***
— Алле? — с толикой неуверенности говорю я, когда гудки прекращаются, телефон показывает, что звонок идет, а на той стороне — тишина. — Чего тебе? — Как-то грубо, не находишь? — усмехаюсь я, а внутри меня целый водоворот ощущений. Паника и нервозность, голос Сычена будоражит, боюсь сказать сейчас что лишнее, при этом, язык за зубами держать кажется невозможным. Да что это за чувство такое ебанутое? Похуистом быть намного приятнее. — А почему я должен быть с тобой вежлив? На это мне и ответить нечего. Действительно. Не должен. Должен запинать меня ногами и плюнуть мне в лицо, да и это меньшее, чего я заслужил. Но Сычен не похоже, что собирается это делать, а я и рад. Просто вчера вроде все нормально было. Ну, не совсем, конечно. Начало тоже было с такой же интонацией, но не ожидал я, что и сейчас он мне так нерадостно ответит. Хотя как еще должен? Уж точно не с радостью. И уж никак я не ожидал, что он будет в восторге от моего звонка. Но, думал, что хоть удивлен будет, а не покажет отрицательный настрой. Неужели вчера алкоголь действительно достаточно сильно сыграл свою роль в нашем диалоге? Сомневаюсь, Сычен не был прямо-таки пьян. Чуть поддат — да, но не пьян. Да и как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного… Мы с Сыченом вместе такие припизднутые. Не могу не думать о том, что с самого начала нашего знакомства мы ведем себя так противоречиво по отношению друг к другу. Мы ведь правда все время бросались из края в край. То он говорит, что не хочет со мной ничего общего иметь, а затем сталкерит меня в туалете, то я говорю ему отстать от меня, затем сам же начинаю диалог. Туда-сюда, по кругу, меняется наше отношение друг к другу, меняются наши чувства. То он признается мне в любви, в то время как я топчу все это; то я бегаю за ним, пока он показывает ко мне холодность… Только прошлые месяцы и были стабильные и умиротворенные. Эти месяцы, которые мы провели вместе, правда были прекрасны. К той стабильности я и привык. Но я же ее и разрушил, а теперь надо выстраивать все по новой. Я надеюсь, что получится. Теперь, когда я четко осознаю, что это то, что мне нужно, я надеюсь, мы вернем утраченное, и у меня вновь будет та стабильность, которую я так сильно полюбил. — Я просто хотел узнать, как ты долетел, все ли в порядке, — спокойно отвечаю я. — Серьезно? — Я мудаковат, но пиздаболом никогда не был. — И то верно, — усмехается Сычен по ту сторону телефона. — У меня все нормально, спасибо, что спросил. — Сколько у тебя сейчас времени? — спрашиваю я первое, что приходит в голову. Я знаю, сколько у него времени. Но я совсем не знаю, как начать диалог, а мне хочется чтобы этот телефонный разговор продлился как можно дольше. — У нас час разница во времени. — Хорошо. Ммм, — небольшая пауза, раздумья. — Как тебя встретили? Как твои родители? Ты уже говорил с ними? Что они тебе сказали? — Юта, — тяжелый вздох. Я же в это время тянусь за пачкой сигарет. Чувствую себя знатным дураком сейчас, подростком, у которого гормоны бушуют и который не знает, как телку подцепить, да налетает на нее, не дав ей и прохода. И меня самого этого дико раздражает, хочется себе по лицу ударить за такое уебанское поведение, да только я не знаю, как правильно подступиться, а подступиться хочется. В конце концов, то, что происходит между мной и Сыченом — мой первый опыт. Еще никогда мне не был кто-то так важен, чтобы я пытался не просто быть инициатором, а чтобы я пытался сам что-то выстраивать. Особенно трудно мне сейчас из-за того, что то, что я пытаюсь выстроить, я сам же и разрушил. Из-за этого труднее найти способ подступиться. И я думаю, что мое дурацкое поведение вполне оправдывает себя. В первый раз всегда так. Нервы, трудно делать первый шаг вперед. Неуверенность, страх, незнание, как правильно, как стоит сделать то или