Тайны дома Кэботов

— Было бы неплохо, если бы нас хотя бы в Сочельник отпустили. — Вот именно, у меня семья дома ждёт… — Рождественский вечер — одно из наиболее опасных времён в году, — мрачно отозвался Эдвард. — Вот придёт другая смена, поедете домой и отпразднуете. — Ненавижу эту работу, — проворчал один из охранников. Эдвард, уже привыкший к нытью, ничего не ответил. Да, это было совсем не так, как в Корпусе. Но может, оно и к лучшему. Он проглотил последнюю ложку своего супа, заел её куском хлеба и поднялся из-за стола. Телевизор в их небольшом подсобном помещении вещал о том, что окрестности Бостона накрыл один из самых сильных снегопадов за последние десять лет. «Мы рекомендуем жителям по возможности оставаться дома. Из-за сильного ветра возможны перерывы в электроснабжении. Но это не страшно, пока на праздничном столе есть индейка от всеми любимой компании „Солсбери“! Традиционная индейка, разделённая со всей семьёй — символ прекрасного Рождества». Эдвард кинул взгляд на экран, заметил, что все остальные тоже с тоской пялятся на ведущую новостей, с широкой улыбкой поющую о преимуществах полуфабрикатов, и выключил телевизор. Ему показалось странным, что после новостей о возможных сбоях в электроэнергии рекламируют еду, которую надо готовить в микроволновке. — Ну, парни, перерыв окончен. Теперь на обход. — Ага, прям в этот чёртов снег. — Мистер Кэбот вам так платит, что вы пойдёте на обход даже во время урагана, — отрезал Эдвард. В этот момент рация у него на бедре очнулась. — Это Майк с восточного КПП. У нас тут серая тачка, совсем как вы искали, и в ней мистер Кэбот и ещё двое. Мы их пропускаем. Приём. Эдвард прикинул всё за долю секунды; несмотря на то, что большинство подчинённых уже считало его параноиком (и это было приятное большинство; остальные нового начальника, мягко говоря, недолюбливали), вопрос о той машине цвета мокрого асфальта, которая месяц назад околачивалась в округе, всё ещё его занимал, и инстинкт ревел, что здесь что-то не так. — Понял. Передай остальным, чтобы следили за воротами. Посетителей больше не пускай. Конец связи. Мистер Кэбот приезжал и уезжал, никак не информируя Эдварда о своих действиях и не давая никаких объяснений; иногда он давал ему задания, но всё же Эдварду это казалось недостаточным. В конце концов, он был в первую очередь телохранителем, поддерживающим в бою, хоть он и выполнял любые поручения. Мистер Кэбот же всячески показывал, что никакой телохранитель ему не нужен. Было непонятно, что вообще ему нужно, кроме охраны «Парсонса». И зачем лечебницу требуется так сильно охранять — Эдвард до сих пор так и не нашёл ответ на этот вопрос. Он знал, что в западном крыле располагается закрытая лаборатория (и был уверен, что в загадочном подвале — другая лаборатория, или нечто, к ней относящееся), так что можно было предположить, что наниматель так ретиво оберегает результаты некоего научного эксперимента, но и только. Мистеру Кэботу не нужен был телохранитель. Ему нужен был забор получше. Эдвард мрачно думал обо всём этом, когда шёл к главному входу. Парни у входа сообщили, что все трое уже прошли в лабораторию. — Трое? — Мистер Кэбот, серьёзная дамочка и ещё третий какой-то. Ассистент, вроде. В святая святых, свою лабораторию, мистер Кэбот не только никого не пускал, но и запретил ставить там камеры. При этом приказ мистера Кэбота звучал достаточно чётко, и его нельзя было обойти — для Эдварда лаборатория оставалась закрытым местом, и он не мог пойти туда сам или послать кого-либо ещё. Оставалось только ждать и наблюдать за входом. Но, скорее всего, волноваться и в самом деле было не из-за чего. — С собой у них