Тайны дома Кэботов

После появления Эдварда всё постепенно приходило в порядок, хотя прошёл лишь месяц. Несколько раз наведавшись в «Парсонс», Джек понял, что там всё под контролем, и впервые за долгое время позволил себе расслабиться. Тем днём Джек сидел на диване в гостиной у камина, отогреваясь после снегопада, в который он попал на обратной дороге из булочной. С неожиданным для себя увлечением он читал «Массачусетский хирургический журнал», доедал кусок яблочного пирога и был совершенно доволен жизнью. Его почти удивляло, что не все в доме испытывают это прекрасное чувство. Эмоджен-то уж точно нет — маясь от безделья, она торчала за роялем, одной рукой наигрывая простую мелодию, а второй подпирая голову. — Господи, какая чушь, — пробормотал Джек, не отрываясь от журнала. — Тут одна медсестра скорой помощи рассказывает, как они с другой медсестрой наелись виноградных ментатов и… ладно, не важно. Эмоджен фыркнула, но играть не перестала. — Это так ты готовишься ко встрече со своей занудой-докторишкой? — Я уже к ней готов, так что не вздумай издеваться. Кстати, ты сама приволокла этот журнал в дом. — Конечно, кто же ещё приносит в благородный дом Кэботов всю грязь загнивающего мира? Эта неблагодарная дочь отца своего, Эмоджен! — с надтреснутой патетикой в голосе воскликнула сестра, явно изображая Вильгельмину. Получилось пугающе похоже, но Джек никак на это не отреагировал, слишком увлечённый подробностями из жизни медсестёр (с иллюстрациями). — Мне кажется, тебе лучше всего почитать вот это, — сказала Эмоджен, взяла валяющийся на рояле рядом с нотами выпуск комикса «Жить и любить» и швырнула им в Джека. Журнал попал точно ему в голову и упал на колени. — «Советы женатого мужчины»? — прочёл Джек, поправив слетевшие очки. — Я пока ещё не готов, но спасибо за предложение. — А что? Вдруг ещё надумаешь. Например, на этой своей зануде с радиацией… — Не называй доктора Норму занудой, она интереснейший человек. — О, она уже у нас по имени именуется? Кажется, на моей памяти ещё зазвонят в этом доме свадебные колокола. Просто круто, потрясающе. Кстати, это напомнило мне… Джек увернулся от полетевших в него «Потрясающе крутых историй» и с некоторым сожалением засунул в рот последний кусочек пирога. — Мама сожжёт все твои комиксы в камине, вот увидишь, — невнятно пригрозил он. — Забыл добавить «богомерзкие» комиксы. Но я уверена, что «Исповедь медсестер скорой помощи» ты спрячешь под подушкой, и она сохранится там навек, до самого ядерного апокалипсиса. — Пойду, пожалуй, и пережду в своей комнате, пока твой поток остроумия не иссякнет, — отозвался Джек и очень непоследовательно растянулся на диване, закрыв глаза. Вставать с него Джек, разумеется, на самом деле не собирался. — Да и ты на шутки горазд, наверняка мисс доктор оценит… если она ещё способна на такие простые человеческие действия, в чём я сильно сомневаюсь. — Я внезапно вспомнил, как говорил отец в таких случаях. Довольно болтовни, юная леди, — строго сказал Джек. Эмоджен только фыркнула и снова обернулась к роялю. Она могла болтать сколько угодно, но Ли была великой учёной. Она написала столько научных статей, что даже Джеку, прожившему на свете уже больше двухсот лет, было непонятно, откуда она берёт время, энергию и идеи. Кроме того, Ли была одним из ведущих специалистов в области космического излучения, которым в последние годы занимался Джек, и наверняка могла чем-нибудь помочь с созданием передвижного генератора абремалинового поля (над которым Джек бился уже не одно десятилетие). Джек встретился с ней один раз на конференции, а потом поддерживал переписку; каждого нового письма от доктора Ли он ждал с таким замиранием сердца, словно был девицей-дебютанткой в ожидании приглашения на танец. В недавнем телефонном звонке Ли предложила встретиться в лабораторных условиях, чтобы провести один любопытный эксперимент, но, к сожалению, в лабораторию Ли Джек поехать не мог — из-за недавних перебоев с электричеством требовалось заезжать в «Парсонс» почти каждый день, а та лаборатория располагалась в другом штате. Поэтому Джек пригласил Ли к