Бумажные поезда

Никогда не оборачивайтесь — просто идите, идите так далеко, как только можете идти. И не важно, куда вы придёте, вам везде найдётся место на этой планете. Идите, смотря как из-за горизонта поднимается ярко-красное солнце, смотрите, как оно горит, не закрывайте глаз. Слушайте ветер, он так часто говорит с нами, но мы его не слышим, поэтому — слушайте. Улыбнитесь — впереди вам тоже улыбнутся, вам захочется улыбнуться ещё раз — сделайте это. Просто возьмите и сделайте. И помните: никогда, слышите, никогда не оборачивайтесь. У Чанёля за спиной жизнь полная учёбы, бессонных ночей и постоянных причитаний матери о том, что он должен учиться. При этих воспоминаниях, которые до сих пор не хотят его оставлять, он так неуютно ёжится, натягивает рукава своей кофты на кулаки и удручённо хлюпает носом. Но теперь, когда он живёт один, если не считать его соседа, то ему кажется, что его тело полностью свободно. И каждое утро, когда он просыпается, ему кажется, что он наконец-то «живёт». Каждое тягучее, сонное утро он проходит мимо комнаты спящего Бэкхёна, на цыпочках, босиком, иногда останавливается и слушает тишину, а потом снисходительно улыбается и идёт на кухню, чтобы приготовить завтрак. И квартира пропитывается солнечным светом, который заливает комнаты, будто парное молоко. А когда он открывает окно, то в кухню врывается свежий весенний ветер, играющий терпкими нотками. И Ёлю представляется, как через месяц-два вверх, выше крыш, полетит тополиный пух, который будет похож на снег. Снег летом — какая глупость... Чанёль никогда не заходит в комнату Бэкхёна. Даже когда зовёт его кушать — он лишь стучит пальцами по двери. Он уже не помнит, какая там, в этой тайной комнате, обстановка, потому что эта белая дверь с замысловатыми узорами, как барьер, отделяющий два мира — два параллельных мира. Когда Чанёль подходит к двери, то его пальцы начинают странно покалывать, а сердце биться как сумасшедшее. Он задерживает дыхание, пытаясь не задохнуться, а потом выпускает весь воздух из лёгких. Днём Бэкхёна никогда нет дома, даже на выходных. Он приходит под ночь, стягивает свои кроссовки, куртку даже на крючок не вешает. Он падает на диван в гостиной, долго лежит, закрыв глаза, и ничего не говорит, будто разучился разговаривать. Чанёль тоже теряет все слова, молча смотря на бессознательное тело, которое примерно полчаса вообще не подаёт признаков жизни, поэтому иногда хочется пойти и посмотреть — не умер ли он там. А потом Бэк садится, запуская руку в свои растрёпанные волосы, осматривает гостиную, будто он не был здесь уже десятки лет, и как-то натянуто улыбается Чанёлю, который стоит в дверях кухни, прислонившись к косяку плечом. И тонкие губы расползаются в такой улыбке, которая несколько пугает Пак Чанёля, заставляя его незаметно вздрогнуть. Чанёль почти ничего не знает о Бён Бэкхёне, да он и не особо спрашивает — ведь они же просто соседи. Но Лухан, который, кстати, зачастил к Чанёлю, всегда недовольно качает головой и говорит, что так жить нельзя — мол, что случись, а ты и сказать ничего не сможешь. Пак Чанёль и правда почти не задумывается: кто же такой Бэкхён? И в большинстве своём его знания ограничиваются бытовыми вещами: сколько ложек сахара в чай, какую пасту купить и сколько супа налить ему в тарелку. Ах, да... ещё Бэкхён любит прозрачный тюль на окнах, и пусть даже сквозь него с утра проникает надоедливый солнечный свет, бьющий в глаза и мешающий спать. Ёль никогда не видел, чтобы Бэк разговаривал с кем-нибудь по телефону. Да и телефона у него, кажется, даже нет. Хотя Чанёль сам понимает, что они — никто друг другу, и Бэкхён не обязан никому звонить, Чанёлю достаточно записок на холодильнике, оповещающих о том, что бы Бэкхён хотел съесть на завтрак или ужин. Что нравится Чану в этих записках? Наверное, вся краткость и смешные значки, и смайлики в конце каждого предложения. Иногда Чанёль даже думает, что так Бэкхён