опасных вещей не было? — спросил Эдвард, чтобы подтвердить эту мысль. — Вообще-то, — охранник помялся. — Мистер Кэбот запретил нам их обыскивать. Эдварду захотелось схватиться за голову и завыть от безысходности. Вместо этого он вернулся на прежнее место, в помещение для охраны, и пристально уставился в монитор, показывающий, что происходит в ведущем в лабораторию коридоре. Долго бдеть ему не пришлось: спустя минут пять по коридору прошёлся его наниматель, а за ним — упомянутые серьёзная дамочка и её спутник. На мониторах Эдварда они вышли из того коридора и оказались в главном холле. Женщина держалась уверенно, а вот третий, «ассистент», всё время очень ловко отводил лицо от камер, как будто был специально этому обучен. Мистер Кэбот плёлся, как раненая улитка, и время от времени оглядывался назад. Всё это заставляло задуматься. И результаты этих размышлений Эдварду совершенно не понравилось. Во-первых, номера той серой машины теперь у них были, но времени их пробивать не было — для этого нужно было отправлять запрос в департамент. Во-вторых, Эдвард налажал, и налажал очень сильно, раз его система охраны не сработала. В третьих, он не был уверен в том, что вообще происходит что-то плохое. Возможно, мистер Кэбот просто нашёл себе помощников для его работы, что бы он там ни делал в своём подвале. Да и какой идиот полезет штурмовать такую крепость, как «Парсонс», имея при себе только одного человека? В четвёртых, если утверждение №3 всё же было неверно, то мистера Кэбота сейчас ждёт опасность, о которой он по своей типичной для учёных простодушности не подозревает. А значит, надо его спасать, следуя пункту 3.1., прописанному в контракте. — Мистер Кэбот велел никому его не беспокоить, — один из охранников остановил Эдварда перед входом в кабинет, но тут же нервно дёрнулся и посторонился. Настроение у Эдварда уже было неважным, и ему оказалось достаточно лишь одного мрачного взгляда на парня, чтобы тот дал ему пройти. Как и ожидалось, никого в кабинете он не увидел. Зато подозрительный ковёр сейчас небрежно приоткрывал часть стены. Это выглядело почти как приглашение. За ковром оказался лифт, и этот лифт был заблокирован. Это было одновременно хорошо и плохо. Но больше плохо. Никаких тайных кнопок, замков и прочего Эдвард на стене не обнаружил. Картина с маяком снова привлекла его внимание, и он осторожно снял её, чтобы посмотреть, не написано ли что-нибудь важное на обороте. Но холст с обратной стороны был пуст, если не считать указанного там названия: «Маяк на полуострове Кейп-Код». На стене под нарисованным маяком тоже ничего не было, кроме прямоугольного пятна, показывающего, что эта картина здесь висит уже много лет, и никто её не снимал. «Может быть, двери блокируются через электронику», — подумал Эдвард и мрачно посмотрел на монитор терминала. Тот, разумеется, был запаролен; после двух неудачных попыток ввести код, используя слова «ДжекКэбот» и просто «Джек», у Эдварда осталась всего одна до того, как терминал окажется окончательно заблокирован. Открыть ящики и покопаться там было куда проще, чем покорять упрямую технику. На самом деле Эдвард уже не надеялся найти что-то, похожее на код (никто не будет хранить код от компьютера в ящике компьютерного стола), но находка его была несколько иного рода, и он удивлённо уставился в некролог — пожелтевшую от времени газетную вырезку под стеклянной рамкой для фотографий. «19 августа 1920 года во время сильного шторма погибло судно с экспедиционной командой, отплывшее от полуострова Кейп-Код. В числе пропавших без вести — главный спонсор экспедиции, мистер Джек Кэбот, эсквайр, а также вся его семья: сестра Эмоджен и