горе проигравшим.

{История Тэхёна} Трель зарядов армейских двустволок - Тэхёну казалось, что именно это станет тем последним, что он услышит в своей жизни. У него было прострелено колено: Ким помнил, как хватался за ту жижу из крови и раздробленных костей и пытался идти, пока не свалился в какой-то овраг у гусениц догоравшей груды металла, что некогда было танком, отвоеванным оппозицией. Опаленное огнем лицо саднило, но боль ощущалась лишь притупленными отголосками. Тэхён лежал, смотрел вверх и видел черные клубы дыма и серое небо, слышал крики, что окружали его коконом и не давали дышать. Тогда Тэхёну казалось, что эти предсмертные стоны стали его основной преградой для вдоха, а не кровь, что постепенно покидала его тело. Армия к тому моменту уже ушла - основное нападение закончено, главный штаб рухнул под силой многотысячной армады государства и теперь пылает, пока их руководство уводят на верную смерть в стены Конфедерации, ну а их, всех воюющих и раненных, оставляют подыхать как собак на поле боя. К тому моменту, как армия вернется для зачистки территории, Тэхён умрет. Он четко понимал это. Смотрел вверх, туда, куда ему всегда хотелось попасть, и вспоминал обещание Чимину того, что однажды они взмоют в воздух на самолете, который вырвут с боем из рук Конфедерации. Пак фыркал и спрашивал по-дружески ласково о том, кто поведет эту махину. И это как следствие стало второй мечтой Кима. Первой - самолет отвоевать и подняться в воздух, второй - научиться этим сложным механизмом управлять. Тэхён думал о небе и о Чимине, о том, что просто так он не сдастся. Он вырвал из шлеек ремень и обмотал вокруг бедра вместо жгута, стараясь не смотреть на маячивший перед носом номер на подкопченном боку танка - тот принадлежал совсем еще молодому мальчишке, которому только стукнуло шестнадцать. Ему доверили танк пару недель назад, после долгих тренировок. Тэхён просто пытался не смотреть и не думать, но получалось из рук вон плохо. Тогда, когда сознание начало покидать его, он видел журналистов - подпевал правительства, снующих по полю и делающих фотографии нанесенного ими урона. Вспышка ослепила на секунду, заставив зажмуриться и отгородиться рукой от яркого света. Тэхён слышал недовольное бормотание, скрип армейских ботинок и хруст веток под ногами. Размытые спины уходящих стали последним, что он увидел, перед тем как сознание ускользнуло от него. Тэхён пришел в себя в старом доме, из тех, что еще были сделаны из дерева, с покосившимися досками и вязким запахом гнили. Одноглазый старик с перебинтованной ногой назвал себя Генрихом. Он говорил с ярким акцентом и движения его были резкие и какие-то дерганые, но с Тэхёном он обращался бережно и даже по-своему ласково: перебинтовывал раны, смазывал травяными настоями лицо и ни разу за все время, что Ким у него пробыл, тот не высказал какого-либо недовольства или брезгливости. Генрих рассказывал, что он часто устраивает такие вот рейды на места массовых побоищ. Он принял тогда позу глубокого мыслителя, перечисляя имена тех, кого ему удалось вытащить до приходов отрядов зачистки. Почему-то рассказывал он только про то, как вытаскивал несчастных с поля боя, но о дальнейшем умалчивал. Тэхён понимал в принципе, почему, но верить поначалу не хотелось. А потом прошла неделя и Тэхён сумел встать, потому что Генрих ушел за припасами в город, а Киму хотелось до безумия пить. Приволакивая пострадавшую ногу, он шел на кухню, когда вскинул взгляд на коридорное зеркало и не сдержал пораженный вскрик: нижняя часть лица была обожжена до мышечных тканей, что виднелись ярко алыми полосами из-под черных ошметков кожи. Тэхён смотрел в зеркало не отрываясь, пока Генрих не вернулся домой, и, цыкнув от увиденной картины по-отечески, уложил того назад в кровать, меняя непригодные бинты и смазывая остатки лица Кима. Тэхён лежал после этого, смотрел в просевшие потолочные доски и думал, что лучше было ему сдохнуть там, на поле боя, со своими братьями и друзьями, потому что жить тем, чем осталось от него бывшего, не хотелось совершенно. Тогда ему и пришла в голову мысль о том, что, возможно, это и случалось со всеми постояльцами этой самопроизвольной больницы: их спасали тогда, когда лучше было подохнуть к чертям собачьим. Тэхён не понимал, почему