показывает все те эмоции, на которые в обычной жизни он скуп. Но, кажется, что всё меняется в тот день, когда на улице начинает лить жуткий ливень. У Чанёля выходной, и он весь день проводит на диване — перед телевизором. Он даже отказался от своей смены на работе, попросив его подменить. У него нет желания ничего делать, ему хочется просто лечь и лежать пластом, чтобы только его никто не трогал. И при всём удивлении даже Лухан не звонит — дождь влияет на всех без исключения. К вечеру серое небо сменяется густой чернотой, похожей на чернила. Дождь неустанно стучит по окнам, заставляя сжаться в комочек, укрывшись клетчатым пледом, и лежать на диване в темноте — лишь телевизор работает. И хочется уснуть, уснуть и проспать до того времени, пока небо не ослепит яркое солнце. Хочется уснуть, забыв, что завтра куда-то надо идти, что-то делать... Просто забыть, как забывают больные амнезией. Часы, что стоят около телевизора, показывают одиннадцатый час. Чанёль шумно выдыхает, натягивая плед повыше, чтобы скрыть свои плечи. Ему неожиданно становится зябко и противно, во рту скапливается какая-то горечь. Он встаёт, чтобы проверить температуру батарей, но вдруг звенит дверной звонок. -Кто бы это мог быть? - он совсем не думает на Бэкхёна, потому что тот обычно открывает дверь своим ключом, стараясь не шуметь. Чан шлёпает по полу босиком, на ходу поправляя сползающие с бёдер домашние штаны и включая свет в коридоре. И, наверное, это плохая привычка — просто открывать дверь. К нему резко прижимается что-то очень мокрое, холодное, просто падает в его объятия, утыкаясь носом в грудь. Чанёль стоит, застыв как статуя, и не зная, что делать, да и что, собственно говоря, происходит. В его и до того сонном сознании всё перемешалось, завязалось в узел. И только спустя какое-то время до него доходит, что это мокрое и холодное существо — не что иное, как Бэкхён. Длинные и мокрые пальцы Бэкхёна сжимают футболку Чанёля на спине, оставляя на ней мятые мокрые пятна. -Что... - заикается Чанёль, расставив руки в стороны, потому что не знает, что ему делать: обнять или просто стоять. А Бэкхён стискивает зубы, всё сильнее сжимая в своей хватке ошарашенного Чанёля. Он чувствует чужое тепло, и оно как спасительный плот, за который он хватается, прижимаясь лбом к острому плечу. - Что-то случилось?... -Просто стой так... Просто стой, - тихо говорит Бэкхён своим ровным голосом, который так и норовит сломаться. И он чувствует, как большие и тёплые ладони касаются его спины, сразу становясь мокрыми. Ему так спокойнее, ему так намного-намного лучше. Так его сердце перестаёт отбивать сумасшедший ритм. Он даже поддаётся действиям Чанёля, который тихонько начинает пятиться в сторону ванной комнаты. Бэкхён прячет глаза под мокрой чёлкой, когда Чанёль всё-таки заставляет его снять мокрую одежду и залезть в ванну с тёплой водой, которая обжигает кожу, словно это не вода, а кипящее масло. Чанёль ни о чём не спрашивает, он, молча, засовывает мокрую одежду Бэка в стиральную машинку. А у Бэкхёна до сих пор трясутся руки, он нервно сжимает пальцы, пряча их в воде, когда Чан садится на край ванны к нему спиной. Его обычное радостное выражение лица сменяется на задумчивое. -Чаю хочешь? - спустя какое-то время спрашивает Чанёль, а Бэк утвердительно кивает, после чего погружается с головой в воду, задерживая дыхание. Открыв глаза, он видит, как расплывается всё перед глазами, и лишь расплывчатая тень остаётся от Ёля, когда тот уходит на кухню, чтобы поставить чайник. Как это странно — чувствовать тепло сквозь эти самые пальцы. И такое чувство, что ты сливаешься с водой, будто одно целое. Но воздуха не хватает и приходится вынырнуть, чтобы снова начать дышать тёплым воздухом, начать приходить в себя. Его длинные пальцы цепляются за край ванны, сжимают твёрдую поверхность сильно-сильно. А в коридоре знакомые шаги, после которых появляется Чанёль с большим полотенцем. -Всё в порядке? - он