мать Вильгельмина. Выражаем сожаление всем близким и родным семьи.» Но это было ещё не всё: «Напомним, что профессор Лоренцо Кэбот погиб ранее, также на корабле, отчалившем от полуострова Кейп-Код.» Никаких фотографий там не было, но Эдвард легко мог представить себе эти лица — он видел их довольно часто, за исключением загадочного Лоренцо. Времени обдумывать очередную загадку Кэботов не было, как и не было особенного желания это делать. Вся эта таинственность, окутывавшая «Парсонс», его подвал и его обладателей, уже порядком успела надоесть, и Эдвард хотел, чтобы всё уже прояснилось, даже если объяснений придётся потребовать. Он помедлил над клавиатурой терминала, прикидывая, насколько сильно уже отклонился от написанного в контракте. Насчёт взламывания терминалов нанимателей в контракте ничего написано не было, поэтому он решительно вбил в моргающее окошко «КейпКод» и приготовился к провалу. Но терминал оживлённо пискнул, подтверждая доступ. «Добро пожаловать, надзиратель Кэбот. Состояние аварийного входа: ЗАПЕРТО». Эдвард сменил состояние на «ОТКРЫТО» и направился прямиком к двери лифта за ковром. Нажал на кнопку вызова и с чувством холодной настороженности поднял пистолет, пока лифт с мягким гудением поднимался снизу. В любом другом случае эта секундная заминка стоила бы ему жизни: Эдвард не выстрелил в появившегося из лифта рыжего «ассистента», узнав старого знакомого, с которым в последний вечер в Корпусе стоял в туалете и курил. Тот тоже не стал стрелять. Но магнум в его руках был вполне определённо направлен в сторону Эдварда. — Хм. Привет, — сказал рыжий без тени удивления, будто и ожидал чего-то подобного; Эдварду даже показалось, что он немного обрадовался. Выглядел он не особенно хорошо — настолько, что напрашивалась шутка про то, не ставит ли его учёная нанимательница на нём научных экспериментов, — и вид у него был ещё более угрюмый, чем прежде, а ведь и в Корпусе он не мог похвастаться жизнелюбием. Похоже, что эта шутка была бы действительно хреновой. — И тебе привет, — настороженно отозвался Эдвард, тоже держа рыжего на прицеле. — На всякий случай напомню, что из пистолета я стреляю лучше тебя. — Ты стоишь в двух метрах от меня, — невозмутимо отозвался рыжий. — И я не слепой. Оба помолчали, внимательно разглядывая друг друга. — Мне не нравится это место, и мне не нравится мой наниматель. Твой, судя по всему, не лучше. У нас на редкость паршивая работа, — проворчал рыжий. — Мои парни говорят тоже самое, — хмыкнул Эдвард. — Наверное, про каждую работу можно так жаловаться. — Но не на каждой работе приходится убивать старых друзей. С самого начала этого странного разговора Эдвард медленно и осторожно отходил, прикидывая, что можно использовать в качестве укрытия. Рыжий вдруг каким-то утомлённым жестом опустил свой магнум. — Если ты хочешь пойти и свернуть той стерве шею — я буду только благодарен. Эдварду показалось, что небо сейчас разверзнется и на них посыпятся карающие огненные стрелы. — Ты только что нарушил три пункта нашего контракта, — сказал он почти с ужасом. — Спасибо, что посчитал за меня, а то я в школе плохо учился, — отозвался рыжий, и его лицо исказила мрачная, саркастическая ухмылка. — Не говори, что ты его даже не читал. — Не говори, что будешь уговаривать меня тебя пристрелить. — Не говори, что просто возьмёшь и пропустишь меня в лифт. Во-первых, я и не пойду — внутри может быть ловушка. Рыжий даже вздохнул, будто досадовал на такую дотошность. — Шпаришь прям по учебнику. Но ты прав, я не могу тебя пропустить. «Невыполнение обязательств по пунктам 1-28 Исполнитель может допустить лишь в результате тяжёлой травмы либо