One Fine Mess / Один прекрасный беспорядок

Реджина едва могла отвести свой взгляд от Эммы сегодня. Их Бейби шауэр должен был начаться в течение двух коротких часов, и девушка позаботилась о том, чтобы хорошо выглядеть. Она надела простое платье, белое с черными горизонтальными полосками, которые облегали её тело буквально в каждом месте. У платья был глубокий вырез, и хотя у него были длинные рукава, подол касался только середины бедра, придавая одежде кокетливый край. Оно прекрасно выставляло напоказ её максимально-идеальный круглый живот, который, по мнению Реджины, был именно такой. В последние несколько недель уверенность и благодарность Эммы за её упругое новое тело увеличивались в геометрической прогрессии. Её волосы были завиты, но не так тщательно, как при первом прибытие в Сторибрук, они походили на свободные, нежные волны. И так как в последнее время ноги Эммы были значительно опухшими, она отказалась от обуви и вместо этого накрасила пальцы ног тёмно-красным лаком. Генри был неохотно завербован, чтобы помочь в этом – в тайне ругаясь на своих мам – потому что, на самом деле, достичь собственных ног становилось всё труднее для Эммы с каждым днём. Беременность определённо соглашалась с женщиной эстетически, подумала Реджина, пытаясь сосредоточиться на овощном подносе, который она должна была готовить для предстоящих гостей. Эмма выглядела здоровой, сияющей и спокойной, она опиралась на локти на кухонной стойке, пряча одну ногу за другую. Девушка оживленно достала малосольные огурцы из банки солений перед ней, и положила их на лепёшку, обильно смазанную арахисовым маслом, и сделала укус. Реджина съежилась. — Я никогда не пойму, как ты можешь есть это, — вздрогнула она при сочетании вкуса. Это стало особенным угощением Эммы, и хотя это ужаснуло Реджину, она всё равно позаботилась о том, чтобы купить дополнительную банку солёных огурцов в магазине тем утром. — Дине нравится это, — с ухмылкой пожала плечами Эмма. Реджина никогда так не говорила, но её раздражало, насколько это прозвище стало распространено. Все от Генри до Эллы использовали прозвище, не говоря уже о личной вариации Снежки, "Крошка Дина". Это было мило, когда Эмма говорила это, или даже Генри. Но слышать от кого-то ещё было слишком непривычно. Что действительно раздражало Реджину, так это то, что она сама начала бессознательно так называть её. — Ну, тогда хорошо, что Дина заставляет меня научить её лучшему вкусу, буквально, — поддразнила она, охваченная этим странным желанием. Эмма рассмеялась. — Я серьезно! — весело сказала она. — Она совершенно без ума от этого прямо сейчас. — Разве это так? — Реджина выгнула бровь в требовании доказательств. — Вот, — сказала Эмма, выпрямляя свою позицию. Она схватила Реджину за руки и положила их по обе стороны своего живота, накрывая своими руками. Это было правдой, ребёнок чувствовался так, как-будто практически делает кувырок, и Реджина не могла не усмехнуться. У крошки Дины явно был дух своей мамы, по другому Реджина не смогла бы это объяснить. Чувство, как её девочка пинается и извивается, никогда не надоест. Чувство крошечной жизни прямо под её руками было подарком, который она едва могла описать. Реджина так хотела продолжать наслаждаться этой связью ещё дольше, хотя она и не хотела навязываться, поэтому она колебалась и тяжело сглотнула. — Не возражаешь, если… — Не торопись, — отрезала Эмма с улыбкой, нисколечко не потрудившись поднять руки с того места, где они отдыхали на другой женщине. Реджина с благодарностью ухмыльнулась, стараясь не быть слишком очевидной, когда вздохнула с облегчением. — Кстати, спасибо, — прошептала Эмма через мгновение, — За это. За сегодня, я имею в виду. Я знаю, что ты не очень этого хотела. — Дело не в том, что я не хотела Бейби шауэр для нашего ребёнка, — мягко поправила Реджина, скользя руками по животу, пока она говорила о малышке. — Дело в том, что твоя мать пригласила половину этого Богом забытого города в наш дом, чтобы поиграть в кучу смешных детских игр и посплетничать о дешёвом вине. Не говоря уже о том, что она в настоящее время занята превращением моей