Осколки

Таймлайн: 1825 год по календарю Истока, несколько дней после казни старшего Лисара. Возвращаться домой спустя пять лет было странно. Непривычно. Наверное, Силь даже позволил бы себе нерешительно потоптаться на пороге, но обстоятельства помешали. Во-первых, слишком много любопытных глаз за этим порогом наблюдало. Во-вторых, время поджимало. В-третьих, Хильда открыла дверь не дожидаясь, пока в неё постучат. Как будто специально у окна следила. Открыла, втащила гостя внутрь и порывисто обняла, мешая всхлипы и причитания с «Какой же ты худющий! Вообще не кормят тебя в твоём Истоке, что ли?» По мнению самого Силя (да и всех окружающих), худющим он был всегда, а в последние годы, наоборот, хоть немного оброс мышцами. Но монолог про «Кошмар! Мальчика морят голодом!» всё равно звучал каждый раз, когда Силь приезжал в Викену. Вернее, каждый раз, когда он находил время и возможность заглянуть в гости к Лисарам. То есть не слишком часто. Пару раз в год, или около того… Наверное, можно было выбираться и чаще, но мешало то самое чувство, которое сейчас чуть не заставило мяться на пороге. Дурацкое чувство. Стыд. Избегать встреч было стыдно, но искать их — ещё стыднее. Силь не раз думал, как с этим справляется Леда, но так ни разу и не спросил. Сам он обычно спасался бегством. Заходил в гости, сходу предупреждая, что ненадолго, рассказывал за обедом свежие новости, обменивался документами со старшим Лисаром, натянуто улыбался младшему и сбегал, не дожидаясь, пока напряжение станет совсем уж невыносимым. Никогда не оставался ночевать, хотя ему традиционно предлагали. Единственный раз ввалился среди ночи к Хильде, попросил обработать распоротую руку и сбежал быстрее, чем проснулись хозяева дома. Хотя кухарка и ворчала вслед «Если грохнешься в обморок от потери крови, учти, что я тебя предупреждала!». Он не грохнулся. Хотя очень хотелось. Хильда выпустила его из объятий резко, без предупреждения. И сразу же отступила назад, уступая место Алексу. Силь нервно сглотнул, пережидая очередную волну стыда, и заставил себя посмотреть другу в глаза. В последнее время Алекс сторонился его. Улыбался, поддерживал разговор, спрашивал о делах… Но не трогал. Никогда не касался и вообще старался держаться подальше. Силь понимал. Он и сам был бы рад держаться подальше от себя. От того, во что он превратился. Младший Лисар был прав, когда не хотел отпускать его в Исток. Целиком и полностью прав. Он знал, что однажды ступив в эту реку, друг уже не вернётся. Или хуже — вернётся кто-то другой в его облике. Силь тоже знал. Но не мог остаться — Извини, — выдавил он, сам не вполне понимая, за что просит прощения. За то, кем он стал. За то, что не приехал раньше. За то, что не мог (и даже не пытался) предотвратить казнь. За ещё кучу вещей, которые настойчиво лезли в голову именно сейчас. Слов не хватало. Алекс стоял напротив — бледный, уставший, с красными глазами. И Силь сделал единственное, что показалось верным: шагнул вперёд, уткнулся ему в грудь, обхватил руками и замер так. И подумал «Сейчас оттолкнёт». Но время шло, а Алекс не отталкивал. Он вообще ничего не делал, просто стоял, только сердце билось, как ненормальное. А потом Алекс прижал друга к себе. Осторожно и немного неловко, словно забыв, как это делается. — Я рад, что ты вернулся, — прошептал он. — Я тоже, — ответил Силь. И подумал, что между «вернуться» и «зайти в гости» очень большая разница. План Ракуна ему не понравился сразу же. Алексу он тоже не слишком-то нравился, но других способов помочь ему пробраться на похороны так никто и не придумал. И глупо было надеяться, что кого-то осенит в последний момент. — Он плохо переносит магические