ранения, несовместимого с жизнью». А стерва Норма мне сказала: не пропускать того, кто вызвал лифт. И не убивать. У неё другие методы, похуже. Эдвард медленно кивнул и выпрямил руку с пистолетом. — Ты помнишь, как Джонни пустил себе пулю в голову во время тренировки? — вдруг сказал рыжий, с виду никак не озабоченный тем, что его держат под прицелом. Он засунул руку к себе в карман, и Эдвард морально приготовился к тому, что в него сейчас швырнут гранатой, но из кармана была извлечена всего лишь пачка сигарет. Потом рыжий прислонился к закрывшейся двери лифта и закурил. По его нездоровому цвету лица казалось, что он делал это очень часто. Эдвард снова кивнул, чувствуя, что всё важное в этом разговоре предстоит сказать не ему. Он не знал Джонни, но иногда вспоминал оставшееся от него пятно на полу. Поначалу — каждый раз, когда чувствовал запах «Абраксо», с которым помыли пол на стрельбище, но со временем и это воспоминание начало таять, будто чистящая мощь «Абраксо» распространялась даже на его память. — Я бы никогда так не смог, сам, — задумчиво протянул рыжий. До Эдварда вдруг дошло, о чём тот говорит. Этот парень всегда был психом, даже странно, что его выпустили, не промыв хорошенько мозги. — Не буду я тебя убивать, — буркнул он. — Выстрелю в ногу, и хватит с тебя. Рыжий негромко и хрипло рассмеялся, и его смех перешёл в кашель. — И тебе в самом деле стоит бросать курить. — А тебе стоит перестать так серьёзно воспринимать всё, что тебе говорят. Ты когда-нибудь нарушал свой контракт? Знаешь, что делают с теми, кто нарушает? Нам всё время только и делали, что врали. — Отойди от лифта и сваливай отсюда, — перебил его Эдвард и тут же подумал, что ещё пожалеет об этом. — У тебя две минуты, и потом я активирую охранный протокол. Считай, что твой наниматель уже мёртв. Никакого протокола Эдвард активировать не мог — заказанную новую систему ещё даже не успели привезти, и рыжий так недовольно скривился, что сразу стало понятно — этот блеф он раскусил. — Сигарету-то успею докурить? — буркнул он. — Мне стоит сделать один выстрел, и сюда сбежится вся охрана. Ты этого добиваешься? — Тогда ты бы уже выстрелил. Ладно, давай закончим с этим. Рыжий отбросил недокуренную сигарету и поднял свой магнум. Из-за глушителя выстрел получился совсем неслышным. *** Эдвард прижался к боковой стенке и выжидал, готовясь продолжать стрельбу, пока лифт медленно опускался вниз. Наконец он достиг подвала; об этом сообщил неуместно бодрый женский голос в динамиках, и, когда двери открылись, Эдвард одёрнул себя, чтобы не начать действовать прежде, чем оценить обстановку. В просторной белой комнате всё было набито электроникой; из-за жужжания генераторов казалось, что он попал в улей с гигантскими пчёлами, а мигание сотен электрических лампочек со всех сторон несколько дезориентировало. Эдвард различил и дальнюю часть лаборатории, затемнённую и отделённую матовым стеклом — он увидел в нём своё отражение, целящееся из пистолета, и наконец опустил руку. Видимых и готовых дать отпор противников не было. На полу лежала женщина в синем платье. Над ней стоял мистер Кэбот, держа в руке микроскоп, и на лице его не было ни следа шока или испуга, как можно было ожидать. На женщину он смотрел спокойным изучающим взглядом, и потом перевёл этот взгляд на Эдварда. Он вспомнил про найденный в столе некролог, и на мгновение ему стало не по себе. — А, Эдвард, — светским тоном сказал мистер Кэбот и поправил сползшие на нос очки. — Вероятно, вы расправились с тем громилой? У меня тут возникли некоторые неприятности… Эдвард выразительно посмотрел на женщину. — Это доктор Норма Ли, — мрачно прокомментировал мистер