Осколки

Ракун не любил кофе. С детства не любил. Запах ещё ничего, бодрящий такой, а на вкус — гадость редкостная. Зато все остальные жизни без него не представляли и пили по несколько раз в день: и мать, и отец, и Ри. Без сахара и без молока. Извращенцы! Потом пить стало некому, и запах кофе из дома постепенно выветрился. А вскоре оттуда выветрился и сам Ракун — перебрался в небольшую отдельную квартирку. Жил он там один, гостей не приглашал, женщин не водил (куда угодно, но не туда!), поэтому просыпаться от запаха кофе давно отвык. Но сейчас первым делом магос почувствовал именно его — знакомый назойливый аромат, бьющий в ноздри. — Доброе утро, господин Эллерт, — пропел над ухом довольный голос. Почему-то мужской. — Просыпайтесь, мы ещё не закончили. Ракун открыл глаза. И сразу же закрыл, едва удержавшись от стона. Всё нахлынуло одновременно: воспоминания, ощущения, злость, страх… Полумрак подвала, крюк в потолке, боль в затёкших руках и пережатых запястьях, горящие огнём полосы на плечах и спине, пересохшие губы… Точнее, верхняя пересохла. Нижняя была влажной и солоноватой. Кажется, он её прокусил, чтоб не орать. Помогло? Нет? Ракун не помнил. Наверное, он всё-таки орал: горло саднило. Сложно не орать, когда тебя кнутом хлещут. И это ведь Тивасар ещё не очень напрягался. Сейчас, во время спонтанной передышки, Ракун отчётливо понимал, что магнат даже почти не замахивался. Но больно было так, словно кожу со спины содрали одним здоровенным куском, а обнажившееся мясо натёрли солью и острым перцем и оставили в таком виде подсыхать. Мариноваться. «Стрекательные клетки медузы», — вспомнил магос. В медузах он не разбирался, в стрекательных клетках тем более, но подозревал, что неведомая дрянь, пропитавшая кнут, действует в основном на нервные окончания. Поэтому и больно так, хотя раны поверхностные. — Мы ещё не закончили, — ласково повторил Тивасар. «Пока что поверхностные», — уныло подумал магос. А вслух заявил как можно более нагло: — А почему тогда остановились? Рука устала? Голос хрипел. Всё-таки он орал, прежде чем вырубиться. Неприятно. И от того, что орал, и от того, что вырубился. Даже стыдно немного. — Поговорим? — Тивасар отхлебнул кофе, отставил чашку на столик. Пока Ракун был в отключке, в подвале возник небольшой складной столик. Оперативно! Или это была долгая отключка? — А есть о чём? — Конечно, — заверил магнат. — Или вы считаете, что мы уже всё обсудили? Скажите-ка мне, Эллерт, что вы намереваетесь сделать, как только я вас отпущу? «Вымыться, — подумал Ракун. Мысль оказалась совсем не героической, но уж самому себе-то можно не врать? — Вымыться, завалиться домой… Или лучше — к Алексу домой. У него точно есть обезболивающее и прочая медицинская херня. Закинуться таблетками и вырубиться». Вслух он, конечно, сказал другое: — Кишки тебе выпущу при первой же возможности! — Вот! Это именно то, о чём я хотел поговорить. Делать вы этого не будете. Объяснить, почему? — Ты планируешь самостоятельно сдохнуть в страшных муках? Тогда не буду мешать. — Нет, господин Эллерт. — Тивасар снова материализовал кнут, нежно погладил пальцами искрящуюся от магии рукоятку. — Видите ли, я по образованию юрист. — То есть профессиональный мудак, — перевёл Ракун. — То есть предусмотрительный человек, — не смутился магнат. — Естественно, у меня есть завещание, оформленное по всем правилам. И ряд указаний на случай некоторых… скажем так, особых событий. Я уже объяснял, что случится с Тиной, если вы сболтнёте лишнего. В случае моей смерти всё вышеперечисленное тоже актуально. Даже если умру я не от вашей руки, а от несварения желудка. Доступно излагаю? Магос неохотно кивнул. Тивасар тоже кивнул, но удовлетворённо. Его самого будущее Тины, похоже, не особо заботило. То, что происходило здесь и сейчас, было намного интереснее. Рассеянно поглаживая кнут, он обошёл свою жертву по кругу, разглядывая её, как лошадь на базаре. Примеривался, куда бы ещё ударить. — Если тебя так беспокоит собственная неприкосновенность, то почему бы меня просто не убить? — не выдержал Ракун. — Зачем? С вашим характером вы рано или поздно убьётесь сами. А вот упускать шанс развлечься я не намерен. — И часто ты так развлекаешься? Вопрос был глупый. Понятно же, что регулярно. И крюк в потолок не вчера вбили, и дворецкий на всё происходящее смотрел как на унылое, давно наскучившее зрелище. Ещё и кофе этот