гостиной в чертов дом мечты Барби. Я никогда в жизни не видела столько розового. — Я знаю, что она слегка перегнула палку, — успокаивала Эмма, её пальцы подкрались, чтобы слегка пощекотать запястья Реджины, вызвав волну мурашек по рукам женщины. — И что ты расстроена. Но мы пройдем через это сегодня, а потом, — она слегка улыбнулась и быстро наклонилась ко лбу женщины, понизив голос. — Обещаю, что заглажу вину сегодня ночью. Реджина залилась румянцем, который растекался по её спине. Произошёл грандиозный сдвиг после того дня, когда Эмма уговорила Реджину переспать с ней снова – и снова. Фактически, они занимались сексом почти каждую ночь в течение последнего месяца. Очень горячим, потным сексом. Румянец Реджины угрожал вернуться, пока она вспоминала вечер две недели назад, когда Эмма вернулась домой после работы, застенчиво представив новую игрушку. Как было удивительно надеть его и взять Эмму сзади, слушая задушенные крики девушки. — Ох, блять, Реджина… Это так чертовски хорошо! Сам секс, действительно, не был проблемой. У них было понимание того, что они делали, и они просто оказались невероятно хороши в этом. Реджина подумала, что, возможно, если бы они переспали раньше, их совместимость в спальне спасала бы от их старого презрения друг к другу. И да, если быть честной, Реджина часто терялась в фантазии, и всякий раз, когда реальность возвращалась, это было так же ужасно, как и раньше. Тем не менее, то, что смущало её больше всего, было этим. Прикосновения Эммы были лёгкими, и не только в постели. Она была осязаема, ласкова с этими нежными поглаживаниями, которые заставляли кожу Реджины покалывать. То, как она говорила, стало кокетливым, смелым, а иногда даже дерзким, как сейчас. Это заставляло желудок Реджины плотно сжаться от страстного желания. Но это всегда было именно так. Больше ничего. Столько же, сколько Эмма казалась кокетливой, она никогда и не была скромной. Реджина полагала, что это было, если даже не больше, чем то, что женщина просто заново открыла свою наглую уверенность, позёрскую бесцеремонность. Тем не менее, на вершине этого, были «ночевки». В течение первой недели они делали это каждую ночь, пока не наступил вечер, когда Реджина была так обессилена, и беременность Эммы заставляла её чувствовать себя ещё более усталой. К тому времени, когда Генри лёг спать, и они добрались до спальни Реджины, сильно плюхнувшись на одеяло, стало ясно, что ни у кого не было выносливости в ту ночь. Какую нужно чувствовать неприязнь, чтобы выгнать девушку после того, как она столько ночей спала рядом с тобой, поэтому Реджина остановилась, ничего не сказав. В этой тишине Эмма нашла свой голос, робко спрашивая, будет ли это каким-то навязыванием, если она останется. Реджина уставилась в изумлении от этого неожиданного вопроса. Эмма, приняв это выражение за оскорбление, быстро начала объясняться, что всё в порядке, и она поняла. Это просто успокаивало - наличие кого-то рядом, чтобы не быть беременной и одинокой со своими мыслями - или даже со своим телом, которого, начиная с той первой поездки в отделение скорой помощи, она всё ещё постоянно боялась, потому, что оно могло предать жизнь, поддержанную в нем. Бегство было тем, что Эмма делала лучше всего в такие моменты, хотя дополнительные усилия, которые потребовались ей сейчас, чтобы подняться, дали Реджине возможность мягко захватить запястье девушки, прежде чем она поднимется на ноги. — Конечно, ты можешь остаться, дорогая, — серьёзно сказала она, и облегчение на лице Эммы стоило всего. Таким образом, комната Реджины по существу стала «их комнатой», в то время как Эмма служила чем-то вроде хранилища. Однажды вечером Реджине пришлось работать допоздна в чрезвычайной ситуации в мэрии, она вернулась домой и нашла драгоценную девушку, свернутую калачиком, спящую под одеялами, которые они теперь разделяли. Она ненавидела то, как её сердце взлетело по возвращению домой к чему-то столь семейному и прекрасному. Реджина задумалась, как далеко они могут уйти, притворяясь, что это нормально. Она задавалась вопросом, могут ли они продолжать оправдывать то, что колыбель может быть