1982.
Научи меня всему тому, что умеешь ты, Я хочу это знать и уметь. Сделай так, чтобы сбылись все мои мечты, Мне нельзя больше ждать, я могу умереть. Накануне своей первой тренировки в качестве наставника Валера с самого утра не мог найти себе места. Раз за разом сверялся с планами, листал методички, постоянно оставлял пометки на полях толстой общей тетради и казалось, вся его уверенность в собственных силах развалилась как карточный домик от сильного сквозняка. Тарасов наблюдал за Валеркиными метаниями, после чего, не выдержав, отложил недописанную статью. — Валер, пойдем-ка прогуляемся. — Да я тут это… Мне бы еще пару упражнений разобрать, на всякий случай, — Валера махнул зажатой в руке методичкой, чувствуя себя школьником перед строгим экзаменатором, который пытается выучить все в последний момент. — Никуда упражнения не убегут. Давай, собирайся, — Анатолий стал методично складывать книжки и тетрадки, которыми Валера обложился как примерный студент-ботаник. — С самого утра сидим, обед скоро, а мы в писанину закопались. — Может быть потом? — попытался сопротивляться Валера, вцепившись в ту же книгу, что и Тарасов. Обоих смешила ситуация, но Харламову правда казалось, что для «идеальной тренерской формы» ему не хватает совсем немного. — Потом мы еще пройдемся, перед сном уже, вечером. Погода хорошая, пока не испортилась, пошли. Погода для середины апреля и правда выдалась замечательная. В меру теплый, солнечный и ветреный апрель пах настоящей весной, снега почти не было, лужи высыхали быстро, словом, после холодной снежной зимы весна давала возможность отогреться и порадоваться хорошей погоде. — Ладно, и правда засиделись… Валера потянулся, глянул на часы и не без ужаса представил, что завтра в это же время будет находиться на катке с малышней. Откуда взялось это ужасное волнение, он и сам не понимал. Когда речь шла о личных достижениях, Валера был уверен в себе достаточно сильно, однако когда речь заходила об учениках, уверенность куда-то улетучивалась. Ответственность за мальчишек казалась ему прямо-таки огромной. Но вслух Валера свои сомнения не озвучивал, чувствуя себя неловко. Да и кому бы он стал жаловаться? Гусь его бы не понял, Володька или Мишка — тоже. А вот с Анатолием он мог бы поговорить, правда не знал еще, какие слова подобрать. Но Тарасов, похоже, в его объяснениях и не нуждался. Сам все понял и решил действовать. Уже на улице, вдохнув свежий апрельский воздух, Валера понял, что идея с прогулкой была отличная. К тому же жили они недалеко от парка, прогулки здесь в любое время года приносили удовольствие. Правда переехали они совсем недавно, сразу после нового года, и оценить преимущества летнего, осеннего или поздне-весеннего парка не могли. — Хорошо как… — Валера рванул с горла шарф и, жадно глотая свежий воздух, прямо-таки ощущал, как напряжение, сковавшее изнутри, понемногу отпускает. — Поскорее бы весна, зелень. Праздники… — Ну да, будешь свой молодняк на природе гонять, — Тарасов убрал руки поглубже в карманы пальто и усмехнулся. Нет, он конечно прекрасно видел, что Валера уже взрослый мужчина, с намечающейся сединой на висках и морщинками в уголках глаз, но почему-то то и дело видел в нем совсем другого Валеру, юного, с горящими глазами, влюбленного в спорт и живущего им несмотря ни на что. — Толь, у нас же будут выходные, может на дачу выберемся, а? — Посмотрим, Валер. Но было бы неплохо. — Толь, а как твой первый день в качестве тренера прошел? Ты волновался? — Конечно волновался, еще как. Но страшно — только первый раз. Потом легче. Ты привыкаешь к ребятам, они к тебе, приучаешься стоять у