лицо не болело, почему нога восстанавливается так быстро, на что Генрих лишь загадочно усмехался и говорил о том, что силу новой природы этой переродившейся планеты недооценивают. А потом к ним в дом вдруг постучали. Посреди ночи, громко. Они оба переглянулись и поняли все без слов, Генрих бросился к винтовке, что была спрятана в кухонном шкафу, предварительно велев Киму не высовываться. Но кто был полуслепой старикашка против натасканных на молниеносное убийство бойцовских псов, которых запустили солдаты конфедерации. Тэхён слышал крики Генриха, брыкался и боролся с экипированными под завязку солдатами ровно настолько, насколько позволяли так и не затянутые раны и переломы, пока те вытаскивали его из ставшего ему на время домом укрытия. Ким кричал, пока кричал Генрих, а когда тот замолк - затих и Тэхён, обмякнув в крепких хватках солдатских лап. За все то время, что он провел тут, Тэхён не плакал ни разу, но слыша цокот когтей шумно облизывающихся псов позади него и удушающую тишину враз омертвевшего дома, он не выдержал, разрыдавшись взахлеб. Как позже оказалось, Генриха сдала продажная тварь из дома напротив. Покусившись на мнимую похвалу Конфедерации, кухарка одного из кабаков доложила о подозрительных делах одной из избушек, которая должна была быть не жилой. Тэхён слышал, что та протянула еще недолго - ее зарезали спустя каких-то пару дней в потасовке в собственном баре. Ким, заточенный тогда в камеру одиночку и от нечего делать слушающий треп охранников, сплюнул на пол от презрения: такой швали и подыхать нужно соответствующе своему статусу. Тэхёна таскали по десяткам кабинетов: и пытались вести дипломатические беседы в одних и избивали на полу в других, улыбались и плевали откровенно в лицо, лебезили и обзывали обезображенным уродом. Ким терпел все, зная, что ему путь заказан лишь в одну сторону, потому и все тайны он сбережет до последнего. За время своего пребывания в одиночке, охранники действительно наболтали много - так Тэхён узнал о том, кто именно их предал и то, что Пак Чимин жив и сумел сбежать. Первая новость выбила из-под ног почву и вызвала желание удавиться на этом самом месте, а вторая вдохнула надежду и принесла неведомое облегчение. И тогда, когда Ким был готов разрыдаться во второй раз, кажется (контрастом от невероятной силы ненависти к Чонгуку, пронзившей все его естество, и от счастья, что затопило его от мысли, ведь Чимин жив и сумел уйти), то в камеру вошли и объявили о том, что его казнят на закате завтрашнего дня. *** Полигон освещает предзакатное солнце, посреди небольшой площадки стоит с десяток крупных солдат, вертящих в руках тяжелые винтовки так, будто те весят пару сотен грамм. За натянутым проволочным забором собралась разъяренная толпа с нашивками герба Конфедерации на рукавах и с плакатами "Долой предателей родины!". Эта картина видна из небольшого окошка тэхёновой одиночки, и именно эта картина заставляет его желать смерти с особенной силой: за что бороться, когда рабы счастливы быть рабами? Бравые воины государства ведут Тэхёна под руки, предварительно заковав того в тяжелые кандалы по ногам, волочащимися вслед с громким перезвоном, по коридорам карцера и молчат, явно напряженные и сосредоточенные. Тэхён не понимает, что не так: он явно не сопротивляется и всем видом показывает смирение, отчего же те столь скованы? Ким косится с подозрением на ближайшее лицо одного из солдат, когда то вдруг перекашивается в гримасе боли. А потом по периметру раздаются короткие вскрики и тела, словно кости в домино, начинают падать на пол вокруг Тэхёна. Ким отчаянно вертит головой и инстинктивно отшатывается к стене, потому что все это выглядит настолько странно и неправильно, что хочется задрать руки вверх и выкрикнуть глупое: "честно, это не я!". А потом вдруг из-за угла выбегает группа солдат в черной экипировке, их лица закрыты непроницаемыми масками, а голоса звучат приглушенно. Ему приказывают заткнуться и следовать за ними, и Ким, если честно, не решается протестовать: он ничерта не понимает, но вроде как его не пытаются обвинить в массовом убийстве охраны и это уже хорошо. Он бежит вслед за отрядом по коридорам, пытаясь не обращать внимание на пульсирующую от боли ногу, петляет между проходами коридоров и пригибается