Кэбот. — Она пока в бессознательном состоянии, не знаю, что с ней предпринять, когда она очнётся. Долго в подвальной лаборатории они не простояли. Мистер Кэбот бережно поставил разбитый микроскоп на стол и начал заметно нервничать, словно он на самом деле был в шоке, но его наконец попустило. На лице у него выступил пот, и он покачнулся, схватившись за один из генераторов. А потом резко нагнулся, и его вывернуло наизнанку. — Я… уф. Что-то мне нехорошо, Эдвард, — жалобно сказал мистер Кэбот, сразу как-то утративший всю свою мрачную загадочность. — Я вижу, — Эдвард подхватил нанимателя под локоть. В этом белом электрическом свете выглядел он совсем паршиво — когда Эдвард встретил его в первый раз, ему показалось, что мистеру Кэботу не больше тридцати, но сейчас, дрожащему и бледному, ему можно было дать все пятьдесят. — Они с вами что-то сделали? — Она меня уколола… непонятно чем. Наверное, какой-то медленный яд, — слабым голосом отозвался мистер Кэбот. — Вот дьявол, не хотел сейчас это употреблять, но, вероятно, надо… принеси мне пробирку с дальнего стола. Когда мистер Кэбот набрал красноватую жидкость из пробирки в шприц и сделал себе укол, Эдвард захотел протереть глаза, чтобы убедиться, что они его не обманывают. Синяки и мешки под глазами у мистера Кэбота растаяли, как дурно нанесённый грим, цвет лица из синюшного приобрёл благородный оливковый оттенок, а мелкие морщины разгладились. Даже из чёрных волос убралась намечающаяся седина. На эти преображения Эдвард смотрел, не меняясь в лице. Какая-то часть в нём ликовала, получив подтверждение своим подозрениям, и он насилу заставил её заткнуться. Не лезть не в своё дело. Но загадка портретов, а также того, почему в «Парсонс» ни один человек не работал больше десяти лет, подтвердилась. Нереалистичность и при этом банальность объяснения могла бы заставить отринуть его, но Эдвард верил тому, что видел. Было непонятно только то, как мистер Кэбот производит эту омолаживающую водичку. И как правительство за все эти годы ничего не заподозрило и не конфисковало её источник. Вероятно, даже правительство не такое могущественное, как кажется. Эта мысль показалась Эдварду столь крамольной, что он невольно вспомнил про рыжего, оставшегося наверху, нарушившего три, а то и больше, пункта контракта и плюющего на все остальные с высокой колокольни. — Кажется, пришла пора кое-что прояснить, — пробормотал мистер Кэбот, выпрямляясь. — Но сперва надо придумать, что сделать с Норм… доктором Ли. Эдвард молча эвакуировал бессознательную дамочку в лифт. По дороге наверх мистер Кэбот то и дело издавал тяжкие вздохи, поглядывая на неё. — Кстати, Эдвард, вы знаете, что сегодня Сочельник? — сказал он. Эдвард едва подавил ухмылку: неужели и мистер Кэбот тоже собрался жаловаться, что ему приходится работать в такой день? Вырубать докторов микроскопом, принимать зелье бессмертия. Что ещё, интересно? — Я об этом слышал. — А я только сейчас вспомнил. Надо было оставаться дома, чтобы встретить Рождество всей семьёй. Мама будет недовольна… — Можете встретить его завтра, вряд ли миссис Кэбот что-то заметит, — пробурчал Эдвард. — О, такие вещи она всегда замечает, — очень мрачно сообщил мистер Кэбот. После белых стен лаборатории и её мигающих электрических огоньков, как будто специально предназначенных для того, чтобы отвлечь от того, что скрывалось в темноте за матовым стеклом, в кабинете было по-странному уютно и даже в какой-то степени нормально. Если только не смотреть на пол: перед лифтом тянулся кровавый след. Проследив за ним взглядом, Эдвард уткнулся в открытое окно, из которого внутрь кабинета задувал холодный ветер и сыпался снег. «Перебинтовал