воздействия, — напомнил Силь, перебрасывая из руки в руку шар со слепком ауры. — Отдай! Разобьёшь же! — Ракун отобрал арфактум и переложил его в кресло, придавив подушками, чтоб не укатился. — Новый заведёшь, — отмахнулся Силь. И запоздало подумал, что надо было действительно грохнуть эту штуку об пол. Нечаянно. И тогда вообще можно было бы никуда не идти. — Это мой диплом, он мне дорог как память! — О прогулянных лекциях и студенческих попойках? — И об этом тоже. Алекс в диалог не вступал и, кажется, вовсе за ним не следил. Сидел, погружённый в себя, изредка поглядывал то на часы, то на окна. Шторы были задёрнуты, но Силь и без того знал, что за ними толпа из журналистов, милитов и зевак. Они толпились там с самого начала судебного процесса, спорили друг с другом, гадали, чем кончится дело, выдвигали версии, что на самом деле натворил старший Лисар. В заговор почти никто не верил. Работники Лисаровского завода даже пикет устроили, требуя помилования. Ничего не добились, конечно. Честные, добрые люди, которые даже представить не могли, кем на самом деле был их начальник. «Не тащить Алекса в политику», — пообещал себе Силь. С Ракуном не получилось, он сам влез в дела управления со свойственной ему безалаберностью. Но пусть хоть кто-то из них троих живёт нормальной, человеческой жизнью! Алекс снова посмотрел на часы и решительно поднялся. — Я пойду. Я должен там быть. — Если тебе станет плохо, я тебя домой не потащу. Прямо там брошу, — пообещал Силь. — Если мне станет плохо, то это произойдёт сразу после превращения. И я просто никуда не пойду, — заверил Алекс. Соврал. Они оба соврали. Церемонию Алекс отстоял разве что чудом (и, кажется, не вполне понимая, что происходит вокруг), а на обратном пути уже откровенно висел на Силе. Оставалось только радоваться, что делал он это в обличье Ракуна, а не в своём родном. Настоящего Алекса он бы в жизни не удержал, тот был тяжелее Силя раза в два. Но и так пришлось попотеть, особенно последние несколько шагов до двери. В холле они всё-таки упали, грохнулись на пол совершенно без сил. Но там уже Ракун подоспел, вернул страдальцу родной облик и помог добраться до дивана в гостиной. Алекс свалился на него кулем, уткнулся в подушки и какое-то время что-то неразборчиво мычал сквозь них. Потом немного пришёл в себя, но вставать всё равно не спешил. И, похоже, магия в его состоянии была виновата далеко не в первую очередь. Силю было неловко. Сам он после кладбища не чувствовал ничего особенного, разве что лёгкую грусть. Старший Лисар был его опекуном и неплохим, в общем-то, человеком. Но от смерти этого человека сердце не разрывалось и душа не болела. Впрочем, Силь вообще сомневался, что у него есть душа. Вот у Алекса душа явно была. Причём такая же большая и добрая, как он сам. И сейчас этой душе было очень тяжело и страшно. И от этого Силю становилось гораздо больше не по себе, чем от похорон. Весь вечер они говорили… о чём-то. О чём-то бессмысленном, несущественном. Точнее, говорил в основном Ракун. Иногда злился и ругался, иногда пытался шутить и вспоминать старые байки, получалось не очень, потому что шутки никто не поддерживал, а на злость у Силя не было настроения, а у Алекса — сил. И енотья болтливость ему не помогала, а только раздражала. В итоге Силь попытался выпроводить Ракуна из гостиной. Тот ушёл, но спустя пару минут вернулся с бутылкой и попытался напоить Алекса её содержимым, уверяя, что это лекарство. Из бутылки несло спиртом и какой-то травой. Силь бы такое пить поостерёгся, а Алекс рискнул. И немедленно раскашлялся, утирая выступившие слёзы. — Что это? — Сказал же, лекарство! — Ракун тоже приложился к напитку. Силь присмотрелся к