иное. Так люди и учатся, это нормально. Это нормально — ошибаться. Поэтому и существует такое понятие, как «второй шанс». И несмотря на то, что моя ошибка просто пиздануться какая огромная, я хочу понадеяться на этот второй шанс. — У меня нет никакого желания сейчас что-то с кем-то обсуждать. Я очень устал, единственное, чего я сейчас хочу — это поспать. — Ты сейчас про меня или про родителей? — прямо спрашиваю я, ибо не понимаю, что подразумевает Сычен. — И про тебя, и про них. Я еще ни с кем ни о чем не говорил. Меня встретили, мы собрались за столом, посидели… Все серьезные разговоры я оставил на завтра. И даже если ты мне завтра позвонишь, я не буду с тобой ничего обсуждать из этого. Я хочу оставить это при себе, подумать хорошо наедине с собой да принимать уже какие-то решения. Окей? — я молча киваю, хотя понимаю, что Сычен этого не увидит. — А теперь я собираюсь отправиться спать. — Так, — резко вставляю я, ожидая, что Сычен может и трубку бросить, не попрощавшись. — Я могу тебе завтра позвонить? — Как хочешь. Пока, — гудки. Я закуриваю, задумчиво уставившись в одну точку. Быть может, это лишь заморочки, но меня начинают охватывать переживания после данного диалога. Это безразличное и слегка грубое отношение Сычена ко мне… Я понимаю, что мне и не стоит ожидать иного, но я вдруг начинаю задумываться о том, что даже если я заполучу обратно его доверие, будет ли таким умиротворенным все то, что было раньше, когда теперь он смотрит на меня по-другому? «Сейчас мое отношение и мои чувства к тебе изменились. И это нормально, после того, как ты причинил мне боль» Даже если я прав, что вернуть все то, что было, возможно… Нужно ли это будет ему вообще? Будет ли ему это нравиться? Будет ли ему хорошо рядом со мной или уже нет? Или это я загубил уже основательно? Изменить положение дел между нами — это одно, а вот изменить его отношение и чувства ко мне — совсем другое. Но разве без второго первое будет казаться таким необходимым? Мне кажется, что нет. Я тяжело вздыхаю, выпуская при этом клуб дыма, и понимаю, что это не то, о чем мне сейчас стоит думать. Я всегда был человеком, который решал проблемы по мере их поступления, а не пытался их искать, как ебаные невротики. Так вот нехуй мне накручивать себя, я сейчас ни к чему не приду со своими размышлениями и переживаниями. К тому же, все это самокопание и разбор чувств — слишком сложно. Сычен вчера честно сказал, что думает, изложил свои мысли и чувства. И что? Что дальше-то? Даже исходя из того, что он говорил — я не могу сделать вывод, возможно ли, что его чувства изменятся. Он сам не может. Время покажет. Мне же следует тоже поспать.***
— Че с народом стало? — недовольным взглядом окидывает Хансоль зал, облокачиваясь о барную стойку. Я лишь пожимаю плечами, затягиваясь сигаретой. Не пью сегодня. Пришел убить время, не более. Мне еще предстоит позвонить Сычену, и хотелось бы это сделать на трезвую голову. Хотя, я не уверен, что это хорошая идея, ибо я понятия не имею о чем говорить, как строить диалог. Может, поддатым это сделать было бы легче, но я все же воздержусь. — Пиздец какой-то, — заключает он, после чего усаживается на свой стул да достает телефон. В общем-то, Хансоль прав — народу в Сыпре стало значительно меньше, по сравнению с тем, сколько сюда приходило ранее. Хуй знает, с чем это связано. У Куна и Донхека, например, свои причины. Может, кому-то сейчас приятнее, летом-то, ошиваться, колоться и накуриваться где-нибудь на свежем воздухе. А может, даже я причина отсутствия тут некоторых людей. Будь то Анна, та проститутка с силиконовыми сиськами, она, кажется, перестала ходить сюда, как только я перестал ей платить за секс. Помимо меня у нее тут клиентов можно считать, что не было. Да и баб вообще стало поменьше. Может даже, кто-то сдох. Хуй его знает, не