***
Они нашли небольшое бистро поблизости, что не было по вкусу Реджины, но это также не было ужасно, и она полагала, что расслабленная окружающая среда будет более удобной для Эммы, чем нечто высококлассное. Реджина была достаточно счастливой, будучи в компании другой женщины; она хотела, чтобы Эмма наслаждалась временем, проведённом вместе. Выбор ресторана был небольшим компромиссом. Они сидели в кабинке с высокими спинками, что предполагало небольшое уединение от других людей. — Как думаешь, у неё будет магия? — спросила Эмма, отодвигая свою опустошённую тарелку. — Учитывая, что у обеих её матерей она есть, — ответила Реджина, — Я бы сказала, что это почти бесспорно. — Ох, парень, — вздохнула Эмма. — Я предполагаю, что нет волшебного детского издания «Что ожидать в первый год?». Она засмеялась, но Реджина могла видеть некоторую напряженность, которую Эмма пыталась скрыть шуткой. — Нет, думаю, нет, — сказала она, почувствовав смелость и протянув свою руку через стол, чтобы взять руку Эммы. — Но тебе это и не понадобится. Ты станешь прекрасной матерью этого ребенка, Эмма. Такой же, как и для Генри. Он обожает тебя, и она тоже будет. — Я просто не хочу ошибаться и испортить всю её жизнь, — призналась Эмма, застенчиво поглядывая на край стола. — Ты так хорошо воспитала Генри. — И ты можешь вспомнить, что я также совершала большие ошибки на этом пути, — продолжила Реджина. — Секрет в том, что никто на самом деле не знает, что делать в самом начале. Я точно не знала. Ты разберёшься в этом со временем. И я буду рядом с тобой. — Боже, Реджина, — снова усмехнулась Эмма, с затуманенным взглядом. — Если бы кто-то сказал мне год назад, что мы будем там, где мы сейчас, я бы подумала, что они сумасшедшие. А сейчас… Я просто не знаю, что бы я делала без тебя. Её живот сделал кувырок, и на мгновение, Реджина не была уверена, как на это реагировать. Это было так близко к тому, что она отчаянно хотела услышать, и всё же это было совсем не тем. Поэтому она просто улыбнулась, успокаивающе сжимая руку Эммы, когда сказала: — Это хорошо, что тебе и не нужно будет это выяснять, — прежде чем отпустить. Освобождённая рука Эммы двинулась, чтобы ласкать свой живот, как она часто это делала, и они долго сидели в уютной тишине. Регина предположила, что Эмма должна наслаждаться возможностью чувствовать себя близко к этому ребенку, проводя текущую беременность, и пытаясь защитить себя от сильной привязанности к сыну, которого она не воспитывала. — Иисус, — пробормотала Эмма. — Ей либо очень сильно понравилось это блюдо, либо она возненавидела его, потому что она пинается, как безумная прямо сейчас. Она толкнулась немного сильнее, и Эмма ахнула. — Что случилось? — спросила Реджина, пытаясь преждевременно не волноваться. — Ничего, — с усмешкой сказала Эмма, вставая со своего места и садясь рядом с Реджиной. Прежде чем Регина могла выразить свое замешательство в связи с этим спонтанным передвижением, Эмма схватила её за руку и крепко прижала к своему животу. — Я думаю, что ты должна почувствовать её толчки. — Серьезно? — спросила Реджина, сдерживая своё волнение. Эмма чувствовала, как ребёнок движется, но это не было достаточно сильным, чтобы Реджина почувствовала это снаружи, а ей этого очень хотелось. Эмма прижала пальцы к животу сильнее, и Регина занервничала. — Я не хочу причинять ей боль, — прошептала она. — Ты не сделаешь этого, — пообещала Эмма, ведя руку на другую сторону живота. — Давай, малышка, — ворчала она. — Двигайся за своей мамой, она тоже хочет познакомиться с тобой. Когда Эмма разговаривала со своим животом, сердце Реджины начало таять. Конечно, это было глупо, это не было похоже на то, что их дочь действительно слушала всё, что они сказали, и Реджина была бы проклята, прежде чем позволить кому-либо увидеть, что она стала такой мягкой. Но нежный способ, которым Эмма говорила о ней, представляя, что она разговаривает с их ребенком, заставил Регину почувствовать десять разных оттенков умиления и нелепости. Прежде чем она смогла наругать себя за свои предательские эмоции, против её руки раздался мягкий удар. Сердце Реджины было переполнено чувствами. — Ты почувствовала это? — с надеждой спросила Эмма. — Да, — выдохнула Реджина, улыбаясь, как этот