ногу и ушёл. Вот и хорошо. Надо бы решётку поставить», — подумал Эдвард, не очень бережно вытаскивая бесчувственную докторшу. Её синее платье вытерло собой кровь, скопившуюся у выхода из лифта. Магнума на прежнем месте не было — значит, рыжий забрал его с собой. Эдвард надеялся, что потерь среди охраны завтра утром он не обнаружит — конечно, большинство из его парней были полными идиотами, но и он сам тоже подкачал, раз его наниматель ухитрился попасть в такой переплёт. Если бы это было тестом в виртуальной реальности, то Эдварду угрожал бы незачёт. Ты когда-нибудь нарушал свой контракт? Знаешь, что делают с теми, кто нарушает? К радости Эдварда, мистер Кэбот не стал задавать вопросы по поводу того, куда подевался труп «громилы». Беспокойно меряя шагами кабинет, мистер Кэбот рассказал про то, как познакомился с доктором Ли на конференции, как переписывался с ней и предложил вместе заняться исследованием радиоактивного излучения космоса. Если бы Эдвард не знал концовки, то эта история могла бы звучать довольно трогательно. В заключение мистер Кэбот тоскливо поведал, как коварная дама затащила его в подвальную лабораторию и хотела заставить его открыть дверь в… другую часть лаборатории, но тут кто-то вызвал лифт сверху, и, как только «ассистент» их покинул, доктор Ли отправилась в нокаут, получив микроскопом по голове. — Мистер Кэбот, — сказал Эдвард серьёзно. — Вам надо было сообщить, с кем вы общаетесь, я бы её пробил по своим источникам. Пока могу предположить, что у этой женщины довольно тёмная репутация. Потому что никакие другие люди не прибегали к найму телохранителей из Корпуса, подумал Эдвард. — И я не имею права лезть не в своё дело, но я куда лучше выполнял бы свою работу, если бы вы мне больше доверяли. — Хорошо, хорошо, — отмахнулся мистер Кэбот. Доктор Ли на полу вдруг слабо застонала и зашевелилась. — Чёрт побери, — выругался мистер Кэбот, а потом сокрушённо вздохнул. — Придётся её убить. — Мистер Кэбот, — перебил Эдвард, — мы же в психиатрической лечебнице. — Так?.. — А нельзя как-нибудь сделать так, чтобы она… вроде как записалась сюда на лечение. По своей воле? На лице у мистера Кэбота появилось воодушевлённое просветление. — Отличная идея! Отправим её в отделение шокотерапии. Посмотрим, как она поведёт себя после этого. Может быть, и выпустим. — Не советовал бы, — пробурчал Эдвард. Начавшую приходить в себя доктора Ли водрузили на каталку, тщательно замотав её руки эластичным бинтом, а в рот воткнув кляп. — Сочельник, парни, — прокомментировал Эдвард, выкатывая доктора в коридор и ловя на себе подозрительные взгляды охранников у дверей. — Многие съезжают с катушек. Я же говорил — один из самых опасных дней в году. Когда он вернулся в кабинет, его уже наполняли звуки радио. Мистер Кэбот сидел на кушетке рядом с приёмником и внимательно слушал новости. Выглядел он молодым и полным сил, но его поза — он сидел, устало сгорбившись, подпирая голову рукой, — будто принадлежала древнему старику. Собственно, он ведь им и был. Мистер Кэбот не поднял на него головы, просто махнул рукой, чтобы Эдвард сел рядом. — Дороги замело, говорят. И электричество в городе отключили, — вяло сообщил он. — Так что на ночь остаёмся здесь. Эдвард подумал о рыжем, которому прострелил ногу. Всё-таки он смылся, значит, инстинкт самосохранения у этого парня не совсем отбит; но как он там теперь, в этом снегопаде? Эдвард был уверен, что с территории «Парсонса» он выбрался. И, кажется, незамеченным. Его размышления прервал сигнал рации; Эдвард схватил её немедленно, вспомнив, что с этого звука начались все сегодняшние неприятности. «Неужели попался?» — подумал он. — Мистер