(В) сердце

      — Толь… пожалуйста, — свой хриплый голос, да к тому же еще и дрожащий, Валера и сам не узнал.       Узкая горячая ладонь Тарасова прошлась по его бедру, сильно сжимая до боли.       «Тебе не больно, Харламов!» — мелькнуло в глупой Валериной голове, с очередным касанием мысли тут же улетучились и он снова почувствовал себя пластичной мягкой заготовкой в руках Анатолия. Мягкой податливой глиной, но при этом нескладным и неловким. Послушно упираясь обеими ладонями в теплую стену, Валерка лихорадочно облизывал сухие губы. Больно ему почти не было, было до ужаса волнительно, внутри все дрожало от предвкушения. Такое наказание в его жизни обещало быть первым, но, зная характер Тарасова — далеко не последним.       — Молчи, — жестко произнес Тарасов, понимая, какую черту он сейчас перешел и чем это чревато. Он знал, что для Валеры это первый опыт, но при этом не собирался делать поблажек. Длительное воздержание сделало своё дело — последние барьеры и доводы разума потонули в банальной похоти.       — А…       — Ты уже все сказал.       Харламов вздрогнул, медленно выдыхая, на языке почему-то горчило мятой, а запах Тарасовского лосьона после бритья пропитал собою все вокруг. Ему на доли секунды показалось, что ничего между ними личного не было, и Тарасов — все тот же железный и несгибаемый тренер, жесткий и даже где-то жестокий. Но наваждение прошло, так же как и появилось, когда горячие влажные губы коснулись шеи. Анатолию нравилось дразнить Валеру, доводить до исступления ласками, чередуя их с жесткими собственническими поцелуями, чувствуя, как в руках дрожит разгоряченное тело, желавшее как можно скорее получить разрядку.       Тарасов был доволен, чувствуя всю страсть и податливость молодого спортивного тела, возбуждение отодвигало определенную вину на задний план. Сейчас им было хорошо, а все остальное осталось за пределами не то что дома, этой комнаты.       Валера, потерявшись в своих ощущениях, чувствовал каждой клеточкой тела тепло Тарасова, нежность его ладоней, с шершавыми кончиками пальцев, его сухие узкие губы, прикусывающие мочку уха, неожиданно сильную хватку, не дававшую поменять положение.       Анатолий, не давая возможности опомниться от первого оргазма, сжал его ягодицы, затем почти нежно прошелся горячей ладонью по бедру и скользнул пальцами внутрь, к анальному отверстию. Сначала протолкнул внутрь один палец, затем, позволяя Харламову привыкнуть и прочувствовать всю гамму ощущений, добавил второй, постепенно приучая к себе. Прерывисто дыша, Валера не успевал за происходящим, ерзал на месте, пытаясь сбежать от чувства наполненности, на грани боли и удовольствия. Он сдавленно стонал, зажимая рот ладонью, привыкнув прятать переполняющие эмоции, невольно двигая бедрами в такт.       — Т-с-с-с… Хороший мальчик. Такой узкий, такой горячий, — от шепота Анатолия у Валерки буквально сносило крышу. Как же давно он этого хотел, как долго пытался понять, почему у них только обидные поцелуи, в то время как хотелось большего — обладания друг другом и в этом смысле тоже.       Тарасов разрешал ему только подчиняться, топя в своем собственном желании доказать прежде всего самому Валере — что он его и только его. Что сейчас он — хозяин, — а дальше Валера волен делать то, что посчитает нужным. Может даже уйти, если захочется.       Харламов замер, чувствуя горячую ладонь Анатолия на своей пояснице, а затем рефлекторно сжался от боли — Тарасов вошел в него резко, давая привыкнуть к новой боли, стал медленно двигаться, крепко сжимая бедра. От каждого нового толчка Валера выгибался в пояснице все сильнее сжимая зубы — член от нарастающего возбуждения становился каменным,— мысленно умоляя Тарасова сделать с этим что-нибудь. И Анатолий, будто прочитав его мысли, положил руку на основание возбужденного члена. До финиша — яркого оргазма — Валере хватило пары движений по всей длине. Он совершенно не контролировал свою громкость. Ему было слишком хорошо, чтобы молчать об этом.       Сжимая Валерины ягодицы, Тарасов толкнулся еще раз и, издав гортанный звук, кончил. Валера как-то разом обмяк, чувствуя, как дрожат ноги, подгибаясь в коленях. В какой момент они оба оказались на полу, Харламов не понял. Так же как и не осознал того, что видит перед собой полу-обнаженного — в одной рубашке, — Анатолия. Одежда валялась рядом, под столом — несчастный тюбик со смазкой. Картинка окружающей реальности упорно расплывалась перед глазами Валеры, он по-идиотски улыбался, чувствуя такую приятную истому во всем теле. Правда сидеть пока было неприятно, да и мышцы ног гудели как после хорошей тренировки.       — Толь, — Валера отыскал глазами вернувшегося на место Анатолия — отошедшего за сигаретами и спичками, — и слабо ему улыбнулся. При виде не зажженной сигареты в тарасовских тонких губах он снова почувствовал, что хочет его.       — М?       — Получается, раньше я был недостаточно плохим… — не договорив, Валерка смахнул с глаз мокрую челку, понимая, какую несусветную чушь он сейчас сказал.       — На второй заход и не надейся. Я старый больной человек, — шутливо отмахнулся Тарасов, но что-то в его голосе убедило Валеру в том, что просить не стоит.       — Почему ты раньше запрещал, ограничивал? Тебе было так… противно?       Анатолий отмахнулся, делая первую затяжку.       — Совсем дурак, Ва-лер-ра. Мне не хотелось, чтобы ты променял всю свою нормальную жизнь на это. Тебе так нужна любовь извращенного старика?       — Ты не старик. И ты мне — очень нужен, — заключил с довольной улыбкой Валера, чувствуя, как в голове все еще продолжает плыть. — Надо бы одеться… Ты-то хоть в штанах.       — Учись, как нужно быстро и в любой ситуации приводить себя в порядок. Встать-то можешь?       — Могу, — сделав усилие, по той же стенке, у которой проходило наказание, Харламов поднялся на ноги, потом неловко наклонился за одеждой. После секса его неуклюжесть почему-то становилась особенно заметной.       — Так, иди-ка ты, давай, в комнату, полежи, что ли. Я пока ужин до ума доведу.       — Ой… А мы это же… — замялся Харламов, вспомнив удивившую его подробность. — Ты же в меня ну, того…       — Кончил я в тебя, ты это хотел сказать?       — Да.       — Так мы с презервативом, ты разницы пока не почувствовал. Не беспокойся, — отмахнулся Тарасов, открывая форточку. Валера как-то невпопад кивнул и, поправляя на ходу криво напяленное трико, поплелся в комнату. Ему было до одурения хорошо.