Осколки

Иногда (редко) Силь ухитрялся любить своё проклятие. В основном это случалось, когда заканчивался очередной приступ. Когда мышцы переставало выкручивать, когда сердце возвращалось к нормальному ритму, глаза не слезились от света, желудок не пытался вывернуться наизнанку от любой еды и даже запаха, голова не кружилась от малейшего движения и почти не болела. Когда можно было наконец-то добраться до ванной и принять душ. И открыть окна, проветривая комнату. Залезть в постель, вытянуться на чистом, едва ли не хрустящем белье. Наконец-то нормально заснуть. Проснуться от бьющего в глаза солнца, обнаружить рядом Алекса, перекатиться к нему под бок, устроить голову на плече… — Ты проснулся, — констатировал Алекс. Сам-то он явно не спал, просто лежал рядом, размышлял о своём. О каких-нибудь пулях со смещённым центром тяжести, или о новых глушителях. Или о чём ещё он может так старательно думать? — О чём думаешь? — напрямик спросил Силь. А что? Любопытно же! — О бомбах, — сознался Алекс. Ну да, кто бы сомневался! Если не о пулях, так о бомбах. — Ты похож на бомбу, — пояснил друг. Причём таким тоном, словно эта фраза каким-то чудом объясняла весь ход мыслей. Может и объясняла, но Силь не понял. — Детка, ты просто бомба! — со смешком передразнил он. — Не в этом смысле. И не просто бомба, а очень сложная бомба. Такая, знаешь… уникальная, единственная в своём роде. Наверное, это был комплимент. В конце концов, бомбы Алекс любил почти так же, как еду. А еду — почти как Силя. Очень любил, в общем. И за это Силь тоже был благодарен проклятию. За то, что один рыжий изобретатель наконец-то перестал ходить кругами и деревенеть от каждого прикосновения, и вывалил всё своё накипевшее за десять лет «Ты мне очень давно нравишься, и я знаю, что тебя не достоин, и что работа тебе всё равно важнее меня, но если бы мы могли хотя бы иногда быть вместе…» «Могли бы», — решил Силь. Он вообще-то давно уже решил. Решил, а решиться никак не мог. Набирался духу, приезжал в гости, выбирал удобный момент — и снова, как в каменную стену, утыкался в осознание того, кто он такой и чем занимается. И что таким, как он, о нормальных человеческих отношениях можно даже не мечтать. Не положено. Осознание, в общем-то, никуда не делось. Просто закончилось время на колебания и недомолвки. Очень удобно принимать важные решения, когда можешь умереть в любую секунду. Силь, конечно, и раньше мог умереть, работа такая. Но ещё никогда не чувствовал смерть настолько близко, настолько чётко, настолько неотвратимо. И от этого ощущения безумно хотелось жить. Лежать вот так под боком у Алекса, слушать, как мерно бьётся его сердце. Своего сердца Силь почему-то не слышал. И хорошо. Лучше так, чем чувствовать, как оно хаотично колотится о рёбра, с трудом прокачивая кровь, и думать, насколько его ещё хватит в таком режиме. — Почему именно бомба? Потому что могу в любой момент взорваться? — Хорошая бомба взрывается не в любой момент, а тогда, когда надо её создателю. Но я не о том. Просто в тебе очень много всего… разного… — Ага. Кости, мышцы, нервы, лекарства, тараканы… — Силь, ну… — немного обиженно протянул Алекс. Да, обидно, наверное, когда пытаешься красиво сформулировать мысль, а тебе в ответ смеются. Но не смеяться Силь не мог, слишком уж хорошо было от того, что он может жить, дышать, двигаться, и до следующего приступа целый месяц, а если повезёт — то и два, и родной человек под боком, и на утренний паром они уже опоздали, так что времени теперь — до рассвета. А до рассвета можно успеть очень многое. Например, нормально поесть впервые за несколько дней. Хотя вспоминать про еду, когда тебе тут красиво мысли формулируют, наверное, ещё обиднее, чем ржать. — Извини. — Силь потёрся щекой о плечо Алекса. — Я тебя слушаю. Честно. — Так вот, в бомбе… в хорошей, сложной бомбе, очень