плачевный Чеширский кот, не заботясь о том, что она, действительно, могла напоминать это существо прямо сейчас. Так часто этот ребёнок, казалось, существовал только абстрактно. Просто кусок под одеждой Эммы, далекое представление, которое Реджина не могла понять. Она подозревала, что это потому, что она всё ещё не могла поверить, что она заслужила это. Несомненно, всё может быть не совсем идеальным, но Реджина не могла себе представить, что был возможен какой-либо акт искупления, который сделал бы её достойным этих детей - или удачу поделиться ими с женщиной рядом с ней. Раньше тоже были моменты ясности. Короткие всплески времени, когда на нее нападёт реальность, и Реджина находила себя поглощённой радостью, нервами, волнением и страхом, которые любой будущий родитель привык чувствовать, хотя и гораздо более интенсивно, поскольку все это было сжато в одном мимолётном моменте. Когда им сказали, что их ребенок был девочкой, второй ребёнок Реджины стал для неё настоящим. Это была первая вещь, которую они когда-либо знали о своей дочери. Когда они услышали ее пульс в тот вечер в больнице, внезапно ребёнок стал не просто реальным, она была живой. Теперь, когда она почувствовала, как мягко она ударилась о ладонь, всё изменилось снова. Этот ребёнок был не просто жив. Она жила. Конечно, их нерождённому ребёнку всё ещё не хватало какой-либо реальной степени интеллекта или намерения в ее действиях, но это не меняло того факта, что она больше не существовала в абстрактной форме. Она жила и двигалась и делала что-то по своему усмотрению, не зависящее от воображения Реджины. Эмма, наверняка, дразнила, когда сказала, что Реджина хотела познакомиться с ребёнком, но это именно то, что она чувствовала, что только что случилось, и Реджина обнаружила, что она безумно влюблена в свою дочь. Понимая, что она долго смотрела на живот Эммы, Реджина подняла свой водянистый взгляд вверх, чтобы его приветствовали мягкой улыбкой. Было что-то ещё, что сверкало в этих больших зеленых глазах. Она была уверена, что она это узнала, но это было похоже на дежавю - ощущение памяти, которое она не могла до конца вспомнить. Образ Дэниеля вспыхнул перед её глазами и исчез почти мгновенно, но этого было достаточно, чтобы желудок Регины сжался, и ее дыхание оборвалось, потому что теперь она вспомнила, как его глаза мерцали прямо перед тем, как он поцеловал ее. Просто так же, как они мерцали у Эммы прямо сейчас. Её дыхание было неглубоким, и Реджина могла только смотреть, потому что никак не могла видеть, что она думает и что она видит. Её ладонь всё ещё покоилась на животе Эммы, рука Эммы надавливала на неё, женщина не двигалась и не отводила своего взгляда. Чем дольше она смотрела, тем больше Реджина думала, что да, возможно, взгляд Эммы был правдой. Может быть, просто, может быть, если бы Реджина попыталась поцеловать её, Эмма не отступила бы. Реджина никогда бы не осмелилась попробовать, она никогда бы не подумала о возможности разрушить то, что у них было. Она не могла ошибаться в этом взгляде, и так осторожно, робко, она нашла свой трясущийся голос. - Эмма, я… Но прежде чем можно было произнести какие-то другие слова, на другой стороне кабинки появился молодой человек. — Могу ли я принести что-нибудь ещё для вас, дамы, или принести счёт? — прочирикал он. Это был их официант, парень по имени Оливер, и Реджина подумала, что он должен быть рад, что её магия была бесполезной за пределами Сторибрука, потому что у неё был соблазн поджарить его живьем. — Счёт, пожалуйста, — вежливо ответила Эмма, отворачиваясь от Реджины, чтобы обратиться к нему. Оливер кивнул и умчался, чтобы принести их счёт. Когда Эмма отвернулась, взгляд исчез, и Регина решила, что, должно быть, это все-таки её воображение. — Извини, что ты собиралась сказать? Я люблю тебя, подумала Реджина, сердце болело, когда она смотрела в эти прекрасные глаза. Глаза, в которых она почти могла поклясться, что видела те же чувства, которые снова отражались в них. Я люблю тебя так сильно. — Ничего, — сказала она вместо этого. — Это больше не важно.***