себе, и та сразу же согласилась. Про отца Джек не собирался распространяться — в «Парсонс» была и вторая лаборатория, хорошо оборудованная и не заточенная под какую-то определённую цель. Это делало опасность сотрудничества минимальной. И всё же… Как давно он хотел встретить исследователя столь же увлечённого, как и сам! Того, кто поддержит его теории и поможет их доказать. Даже не верилось, что это происходит на самом деле. Может быть, с помощью доктора Ли (когда будет понятно, что ей можно доверять), удастся помочь отцу. Все эти годы Джек занимался его делом в одиночку — возможно, это и было его главной ошибкой. — Эмоджен? — протянул Джек, не открывая глаз. — Ну? — Перестань играть, у меня сейчас голова заболит. Фортепианная мелодия оборвалась; раздался жуткий атональный грохот. Потом Джек услышал стук закрытой крышки. — Так лучше? — Гораздо. Послушай… у меня сейчас такое странное чувство, как будто всё скоро закончится. Джек нечасто говорил о своих чувствах, но единственным человеком, с кем он мог это обсудить, по странному стечению обстоятельств была его несносная младшая сестра. Сейчас она не стала фыркать, нести чепуху или вытворять что-либо в этом духе; она долго молчала, и Джек уже начал думать, что она куда-то незаметно ушла (ну и чёрт с ней), но вдруг Эмоджен заговорила, и Джеку показалось, что даже голос у неё стал другим. Она казалась почти незнакомым человеком, если слушать её с закрытыми глазами — вроде психолога, который внимает твоим проблемам за десять долларов в час, уложив на удобную кушетку, обезличенный и отвлечённый. — Ты всерьёз думаешь, что тебе удастся излечить отца? — Если бы я так не думал, то я бы сошёл с ума. — Тогда и в самом деле всё закончится. Ты к этому готов? «Нет», — подумал Джек. Кто мог бы быть готовым к такому? — Я, наверное, готова, — ответила Эмоджен за него. — Мне постоянно кажется, что я сплю. Всё время сомневаюсь, не сон ли. — Может, потому, что ты спишь по десять часов в день? — Иногда я не сплю всю ночь, — высокомерным тоном сказала она. — Но со временем это утомляет. Джек почувствовал, как она села рядом, почувствовал её руки на своём лице. Эмоджен сняла с него очки. Он потёр немного болезненную переносицу, на которой наверняка остались красные следы от дужек. Вечно они там оставались. — Пообещай, что ты скоро вылечишь отца, Джек. А то… ну, не знаю, я найду способ сделать твою жизнь невыносимой. — Уж в этом я не сомневаюсь, — буркнул Джек. — Так ты обещаешь или нет? — Хватит вести себя, как ребёнок, — строго сказал Джек, надеясь прозвучать как отец, но получилось неубедительно — он и сам услышал, как фальшиво звучит. — Если не хочешь обещать — значит, не веришь в то, что говоришь, — голос у Эмоджен стал холодным, как стекло бутылки Ядер-колы, только что вытащенной из автомата. — Какой ты трус, Джек, прямо как мама, неудивительно, что она тебя так любит. Сколько же лет одно и тоже, удивительно. — А меня один папа любит, и вы его, конечно же, засадили в психушку. Разве может нормальный человек… Эмоджен говорит и говорит, теперь её не остановишь. А от девятилетней Эмоджен и вовсе нет никакого покоя. — Что ты читаешь? — она влезает на кресло, в котором Джек сидит с ногами, прогрызаясь через Майкла Фарадея и с каждой минутой всё меньше понимая в его экспериментальных исследованиях по электричеству. — Я занят, — раздраженно говорит Джек и принимается заново перечитывать абзац, на котором его отвлекла сестра, но та не унимается. Ей скучно — отца дома нет, а сидящую в тенях мать она боится. Эмоджен устраивается у брата на коленях и начинает ерзать. Он спихивает её с себя, но она просовывает голову под его руки и вглядывается в страницу. — Какие-то картинки странные.  — Это не картинки. Это графики. — И что они значат? «А чёрт его знает», — думает Джек. — Тебе все равно не понять, — высокопарно отвечает он, и Эмоджен смеётся. — Да ты сам ничего не понимаешь, глупый брат. — Юная леди, немедленно перестаньте обзываться. — Глупый, глупый брат, и читает глупые книжки, с глупыми картинками… Джек устало потирает лоб. Кажется, что ему уже не семнадцать, а по меньшей мере сорок семь. — Иди к маме, отстань. — Я не хочу к маме, — капризно говорит Эмоджен. А потом придвигается ближе к нему, снова влезая с ногами на Джека, и прижимает свой горячий рот к его уху, как будто собирается рассказать свой самый большой секрет: — Мама меня не любит… У неё становится такое грустное лицо, как будто она в самом деле верит, что мама её не любит, и Джек откладывает своего Фарадея до лучших времен. — Какая чушь. — Мама тебя любит, а меня — нет… И ты тоже меня не любишь. Джек раздраженно вздыхает и потирает лоб, думая: вот быстрее бы кончилось лето, и скорее бы вернуться в университет, где не будет назойливой сестрицы Эмоджен с её дурацкими детскими кудряшками, и можно будет спокойно читать любые книги, когда захочется. — Один папа меня любит, а его вечно нет… — говорит Эмоджен, и она совсем не похожа на ребёнка в своей спокойной, убеждённой печали, и Джек не знает, что ей сказать, чтобы утешить, потому что и сам видит, как мать быстро проходит мимо неё по коридору, и не даёт трогать свои платья, и не пускает в свою комнату, и смотрит как-то сквозь, когда Эмоджен прибегает рассказать ей что-нибудь. — …один папа, и… и знаешь, что? Я прямо сейчас собираюсь и еду в «Парсонс», к отцу, можешь запереть меня там в соседней камере. А этим домом я сыта по горло. Тут жить — всё равно что в гробу, чёрт побери. — Эмоджен… — простонал Джек. — Что? Я отца не видела уже несколько месяцев, может быть, полгода. Джек знал: что бы он ни сказал, она не образумится, пока сама не решит, что пора прекратить. Он сказал примиряющим тоном: — Ты же знаешь, что он вечно устраивает, когда ты появляешься. Через некоторое время Эмоджен и в самом деле угомонилась, и Джек даже пообещал ей, что она сможет навестить Лоренцо на следующей неделе. Джек знал, что она всё равно не приедет. Ко времени, когда должна была быть доктор Ли, Джек уже чувствовал себя выжатым, как прокрученная в сушилке тряпка. От прежнего спокойного довольствия жизнью не осталось ни следа; Джек был усталым и раздражённым, и еле сдерживался, чтобы не начать по-стариковски ворчать на маму, Эмоджен и Дебби, которая не вычистила портьеры. Впрочем, звонок в дверь его приободрил. Джек сам подскочил ко входу, опережая служанку, и распахнул дверь. Доктор Норма Ли была высокой черноволосой женщиной лет сорока. Она была затянута в узкое синее платье, и пальто на её плечи было накинуто с изысканной небрежностью. А ещё у Нормы был приятный голос и проницательный взгляд, под которым Джек стушевался в их первый разговор, когда решился подойти к ней на конференции. Когда Джек, отчего-то занервничав, с порога предложил ей выпить кофе, доктор только степенно покачала головой: — Предлагаю сразу поехать в вашу лабораторию — насколько я знаю, она не у вас дома? — Если вы не устали с дороги, то… — за своей спиной Джек услышал сдавленный смешок Эмоджен и невольно выпрямил спину. — …то, конечно, поедем — это не так далеко, всего в получасе езды, — с достоинством закончил Джек. Водитель доктора Ли, здоровенный и угрюмый рыжий парень, похожий на шотландского иммигранта, выглядел как раз так, словно не против чего-нибудь выпить, но он не сказал ни слова, только открыл им обоим дверь в машину цвета сырого асфальта, а потом уселся на водительское место. Из-за снегопада ехать получилось дольше, чем полчаса; всю дорогу Джек оживлённо обсуждал на заднем сидении подробности эксперимента, а доктор Ли удивлялась, откуда в «Парсонсе» столько электроэнергии. Джек с некоторой гордостью поведал, что использует генераторы собственного изобретения. Весь «Парсонс» был опутан энергоцепями, словно паук в паутине; электросети тянулись по крыше, от одной башни до другой; они тянулись внутри стен и внутри пола, невидимые никем, и только Джек знал, как управиться со всем этим. Охранники на КПП поднимать шлагбаум не торопились: Джеку даже пришлось высунуться из окна машины, чтоб наорать на них. Один из охранников проговорил что-то в рацию и только потом открыл им путь. Джек с недовольным стоном откинулся на сидение и посмотрел на доктора Ли. — Мои охранники стали невероятно