только в одной комнате, и если они собираются по очереди вставать на протяжении всего времени, тогда было бы разумно, чтобы они продолжали спать бок о бок, случайно прикасаясь пальцами и бедрами. В основном они были полноценной парой, помимо одной очень важной, отвратительно-распространенной детали: это была неправда. Это было невероятно эмоционально-запутанное положение для любого. Реджина подумала, что этого должно быть достаточно, одновременно пытаясь точно определить, почему это не так. У неё было почти всё, что она могла хотеть, за исключением слов «Я люблю тебя». Возможно, она боялась, что это сделало бы её жадной или неблагодарной. Не было обещания, что всё это продлится, в конце концов, заключила Реджина. Нет причин полагать, что это правда, нет чувства принадлежности друг к другу. Она не променяла бы его на что-то меньшее, но она знала, что этого никогда не будет достаточно. Именно поэтому Эмма, глядя ей в глаза, лаская её руки и скромно обещая сексуальные награды за поведение женщины, которая в любом нормальном случае была бы свекровью Реджины, заставила её горло опухнуть и высохнуть. Прежде чем она едва успела пропищать что-нибудь в ответ, в дверном проёме появилась фигура. — Эй, Эмма, у вас есть… О! — воскликнула Снежка, увидев их интимное положение. — Простите, я что-то… Прервала? — закончила она, немного самодовольно. Реджина хотела залезть внутрь себя и исчезнуть. Она хотела, чтобы Снежка не настаивала на том, чтобы действовать таким образом, особенно перед Эммой. Не имело значения, что она была права, и не имело значения, что она пыталась помочь. Она заставляла Реджину хотеть сгореть, и об этом не могло быть и речи. — Мама, — Эмма раздраженно закатила глаза. — Реджина просто хотела почувствовать движения малышки. Если ты забыла, это и её ребёнок тоже. — Поверь мне, Эмма, — хихикнула Снежка, — Я никогда этого не забуду. Малыш Нил, закреплённый на бедре своей матери, отвлек их всех от дальнейших комментариев, когда начал тянуться своими крошечными ручками к Реджине, заставляя свою маму и сестру хихикать. Освободив живот Эммы, Реджина приняла мальчика, плохо симулируя раздражение. По причинам, которые она не могла понять, он всегда был в восторге от неё. Казалось, Реджина была проклята, чтобы поддерживать взаимную привязанность ко всем отпрыскам Чармингов, независимо от её желания бороться с ней. Он выглядел так же, как Эмма, с его большими зелёными глазами, светлыми волосами и пухлыми щеками. Она смотрела на крошечного дядю своих детей, задаваясь вопросом, может ли её ребенок тоже унаследовать некоторые из этих особенностей, а какие могут появиться от самой Реджины. — Что ж, Эмма, так как у Реджины, похоже, сейчас заняты все руки, ты можешь мне помочь, — заявила Снежка, на самом деле и не спрашивая. — В последнее время я не так полезна, — возразила Эмма. — Милая, я была беременна дважды, — сказала Снежка. — Я знакома со всеми твоими ограничениями… И возможностями. Реджина должно быть избаловала тебя здесь, — тихо проговорила она, ухмыляясь сердитому взгляду, который она получила. Несколько минут назад Реджина решила, что обязанностью Эммы будет выращивание ребёнка. Обо всём остальном она позаботится сама. И, может быть, ей нравилось иметь повод, чтобы побаловать Эмму. — Ну же, давай, — продолжала Снежка. — Мне просто нужна дополнительная пара рук. С этими словами Эмма была вытащена из комнаты своей матерью, резко выстрелив горестным взглядом и ухмылкой через плечо, прежде чем оставить Реджину наедине со своим братом. Нил радостно бормотал в объятиях, сжимая свой крошечный кулак вокруг ожерелья Реджины и пытаясь засунуть эту очаровательную драгоценность себе в рот. Она смотрела на него, нежно улыбаясь с тяжёлым вздохом, поддавшись своему не столь тайному обожанию щекотать его маленький животик, пока он не взвизгнул от восторга. — Твоя сестра, — тихо ворковала она, песенным голосом, предназначенным исключительно для маленьких детей. — Это проклятие моего существования. Да, это так. Нил улыбнулся приятным звукам, блаженно не понимая слов женщины. — Она – самое худшее и лучшее, что есть в этом мире.