мерзкий притащил. Но лучше глупые вопросы, чем молчание и покорность. Лучше бессмысленная болтовня, чем стоны и уныние. Лучше быть живым, чем… — У меня есть некоторый опыт, — подтвердил Тивасар. — Хотя, признаюсь, с прошлым ударом я слегка погорячился. Не думал, что вы так быстро потеряете сознание. Но сейчас буду аккуратнее. Нас с вами, господин Эллерт, ждёт ещё немало приятных минут. И он с улыбкой послал кнут в полёт. В этот раз боль не была резкой. Она нарастала постепенно. Настолько плавно, что Ракун успел прочувствовать и запомнить всё. Он слышал, как кожа на спине лопается от удара, чувствовал, как рвутся следом за ней напряжённые мышцы, как из повреждённых сосудов вытекает кровь. Медленно заполняет рану, стекает густым ручейком вниз по пояснице, ныряет под пояс брюк. «Я не буду орать», — подумал Ракун. Успел подумать. Успел даже поверить в это. А потом нервы словно ожили, вспомнили, для чего их создала природа. Организм взорвался болью весь, целиком. В глазах потемнело, из горла вырвался… нет, не крик даже, а какое-то невразумительное бульканье, за которым едва слышалось сбивчивое дыхание Тивасара. Ракун кое-как повернул голову, пытаясь найти взглядом своего мучителя. Тот не прятался, не отстранялся. Наоборот, подошёл поближе, с любопытством и непонятным восторгом разглядывая свежую рану. Ему нравилось. Этому мудаку реально нравилось происходящее! — Кстати, давно хотел узнать: надо ли дезинфицировать магическое оружие? — Ракун выдавил из себя улыбку. — А то вдруг предыдущий бедолага, забитый этой штукой, сифилисом болел? — Не думаю. — Это зря. Думать иногда бывает полезно. Особенно если головой. — Вам-то откуда об этом знать, Эллерт? Думать головой — явно не самое привычное для вас занятие. Начинаю подозревать, что своей неуёмной болтливостью вы компенсируете отсутствие мозгов. — Встречный вопрос: отсутствие чего ты компенсируешь длиной кнута? Говорят же, что размер оружия… Удар. В этот раз Тивасар силу не рассчитывал, хлестнул от души, с оттягом. Кнут лег вдоль позвоночника, обвил плечо, кончиком протянулся вдоль руки. А потом обратно, тем же маршрутом по свежей ране, разрывая плоть и рассыпая вокруг брызги крови. Держать лицо Ракун даже не пытался. Из лёгких выбило воздух, а из головы, кажется, мозг. Тот самый, отсутствующий. — Видать, правду говорят. Удар. — Поэтому Тина тебе рога и наставила. Удар. Удар. Удар. Пустота. По лицу и волосам текла жидкость. Мокрые пряди липли ко лбу. В ноздри настойчиво ввинчивался запах кофе. Оно же капало с подбородка, разбиваясь об пол рядом с чужими начищенными ботинками. Всё остальное расплывалось в вязкой темноте. — Что ж вы так быстро отключаетесь, господин Эллерт? — Перед глазами возникло лицо Тивасара. Близко-близко, почти вплотную. Рвануться бы вперёд из последних сил, и откусить ему нос. Или плюнуть хотя бы… Но Ракун точно знал — не сможет. Не достанет, опозорится только. Даст лишний повод для насмешек. А Тивасар его всё равно не убьёт. Даже после этого — не убьёт. Потому что для него это игра такая. Развлечение. — Очнулись? Вот и замечательно. Любите кофе? Ракун промолчал. Сил на ответы уже не было, все они ушли на то, чтоб не сорваться в бессмысленный скулёж. И на то, чтоб держать глаза открытыми. Чтоб видеть, как магнат подходит к столику, наливает в чашку свежую порцию кофе, помешивает его, звеня ложечкой по фарфору. Лицо Тивасара было в мелких кровавых брызгах, пальцы — в крупных. Или не в брызгах даже. Ложечка тоже очень быстро покрылась красными пятнами. Тивасар закончил мешать, вынул её из чашки, отложил на край столика. Отпил кофе, довольно причмокнул. Ракуна вырвало. Пустота. Удар. Удар. Удар. Пустота. * * * Ракун лежал на животе. Под щекой подушка. Тонкая, жёсткая, но всё-таки подушка. Густой запах лекарств. И чувство, будто на спину вывалили кучу раскалённых углей и придавили их гранитной плитой, чтоб не разлетались. Дышать тяжело, думать тяжело, пошевелиться невозможно. В общем, стандартное такое больничное пробуждение. Не в первый раз, да наверняка и не в последний. Только очень уж больно. — Что в рапорте писать? — спросил Силь. Ни «Ура, ты очнулся!», ни «Как себя чувствуешь?». Трудоголик. А ведь примчался же из Истока как только узнал. И явно не ради рапорта. Но хрен он в этом признается, конечно. Ракун неохотно открыл глаза. Увидел кусок подушки, угол тумбочки, и нечто неразборчиво-оранжевое. Апельсин