иначе?       — Но только если ты уедешь, я уже ничего не смогу сделать и исправить. Это будет просто невозможным, находись мы в двух разных странах, и тут хочешь не хочешь — наши дороги разойдутся. И так как я не могу повлиять никак на твое решение остаться, я буду просто ждать твоего возвращения и надеяться, что когда приду сюда в следующий раз — твой чемодан будет спрятан как можно дальше, а мы с тобой сядем за этот стол, и я буду помогать тебе готовиться к пересдачам. И если тебе интересно, то у меня они тоже есть, и даже две, — чуть смеется Юта.       — Серьезно? У тебя-то? — искренне удивляюсь я сказанному.       — Ага. Конечно, у меня ситуация другая, в отличие от твоей. На один зачет я просто не пришел, а на втором мне «отлично» не захотели ставить, что меня не устроило. Но, да, у лучших студентов тоже бывают пересдачи.       — Блять, сравнил тоже, — фыркаю я, туша сигарету. — Одно дело, когда пересдача по собственной воле, потому что тебя не устраивает оценка, а другое — когда просто тупой и выбора нет.       — Не говори так. Ты не тупой, просто…       — Просто это не мое, — перебиваю я его, чуть вздыхая, и снова беру в руки бутылку, алкоголь в которой уже заканчивается. — А если я вернусь, но все равно решу покинуть университет? Тогда чем мы будем заниматься в нашу следующую встречу? — непонятно зачем, спрашиваю я. В голосе уже податливые нотки, которые и являются ответом, что дельной причины задать этот вопрос нет. Теперь уже на языке все, что на уме вдруг проскакивает.       Юта пожимает плечами, по довольному ухмыляясь, и ухмылка эта заставляет внутри что-то сжаться. Но только чувство это — явно не страх, как то было в последний раз, когда я видел эту ухмылку. Что-то иное, от явного желания верить Юте и каждому его сказанному слову, которые были озвучены пару минут назад.       — Ну, накуренным так сразу, думаю, мне не стоит приходить к тебе… Будем готовить ужин и смеяться над всякой ерундой? — чуть посмеивается он, и у меня это тоже улыбку вызывает. — О, смотри-ка, мы разговариваем без какого-либо напряжения, и ты даже улыбаешься мне. Уже хорошее начало, не думаешь?       — Я просто чуть пьяный, — фыркаю я. — Оттого все и кажется сейчас таким простым. И если честно, то я не против выпить еще, — смотрю я уже на пустую бутылку с неким недовольством.       — Думаю, тебе хватит, — отрицательно качает головой Юта. — Даже если ты готов меня терпеть рядом только на пьяную голову, не хочу, чтобы ты много и часто пил.       — А то что? Разочаруешься во мне? — усмехаюсь я.       — Вряд ли, — пожимает он плечами. — Не думаю, что я вообще могу когда-нибудь разочароваться в тебе, Сычен, — говорит он, глядя мне в глаза, и я дышать перестаю. Опять. Блять. Опять. Как он это делает? Почему он так влияет на меня? — Ты слишком хороший человек. Ты прекрасный человек, Сычен. И думая о том, что такой человек, как ты, столько времени находился рядом со мной, столько времени принимал меня рядом, хотя я такой урод… Мне очень жаль, что я не ценил это. Очень и очень жаль. И сейчас, когда я понимаю все, когда я осознаю свою ошибку, я просто не в состоянии отпустить тебя от себя, пусть и не имею на это никакого права. Я очень хочу, чтобы ты был рядом со мной снова. Мне тяжело без тебя.       Я замираю, не в состоянии ответить Юте. В голове каша от всех этих слов в мою сторону. Я правда для него так много значу? Мне правда это не кажется? От него правда можно слышать такие слова?       — У тебя такой пьяный взгляд, — усмехается он, будто пытаясь сменить настрой атмосферы. — Тебе вроде вещи собирать надо, нет? А ты об алкоголе думаешь?       — Мне теперь так в падлу, — честно говорю я; отвечаю тихо.       — Без вещей поедешь?       — Да соберу я, надо только с силами собраться и тебя выгнать.       — Уйду прямо сейчас, если хочешь, — он грустно улыбается и поднимается со стула. — Не остановишь меня? Не попросишь остаться?       — Нет, — спокойно отвечаю я. — А ты правда готов сейчас просто взять и уйти?       — Я бы остался, если бы ты попросил, но ты не попросишь, да и… Все же, мне стоит идти. Тебе нужно собираться. Хотя бы проводишь меня до двери? — спрашивает он.       И секунда в секунду, как только я встаю, слышится звонок в домофон, что заставляет меня удивленно замереть. Блять, только бы не Тэен. Думаю, им с Ютой лучше бы до конца жизни не пересекаться.       Мы выходим в коридор. Юта начинает обуваться, в то время как я подхожу к домофону и снимаю трубку.       — Открывай, это я, — раздается по ту сторону голос Тэена, но я не открываю, а лишь вешаю трубку обратно.       — Быстро! — пугливый взгляд в сторону Юты. — Хватаешь второй кроссовок и ждешь на лестничном пролете сверху, потом сваливаешь! Не дай Бог ты ему на глаза попадешься!       — Это Тэен? — угрюмо смотрит Юта, спокойно напяливая на себя второй кроссовок и смотря на меня снизу вверх, в то время как я уже готов поднять обратно трубку домофона, по которой раздается снова звонок. Главное, чтобы сейчас никто из подъезда не вышел, не вошел из жильцов, иначе тот еще пиздец будет, а то Юта как-то вообще не торопится.       — Да, — сухо отвечаю я ему, снимая трубку. — Не открыл? Сейчас еще раз, — говорю я и уже жму на кнопку, снова трубку вешая на место. — Юта! Там завяжешь! — смотрю я на парня, но тот продолжает свое дело. — Юта!       — Как так получилось, что вы снова сдружились? Почему ты ему все рассказал? — спокойно спрашивает он, не поднимая взгляда, завязывает шнурки.       — При нашей следующей встрече расскажу! — повышаю я голос, будучи на взводе. Сердцебиение учащенное, а нервы на пределе. Тянусь к ручке двери, открывая ее. — Пожалуйста, Юта, я тебя сейчас выталкивать буду! Быстрее, — шепчу я, дабы на лестничной площадке не было ничего слышно.       Может, ничего серьезного и не произойдет, но я очень не хочу, чтобы они пересекались, особенно, если вспомнить, как Тэен знатно избил Юту в их последнюю встречу. И сейчас каждая секунда дорога, одно лишнее движение, и Тэен окажется тут, что заставляет побеспокоиться. Если бы я знал, что Юте так похуй будет, я бы подольше инсценировал, что не получается открыть подъезд, но, увы.       Но, тем не менее, шнурки завязывать — не иголку в стоге сена искать. Так что Юта заканчивает свое дело, приподнимаясь с корточек, но только дальше во мне продолжают ураганы бушевать, во-первых, от того, что он все равно не спешит уходить, а во-вторых, от того, что он становится ко мне вплотную, совсем уж нежно кладет руку мне на плечо, и шепчет мне на ухо.       — Я буду ждать нашей следующей встречи.