***

Реджина стояла в стороне от вечеринки, чувствуя себя невероятно неловко с толпой в своей гостиной. Она старалась выглядеть высокой и дерзкой, хотя маленький херувим, спящий у неё на плече, бесстрашно положив руку ей на сердце, почти не мог казаться пугающим. Если невинный ребенок Чармингов чувствовал себя в безопасности в её объятиях, вряд ли кто-то мог подумать, что он не может. Они решили устроить праздник, в основном ради Генри и Дэвида. Это означало, что все семь гномов также присутствовали, поскольку ребёнок был вторым внуком Белоснежки. Кроме того, гостями были в основном женщины, у некоторых из которых были собственные дети. Оглядев комнату, глаза Реджины упали на Аврору и её спутницу-воина, сидящую рядом. Даже держа маленького сына принцессы, Филиппа, на коленях, Мулан довольно ясно показывала свою привязанность на лице. В то время как Реджина испытывала редкое сочувствие к женщине, она могла только молиться, чтобы не быть настолько прозрачной в своей собственной тоске. Она уверяла себя, что вряд ли Мулан овладела искусством маскировать такие эмоции так, как делала это она. Руби и Белль приехали без детей. Реджина собиралась присоединиться к их разговору, но решила не вступать в него под предлогом привязанности к маленькому мальчику – которого, по секрету, она бы отказалась уступать. Возможно, позже, подумала Реджина, когда её руки больше не смогут держать его, она снова подумает об этом. Они были относительно сносными, и она, по крайней мере, была уверена, что они чувствовали к ней то же самое. Руби даже пошутила на счет Белоснежки по прибытии, тихо шепча: — Чёрт возьми, Реджина. Выглядит так, как будто гигантскую Барби вырвало на твою гостиную. Реджина засмеялась легче, чем обычно, наслаждаясь похожим чувством. Эмма сидела на диване и разговаривала с Эллой. Маленький ребёнок женщины, Алекс, поднял куклу, гордо воскликнув: — Ребёнок! И обе женщины восторженно зааплодировали. Реджина слегка улыбнулась, вспомнив время, когда Генри только начинал говорить. Его первым словом было «нет». Если бы она знала его биологическую мать тогда, она могла бы ожидать многого от своего волевого маленького мальчика. Эмма вовремя привлекла её внимание, предлагая извиняющуюся улыбку через комнату. Реджина молча ответила, заверив девушку, что с ней всё в порядке. Малыш Белоснежки, конечно же, всё ещё храпел в объятиях Реджины, в то время как его мать сердечно разговаривала с Голубой. Реджина сузила глаза. Она до сих пор не доверяла этой сучке, и с тех пор, как Динь-Динь была для неё самым близким человеком, которого можно назвать другом – кроме Эммы – она будет продолжать держать обиду на фей ещё некоторое время. — Все в порядке, — сказала Динь-Динь, соскользнув на сторону Реджины. Похоже, она не была невероятно тонкой со своим презрением прямо сейчас. — Нет, не в порядке, — настаивала Реджина. — Как ты можешь так говорить? Она отняла твои крылья за то, что ты помогла мне. — Напротив… Я не помогла тебе, — успокаивающе вздохнула Динь, и Реджина с любопытством посмотрела на неё. Что-то определённо было не так. — Реджина, есть кое-что, что я хочу тебе сказать – или, полагаю, что избегаю говорить тебе. Я должна перед тобой извиниться. — Зачем? — спросила Реджина, совершенно сбитая с толку. — Я узнала кое-что, с тех пор, как вернулась к феям, — объяснила Динь-Динь. — И одна из этих вещей заключается в том, что правила существуют по какой-то причине. Пыльца фей не может лгать, но в неправильных руках она может стать... Ненадежной. Реджина нахмурилась и почувствовала, как её сердце забилось, удивляясь, значат ли слова феи то, что она думала. Динь-Динь покачала головой и снова вздохнула. — Я не имела права забирать пыльцу фей, — призналась она. — Если бы ты