мое, в общем-то, дело. Все меняется и хуй с ним. Потушив окурок, я приподнимаюсь со стула, решив, что пора закругляться. Но стоит мне пройти буквально пару шагов от бара, я вижу, что навстречу мне идет довольная рожа. Я даже чуть удивляюсь такой внезапности, в то время как в голове проносится, что вспомни говно — вот и оно. — Скучал по мне? — улыбка у Куна чуть ли не до ушей, когда он подходит ближе ко мне. Нагло закидывает руку мне на плечо. — Пошли, выпьем. Угощаю. — Лапки свои поганые убери от меня, — выходит вовсе не презрительно, а с некой усмешкой даже. — Ты хули приперся сюда? — Решил заскочить да посидеть, окажись тут кто знакомый. Рад, что именно на тебя наткнулся, хотя это неудивительно, — кивает он в сторону свободных стульев, с одного из которых я слез буквально пару мгновений назад. Руку убирает с меня да направляется к ним. Что же, причин отказываться особых нет. В глубине души даже интересно узнать, что у него да как. Тем более, если он угощает. — Вау, какие люди, — искренне удивляется Хансоль, отрывая голову от телефона, когда мы усаживаемся. Кун в ответ продолжает улыбаться, и я понимаю, что-что, а его придурковатость не изменилась ни капли. Он заказывает свою любимую водку, пятьдесят грамм каждому, да смотрит на меня, словно мы лучшими друзьями были, которые сто лет не виделись, да ждет не дождется услышать, что же у меня нового в жизни. Хотя, наверное, с его стороны все так и выглядит. Но не с моей. Вот с кем угодно, но с этим придурком я не собираюсь переосмысливать наши отношения. Нет, нет и нет. Насчет него мое мнение никогда не поменяется. За столько лет я выучил его достаточно хорошо, и не важно, как бы не перевернулся мой мир и отношение к окружающему, как бы не изменился он сам — в моих глазах он останется таким, каким и был. Я понимаю, что у него где-то и как-то мозги на место чуть сдвинулись, я понимаю, что многое изменилось, но уже по его первой фразе можно понять, что тот поганый характер, который меня всегда бесил в парне, остается при нем. И дело даже не в том, что я считаю его придурком. Про таких, как Кун говорят: «Если прикидываться дураком — можно узнать и увидеть много чего интересного», но только дела это особо не меняет. — Рассказывай, что нового у тебя. — Сам-то как? — перевожу я стрелки. — Как твоя работа?***
— Чего так и не позвонил вчера? — ровным тоном, по которому сложно что-то понять, но. — О, так ты ждал моего звонка? — самодовольно спрашиваю я, но ответа не следует, отчего я продолжаю. — Кун в Сыпру заглянул. — Серьезно? — удивляется Сычен. — Ага. Словил меня, когда я уходить собрался, в итоге мы с ним выпили, поболтали, ну и домой я вернулся уже поздним вечером, не стал звонить, мало ли, спишь. — О чем разговаривали? — В основном, он рассказывал, как у него и что. Про работу, что у него все пучком, уже привык да пристроился. Все с теми двумя парнями тусует, про которых и ранее упоминал. Чону и Сюйси, кажется. — Он пил же? — Естественно, — фыркаю я. — Но немного. Сказал, что это редкость сейчас, что он пьет. И курить бросил. — Я рад, что у него все хорошо сейчас. — Я тоже. — Правда? — Тебе серьезно? Мне-то самому ни горячо ни холодно. Вернее будет сказать, что это хорошо, что его жизнь наладилась, — в ответ я слышу смешок. — А сам собираешься-то жизнь свою налаживать? — То есть? — недопонимаю я. — Ты жаловался на то, что я пью в одиночку. А сам-то? Ты же каждый день в Сыпре тусуешь, бухаешь да накуриваешься, да? Организм свой пожалей, а, — с толикой недовольства. — Так ты беспокоишься за меня? — снова отвечаю тоном самодовольным, коверкая все сказанные слова с пользой в свою сторону. — Можно и так сказать, — снова ровный, безэмоциональный тон, но я рад услышать такой ответ. Я рад, что мы действительно сейчас разговариваем абсолютно спокойно, будто бы ничего