инстинктивно, наподобие того, как ведут себя солдаты впереди. И когда они натыкаются на молодую девушку-секретаршу, что выходит из кабинета и смотрит на представшую картину с широко раскрытыми глазами, то один из солдат вдруг достает пистолет из-за пазухи, одним отработанными движением надевает на ствол глушитель и всаживает пулю ей промеж глаз, до Тэхёна доходит, что это точно не кто-то из государственных шавок. А потом, спустившись на несколько пролетов вниз, его тормозят, водружают на тело бронежилет и говорят, что переодеваться тому смысла нет и пробиваться они будут боем. Ким хочет спросить "пробиваться куда?", но дверь распахивают и открывают мгновенный огонь. Тэхён никогда не был вовлечен во все боевые действия, он был лишь тем, кто собирает данные и своим военным отрядам передает, потому не сдерживает крика и уже думает кинуться назад в карцер, подальше от автоматных очередей, что так напоминают ему тот самый день падения повстания, как один из отряда, тот, что весь путь поддерживал того за руку, не давая упасть, вдруг снимает маску и перед Тэ предстает разъяренное лицо Хосока. Ким таращится с пару секунд в выпученные глаза напротив, пока до него не доходит, кто именно его спасает, и, собирая волю в кулак, дает себя вывести наружу. Там творится полнейшая вакханалия: крики, вой сирены и профессионально отстреливающие солдат Конфедерации члены отряда Юнги. Хосок закрывает Тэхёна своим телом, заставляет пригнуться к земле максимально низко и командует бежать и не оборачиваться. Это Ким и делает, истерично сжимая Чонову руку и стараясь не смотреть по сторонам. Так под прикрытием они добегают до ворот, за которыми стоит небольшой броневик Конфедерации, чей двигатель рычит: сцепление выжато и машина готова стартовать. Хосок толкает Тэхёна внутрь и запрыгивает сам, закрывая двери кузова на засовы дрожащими руками. Хоби тут же бросается к окну, видя, как в обратную от них сторону отъезжает такого же вида броневик и выдыхает с облегчением. Из рации на поясе раздается голос Юнги, что нарочито беспечно интересуется, жив ли Хосок (и не сдерживая победного мягкого смеха после ответа Чона), и сообщает, что вся команда справилась, отделавшись лишь парой огнестрельных и что теперь им лишь осталось гнать оттуда так быстро, как они только смогут. Тэхён слушает Хосока неверяще, оглядывает себя, отмечая с досадой то, что у него вновь началось кровотечение и теплая вязкая жидкость пропитала всю штанину до обуви и буквально ощущает спиной чей-то взгляд. Обернувшись, Тэхён видит Чимина, живого и здорового Чимина, который пришел за ним. Тот смотрит на Тэхёна со слезами в глазах и бросается к нему, обрушиваясь всем немалым весом, цепляясь за одежду пальцами и обнимает так крепко, как только может. Тэхён в ответ сжимает Чимина со всей силой, мнет ткань куртки цвета хаки так, что та грозит порваться, и плачет-плачет-плачет, уткнувшись в грудь лучшего друга. - Ты меня не узнал, да ведь? - лишь спустя время, немного успокоившись сопит Тэхён. Он прячет лицо на груди Чимина не только потому, что там ему спокойно, но и потому, что так тот не видит его изуродованное лицо. - Идиот, я узнаю тебя в любом твоем состоянии. Я понимал твою пьяную болтовню и за секунду выцеплял из сотни перекошенных раскрасневшихся рыл твои поплывшие глаза, утаскивая домой с попоек. Думаешь, эта царапина меня путает что ли? Тэхён клянется, что лучше Чимина он никого в жизни не знал никогда. Он чувствует руку, что мягко и успокаивающе гладит его по спине и думает о том, что им нужно обсудить так много. Мысль о Чонгуке возвращается так некстати, заседая страшными догадками о том, как именно принял Пак новость о предательстве любимого человека. Возможно, кто-то думал, что у них это все не серьезно. Но Тэхён был там, Тэхён видел все собственными глазами. И если бы Тэхёну предложили никогда не узнавать, что же произошло с Чимином внутри после этого, то он бы выбрал это незнание. - Куда мы едем? - Подальше отсюда, Тэ. Как можно дальше. На Восток. В руках Чимина Тэхён, позади стены Конфедерации, сулившие ему смерть, а на губах призрачный след последнего поцелуя Чонгука. Сидя в трясущейся кабине броневика, уезжая от жизни, которая теперь ощущается сном, Чимину вдруг впервые за долгое время кажется, что все наладится.