зашла в ту таверну, то она бы непоправимо оттолкнула тебя от пути, который был тебе предназначен. — Что ты такое говоришь? — спросила Реджина, тихо умоляющая об ответе, который она стремилась услышать. Об ответе, который освободил бы её. — Я говорю, что Робин Гуд не твоя родственная душа, — наконец-то объявила Динь. — Он не твой «счастливый конец». Он никогда им не был. — Ох, слава Богу, — выдохнула Реджина громче, чем полагала. Она даже не осознавала, насколько это всё ещё давит на неё. Ужасающая мысль, что её предполагаемая "родственная душа" могла предпочесть другую ей; и то, что она, в скором времени, могла понять, что любила другого гораздо больше. Она не раз задавалась вопросом, обречено ли всё, что она имела сейчас, рухнуть в угоду этой судьбе - судьбе, которую она больше не желала. Облегчение от слов Динь-Динь было неизмеримо. — Мне очень жаль, Реджина, — серьезно сказала Динь. — Ты не разрушила свою жизнь, или его. Но это почти сделала я. Реджина задумалась об этом на мгновение, имея некоторый опыт разрушения жизней и раскаяния. Она всё ещё считала фею своим другом, и она не видела необходимости оставлять её чувство вины за то, что произошло так давно. Реджина решила, что будет лучше, если они оставят это позади. — Что-ж, — наконец ответила она, — Я не ходила в таверну, а ты всего лишь пыталась помочь мне, в то время, когда никто другой не хотел. Никакой обиды, ничего бесчестного. — Ты уверена? — спросила Динь-Динь, не веря, как будто она не заслуживала такого прощения. — Уверена, — кивнула Реджина. — Просто сделай мне одолжение? — так, как невидимая связь извела Реджину в отсутствии отношений с Эммой, она могла только предположить, что это, должно быть, было большим напряжением в браке. Они все заслужили, наконец-то уйти от этого и начать с чистого листа. — Убедись, что обязательно скажешь ему тоже. Это… хорошая вещь, чтобы знать. — Непременно, — пообещала Динь с благодарной улыбкой, ненадолго положа руку на плечо Реджины, когда собиралась уходить, а затем остановилась. — В любом случае, я думаю, ты нашла верный путь. Фея ушла, и Реджина не могла перестать думать, что если это и её путь, то он, безусловно, извилистый и коварный. Пока она всем сердцем надеется, что движется в нужном направлении, теперь она точно знает, что, по крайней мере, не двигается в неправильном. Это определенно было чем-то. Оглядываясь назад на Эмму, она обнаружила, что взгляд женщины уже был на ней, и Реджина задалась вопросом, наблюдала ли она за ними всё это время. С небольшой помощью Эллы она поднялась на ноги, сказав прощальное "Спасибо", прежде чем пробраться через комнату к Реджине. Эмма подошла прямо к ней и без всяких любезностей наклонилась и прошептала ей на ухо, — Отдай малыша моей маме и встретимся в кабинете, — она быстро ушла, будто исчезнув, прежде, чем Реджина успела спросить, зачем им туда идти. Тем не менее, она передала дремлющего ребёнка его матери. Она просто не могла оставить девушку одну и задающуюся вопросом, почему та так и не пришла. В глубине её разума раздался небольшой свист, который говорил ей, что она точно знает, чего ожидать, когда войдет в комнату, хотя она и заглушала его. Она закрыла дверь, и Реджина подумала, что она слишком хорошо врёт себе, потому, что на самом деле она была, по крайней мере, немного удивлена, когда Эмма сразу же столкнула их рты в поцелуе. Не было ничего слаще, чем вкус губ Эммы. Нет ничего более соблазнительного, чем настойчивое давление их ласки. Тело Реджины ныло идти дальше, но она собралась с мыслями и осторожно толкнула другую женщину за плечи. — Что ты делаешь? — спросила она, уже тяжело дыша и ненавидя себя за то, что так быстро вошла под влияние. Эмма стояла очень близко, мягкое дыхание на