не произошло. Это возможно, пусть диалог имеет совершенно иную атмосферу, нежели была у нас ранее. Когда я думаю об этом, то я, честно, даже удивлен. Удивлен, что это правда возможно. Удивлен, что я не настолько противен Сычену после всего произошедшего, что он все равно идет мне навстречу, поддерживая мои попытки все исправить. Когда я думаю об этом, у меня чувство вины разыгрывается тысячекратно. Неужели я правда был ему настолько важен, что он так скучает по всему, что было? Что после всего дерьма, которое я натворил, он все равно не в силах отвернуться от меня раз и навсегда? Чем я заслужил такого человека, как он? — Сычен, — тихо начинаю я. — Ммм? — тянет он вопросительно. — Знаешь, я всегда считал это своим главным достоинством — то, что я ни от кого независим, забиваю на всё хуй, плюю на чувства и мнение окружающих. Жил только для себя, ради себя и делал то, что хотел, ни к чему не привязываясь, ни о чем не заботясь, помимо себя самого. Ох, я буду честен. Я не буду говорить, что я ошибался или еще что, нет, это было прекрасное время, мне прекрасно так жилось. Но потом появился ты, и так аккуратненько влез в мою жизнь, просто замечательно в ней пристроившись… Ладно, ты влез в нее совсем не аккуратненько, — усмехаюсь я, пока слова льются из меня. — Но… ты совсем не был в моей жизни лишним. Ты так прекрасно в нее вписался, и если тогда я этому не придавал значения, то сейчас я смотрю на все это, и ощущение, что именно так все и должно было быть. То есть, я могу с уверенностью сказать сейчас, что это было именно то, что мне нужно. Я правда не понимаю, почему тебе нравилось проводить время с таким, как я. Я не понимаю, почему мне нравилось проводить время с таким, как ты. Но теперь я точно знаю, что мне это нравилось. Я привык к этому, я привык видеть тебя рядом и сейчас мне очень тяжело вернуться к тому, что у меня было до этого. Мне очень сильно тебя не хватает. Я пиздец как сильно сожалею, что я все испортил, что причинил тебе боль. Я еблан, ты это знаешь. И сейчас я просто хочу, чтобы ты знал, что такой еблан, как я, очень боится тебя потерять. Мне кажется, что молчание в ответ длится вечность. Я даже проверяю, не сбросился ли вызов, но нет. Сычен точно все слышит, но молчит. Обдумывает, что сказать? В общем-то, я и не жду какого-либо ответа, действительно, просто хочу, чтобы он знал. Я уже открываю рот, чтобы перевести тему, сказать, что Кун спрашивал о нем, но Сычен все-таки начинает говорить. — Так непривычно слышать от тебя речь подобного рода. — Хах, конечно. Наверное, потому что не было в моей жизни человека до тебя, который мог бы меня сподвигнуть на такие слова? — Должен сказать, что ты действительно еблан, Юта, — достаточно серьезно говорит Сычен и что же, это так. — Я не встречал человека хуже тебя. Но, знаешь… Во всем произошедшем я виню себя больше. Я знал… Я знал тогда, что все испорчу, — я слышу, как ломается его голос. Я хочу вставить что-нибудь, я хочу прервать его, я хочу сказать, что нет, черт, только я во всем виноват. Но Сычен продолжает, и я не успеваю раскрыть рта. — И до сих пор я думаю, что виноват только я во всей этой хуйне, которая происходит. Виноват в том, что привязался к тебе, сам виноват, что не могу отпустить мысли о тебе, что хочу верить каждому твоему слову. В то время как, да, ты — полнейший еблан. И я тоже ни черта не понимаю, почему мне нравилось проводить время с таким, как ты. Но мне очень это нравилось, — тяжкий вздох. — Пожалуйста, давай о чем-нибудь другом. О чем, блять, угодно, но только не о нас с тобой. Ничего больше не говори, ничего не отвечай мне на мои слова. Я не против созваниваться, но, пожалуйста, давай без выяснения отношений? Я не хочу этого. Мне ни к чему это сейчас. Это вообще ни к чему на данный момент, пока мы в двух разных странах. — Хорошо.