I got you on my mind

— Всё ещё сидишь, Гук-и?..— Джин подошел тихо, отчего младший вздрогнул, пролил немного сока на футболку. Он убедил Хосока пойти спать, заверил Джина, что всё в порядке, проводил взглядом спину Юнги, от которого пахло сигаретами. — Да, сижу, — кивнул парень, а затем поставил чашку на стол (Намджун убрал почти всё, кроме злосчастной колоды карт, которая теперь мозолила Чонгуку глаза), и забрался на диван с ногами, обхватывая руками колени. — Сон не идет совсем, но ничего страшного, я никуда не тороплюсь, а завтра буду целый день дома, мама сказала, что я должен пообщаться «со своими замечательными хёнами». — Я чего пришел-то… — неловко поерзав, а затем, прочистив горло, Джин придал себе уверенности. — Надеюсь, что ты не принял эту игру близко к сердцу? Хосок немного перебрал, и утром он обязательно будет чувствовать себя виноватым, так что… — Все в порядке, хён, — в очередной раз повторил Чонгук, улыбаясь, и переводя взгляд с колоды карт на Джина. — Это же просто игра, здесь не обойтись без неловкостей, да я уже и забыл почти. — Джин, ты идешь? — Намджун выглянул из-за двери, чтобы забрать Джина, потому что спать одному — это как пить чай без заварки — бессмысленно. Без Джина одеяло было слишком большим для одного. — Да, я… — Сокджин с долей тревоги взглянул на Чонгука, но тот кивнул и ободряюще улыбнулся, а затем подмигнул хёну, мол, иди, я даже слушать не буду, только если вы не станете громко «спать». — Добрых снов, Чонгук-а. — Спокойной ночи, Джин-хён, — попрощался младший, оставаясь, наконец, в одиночестве. Ну да, он соврал. Точнее, просто не сказал всей правды. «Это просто игра» — правда. Только вот ничего он не забыл. По большей части, потому что перед глазами еще стояло лицо Юнги, когда он приближался, чтобы поцеловать. Он чувствовал себя виновато?.. Злился? Сожалел? Боялся? Или всё сразу? Естественно, что он не собирался целовать какого-то там Чонгука, даже если это по правилам игры, но почему тогда просто не отшутился? Какого черта так?