небось. Интересно, Силь его в качестве традиционного больничного презента притащил или сам сожрать собирался, пока у кровати караулил? Скорее второе, это ж Силь. — Ничего не писать. И никаких расследований. Это не по работе, это… личное. — Во что ты опять вляпался? — Неважно. Не копайся в этом, прошу. Пожалуйста. Потому что ещё одной мёртвой женщины его совесть не выдержит. Пусть что угодно думают, но ни слова про Тину сказано не будет. — Ладно, я понял. — Силь хотел привычно хлопнуть друга по плечу, но в последний момент спохватился и мазнул рукой по волосам. Одна прядка сразу же упала на лицо, окончательно закрывая обзор. А ещё пахнуло кофе. Причём так сильно, что перебило даже лекарственную вонь. Ракун почувствовал, как желудок скручивает спазмами. Наверное, его бы вырвало — если б было чем. А так получилось только бестолково закашляться. — Ты чего? Врача позвать? — насторожился Силь. — Нет, просто… отойди. Друг, к счастью, дураком не был. Сначала отшагнул в дальний угол палаты и только потом спросил: — В чём дело? — Запах. Блядский кофе! — Это не от меня. Ракун уже и сам понял, что ошибся, потому что вонять меньше не стало. Назойливый запах окружал со всех сторон, забивался в ноздри, им пропиталась подушка, простынь… — От меня, да? — обречённо спросил магос. — От волос. Их же не мыли. Тебя головой в кофе макали, что ли? — Нет… Желудок снова скрутило. К горлу подступило уже всерьёз. Ракун с трудом приподнялся на локтях (ну не в подушку же блевать, в самом деле), но по спине тут же прокатилась такая раскалённая волна боли, что из головы на миг вылетели все мысли о чистоплотности. Магос грохнулся обратно в кровать, чувствуя, как трескается корочка на едва подсохших ранах. Перед глазами всё поплыло, во рту стало кисло. «Пиздец», — успел подумать Ракун. А потом что-то резко дёрнуло его за волосы, заставляя поднять голову от подушки. — Терпи. И дыши, — рыкнул Силь. И припечатал магоса по лицу ладонью, закрывая рот и нос. Лучше бы тазик какой-нибудь подставил. Это была первая мысль Ракуна. А потом он почувствовал запах. Ладонь Силя пахла апельсинами. Не просто пахла — она вся была в апельсине, оранжевый сок тёк по пальцам, по щекам Ракуна, пощипывал обкусанные губы, капал на подушку. Забивал ненавистный кофе. Магос блаженно прикрыл глаза, чувствуя, как тошнота отступает. — Так-то лучше, — хмыкнул Силь. Для верности ещё раз мазнул друга по носу, потрепал по волосам и разжал вторую руку. Ракун рухнул лицом в подушку. Еле успел чуть отвернуться, чтоб нос не сломать. От резкого движения спину опять прострелило болью, да так, что слёзы из глаз брызнули. — Ты придурок, ты в курсе? Ароматерапевт хренов! Аккуратно опустить не мог? И вообще, у меня теперь всё в твоих долбаных апельсинах! Я к наволочке липну! — Я тоже тебя люблю, морда полосатая. — Силь швырнул в мусорку растерзанный апельсин и облизал пальцы от сока. Медленно и демонстративно. — Э-э-э нет, вот давай как-нибудь без этого! Люби кого хочешь, но меня не впутывай. Лучше девушку себе найди. Медсестричку какую-нибудь симпатичную или… Силь застыл. Нервно сглотнул. Ракун запоздало прикусил язык. Вспомнил, что было, когда он в прошлый раз пристал к другу с этим дурацким советом. Плохо всё кончилось. Как раз медсестричкой. Вот в этой самой больнице и… Магос кое-как повернул голову и осмотрелся… И, кажется, в этой самой палате. Или в соседней? Да кто их разберёт, они же все одинаковые! Хотя нет, вот щербинка знакомая на оконном косяке виднеется. Точно в этой. Вот же угораздило ляпнуть! Силь развернулся всем телом и шагнул к дверям. — Стой! Да стой ты! Прости, я дебил, херню сморозил, — зачастил Ракун. — Ну стукни меня, если хочешь! С кровати урони! Обзови как-нибудь! Кофе облей! Последнего аргумента Силь не вынес, обернулся. На губах неожиданно обнаружилась улыбка. — Хватит голосить, — примирительно бросил он. — Я руки помою и вернусь. И попрошу кого-нибудь, чтоб тебе наволочку поменяли. Ну и с головой пусть что-нибудь придумают. Помыть вряд ли получится, так пусть хоть побреют налысо и макушку тряпочкой протрут. — Эй, не вздумай! Не надо меня брить, мне и так неплохо! Слышишь? Силь, ну скажи, что ты пошутил про тряпочку! Силь! Мелкий! Дверь захлопнулась, оставив Ракуна наедине с запахом апельсинов. И с болью, разлитой по телу. И с грёбаным кофе, который всё-таки слегка ощущался. Но уже, к счастью, не так сильно.