(В) сердце

1981.

Они знакомы не первый год, Их жизнь расписана на двоих, И всё прекрасно у них идёт, И получается всё у них. Они живут, как велит долг, И ровно бьются сердца в такт, Они никак не возьмут в толк, Что же здесь всё-таки не так?..*       Когда на следующее утро после спасения щенка Тарасов предъявил Борису Палычу завернутого в красный клетчатый плед Валерку, тот лишь рассмеялся. Слишком уж забавно выглядел заслуженный мастер спорта в таком виде. Самому Харламову тоже было смешно, но температура 39,5 не давала ему и рта раскрыть — язык заплетался.       Но когда Анатолий в подробностях рассказал о щенке, и ледяной воде, Кулагин отчитал Валеру как мальчишку, а после объявил, что сделает ему жаропонижающее. Намешав каких-то лекарств в шприц, он ловко вколол лекарство в мышцу, после чего велел горе-спасателю не вставать, а проспать как минимум три-четыре часа. Харламов лишь кивнул, понимая, что спорить сейчас — совсем не лучший выход. — Спи, Валер, спи, — прозвучало рядом с ухом Валерки, холодная ладонь коснулась его лба, и все затихло. Когда Тарасов вышел из комнаты и прикрыл дверь, он уже спал, чувствуя, как противная липкая паутина, опутавшая тело, постепенно отступает. — Толь, ты не жалеешь, что связался со всем этим? — смеясь, поинтересовался Борис Палыч, пододвигая чашку в крупный красный горох поближе к чайнику. Он сам привез вкусное печенье, зефир и мармелад, а также тетрадь с записями по работе — нужен был совет Тарасова, сам он буквально голову сломал над одной из комбинаций. — Язва ты сибирская, Борь. То поддерживаешь, то ругаешься, — Тарасов усмехнулся, обхватив чашку обеими руками, пальцы отчаянно мерзли, несмотря на то, что в доме было тепло. — Ругаюсь? Да интересуюсь просто, как вам тут живется. — Я понял — это месть за Палыча. — Хорошего же ты обо мне мнения, — Кулагин рассмеялся в ответ. — А серьезно если — вот сейчас дача, отдых, вы тут вдвоем. Дальше-то как? Съезжаться не планируете? — Есть мысли, только я пока… Не хочу на него давить. Это же ответственный шаг. Тем более, что он парень молодой, видный. Может, найдет себе какую-нибудь хорошую девушку, и думать забудет обо всем этом. По официальной версии он просто восстанавливается на моей даче. В гостях. — Дурак ты, Толя. Сейчас, когда все зашло так далеко, пытаешься как-то избежать последствий. Сколько лет вы друг друга мучаете? То-то же, — Борис Палыч, не выдержав, сунул крутящемуся у стола щенку кусочек печенья. — Такое не лечится. Признай — он тебе нужен. А ты — ему. — Что ты хочешь этим сказать? — То и хочу. Вам надо съезжаться уже, и жить, как все ненормальные… шучу, нормальные люди. — Спасибо, отец родной. Благословил, — съязвил Тарасов. — Хотя, я квартиру думал продать или обменять… Тем более что девчонки там не прописаны, а Нина отношения к ней не имеет. — Ну да. Просто думаю, что родители Валерки тебя не сильно радостно примут в качестве снохи. — Вот дурачье-то. Борька, ты с утра смешинку проглотил? Или остограммился уже? Нельзя шутить такими вещами у нас в стране. — А я и не шучу. Насчет жилья можно у Риткиного брата узнать, он по этим делам специалист. Сделает все в лучшем виде. — Вопрос с жильем существенный. Только привязывать к себе Валерку окончательно я не могу. Думаешь, со мной так легко жить? — Я не думаю, Толь, я знаю, что рядом с тобой можно только застрелиться. — Ну спасибо! — Но это иногда. Чаще всего ты просто старый ворчливый зануда, закопавшийся в свои бумажки. И тебе без разницы, что есть, какие обои в квартире, есть ли телевизор и совмещен ли санузел. — Прав ты, во всем прав. Насчет себя я давно не обольщаюсь. И уже столько времени понять не могу… Зачем ему все это надо? Я-то от него никогда не откажусь, ни за что. — А разве любят зачем-то? Из-за чего-то? Любят, Толь, просто так. Потому что любят. — Что ты там по работе хотел? Показывай давай, товарищ тренер, — Тарасов быстро переменил неудобную для него тему. Это только с виду он казался спокойным и примерно знающим, что ему нужно. Но в отношениях с Валерой все было не так безоблачно и гладко. На деле же проблемы возникали там, где их никто не ждал. ***       Валера, выспавшийся и хорошо себя чувствующий, потер лицо, затем сел на диване и прислушался. В доме было тихо. На кухне горел свет и кажется негромко бормотало радио. Прислушавшись к себе и поняв, что состояние сейчас — на пять с плюсом, — Харламов нашел тапки, обулся, натянул поверх майки олимпийку и отправился на кухню. — Который час? Я проспал, кажется, вечность. — Половина пятого. Как ты себя чувствуешь? — Как огурец. Да правда, нормально. Как будто и не было ничего. Я