губах Реджины не давало оставаться рациональной и собранной. — Давай по-быстрому, — ответила она взволнованным голосом. — Эмма! — ахнула Реджина. — Ты с ума сошла? У нас в гостиной полно людей. — Я знаю, — ухмыльнулась Эмма, прикусив губу. — Это тебя возбуждает? — недоверчиво спросила Реджина. Иногда она думала, что лучшим вопросом в эти дни будет то, что не возбуждает Эмму. — Это как, что-то запретное или типа того, — пожала плечами Эмма. — Я не знаю. Я просто… Я не могу перестать думать об этом. Пожалуйста, Реджина? У неё были такие большие, грустные кукольные глаза, и Реджина задавалась вопросом, понимала ли Эмма, что её взгляд принесёт ей что-нибудь и, таким образом, она использует его сознательно или это происходит естественным образом. — Ладно, — Реджина тяжело вздохнула на себя за то, что так легко сдалась. — Повернись и ухватись за стол. Эмма удостоила её ещё одним поцелуем с ухмылкой на губах, а затем с охотой согласилась. Не теряя времени, Реджина схватила ткань вокруг бедер и резко дернула вверх. — Серьезно Эмма? — усмехнулась Реджина, когда её поприветствовала голая задница девушки. — Без нижнего белья в свой же Бейби шауэр? — Это очень узкое платье! — бросила Эмма через плечо в свою защиту. — Как скажешь, — с ухмылкой согласилась Реджина. Она должна была признать, что было жарко, когда она запустила свою руку между ног женщины, она чувствовала влагу, которая уже накопилась там. — Мне лучше не находить никаких маленьких лужиц по всему дому от того, что ты так возбудилась. Эмма зарычала на эту глупую шутку, а Реджина медленно начала вводить пальцы. — Просто заткнись и трахни меня, — зашипела она. — Пожалуйста. Реджина усмехнулась, прислонившись к шее Эммы. — Ну, раз уж ты так вежливо попросила..., — ответила она, акцентируя внимания на двух пальцах, скользящих глубоко внутри женщины, вызывая резкие вздохи. Реджина тут же остановилась. — Ты не можешь издавать ни единого звука, помнишь, — сказала она, ожидая, пока не получила кивок понимания, прежде чем, наконец, начать серьезно работать пальцами. Эмма явно получала удовольствие, прикусывая губы сквозь мягкие всхлипы и низкое ворчание, но вскоре Реджина начала бояться, что это займет слишком много времени. В конце концов, это был всего лишь вопрос нескольких минут, прежде чем кто-то пойдёт искать почётных гостей. — Нагнись ещё немного и раздвинь ноги, — приказала она, надеясь получить лучший угол. Эмма жадно сделала, как ей сказали, и Реджина напряглась сильнее, быстрее, намеренно скручивая пальцы у передней стенки женщины и плотно прижимая большой палец к набухшему пучку нервов. Она злобно ухмыльнулась, зная, что нашла верное место, когда Эмма крепко сжала стол, костяшки пальцев побледнели, и когда отчаянные вздохи «Да, да, да» непрерывно скатывались с её языка. Прошло всего несколько мгновений, пока ноги Эммы не начали дрожать. Реджина крепко обхватила свободной рукой туловище женщины, пока волны оргазма захлестывали её, помня об искаженном центре равновесия Эммы и, конечно же, не желая, чтобы эта встреча закончилось травмой. — Чёрт, — вздохнула Эмма, когда Реджина вытащила пальцы, вставая и откидывая голову на плечо женщины. — Это было так хорошо. — Я рада, что ты довольна, дорогая, — вздохнула Реджина, прижавшись к шее женщины, крадя последний вкус кожи, пока та возвращала платье на место. Эмма не сделала никакого движения, чтобы уйти, потому что она старалась перевести дыхание, и поэтому Реджина позволила своей руке отдохнуть на выпуклом животе женщины, надеясь поймать некоторые детские удары, наслаждаясь близостью, которую она испытывала как к Эмме, так и к их дочери в этот момент. — Она спит, — промурлыкала Эмма, положив руку поверх руки Реджины и подняв голову. — Вероятно, она