этикетке. Символы на ней были странные, даже не буквы, а так, кракозябры какие-то. — Из какого витка ты вообще притащил эту гадость? — Что, тоже хочешь? — Не хочу. И тебе не советую. Вали лучше спать, а то тебе утром меня обратно везти. — На пароме доберёшься. — И Леду. Алекс неожиданно громко скрипнул диваном. Ракун тоже скрипнул, но зубами. Явно хотел ляпнуть что-то, но в последний момент сдержался, спросил вполне мирно: — Где она, кстати? Я думал, тоже сюда придёт. На кладбище-то была? — Была, — угрюмо ответил Алекс. — Даже не подошла. И сюда не придёт. Она меня боится. И правильно делает. Я её убью, если… — Не убьёшь, — оборвал Силь. — Что, защищать её будешь? — Буду. — Он из-за неё умер! Из-за её идей, из-за её работы дурацкой! Из-за её решений! — Алекс даже сел в порыве чувств. И сразу же отобрал у Ракуна бутылку и щедро из неё отхлебнул. — Она не хотела, чтоб так вышло, — как можно спокойнее произнёс Силь, хотя внутри всё бурлило. — Не хотела, но убила! Это она его убила! — Нет, не она! И ей сейчас тоже тяжело. — Да мне плевать, каково ей! Подумал бы лучше, каково мне! — На тебе не висит безопасность государства. — На мне висят четыре завода, десяток обвинений и домашний арест! — Ребят, вы… ну, не ссорьтесь, а? — Ракун выглядел растерянным. Мирить людей он не умел, обычно это его надо было мирить с окружающими. Или хотя бы держать, чтоб немедленно не полез в драку. А сейчас он явно не знал, что делать, и на чью сторону встать. — Да, история мутная вышла. Если уж честно, они оба в ней виноваты: и Леда, и старик. Но больше всего виноваты те, кто принял решение о казни. Вот их и стоит ненавидеть. Их, а не тех, кто от этого решения пострадал. И уж точно не друг друга. Алекс молча присосался к бутылке. Силь просто промолчал. Старший Лисар был его опекуном, Леда — начальницей. И даже больше, чем начальницей. Обоих он искренне любил и уважал. Но оба они были взрослыми серьёзными людьми, и прекрасно осознавали последствия своих поступков. Вроде бы осознавали. Ещё месяц назад Силь был в этом уверен. Сейчас уже нет. — В общем, я спать пошёл, — сообщил Ракун притихшим друзьям. — Не вздумайте без меня бить друг другу морды. — И вышел из гостиной. Силь подумал, что стоит последовать его примеру (Ракун подал хороший пример? Да ладно?), но почему-то решил остаться. Подошёл к окну, слегка сдвинул штору, выглянул. На улице было темно и, на первый взгляд, вроде бы безлюдно. Только на первый взгляд. — Что там? — тихо спросил Алекс. — Какая-то девица собаку выгуливает. Уже второй час. — Они теперь вообще никогда от нас не отстанут? — Отстанут. Переключатся на что-нибудь другое. Потерпи ещё немного, выкарабкаемся. — Терплю. Пытаюсь. — Алекс повертел в руках бутылку, чуть её при этом не уронив. — Мне кажется, тебе уже хватит. Силь присел на диван рядом с другом, попытался осторожно перехватить иномирскую отраву, но Алекс его опередил и залпом допил остатки. — Да ладно, хуже не будет. И прости, я… вспылил немножко. — Ничего, бывает. Ты и раньше Леду не любил, — вспомнил Силь. — Зато ты теперь её главный защитник и сподвижник. — Не то и не другое. Просто пытаюсь быть объективным. И давай не будем про неё. Пожалуйста. — Давай, — легко согласился друг. И сразу же, без перехода, спросил: — А тебе это всё нравится? — Что? — То, чем ты занимаешься.  — Я много чем занимаюсь, — уклончиво ответил Силь. — Не делай вид, что не понял. Мы оба знаем, к чему у тебя настоящий талант. М-да, уж лучше бы они продолжили обсуждать Леду. Или нет, не лучше. — Нравится ли мне убивать людей? Нет. В этом нет ничего такого, что могло бы понравиться. Но кто-то должен это делать, а некоторым лучше не жить. — А если человек хороший? Ты же с ними общаешься, втираешься в доверие как-то… и вот понимаешь, что человек хороший. Неужели не хочется оставить его в живых? — А смысл? Ну откажусь я от задания. Допустим. И что? Проблема на этом решится, что ли? Его же всё равно убьют. Да, не я, кто-то другой убьёт. Возможно, шуму наделает, подставится. Проблемы начнутся. Или наоборот, всё идеально сделает. Честь ему, хвала и премия. А я, может, тоже эту премию хотел. — Вот так ты теперь жизнь людей измеряешь? Премиями? — Алекс снова повысил голос, язык у него уже ощутимо заплетался. Всё-таки последний глоток был лишним. Или предпоследний. — Это единственное, что ты из моего объяснения запомнил? — Я ещё про «много чем» запомнил. Силь даже не сразу понял, к чему это относится. Пришлось мысленно откручивать диалог назад. Алекс молчал. Явно ждал какой-то реакции, но угадать нужный вариант не получалось. — Что ещё ты хочешь знать? — спросил, наконец, Силь. — Чем ты ещё занимаешься? Чему Леда тебя учила? Тому, что умеет, да? Всему этому? Из-за чего дед за ней ходил как привязанный? В этот раз Силь разобрал, на что ему намекают. Мысленно выругался. Этого разговора очень хотелось избежать, но рано или поздно он должен был случиться. Не в убийствах проблема была, совсем не в них. — А ты откуда знаешь, что она умеет? Подглядывал? — Подслушивал. Давно, в детстве ещё, — не стал скрывать Алекс. И даже кивнул на стенную панель, скрывающую тайный ход. Тот вёл как раз из гостиной до кабинета. — Ты от темы-то не уходи. И не надейся, что я отвлекусь и забуду. Чем ты занимаешься? Кроме убийств? — Разным. Иногда нужно разговорить человека. Выведать информацию. Заставить сотрудничать. Просто расположить к себе. Разными методами. Ну… разными. Силь давно научился называть вещи своими именами. Но сейчас, сидя плечом к плечу с Алексом, почему-то не получалось. — И как ты к ним относишься? К тем людям, которых располагаешь к себе? — Чаще всего я их ненавижу, — честно ответил Силь. — Я вообще не люблю, когда ко мне прикасаются. — Я помню, — совершенно трезвым голосом сказал Алекс и отодвинулся. Не сильно, но демонстративно. Силь обозвал себя идиотом. Мысленно, хотя очень хотелось вслух. Придурок! Ну кто за язык тянул? — Тебе можно, — торопливо поправился он. — Потерпишь? Ради дедовой светлой памяти? Или в благодарность за то спасение? Придурок! Придурок! Придурок! И как теперь объяснить, что совсем не это имел в виду? И… надо ли объяснять? Тут никакие слова не помогут, всё. Алекс теперь так и будет на него смотреть как на чужую, испорченную вещь. Грязную, заношенную. — Я имел в виду других людей, а не тебя, — предпринял ещё одну попытку Силь. — И чем я отличаюсь? — Ты мой друг. Алекс в ответ промычал что-то неразборчивое, даже не понять сходу, согласился или запротестовал. Тяжело сглотнул, свалился обратно в подушки, простонал жалобно: — Мне так плохо… — Тазик принести? — Не настолько плохо. Просто… без него плохо. И без тебя было плохо. Силь осторожно опустил ладонь ему на лоб. Лоб был горячий, ладонь прохладная. Алекс прикрыл глаза, немного расслабился. Не отстранился. Наоборот, ухватил за другую руку и слегка потянул к себе. Силь пересел ближе. Потом подумал — и лёг, прижался к горячему боку. Получилось почти как раньше, когда Алекс был единственным спасением от ночных кошмаров. А сейчас настала очередь Силя его спасать. Конечно, он понимал, что никакого «как раньше» уже не будет. Но можно притвориться. Если очень старательно притвориться, то можно ненадолго поверить, что всё хорошо. Что Алекс его не презирает. Что Силь сам себя не презирает. И что всё однажды наладится, надо только чуть-чуть подождать. А притворяться Силь умел хорошо.