температурю всегда быстро, экспресс-методом. Но так хочется помыться… Может я это, в баню, по-быстренькому? Воды вчера еще натаскал… — Хочешь снова свалиться? Валер, у меня нет ни времени, ни желания снова приводить тебя в чувства. — Да ладно, Толь. Я ж мокрый весь, потный. Быстренько ополоснусь и все, буду как новенький, — Валера с умильной физиономией уселся напротив Тарасова. Тот, не поднимая глаз, писал что-то в толстой тетради с коричневой обложкой. — Мыться с открытой дверью будешь. Понял? И не стесняйся позвать, если что, подай сигнал, — Анатолий усмехнулся. — Звук падающего тела подойдет? — Дур-рак. — Ну ты же не ругаешься на самом деле, просто так ворчишь, — с улыбкой произнес Валера, наливая себе в чашку воду из графина. — За нарушение дисциплины — наряд по кухне. — Так точно, товарищ полковник! — отдав честь, Харламов вытянулся по струнке, приготовившись слушать дальнейшие указания. — Под окном — ниша. Почистишь лук и картошку. — Будет сделано, — отрапортовал Валера и, чеканя строевой шаг, вышел из кухни. Надо было в быстром темпе взять чистые вещи, полотенце, привести себя в порядок и действительно помочь с ужином.       Тарасов, глядя на эту картину, лишь рассмеялся — теперь у него не получалось долго сердиться на Валерку. Да и не хотелось этого. Муштры хватило и в свое время. Он закрыл тетрадь, отложил ручку и устало потер лицо. Теперь, без льда, у него оставался только Валера. Да возможность писать книги, как всегда о хоккее, о педагогике, о том, что продолжало волновать его до сих пор.       Жизнь без льда казалась ему пустой, праздной, но при Валерке, лишенного этого в той же мере, старался не показывать собственных эмоций. Между ними все было очень хрупко, Тарасов и боялся, и ждал того момента, когда Валера скажет, что у него кто-то есть и он уходит, что ему нужна полноценная семья, с детьми и всеми полагающимися составляющими. Решительности, которой в обычной жизни было предостаточно, в общении с Валерой не хватало.       Выпав из задумчивости, Анатолий убрал свои бумаги со стола, положил в мисочку еды для Палыча, который в это время мирно спал на лежанке, и глянул на часы — Харламов возился в бане уже около получаса. Это для него было многовато, тем более, что он сам пообещал управиться быстро.       Мысленно ругая себя на все лады, за то, что отпустил одного, Тарасов пошел проверять горе-спасателя, ругая и его последними словами — вот к чему это мальчишество? Никому не нужное геройство? Спасенное живое существо это, конечно, хорошо, но какое ему, Тарасову, дело до всех собак мира, когда рядом есть Валерка — Валерий, дурной, зачастую не думающий об опасности, любимый человек?       Войдя в предбанник, ежась от уличного холода — хотя пришлось пройти от силы метров пять, Анатолий рявкнул со всей раздраженностью, на которую был способен: — Валер, ты там заснул, что ли?! — Нет, я одеваюсь!       Тарасов распахнул дверь, пуская в предбанник горячий влажный воздух и недобро прищурился. В какой-то момент ему показалось, что решительности хватит на важный воспитательный разговор. — Сказал, что недолго, а сам… — Прости, я носки простирнул, по мелочи, в общем, — виновато глядя из-под влажной челки, Валерка выбрался в предбанник, чувствуя, как щеки заливает стыдливый румянец. Ему казалось, что Анатолий обо всем догадался, чем он занимался половину потраченного времени, и это была не стирка. — Иногда ты — Валерий Харламов, чаще — Валера или Валерка, но почти постоянно — полный Чебаркуль. Часы с собой бери в следующий раз, мне спокойнее будет. Пошли, чего стоишь? — Пошли, — тряхнув мокрыми волосами согласился Харламов.       До дома они добежали быстро, Валера, снова краснея, развесил в терраске влажное белье, в который раз поражаясь странному упорству Тарасова — он конечно же подозревал о строгих взглядах Анатолия Владимировича, но отсутствие интимных отношений его искренне расстраивало. Поцелуев давно перестало хватать, хотелось большего, даже легкого страха — и того уже не было. Валера для себя давно решил, что ничего предосудительного в этом нет. Оставалось только дождаться, когда «дозреет» Анатолий, ломать его психологически он не собирался, так же как и изменять с кем бы то ни было.       За чаем — Тарасов быстро сделал две кружки вкусного чая с вареньем, — и чисткой картошки вместе с луком, Валерка болтал обо всякой ерунде. Например о том, как забавно было еще учась в школе, играть с мальчишками в футбол, или прогуливать уроки. Болтал, пока не осекся, почувствовав на своих плечах руки Анатолия. — Ты чего? — Скажи-ка мне, Валера, а в школе тебя наказывали когда-нибудь?