много всего. Вскрываешь корпус — а там провода, датчики, таймер какой-нибудь. Взрывчатое вещество, опять же. Иногда многокомпонентное. Это когда каждый из компонентов сам по себе безобиден, но если смешать… — Да знаю я, как это работает. — Ну так вот, ты… Представь, что перед тобой такая бомба. Как бы ты на неё среагировал? Как? Да понятно, как. Со словами «Да ну нафиг!» свалил бы подальше и позвал сапёра. Хотя Алекс, кажется, на какой-то другой ответ рассчитывал. А что бы он сам сделал, наткнувшись внезапно на такую уникальную, не фабричную бомбу? Ну, сначала, как приличный человек, разогнал бы посторонних, чтоб не топтались вокруг. Потом осторожно осмотрел бы корпус. Походил вокруг, подумал. Алекс — он обстоятельный, ходить и думать может долго. Потом бы он, наверное, снял с этой бомбы крышку. Или панель. Или как она вообще открывается? Долго смотрел бы внутрь. Изучал. Снова думал. Искал способ отключить эту штуку, ничего не повредив и не испортив. Потому что испорченная бомба — это неинтересно. Надо же не просто вырубить, а понять, как устроено. Силь видел, как Алекс копается в сложных механизмах. Не в бомбах, конечно. В чём-нибудь менее взрывоопасном. Как он смотрит влюблёнными глазами на переплетение проводов, гладит рукой корпус, дышать забывает от восторга… В общем-то, да. На Силя он примерно так же смотрел. Один в один просто. С самого знакомства — и до сих пор. — Ладно. Допустим, я понял. И что дальше? Разобрался ты, как эта штука устроена? — Ну… не то чтоб идеально. Но принцип работы понял. — Алекс нежно погладил бомбу по корпусу… то есть Силя по спине. — И что? Теперь обезвредишь и разберёшь на запчасти? — А вот это самое интересное! Знаешь, есть такие виды бомб, которые просто невозможно обезвредить. То есть вообще никак. Конструкция не позволяет. Только вывезти куда-нибудь подальше — и взорвать. Да и то везти придётся очень-очень осторожно. — Если ты сейчас предложишь прогуляться в лес, чтоб там грохнуть меня по затылку лопатой и закопать под кустом, — я не пойду, так и знай! — Да ты сейчас и не дойдёшь, — хмыкнул Алекс. — Только я не собираюсь тебя обезвреживать. Это же… Ну, как с картины сдирать слой краски, чтоб посмотреть, какого цвета холст был. Или разбивать статую, потому что где-то внутри неё монетку в десять вий запрятали. Ты же произведение искусства, и хорош именно тем, что цельный. Смертельно-опасный — и цельный. Тебя не разбирать на запчасти, тебя беречь надо. И любоваться. Да, всё-таки Силь правильно догадался: про бомбу — это был комплимент. Под конец фразы Алекс даже покраснел слегка, и посмотрел так вопросительно. Явно ждал реакции на своё признание. Теперь совесть требовала тоже сравнить его с чем-нибудь неочевидным, но на ум приходила только еда. Какая-нибудь очень рыжая еда. Но сравнивать с морковкой было глупо, с апельсином — банально, поэтому Силь безо всяких красивостей сознался: — Есть хочу. — Сюда принести? Или доберёшься до столовой? — засуетился Алекс. Силь прислушался к ощущениям. Путь до столовой он бы, пожалуй, осилил. Правда, потом думал бы только о том, как не упасть со стула от усталости. И обратно ещё идти, причём по лестнице… Нет уж, рановато для таких подвигов! — А давай здесь поедим, а? В конце концов, зачем лишний раз таскать бомбу туда-сюда, когда она так хорошо лежит? Решили же беречь, любоваться. — Значит, будем беречь! — Алекс аккуратно высвободил плечо из-под друга и сразу же пододвинул вместо себя подушки. Забота выглядела слегка чрезмерной, всё же двигаться Силь был вполне в состоянии. Но, с другой стороны: откуда он знает, как надо с бомбами обращаться? Вдруг их так и держат, в подушках? И смотрят как на величайшую в мире драгоценность. И ласково целуют в… эээ… приборную панель, прежде чем отлучиться на пару минут. Неплохо, неплохо. Ради такого можно и бомбой побыть.