Осколки

Ракун ходит в тир по ночам — меньше вероятность наткнуться там на сослуживцев. «Бывших сослуживцев», — упрямо напоминает внутренний голос. «Пусть бывших, — покорно соглашается Ракун. — Но наткнуться всё равно не хотелось бы». И, конечно, натыкается. Пусть не в самом тире, так в коридоре. Раз, другой, третий. То на одного, то на другого. — Я слышал, конечно, что еноты — ночные животные, но чтоб настолько… — задумчиво тянет Макс из отдела медэкспертизы, с которым они сталкиваются особенно часто. — А сам-то! — беззлобно ухмыляется Ракун. Собеседника он не видит, но явственно слышит зевки, чувствует густой кофейный запах, да и арфактумы фиксируют нарушения сердечного ритма. Воображение охотно дорисовывает вчерашнюю щетину и мешки под глазами. — Спать не пробовал? — Работа, — разводит руками Макс. — Шеф совсем озверел, сам домой не уходит и других не пускает. Ты бы поговорил с ним… Ну, по-дружески. Объяснил, что у людей семьи есть, и вообще… Ракун машинально кивает, хотя говорить с Силем, конечно, не собирается. Поговорили уже на той неделе, хватит. Да, извиниться надо бы… Но не сейчас же. Потом. Когда станет понятно, как с ним вообще теперь общаться, после того, что Нина раскопала. В общем, когда-нибудь. Дверь тира явно смазали, теперь не скрипит. Ракун отмечает это совершенно машинально. Потом замирает у стойки, запоминает обстановку, положение мишеней, расстояние до них. И решительно снимает с себя все арфактумы. Достаёт пистолет, вываливает из кармана горсть патронов. Он терпеть не может огнестрельное оружие, но… Ладно, погнали! Пара выстрелов. Коснуться арфактумов, оценить результат. Выругаться. Взять левее и выше. Ещё пара выстрелов. Снова проверка. Ничего, жить можно. Немного подвигаться, помахать руками, сбивая прицел. Опять выстрелы. Проверка. Выстрелы. Проверка. И так по кругу, пока руку не начнёт сводить от отдачи. Тогда можно перехватить пистолет левой. Хорошо бы ещё попробовать на звук пострелять, но Ракун не очень представляет, как устроить это в одиночестве. Разве что привязать к светлячку какой-нибудь колокольчик и запустить в свободный полёт. И что, менять колокольчики (или светлячков) после каждого удачного попадания? Да их же так не напасёшься! — Одному неудобно, — раздаётся из темноты в такт мыслям. — Помочь? Ракун не подпрыгивает от неожиданности только потому, что нервы у него довольно крепкие. Но вздрагивает, конечно. Резко оборачивается на голос. — Давно здесь? — Минут пять. Или чуть больше. — Мог бы и предупредить. — Злишься? — Начальник (то есть, разумеется, бывший начальник) подходит ближе, примирительно касается руки. Ракун, конечно, злится, но больше на себя, чем на него. Совсем расслабился с этими арфактумами, без них уже и шаги чужие не слышит. Понятно, что за выстрелами что-то различить сложновато, но всё же… Правильно Силь его уволил, правильно. С такой квалификацией только студентам байки про другие миры рассказывать, а не на задания ходить. И вот тут, кажется, пора бы уже извиниться за ту дурацкую истерику, но… — Дверь смазали, чтоб ты мог вот так беззвучно к людям подкрадываться? — хмыкает Ракун. — Чтоб она мне на нервы скрипом не действовала. Не только на тебя, знаешь ли, ночами находит желание пострелять. — Надеюсь, не меня представляешь на месте мишени? — Нет. — По голосу чувствуется, что Силь улыбается. — Ты балбес, конечно, но в список моих мишеней ещё ни разу не попадал. Ну да. Те, кого угораздило в этот список попасть, давно мертвы и похоронены. Или не похоронены. Это уж кому как повезло. — Прости, — наконец-то выталкивает из себя Ракун. — Прости, пожалуйста. За всё, что я наговорил тогда. Был неправ. Силь молчит. Сначала Ракуну кажется, что это молчание означает «Вот возьму и не прощу», потом — что друг просто заснул на ровном месте. Или опять сознание потерял. И не поймёшь, что хуже. — Силь? — Извини, задумался. Пытаюсь понять, как бы наглядно объяснить, что я вообще никогда в жизни на тебя не обижался. Ты же стихийное бедствие, как ураган. Бесполезно обижаться на ветер за то, что он шляпу с головы сдул. — Да? А я бы обиделся! — Вот поэтому ты шляпы не носишь, — резонно замечает друг. — Чтоб не сносило и не приходилось потом обижаться на всё подряд. Ракун смеётся. Силь в ответ смеётся тоже. Тихо, не слишком уверенно и, кажется, впервые за последнее время, но этот смех разом рушит все остатки напряжения и недопонимания. — Ты хотел помочь, — напоминает Ракун. Он очень не любит признавать, что чего-то не умеет. Но ещё больше не любит упускать возможность научиться. — Объясни, как ты умудряешься стрелять вслепую. — А как ты колдуешь вслепую? Как лодкой управляешь? — Так лодка — это другое. Она же практически часть меня. И магия — часть меня. — Значит, представь, что пистолет тоже часть тебя. И расслабься, ты же не нормативы сдавать пришёл. Никто тебя за недобор очков не уволит. — Потому что я уже уволен. — Странно, но сейчас этот факт не вызывает злости или раздражения. Просто ещё одна веха в жизни, не страшнее других. — Не уволен, а переведён в запас. Временно, — педантично уточняет Силь. — Так вот, пистолет — часть тебя. И часть очень полезная, если ей правильно пользоваться. Так что забудь на время про арфактумы, выбрось их из головы. Сейчас есть пистолет и я. Он — твоё оружие, я — твои глаза. Ладно, погнали!