Диган, вы велели никого не пускать, но тут в ворота ломятся… Голос охранника с КПП прервал другой, женский, доносящийся совсем издалека: — Проклятые идиоты! Если вы меня сию же минуту не пропустите, то я проломлю этот… Это была Эмилия. Эдвард представил, как она ехала одна через весь этот снег, и ему стало холодно, как будто он сам оказался снаружи сейчас, у этого КПП. — А вот и сестрицу черти принесли, — пробурчал мистер Кэбот, удивительным образом уловивший этот далёкий голос с другого конца кабинета. — Следовало ожидать, что она ломанётся из дома в такой снегопад. — Пропускайте, — велел Эдвард в рацию. — Конец связи. Мистер Кэбот, не следует ли тут порядок навести? Всё-таки ваша сестра… — …и не такое видела, немного крови её не смутит, — отозвался мистер Кэбот и, морщась, потёр переносицу. — Кстати, можешь называть меня Джеком. Когда рядом нет посторонних. — Хорошо, — отозвался Эдвард. Он не должен был задавать вопросов, но не смог удержаться: — Вы же на самом деле не погибли в кораблекрушении, да? — На привидение я вроде не похож, — устало сказал Джек. — К тому же, их не существует. Гм. Нет, никто не умер. Тот корабль был пуст. — А ваш отец? Джек обратил в его сторону колючий, изучающий взгляд — почти такой же, каким он смотрел на лежащую у его ног доктора Ли. — Откуда ты знаешь про моего отца? — Картину видел в кладовке. И газетный некролог, пока искал пароль к вашему терминалу. — Зачем это ты полез в мой терминал? — Лифт был заблокирован, — буркнул Эдвард. — А. Понятно. Пока не знаю, как относиться к такой твоей… догадливости. Но, вероятно, альтернативы у меня нет. «Как и у меня», — подумал Эдвард, и они оба замолчали. Радионовости прервал голос Френка Синатры, предлагающий всем устроить себе маленькое Рождество. Устроили уже, ага. Закачаешься. — Я постоянно пропускаю важные даты, — неожиданно посетовал Джек; без особого огорчения, впрочем. — Наверное, было бы полезно купить в дом телевизор, но мама… Он явно собирался продолжать жаловаться, но тут в кабинет ворвалась Эмилия — Эмоджен, — красная от досады и мороза, и Джек замолчал. Эдвард поймал на себе её веселый и злой взгляд и выпрямился. Её волосы были присыпаны снегом, но, кажется, она совсем не чувствовала холода. Эмоджен потрясла каким-то пакетом и бросила его на колени Джеку. — Там настоящее стихийное бедствие! В нашем районе отключили электричество, так что я приехала сюда. Решила испортить тебе, братец, свидание с занудой, кстати, а где она? — В отделении шокотерапии, — проворчал Джек. — О. Похоже, что бедная женщина готова была на всё, лишь бы избавиться от твоего общества, — с довольным видом сказала Эмоджен. И добавила, скинув свою белую шубку на кресло: — У вас же есть где погреть индейку от «Солсбери»? *** Своё первое Рождество вне Корпуса Эдвард встретил в кабинете надзирателя психиатрической лечебницы, в компании своего двухсотлетнего нанимателя и его младшей сестры. Это было очень странно, казалось — будто во сне, и казалось — всё происходящее в порядке вещей, и Эдвард ощущал себя не то Алисой, не то кроликом, во всяком случае, он совершенно точно сиганул в какую-то чёрную яму и не знал, что там его ждёт, и когда кончится это падение, и у сестры нанимателя были совсем тёмные глаза, как внутри самой глубокой из ям, и это странным образом всё подтверждало; Джек молча открыл бутылку виски и налил порцию каждому, включая Эдварда. Он выпил свою быстро, постаравшись выкинуть из головы всё, что вдалбливали ему про непоправимый вред алкоголя, и вместе с обжигающим виски, от которого в животе стало приятно тепло, а в голове — удивительно легко, к нему пришло понимание, что жизнь, в