1972.
…Но кто-то на расстреле настоял, И взвод отлично выполнил приказ, Но был один, который не стрелял. Полночи Валера провозился в постели, пытаясь улечься поудобнее. Но у него ничего не получалось, становилось то слишком жарко, то холодно, то хотелось пить, а изнутри грызло какое-то нехорошее предчувствии. В общей сложности ему удалось урвать четыре часа сна и проснуться в половине седьмого, с ощущением полной разбитости. Стоя под душем, Харламов больше всего хотел стряхнуть оставшийся после сна морок. О том, что ему приснилось, даже думать было неприлично, не то что говорить, и теперь Валера старательно пытался убедить себя в том, что ничего в действительности плохого не произойдет. Мало ли что мог выдать его невыспавшийся мозг — так убеждал себя хоккеист, но чем дольше убеждал, тем сильнее крепло подозрение о том, что его ждут плохие новости. Кое-как позавтракав пустым чаем, проигнорировав бутерброды и кашу, Валера поплелся в прихожую одеваться. Ему даже на каток не хотелось, мысль о хоккее вызывала непривычное отвращение, так же как и необходимость общаться с ребятами из команды. Хотелось остаться одному и подумать над тем, как быть дальше — все в его жизни перемешалось и Валере, привыкшему к простому и понятному распорядку, мечталось о том, чтобы однажды все встало на свои места. Чтобы не было постоянных мыслей от Тарасове, о сравнении с ним всех и каждого, вечного «а что бы сказал Тарасов» и мысленные же ориентиры на то, одобрил бы тренер то или иное действие. Слишком болезненные у них возникли отношения, по крайней мере с Валеркиной стороны точно. Плюсом ко всему ощутимо действовал на нервы Балашов — его Валера не переносил категорически. А теперь вот Балашов требовал от него кляуз на «замучившего команду самодура Тарасова», причем просьбы становились все отчетливее. И как понял Харламов по прошлому разговору с тренером, Балашов не ограничился «подкопами» вокруг, он пригласил Анатолия Владимировича к себе, на приватную беседу. Никаких подробностей узнать тогда не удалось, Валеру чуть ли не пинком под зад отправили домой, отдыхать. Сейчас же Валера вспомнил тот звонок и, сопоставив факты, испугался — может быть его сон оказался вещий и к Балашову Тарасов поедет именно сегодня? Но тогда по идее вчера тренер должен был как-то анонсировать этот факт, если конечно встреча «с великим и ужасным» как-то пересекалась с тренировочными часами. Внутренне охнув, Валерка поспешил быстрее к остановке — от апатии не осталось и следа. Теперь ему дико хотелось оказаться в спорткомплексе и попытаться выяснить самому, когда же Тарасов поедет к Балашову, или поедет ли вообще. * * * — Борис Палыч? А Анатолий Владимирович… — в коридоре Харламов столкнулся с Кулагиным и они вместе дошли до открытой уже тренерской. — Привет, Валер. Его не будет сегодня. — Как? — брякнул, не подумав, Валера и вовремя прикусил язык. — Что-то случилось? — Утром позвонил мне домой, сказал, что вызвали на ковер. — Так неожиданно? Правда что-то случилось… — Валер, да не знаю я, — растерянно отозвался Кулагин. Он ходил из угла в угол по тренерской. По заведенной когда-то привычке пришел на лед пораньше, а теперь не очень понимал, чем занять руки, а главное, голову. — Как? — А вот так. Думаешь, Анатолий Владимирович мне докладывается?.. Хоть мы и двадцать лет бок о бок, — Борис Палыч махнул рукой. — Приедет, куда он денется. Харламов лишь горестно вздохнул. Предчувствия его не обманули, а так хотелось бы, чтобы все оказалось просто плохим сном. — Ладно, иди переодевайся и четыре круга. — Понял, — Валерка кивнул и поспешил убраться из кабинета. Лучшее, чем он мог компенсировать ожидание, была тренировка.1981.
Татьяна, стоя под подъездом отцовского дома, никак не могла решиться и открыть дверь. Таких ситуаций по жизни у нее было не слишком много, но каждый раз те самые страшные слова давались с трудом. А сейчас она с отрешенным видом следила за стрелкой наручных часов, отсчитывая минуты. Ей почему-то казалось безумно важным выкроить для отца еще немного времени той спокойной жизни, без тяжелого груза на душе, без осознания, что Валерия Харламова — а для них просто Валерки, — больше нет. Достала пачку сигарет — снова начала курить, несмотря на данную себе клятву бросить, — открыла и тихонько выругалась. Сигареты закончились. Просить у Алексея, сидевшего за рулем машины, не стала, а вместо этого, выдохнув, направилась к двери. «Перед смертью не надышишься… Господи Боже, что я такое несу? В общем, ладно. Раз приехала, надо подняться. Лучше, если это буду я», — думала это на ходу, не замечая ничего вокруг и как-то незаметно для себя добралась до нужной квартиры. Анатолий Владимирович открыл сразу же, как будто караулил у дверей. — И что за секреты на ночь глядя, а, Татьяна? — Пап, давай на кухню, что ли, пройдем. — Ну да, в ногах правды нет. Проходи, я сейчас чайник поставлю… — Да не надо, пап, — Татьяна попыталась остановить отца, но он ее уже не слышал. — Выкладывай, — снова начал Тарасов, когда они уселись за небольшим кухонным столом. — Папка… Понимаешь… — Татьяна замялась и опустила глаза. — В общем, плохие новости. — Ну. — С Валеркой беда. — Что с ним? Татьяна, не молчи. Что за дурацкая манера цедить в час по чайной ложке?! — Он попал в аварию. На этих словах Анатолий Владимирович дернулся, как будто дочь залепила ему пощечину и рефлекторно вцепился в краешек стола. — Как? И ты-то откуда об этом знаешь? Он хотя бы живой? Вместо ответа Татьяна лишь всхлипнула. — Мне просто сказали, что он разбился на машине. Был не один… Выживших нет.