Генри был немного ревнив, когда услышал об их отъезде из города и после объяснений, что иногда родители делают что-то самостоятельно без своих детей, и что это тоже нормально, его матери обещали ему семейный ужин «У Бабушки» по окончанию дня. — Итак, вы, ребята, ещё думали о каких-либо именах для моей сестры? — взволнованно спросил Генри со своего места рядом с Реджиной. — Что ж, — ответила Эмма, — Я как бы надеялась назвать её в честь моей мамы, но ... — Моего ребенка не будут звать в честь замороженных осадков, — вмешалась Реджина. — Твоя мать не допустит этого, — закончила Эмма с усмешкой. Реджина свирепо посмотрела на неё. На этот раз она честно не пыталась быть неприятной. Она просто подумала, что это нелепое имя, и она не хотела давать его своей дочери. Они не были голливудскими знаменитостями - они наверняка могли бы найти красивое, нормальное имя для своей девочки. — Генри, ты можешь передать кетчуп? — спросила Эмма, не в силах дождаться приправы, прежде чем съесть свою порцию картофеля. Генри заглянул в корзину в задней части стола. — Его нет, — пожал плечами он. — Черт возьми, — пробормотала Эмма. — Я скоро вернусь. — Хочешь, чтобы я взяла его для тебя? — спросила Реджина, слегка обеспокоенная и слегка удивлённая, когда она наблюдала, как Эмма изо всех сил пытается вытащить свое округлое «я» из-за стола. — Нет, нет, — заверила Эмма, победоносно поднявшись со скамейки. — Я принесу его. Как только девушка подошла к прилавку и сделала заказ, зазвенел колокольчик над входной дверью и вошёл человек, который был, пожалуй, наименее любимым человеком Реджины во всем Сторибруке. — Подумайте только! Кого я вижу, — раздался голос Крюка позади головы Эммы, заставляя её обернуться в тревоге. Реджина не хотела сидеть, сложа руки, и наблюдать за пиратскими выходками по отношению к её любимой женщине, но Эмма была большой девочкой, и она не принадлежала ей. Поэтому, Реджина осталась неподвижно сидеть на своем месте, внимательно прислушиваясь. Как только Эмма полностью повернулась, удивленный взгляд Крюка сразу же упал на её выступающий живот. — Ты, кажется, хорошенько восстановилась, Свон, — ухмыльнулся он. — Получше тебя, — саркастично отозвалась Эмма. — Смею спросить, а кто отец? — спросил Крюк, заставляя Реджину ощетиниться. Это совершенно не было его делом, и по мере того, как он говорил, становилось всё более очевидно, что он находиться далеко не в трезвом состоянии. — Или ты так же будешь воспитывать этого с Реджиной? Этого хватило, чтобы она приказала Генри сидеть за столом, а сама встала и начала приближаться. Дела Эммы могут быть только её собственными, но Реджина не собиралась выслушивать этого слабоумного, говорящего об её дочери, как о каком-нибудь внебрачном ребёнке. — Ребёнок мой, — рявкнула Реджина, едва на полпути к ним, прежде чем начать свою словестную атаку. — Не то, чтобы это хоть на минуту касалось тебя. — Ваше Величество, — презрительно ответил он. — Я даже и не понял, что вы тоже здесь. Что ж… Я не могу сказать, что «приятный», но это точно сюрприз для меня. Возвращаясь к Эмме, он снова начал задирать её. — Значит, ты теперь с Реджиной? Как только Реджина собиралась возразить, Эмма оборвала её своим неожиданным ответом. — Да, — произнесла она вызывающе, заставив Реджину вздрогнуть от замешательства после стольких случаев прямого отрицания. — Сейчас я с Реджиной, и у нас есть ребёнок. — Я должен был понять это, — усмехнулся Крюк. — Я всегда знал, что между вами что-то есть. Эти взгляды… Обычные друзья никогда не смотрят так друг на друга. Он обратил своё внимание на Реджину. — Черт, я почти никогда не видел тебя, и всё же я чувствовал, что встречаюсь с вами обеими, потому что она всё время болтала без умолку о тебе. Регина была потрясена. Эмма предположила, что Крюк ревновал к их отношениям, но, конечно, она не думала, что именно имела в виду таким образом. Она задалась вопросом, чем были эти взгляды, о которых он говорил, если они были такими же, как на днях в бистро. Она задалась вопросом, что говорила Эмма, когда её не было рядом. Она задалась вопросом, чувствовал ли кто-либо кроме этого пьяного пирата то же самое, и она задалась вопросом, что всё это могло означать. — Я думаю, тебе пора уходить, — твёрдо сказала Реджина, не желая позволять волноваться хоть на мгновение своим близким в руке этого пьяницы - или крюке. — Выпей кофе или иди спать. Мне все равно, но оставь нашу семью в покое. Он