легко улыбается, тем самым помогая Бэкхёну отойти от его коматозного состояния. Он просто есть сейчас, вместе с ним, тут, совсем рядом — руку протяни и почувствуешь его тепло, а Бэкхён такой холодный. Он весь промёрз, как промерзают окна в мороз. И даже слышно, как трещит осколками его сердце. Чанёль укутывает Бэкхёна в большое полотенце, словно маленького ребёнка. Вытирает его мокрые волосы, смотрит как-то утомленно, но понимающе, будто и правда знает, в чём дело. Он смотрит так, будто видит Бэкхёна насквозь, будто знает его сто лет и ещё немного. В гостиной он усаживает странного и молчаливого Бэкхёна на диван, накидывая на него свой плед. И где-то в глубине души хочется спросить, всё ли в порядке, но разве слова будут сейчас таблетками? И Чанёль лишь снисходительно улыбается, подавая горячий чай, а потом, позволяя уснуть на своём плече. А дождь всё стучит за окном, отбивая по крыше сбивчивый ритм. Давно за двенадцать, и давно пора бы уснуть, но в квартире горит ночная лампа, чуть освещая гостиную, где сегодня скопилось много непонятных, смешанных чувств. Так незаметно сплетаются души, когда им обеим становится больно, пальцами, цепляясь друг за друга, невзирая на то, что они такие разные, что это всё — минутный порыв. Так бывает. -Только бы не заболел, - шепчет себе под нос Чанёль, трогая лоб Бэкхёна, который уснул крепким сном и ни на что не реагировал. Этот человек, о котором он ничего не знает, пришёл неожиданно, постучав в его дверь, а вернее позвонив. Он пришёл, заняв вторую половину дивана, а у Чанёля перед глазами промелькнули странные цветные картинки. Ему просто стало хорошо дома, будто тепло вернулось из долгосрочного отпуска в это Богом забытое место. И совсем не важно, кто они — незнакомцы, соседи, люди — совсем не важно, ведь один попросил помощи, а другой протянул ему руку. Бэкхён часто говорит, что книги нужно читать так, чтобы душа говорила тебе «спасибо». Книги — это дверь туда, куда обычно не войти. Каждое слово — бесценно. Каждое впечатление — как настоящее воспоминание. Бэкхён для Чанёля — книга, потому что, сколько бы Чанёль не читал его по эмоциям и мимолётным улыбкам, ничего не становилось ясно — становилось только сложнее. Читать Бэкхёна — это самое трудное, что приходилось делать Чанёлю в жизни, но он продолжает пробовать. Чанёль знает хорошо в Бэкхёне только одну вещь — его взгляд. Взгляд, который напрягается, когда Бэкхён замирает на месте, чуть приоткрыв рот. Взгляд, который больше похож на немые вопросы, которые так требуют ответов. И хочется всё выронить из рук, когда на лице Бэкхёна проскальзывает непонятная ухмылка, тут же пропадающая где-то в бесконечности времени. Хочется сделать шаг за дверь, закрыть её и дышать, пока легче не станет. На все вопросы Чанёля, которые он осмеливается задавать, Бэкхён отвечает торопливо, будто и не желая. И как кажется Чану, то он всегда чего-то не договаривает, будто скрывая самое главное. И тогда в голове встаёт вопрос: он правда так никому не доверяет? Бэкхён не верит даже самому себе. Он давно разучился себе верить, потому что раз за разом подводит себя самого — он уходит, бросает всё, убегает — умирает. И кто-то, может быть, скажет, что он как птица – феникс, да только вот скоро пепла не останется, и он сгорит в последний раз. О чём думать человеку, который не может уснуть тёмной дождливой ночью, потому что боится помешать сну другого человека? Ему кажется, что от тишины можно сойти с ума. Всё начинается с мыслей о Бэкхёне, а заканчивается тем, что он упрекает себя во всём на свете — даже в немытой посуде. И нет, он не просто не понимает Бэкхёна — он его не знает. Он слишком далёк от него, чтобы его судить. Но одно Чан знает точно: когда этот ребёнок теряет свой свет, то ему нужен тот, кто подаст ему руку и перелистнёт страницу его книги. *** Утро красит золотистыми красками, пробираясь сквозь занавески на кухне. Чанёль намеренно распахивает окно