исполнительными в последнее время, — сказал Джек, пытаясь говорить язвительно, но получилось так, будто он извинялся. Доктор Ли задумчиво кивнула. — Я тоже с большим вниманием подхожу к своей охране, — сказала она. — Кстати, вы не возражаете, если в лабораторию я возьму своего ассистента? — А… вашего ассистента? — растерялся Джек. Кроме водителя, в машине никого не было, а этот парень меньше всего походил на кого-то, кого имеет смысл брать в лабораторию. — Ну да, — мягко сказала доктор Ли, а потом наклонилась к Джеку и обдала его щеку заговорщическим шепотом: — Он прекрасно умеет переносить тяжёлые вещи. Джек хотел сказать, что им не потребуется переносить тяжёлые вещи, но вместо этого улыбнулся, как идиот, рявкнул на охранников, что их не надо обыскивать, — совсем уже, — и вышел из машины, подав руку доктору Ли. Он мимолётно взглянул и на ассистента — вид у него был до того кислый, что у Джека даже немного померкла его улыбка. Она совсем исчезла с его лица, когда, бесконечно болтая, он очутился в лаборатории наедине с доктором Ли и её рыжеволосым водителем. — А там у меня стоят катушки Теслы — детская забава, но никак не могу избавиться… мне кажется, они придают некий уют, — разглагольствовал Джек и запнулся на полуслове, когда в его спину упёрся некий холодный и твёрдый предмет и уколол его сквозь лабораторный халат. Джек почувствовал жжение в месте укола, и очень живо представил себе, как клетки его тела борются с чем-то чужеродным, и от одного этого представления ему почти сделалось дурно. — Очень мило с вашей стороны, мистер Кэбот, но я хотела бы посмотреть, что у вас в подвале, — любезно сказала доктор Ли. — Признаться, ничего не хочется больше, чем утолить это любопытство — о вашей лечебнице в народе ходят интереснейшие слухи с того момента, как её построил ваш, хм, предок. А я всегда внимательно относилась к слухам. «Где же Эдвард, когда он так нужен?» - с некоторым негодованием подумал Джек, а потом вспомнил, что сам строго запретил ему проходить в лабораторию, считая, что здесь охране всё равно делать нечего. Что же касалось доктора Ли, то Джек знал, что должен злиться на себя, или прийти в ярость, или испытать ужас — но ему просто стало очень грустно, и он не удержал при себе тяжёлого разочарованного вздоха, который, кажется, доктор Ли поняла по-своему. — Не печальтесь, мистер Кэбот — воспринимайте это как ценный опыт… полученный в лабораторных условиях, простите за каламбур. Чтобы пройти в подвал, нужно было переходить в западное крыло, в кабинет, и Джек надеялся, что по дороге сможет подать знак хоть кому-нибудь из охраны, но его надежды не осуществились. — Ведите себя, как обычно, — тихо посоветовала доктор Ли, проходя за ним по коридору. — Иначе мне придётся нажать на одну маленькую кнопку в своём кармане, и тут начнётся страшная суета. Ничего личного — настоящий учёный должен быть готов на всё ради науки. Вслед за Ли шёл ассистент, всё с тем же угрюмым выражением лица, с которым вёл машину. Джек подумал, что во внутреннем кармане его пиджака наверняка скрывается оружие, и этот тип совершенно точно не погнушается пустить его в ход, если Ли ему прикажет. Втроём они прошли по холлу, разбивая его тишину своими шагами. Джек старался идти как можно медленнее, но всё-таки холл кончился даже быстрее, чем стремительно тающая надежда Джека. Он медленно открыл дверь в кабинет и осторожно обернулся. Людей было достаточно: помимо пациентки в инвалидной коляске и сопровождающего её доктора, у главных дверей маячили двое парней из охраны. Джек вытаращил на них глаза и несколько раз моргнул, но охранники только посмотрели на него с недоумением. — И скажите, чтобы вас никто не беспокоил, — подсказала Ли. — И не беспокойте меня, — неохотно пробурчал Джек, непонятно к кому обращаясь. Ли, однако, не выказала никакого неудовольствия и сделала приглашающий жест — после вас, мистер Кэбот. А потом за ними закрылась дверь, и Джек, в полусумраке кабинета увидев на губах Ли тонкую улыбку, вдруг вспомнил про то, что сказал сегодня Эмоджен. Кажется, всё и в самом деле вот-вот должно было закончиться.