поднял руки в какой-то насмешливой капитуляции, была неискренность в глазах, когда он отступил к двери. Колокольчик снова зазвонил, а затем он исчез. Обе женщины вздохнули с облегчением при его уходе, хотя Реджина не могла не чувствовать себя слегка раздражённой тем, что только что произошло. — Спасибо, что подыграла, — сказала Эмма, в её голосе слышалась тревога. — Ага, — резко ответила Реджина, стараясь не проявлять полную степень своей досады. — В будущем я предпочла бы хоть какое-нибудь предупреждение, прежде чем использовать меня в качестве опоры, чтобы заставить твоего парня ревновать. Эмма выглядела по-настоящему оскорблённой этим предложением. — Бывшего парня, — отрезала она, явно разозлённая отношением Реджины. — В случае, если ты не заметила, я нахожусь в середине роста крошечного человека, который, безусловно, не его. И я не пыталась заставить его ревновать. Я просто не хотела, чтобы он думал, что я доступна. Её брови нахмурились, и она покачала головой. — Какого чёрта, в чём твоя проблема? Проблема Реджины заключалась в том, что она сама позволила ревности нахлынуть на неё. Она не могла не опасаться, что, несмотря на разумный выбор Эммы, она может по-прежнему испытывать чувства к этому грязному подобию мужчины. Не важно, что Эмма не принадлежала ей. Не имело значения, что всё, что Реджина чувствовала между ними, всё это придавало огромное значение. Это была фантазия, которую она считала невероятно дорогой, и любая угроза её существованию была разрушительной. Это не значит, что она была в праве так огрызаться на Эмму, призналась она сама себе. — Ни в чем, — безрассудно ответила она. — Давай просто продолжим есть. Она пыталась стряхнуть с себя всё это, и попыталась вернуться на своё место, но знакомая твердая рука сдерживала её за плечо, не давая этого сделать. — Нет, — потребовала Эмма, хотя уже с некоторой мягкостью в своем голосе. — Я хочу знать. Она не могла. Не было абсолютно никакой возможности сказать Эмме правду. Невозможно было объяснить. Невозможно было описать объекту её желания, что быть чем-то большим, чем прикрытием, было достаточно, чтобы разорвать свою душу пополам. Реджина не знала, какую другую честную правду нужно было сказать, чем признаться, что ее сердце ломается немного больше с каждым днём. Короче говоря, правды просто не хватит. Реджина ненавидела лгать Эмме, но некоторые истины лучше всего не раскрывать. — Он собирается рассказать всем в городе, что мы теперь пара, — тупо солгала она. — Ты беспокоишься из-за сплетни, — фыркнула Эмма. — Нет, я просто… — Реджина запустила руку в свои темные волосы. — Всё это итак достаточно сложно, — попыталась объяснить она. — И объяснить это людям ещё раз будет просто… Это будет утомительно, вот и всё. «Утомительно» было массовым преуменьшением. Это убило бы её, тысячу раз, если это то, сколько раз она должна была рассказывать историю, чтобы снова и снова отказываться от Эммы в качестве своей возлюбленной. Объявить миру и напомнить себе, что женщина, которую она так нежно любила, не была и никогда не будет её. Единственной реакцией, которую она не ожидала, были руки Эммы, обхватившие её за плечи и потянувшие ближе к себе. — Прости, Реджина, — пробормотала Эмма в её волосы. — Я знаю, что вся эта тенденция нападать на беременную женщину ужасна, но я должна быть более чувствительной к тому, что для тебя это тоже не менее важно. Сильные руки, сжимающие её, и сладкое, тёплое дыхание около её уха, затрудняло Реджине возможность сосредоточиться, но она заставила себя сосредоточиться. — Ты была так добра ко мне, и я хочу, чтобы ты знала, что я ценю это, — продолжала девушка, — И что я так рада, что этот ребенок именно твой, каким бы безумным это ни казалось, а ни чей-нибудь еще. Эмма отпрянула назад, глядя в глаза Реджины. — Я знаю по опыту, что ты прекрасная мать для любого моего ребенка. В горле Реджины образовался большой комок, и она с трудом сглотнула его. Она точно не собиралась плакать посреди кафе. И уж точно не от пары добрых слов. — Если ты закончила со всеми своими безнадёжными порывами, — хладнокровно сказала она, словно они на неё совсем не повлияли. — Я бы хотела вернуться к еде. — Конечно, — сказала Эмма, слегка улыбнувшись и заметив её маску. — Давай есть.