настежь и слушает, как просыпается город в мае. Ему так нравится вдыхать этот свежий, утренний, весенний воздух, что заполняет всё вокруг, особенно — его сердце. А солнце играет в рыжеватых волосах Чанёля, заставляет его щуриться, но всё равно продолжать смотреть в ярко-голубое небо, которое сегодня почтило Сеул своим присутствием. Сегодня — май. Сегодня ему вопреки всему хочется сказать кому-нибудь что-нибудь приятное, улыбнуться, а ещё лучше — обнять. Но квартира спит. В квартире так тихо, что можно услышать, как на лестничной площадке ходят люди. Его иногда посещают мысли, что он хотел бы любить кого-нибудь. Может, это было бы даже не взаимно. Просто это чувство влюблённости, когда кажется, вот он смысл: с такими чуть кудрявыми волосами, красивыми глазами – глазами, всё говорящими за себя, – это чувство, которое помогает дышать, ощущая всё в полной мере. Возможно, это слишком эмоционально, но ему так нравится выпускать наружу свои чувства. Это как наркотик. -Не улыбайся так, - Чанёль подскакивает на месте, потому что за спиной раздаётся нежданный голос. Бэкхён встал раньше обычного. В последние дни он почти не выходил из дома, просто слонялся по квартире, листая каналы по телевизору, бесцельно проматывая время. И на предложения Чанёля о небольшой прогулке отвечал отрицательно – категорически отрицательно. Чанёль не знает, в чём, собственно, дело, но спрашивать не собирался и не собирается, ведь жизнь Бэкхёна его не касается. Все свои проблемы они вдвоём привыкли оставлять там — за порогом. В их квартире никогда не бывает месту проблемам, у них всегда всё слишком спокойно. Особенно вечером, когда за пару дней Бэкхёну в привычку вошло засыпать на плече Чанёля, который, вроде бы, и не возражает. -Почему это? - он оборачивается, смотря, как сонный Бэк трёт глаза руками, зевает, протягивая руки вверх так, что его кофта оголяет живот. -Слишком ярко для меня, - зевая, говорит Бэкхён и плюхается на стул, всем своим видом показывая, что он пришёл позавтракать. Чанёль про себя подмечает, что, несмотря на всю свою молчаливость и странность, Бэкхён всегда получает то, что ему хочется — и даже завтрак. Привычный звон посуды с утра — вот что нравится Бэкхёну, а ещё смотреть, как этот улыбчивый парень с кудрявыми волосами готовит для него завтрак, надев свой заляпанный фартук. А ещё так смешно, когда он бьётся лбом о верхние шкафчики или вытяжку. Он тогда так по-детски поджимает губы, бормоча что-то про несправедливость этого мира. «Смешной», — думает Бэк, облокачиваясь о стол и томительно закрывая глаза. Сегодня ему хочется продолжать жить, он пока ещё не очень осознал, почему это желание настолько резко и чётко отражается в его голове, но он точно решил, что Чанёль ему в этом поможет. Завтрак — первый пункт. -Ты вчера долго читал? - спрашивает Бэкхён, когда Чанёль садится напротив и наливает себе кофе. -Пока ты не соизволил лечь на подушку, дав мне вздохнуть спокойно, - как-то иронично отвечает он, но Бэк знает, что Чанёль совсем не злится, просто он иногда любит пошутить, всё приукрасив. -Прости, - усмехается Бэкхён, а потом улыбается, смотря как брови Чанёля хмурятся, а сам он становится похож на сову, которой не дали поспать. И всё-таки надо с чего-то начинать. Например, с ответных улыбок. Мимолётных таких, как бы ничего не значащих. И ведь никто не упрекнёт его в этом, правда? Чанёль думает о том, что Бэкхён — самая большая книга, которую он когда-либо читал. Вчера он был угрюмым, молчаливым, а сегодня весь такой утренний — так может только Бэкхён. И как ни странно, но его, Чанёля, почему-то теперь совсем не смущает тот факт, что Бэкхён не выходит из дома, засыпает только рядом с ним, чаще положив голову на его плечо или колени. И он никак не объясняет свои действия, но, наверное, объяснения были бы лишними. На вопросы о том, почему Бэкхён сегодня так радостно выглядит, сам Бэкхён пожимает плечами и загадочно улыбается в кружку с