***

Юнги имел привычку вставать ночью для «покурить», только вот дома он делал это в полусонном состоянии, когда видишь-то все смутно, и на балконе стоишь автоматически, опираясь на перила, и грозясь сверзиться вниз, а здесь — не так. Здесь пришлось встать с кровати, напялить джинсы, футболку, найти сигареты, и уж только потом выйти в холл, где недавно они сидели и… (занимались предательством) …играли в «короля», где Хосок ликовал, а Чонгук выглядел слишком растерянным и не виноватым. Попался под горячую пьяную руку хёна, не смог возразить — он же самый младший. Поцеловал в ответ, даже если не хотел. Юнги видел, как он отреагировал на то, что хён вытер рот рукой — устыдился. Юнги выпил чуть больше своей нормы, и был слишком зол, чтобы заметить это сразу, он так хотел показать всем, что это смешно и «так получилось». Макушка Чонгука, торчащая поверх спинки дивана (он сидел здесь с того момента, как Мин ушел спать после разговора с Джином?!) стала неожиданностью для Шуги, он даже остановился, не доходя нескольких шагов до цели — дверей на улицу. Внутри закрутило. Он обещал себе, что все забудется, что это игра и так было надо. Он не смог пройти мимо: подошел сзади, опустил ладонь на чужую голову, почувствовал тонкими пальцами мягкие волосы, уловил, как вздрогнул младший, попытался поднять голову вверх, чего сделать не позволили. — Почему сидишь здесь? — спросил Мин, наконец, убирая руку, и обходя диван, чтобы сесть рядом с Чонгуком, который, кажется, скоро начнет клевать носом. — Разве Джин не приготовил комнату? Нормальные люди в кровати спят, ты знал? — Я…— на языке слишком назойливо крутится правда, но Чонгук глотает ее, раздирая себе горло и чуть-чуть — внутренности, потому что он не дурак, чтобы загоняться из-за игры. (он полный лузер, витающий в облаках, черт возьми) — Не могу уснуть. Наверное, не стоило пить так много, теперь вот…добрался до сока, — младший кивает на стакан с напитком, задевая взглядом карты. Просто. Игра. — От сока будешь бегать, а утром, возможно, туалет будет занят одним придурком, — позволяет себе улыбнуться Юнги, кажется, забывая свою истинную цель похода сюда. — Просто я не очень умею пить, так как делаю это не слишком часто, — парень украдкой глядит на зажигалку, которую Шуга вертит между изящных пальцев. Зевок вырывается сам собой, и это от Юнги не скрывается. Он хмыкает, устраивается на диване достаточно удобно для того, чтобы просидеть долго, и выразительно смотрит на Чонгука. — Это не страшно, если ты находишься в компании знакомых, но никогда не напивайся, если рядом рандомные люди. Могут быть необратимые последствия. А вообще — это сейчас неважно. Давай, ложись, — Мин кивает на свои колени, а потом тянет младшего за руку: — Твои глаза слишком круглые, будь осторожен. Тебе надо поспать, иначе утром худо будет. Сопротивляться Юнги — бесполезно, это Чонгук понял, поэтому подчинился, вытянулся на диване (колебался целую минуту, прежде чем лечь на спину, потому что «отлежишь ухо — заболит по-страшному»), укладываясь головой на колени старшего. Честно говоря, вот так смотреть на него снизу — словно ты девушка, которая прилегла отдохнуть на колени своего оппы, — смущает, но чертовски красиво. Изгиб шеи, линия подбородка, аккуратный нос — холодная красота, трогать которую было бы непривычно, но так захватывающе. Запоздало Чонгук понимает, что забыл укрыться: шарит рукой порываясь сползти на диван головой, но его лоб припечатывает холодная ладонь, а второй рукой Юнги натаскивает одеяло аж по самый подбородок младшего. Если смотреть на Юнги снизу вверх, можно увидеть, как в его глазах плескается весь Мировой океан, если не больше. — Нужно. Поспать. Понятно? — лоб у мелкого теплый, в самый раз, и желание потрогать его такое спонтанное, что Юнги забыл, куда дел зажигалку. Он передумал курить, потому что совесть просто сожрала бы его с костями, зная, что Чонгук не спит до сих пор, сидя здесь, по непонятной причине. — А ты?.. Сидеть так — неудобно, и ты вообще-то… Эй! — Юнги легонько дергает за колечко в ухе младшего, напоминая, что из них двоих старший тут он, и не стоит возражать, если так получилось. — Хорошо, я сплю. Спасибо, хён. — Чонгук закрывает глаза, пару секунд чувствуя на себе чужой взгляд, но потом проваливается в сон, ощущая себя и вправду ребенком. Когда дыхание младшего выравнивается, — он уснул — Шуга убирает ладонь со лба Чонгука, поправляет волосы, чтобы не лезли в глаза, укладывает руку на грудь парня, потому что больше ее никуда не денешь. Это еще одна ночь, которую они проводят вместе, и во второй раз не обошлось без вмешательства Хосока. Юнги припирает к земле, он чувствует, будто совершил грех, и можно вполне замаливать его на алтаре, если бы Их последняя фотография вместе не раскрошилась об стену неделю назад. (вот бы и воспоминания раскрошить точно так же, но консистенция не та, а стены слишком мягкие) Эта ночь, в отличие от той, на реке Хан, — робкая, не претендующая ни на какие другие мысли, кроме спокойных. В эту ночь оба помнят подробности, о которых предпочитают умолчать. В эту ночь Юнги изредка двигается, заставляя ерзать и улыбаться Чонгука. Что ему снится? В эту ночь Юнги скребет по дну самого себя, избавляясь от ненужных остатков чужого присутствия. Это еще не конец, но путь без Него, не тянущий на самое дно. И здесь всё когда-то растоптали берцы. Но ведь это же был не ты.