снова проснётся как раз в то время, когда нужно будет спать. Реджина кивнула, убирая руку и отходя на небольшое расстояние. — Думаю, мы должны вернуться прежде, чем- — Эмма? — Снежка распахнула дверь, прежде чем Реджина успела закончить. — Вот ты где, — сказала она. — Я повсюду искала вас двоих! Пора открывать подарки, — затем она остановилась и любопытно прищурила свои глаза. — Что ты вообще здесь делаешь? — Мы, эмм, — запнулась Эмма. — Это всё гормоны. Реджина… Утешала меня. Реджина старалась не рассмеяться из-за этой слабой лжи. Утешала, конечно. — Всё в порядке? — обеспокоенно спросила Снежка. — Ага! — чирикнула Эмма с чрезмерно восторженным хлопком рук. — Теперь всё в полном порядке. Мне просто нужно сбегать в туалет... Ну знаешь, чтобы пописать. Я встречу вас там. С этим она выбежала за дверь, оставив Реджину съеживаться на жалком оправдании Эммы. Белоснежка пилила её забавным взглядом, о котором Реджина не хотела спрашивать, но когда она захотела последовать примеру Эммы, мать девушки не отступила, как она сделала это для своей дочери. Препятствуя единственному средству спасения, она дождалась, пока Реджина встретится с её глазами своим раздраженным взглядом, прежде чем заговорить. — Другие люди, возможно, не видят этого, но я тебя знаю Реджина, — сказала женщина. — И она моя дочь. То, как ты смотришь на неё, ясно, как день. Сердце Реджины начало сильно колотиться, и в её горле образовался комок, от боли в сердце или от разочарования, она не могла сказать точно. Возможно, от всего сразу. — И как же? — с нежностью спросила она, невзирая на физическую реакцию своего тела. Если сочувствующего, печального выражения лица Снежки было недостаточно, чтобы заставить Реджину, наконец, расколоться, её следующих слов, несомненно, хватило. — Ты смотришь на неё с такой болью. Реджина почувствовала, как у неё в животе что-то перевернулось. Снежка никогда не прекращала быть напористой, это было несправедливо. Она никогда не останавливалась. И теперь она поймала Реджину в её самом уязвимом состоянии, когда она всё ещё могла чувствовать липкость страсти Эммы на пальцах и потерю тепла женщины на своей коже. Её грудь сжалась, и казалось, что она действительно может взорваться. — Тебе действительно нужно, чтобы я, чёрт возьми, сказала это? — прошипела Реджина сквозь зубы. — Прекрасно. Я люблю её. Теперь ты счастлива? Я люблю её, и это чертовски убивает меня. Горячие слезы навернулись на глаза, не в силах остановить слова, которые хлынули из горла. — Но она – лучшее, что когда-либо случалось со мной: она подарила мне сына, а теперь и дочь, и то, что она здесь, делает меня счастливее, чем я когда-либо была. Даже, если это больно, — она остановилась, принимая ошеломленное выражение лица Снежки, задаваясь вопросом, действительно ли женщина не ожидала, что будет права или просто не ожидала, что Реджина признается. Снежка тупо покачала головой. — Реджина, я- — Нет, — перебила Реджина, теперь уже спокойнее, хотя её голос всё ещё дрожал. — Ты не можешь говорить. Ты не должна ничего говорить, никогда. Ты понимаешь это? Ты должна мне так много. Ты никогда не скажешь об этом Эмме ни слова. Потому что, да поможет мне Бог, Белоснежка, если ты разрушишь это для меня? Я обещаю, что ты ещё и наполовину не видела моего настоящего гнева. — Я ничего не скажу, Реджина, — подтвердила Снежка с нехарактерным коротким кивком. — Клянусь. Она протянула руку в знак мира, чтобы заключить сделку. Реджина чуть было не пожала руку женщине, однако, нехотя, в последний момент отшатнулась, внезапно вспомнив, где только что была её собственная. Это было бы слишком грубо. — Я поверю тебе на слово, — огрызнулась она, наконец, пробираясь мимо женщины и сбегая в хоть какое-нибудь укромное место.