1971.
— Боря, — Тарасов отложил папку с бумагами в сторону и задумчиво посмотрел на Кулагина. Тот за последние три часа заглядывал раз шесть под разными предлогами, то карандаш ему, то шарф, то записную книжку, то сигареты, то трешку обронил. Но было понятно, что таким незамысловатым способом он выражает то, что Анатолий Владимирович редко от кого принимает без сопротивления — заботу. — Ты не запарился туда-сюда бегать, а? Лучше бы сказал мне, что ты тут за месяц в бумагах устроил — мне пол-литра не хватит, чтобы разобраться! — Спокойно, Толя, спокойно. — Борис Палыч привычно улыбнулся. Поведение Тарасова ему определенно нравилось, к его ворчанию он привык так же, как к шуму радио или холодильника. Раз шумит, значит работает. — Если я усядусь напротив и буду контролировать каждый твой шаг, ты первый взвоешь. А так просто забежал, убедился, что все в порядке и все. Можно работать дальше. — Если ты усядешься и станешь играть в гляделки, то пошлю тебя ко всем чертям, — теперь Тарасов уже смеялся. Первый день после больничного выдался суматошным, с непривычки он даже устал, но усталость была скорее приятная. — Слушай, Борь. Я умирать пока не собираюсь. И работаю я как обычно, без каких-либо перегрузок, не стоит так меня опекать. — Ну да, а разгон парням ты дал исключительно с любовью и тихим шепотом, — Кулагин ехидничает в ответ, явно не собираясь сдавать позиций. — Ты еще в коробку меня поставь и ватой обложи, — Анатолий Владимирович взялся было за карандаш, но тут же швырнул его обратно — они еще не договорили, переключиться на работу тотчас у него не вышло бы. — И вообще… еклмн, Боря! Ты видел, как они сегодня тренировались. Практически хорошо, но я же должен как-то их мотивировать трудиться… Иначе из более-менее приличных хоккеистов получатся фигуристы, которых даже на лед выпустить стыдно. — Ты невыносим. — И выносить меня пока еще рано. — Короче, — Кулагин, в общем и целом собиравшийся домой, поднялся со стула. — Если вдруг что — говори. Аптечка, — Борис Палыч кивнул на рабочий стол, — в верхнем ящике. — Боря, ты меня пугаешь. Еще бригаду неотложки сюда пригони и заставь дежурить. — Иди на хер, Толь. Надеюсь, ты меня услышал, — уже в дверях Кулагин чуть улыбнулся краешками губ. — В общем, до завтра. Ну и тебе есть с кем вечер провести, не скучай. — Что? О чем ты? — Тарасов дернулся, не совсем понимая, что имеет ввиду Борис. Но тот уже скрылся за дверью, сделав вид, что не услышал вопроса. — Черт знает что, а… — проворчал Анатолий Владимирович и нехотя вернулся к разбору дел. Однако успел переложить в нужно место всего пару листков — в кабинет совсем робко поскреблись. — Войдите! На пороге появился Харламов, какой-то совсем измученный на вид, но с сияющими глазами. — АнатольВладимыч, разрешите? — Что хотел, Чебаркуль? — Да я это… — Валера замялся. — В общем это самое… — Как содержательно, — язвительно произнес Тарасов. — Проходи, садись, выкладывай. Ты ничего не хочешь мне сказать? И без того бледноватый Харламов стал еще белее, но тем не менее прошел в кабинет и скромно устроился на одном из стульев. — Что именно я должен вам сказать, АнатольВладимыч? — скороговоркой произнес он, даже боясь думать о том, что Тарасов имеет ввиду то самое. — Например, Валера, про Балашова. Я едва в кабинет зашел, так он мне весь телефон оборвал. Скажи на милость, что ты такого натворил? — Да он там это, — упрямо мотнул головой Валера. — В общем, надо. Тарасов окончательно потерял надежду поработать еще немного и отложил бумаги подальше. Разговор с Валерой занимал его гораздо больше. — Надо, надо… Ты из меня дурака не делай, Харламов. Думаешь, я старый и ни на что уже не гожусь? Только штаны в кабинете просиживать? — Нет, что вы, как вообще можно, — Валера исподлобья кинул на тренера какой-то странный взгляд, как будто знал что-то такое, о чем Анатолий Владимирович даже представления не имел. — Извините, что я вот так ворвался, просто мои все в гости уехали, а дома одному… — Что же, Валера, кроме хоккея ничего? Нехорошо это, в твои-то годы, — Тарасов постарался как можно легче подняться со стула, чтобы поставить греться воду. Чай им бы как раз не помешал. — Как есть. Паузу, слегка неловкую, нарушил телефонный звонок. Анатолий Владимирович удивленно покосился на допотопный аппарат и, налив в банку с кипятильником воду, подошел к телефону. — Кого там в такое позднее время? — проворчал Тарасов, но трубку все же взял. — Да, Тарасов. Слушаю. Валера встревоженно поглядывал на Тарасова из-под челки, стараясь уловить малейшие изменения в его лице. Послушав еще какое-то время собеседника, Анатолий Владимирович отрывисто произнес: "Так точно" и положил трубку.1981.
— Пап, привет, — Татьяна сжала трубку до побелевших костяшек. — Ты спать еще не собираешься? — Здравствуй, — голос Тарасова в трубке прозвучал чуть удивленно. «Значит еще не знает. Слава Богу, — подумала Таня и выдохнула. Было бы страшно, если бы отец узнал последние новости от кого-то, находясь один дома. — А так хоть я подъеду, в случае чего неотложку вызову, если плохо станет… Господи, бедный, бедный Валерка… Какое горе!» — Нет. — Папа, я сейчас заеду, — торопливо проговорила Татьяна в трубку, надеясь, что по ее голосу отец ничего не поймет. — Галка передала тебе кое-что… Ну и поговорить надо. При упоминании старшей дочери Тарасов скривился, как от боли — с Галиной они не общались совершенно, так же, как и с Ниной Григорьевной. Бывшая жена забрала обеих дочерей и вычеркнула его из их жизней, но не надолго. Таня взбунтовалась первой и сейчас Анатолий Владимирович был даже рад тому, что у него есть родной человек. И по отношению к детям он все равно чувствовал вину, хоть и не показывал этого внешне. — Таня, случилось что-то? — но естественно Анатолий Владимирович забеспокоился, во-первых, с дочерью они не общались где-то около месяца, а теперь она позвонила как ни в чем не бывало, и творилось с ней явно что-то странное. — Пап, приеду — поговорим. Не волнуйся только, пожалуйста, — скороговоркой произнесла Татьяна и повесила трубку на рычаг. Ее трясло от пережитых эмоций, руки дрожали — домашний номер отца она набрала не с первой попытки, — а голос то и дело срывался. Чтобы нормально поговорить с отцом ей пришлось очень постараться. Буквально полчаса назад ей позвонили с ужасной новостью — Валерка Харламов разбился на машине. И теперь ей нужно было как-то сообщить это отцу. Семье Валеры сообщили другие люди, и Таня боялась думать о том, как восприняли новость родители. — Поехали, — бросила Татьяна приятелю, курившему рядом с телефонной будкой. На душе было черно и сейчас вечно оптимистичная Татьяна не видела никакого выхода. Она боялась, что отец новости просто не переживет. Валерка давно стал ему практически родным сыном, и эта привязанность особенно крепла в последние годы.