общем-то, прекрасный подарок, от которого невозможно отказаться, даже если тебе уже столько лет, что вся эта безумная карусель уже давно надоела. Его чувствительность не притупилась, как грозили в Корпусе, напротив — Эдвард заметил, как Эмоджен на миг дрогнула, когда Джек рассказал про сегодняшнее, про то, что он (Эдвард) теперь всё знает; как на её лице показалась мимолётная тень, словно по неподвижной поверхности озера пустили камешек, который потом затерялся в дали и исчез, утонул в тёмной воде. — Вот как? Всё самое весёлое опять прошло без меня. Но вы теперь можете называть меня Эмоджен, когда рядом нет других. (Сказала совсем как брат.) Другие — это весь белый свет; Эдвард попытался представить, какого это, но не смог. Он сидел на резном стуле, держа в руках пустой бокал, и тут Джек с Эмоджен, будто сговорились заранее, переглянулись, кивнули друг другу и начали этот ритуал. Никто не обращал внимания на кровь на полу, будто её и не было, будто это — остаток декораций от предыдущего спектакля. Джек погасил электрические лампы, и Эмоджен зажгла свечи. Кто-то из них выключил радио, а может, оно умолкло само по себе. Джек подхватил принесённый пакет и ушёл куда-то. Эмоджен сидела со свечой в руках, улыбаясь Эдварду, и молчала, и он тоже молчал, потому что не было правильных слов, может быть, только какое-нибудь заклинание, но в этом он не разбирался. В окно бился снегопад, самый сильный за последнее десятилетие, и вместе с ним — холодный ветер, и лунный свет, и чьи-то крики в темноте, но никого из них не приглашали на эту вечеринку. Джек торжественно вернулся с подносом, на которой красовалась разогретая индейка от «Солсбери». — Конечно, не то, что готовила Лиззи, — это наша старая гувернантка, — но так теперь всё равно никто не готовит. В той индейке было яблоко и чернослив, помнишь, Эмми? — И медово-ореховый соус, и натёртая яйцом корочка, и печёный ямс… Столик у кушетки превратился в праздничный стол; Джек разлил по бокалам вино — урожая 2035 года — кажется, в тот год произошло что-то важное? Эдвард подумал, что он родился в этот год, но не стал об этом рассказывать, ведь это не было важным, ведь мерцание свечей уже перенесло его на сотни лет назад. Джек и его сестра негромко разговаривали между собой, и их акцент был совсем странным, тягучим и мелодичным, и они уже не старались его скрывать, и Эдвард слышал старомодные слова и выражения, которые больше никто не употребляет, и Эмоджен двигалась, как настоящая леди — она настоящая, чёрт возьми, леди, с ума сойти, — когда орудовала ножом и вилкой, и Джек разлил ещё немного вина и начал свой рассказ про полуостров Кейп-Код, экспедицию, корону и безумного отца, скрывающегося внизу, в дальнем конце подвальной лаборатории, и в сумраке свечей Эмоджен с вызовом улыбалась, а Джек выглядел комично серьёзным, и Эдвард будто снова достал из шкафа старые портреты и увидел их в свете наручного фонарика, только те вдруг ожили и заговорили с ним, словно он нашёл их в кладовой колдуна. Другие — это весь белый свет. Другие — это он сам. Спустя несколько месяцев Джек скажет Эдварду, что оставляет его наблюдать за домом и за лечебницей, а семье надо бы ненадолго — месяцев на шесть, — исчезнуть, чтобы провести очередную смену поколений. «Не скучайте без нас», скажет Эмоджен и, кажется, что-то прочтёт по короткому кивку Эдварда, и не улыбнётся, как всегда делала, разговаривая с ним, и он уже не сможет на неё не смотреть и увидит, как она уходит и садится в такси, где уже ждут Джек и Вильгельмина, и ему покажется, что это даст фору любому наказанию, которое поджидает нарушивших контракт. Они вернутся через год.

конец первой части