кофе, который он, к слову говоря, никогда раньше не пил — не любил. Но, видимо, у Чанёля всё вкусно — даже кофе. И, кажется, что утро опять уснуло меж кактусов на подоконнике, лениво свесив руки и ноги в виде ярких солнечных лучей, которые скользят уже по всей кухне. -Есть планы? - интересуется Бэк, смотря, как озадаченно Чан посматривает на часы. -Лухан обещал прийти с утра и принести отчёты по работе, - он загадочно прикусывает губу, будто приход Лухана значил для него нечто большее, чем доставка каких-то отчётов. А может – это просто воображение Бэкхёна... Лухан долго ждать себя не заставляет, потому что дверной звонок раздаётся через десять минут. Хотя то, как Лухан встал в этот день так рано, остаётся загадкой века, ведь обычно его и пушечным выстрелом не разбудишь — соня он. -У вас тут кофе пахнет, - трепетно тянет Лухан, снимая кеды. Чанёль усмехается: намёк понят. -Пойдём на кухню, - и они идут. Бэкхён машет рукой в знак приветствия Лухану, который в свою очередь почему-то радостно улыбается и садится рядом. -Только не говорите, что вы только встали, а то я начну завидовать, - смеётся Лу, а у Чанёля всё внутри переворачивается от такого простого и вроде бы незначительного «вы». Всё просто — сложно всё. -Нет, мы успели позавтракать, - язвит Бэкхён, на что Лухан толкает его в бок. Чанёль же не знает, как на это всё реагировать, потому что Бэкхён вчера и Бэкхён сегодня — два разных человека. Если бы Чанёль знал, что там, в бэкхёновой голове, то ему бы стало намного легче. Да и знать-то можно не всё, а хотя бы то, что же влияет на все эти чёртовы перепады настроения и долгий глубокий сон каждой ночью. Он совершенно запутался в себе, всего за пару дней. Вернее он запутался в Бэкхёне, который смотрит столь пронизывающе, что просто легче съесть кактус, чем терпеть этот взгляд. -Я, кстати, скоро должен буду уехать. По работе, - между тем говорит Лухан, прикусывая кончик ложки. - И просьба есть... Чанёль уже начинает догадываться о странной просьбе, но прежде чем он начинает придумывать, как бы отвертеться, Бэкхён улыбается так, как ему это не свойственно: -Да не вопрос, мы поможем. -Тогда я оставлю вам своего кота? - это выражение лица, с которым Лухан проговаривает просьбу, так знакомо Чанёлю, и он готов треснуть Лухану за это, ведь если бы не Бэкхён... -Приноси своего кота, мне хоть не скучно будет дома одному, - лениво тянет Бэк, всем своим видом показывая, что ему уже надоело сидеть дома и листать телевизионные каналы. Чанёль сверлит своим пытливым взглядом стену, а Лухан лишь предательски улыбается, допивая свой кофе, который пришёлся очень кстати в это сонное утро. -Что ж, оставлю вас, мне нужно ещё в одно место, - да, Чанёль знает Лухана наизусть, ведь они познакомились очень давно. И если бы он тогда знал, что Лухан — это проблема до конца вселенских дней, то он выставил бы его за дверь в первый же день знакомства. Но нет – Лухан сначала был милым и хорошим, а потом уже стал проявлять вольности. Нет, конечно, Чанёль любит Лухана как своего близкого друга, назойливого друга — но лучшего. И совсем неважно, что познакомились они в Китае на выставке китайских ваз, когда обоим было по восемнадцать лет. Мало ли, что могло бы ещё случиться... Без Лухана в квартире становится намного тише, Бэкхён сонно растягивается на диване в гостиной, по дороге спотыкаясь об гору чанёлевских книг и проклиная их за то, что они попали в руки не тому хозяину. -А знаешь, - задумчиво говорит Бэкхён, когда Чанёль проходит мимо него, чтобы прикрепить на стену очередную странную бумажку с замысловатым рисунком. - Спасибо. -За что? - оборачивается Чанёль, удивлённо раскрыв свои большие карие глаза. -Просто. Есть такие люди — они говорят о своих чувствах, даже не заботясь о том, поймут ли их правильно или нет, они просто говорят. Их слова заседают в сердце, даже если это банальное «просто». Они не просят чего-то взамен. Они отдают сами. Бэкхён — из таких.