бортика, хотя поначалу, конечно, особо не постоишь, будешь носиться по льду вместе с ними. — И вертолетики делать, да, — Валера улыбнулся, но тут же вспомнил свое возвращение после травмы и ему стало не по себе от ощущения, что время бежит до ужасного быстро. А он толком в этой жизни ничего и не успел. — Вроде бы в хоккее я соображаю, ты столько всего мне объяснял, на тренировках я помогал, кое-что уже умею… Но почему-то все равно страшно. — Страшно, Валер, потому что это новый опыт. А неизвестность всегда пугает. Знаешь, что самое важное для тренера? — Стальные нервы? — предположил задумчиво Валера. — И это тоже. Самое важное, самое главное умение — держать лицо. Не показывать своих сомнений, своих страхов. Быть надежной опорой, плечом, а иногда даже стеной для учеников. Чтобы они знали — тебе можно доверять, ты не предашь и не подставишь, не бросишь в беде. Самое сложное, Валер, быть опорой и надеждой, но при этом ничего не ждать взамен. Потому что ученики предают даже чаще, чем ты думаешь. — Толь, — Валера, понимая, что они коснулись очень личной темы, смутился. Но вместе с этим он чувствовал благодарность за нужные слова. — Я понимаю все, правда понимаю… Но вот знаешь, мне казалось, что у тебя с ребятами очень теплые отношения, они в целом тебя не подвели. Мы же до сих пор видимся, они приезжают к тебе, а не к этому… — Это ревность в твоем голосе? — Тарасов улыбнулся и слегка коснулся Валеркиного плеча. — Тебе показалось. — Ну хорошо. — Знаешь, я очень боюсь тебя подвести, — честное признание далось Харламову просто и естественно. Он не мог соврать Анатолию, тем более в такой момент, считая, что в ответ на откровенность должна прозвучать только правда. — Ты не можешь меня подвести, Валера, запомни это пожалуйста. — Почему? Я же неопытный пока и… — Ты живешь хоккеем, ты знаешь игру изнутри, ты детей любишь, в конце концов — это тоже важно. К делу относишься серьезно, и все у тебя получится. Вот увидишь. — Спасибо. Но вот это дурацкое чувство, будто мне завтра сдавать самый сложный экзамен в жизни, а я не выучил билеты… Оно изматывает. — Выйдешь на первую тренировку, потом станет полегче. Ребят своих узнаешь, увидишь их счастливые физиономии. Ты же для них отныне будешь царь и Бог, легенда. На лед всегда идти проще, когда тебя ждут. — Да ну тебя, — Валера смутился и шутливо стукнул Тарасова по плечу. — Ну правда, какой я царь и Бог? — Для мелюзги — самый натуральный. Давай еще минут двадцать погуляем и домой. — Кстати, мы же Палыча не взяли! Оставили дома бедолагу… — Ты выходил с ним утром. Вечером еще пройдемся, хватит с него. — Ну как я умудрился забыть… Совсем с ума сошел с этой подготовкой. — Волнение — это нормально. Но ты что-то слишком уж переживаешь. Учти, не перестанешь трястись, напою успокоительными по самую макушку и заставлю спать. Проснешься утром спокойный и собранный. — Не надо, я лучше сам как-нибудь, — Валерка рассмеялся, а когда увидел ларек, глаза его загорелись. — Давай по мороженному возьмем, а? — Иди бери, — Тарасову ничего не оставалось кроме как согласиться. «Детский сад, а… Без двух минут тренер, взрослый ответственный человек, а ведет себя иногда как ребенок. Хотя, мороженое сейчас как раз кстати. И Палыча с нами нет, попрошайничать не будет, наглая лохматая морда. А все потому что Борька его вечно подкармливает, будто некормленый у нас пес», — не без улыбки думал Тарасов, глядя на то, как Валера, добежавший до ларька, купил мороженое и так же быстро направился обратно.***
Утром случилось то, чего Валера откровенно боялся еще со времен своей спортивной юности — он проспал. Привезенный из Канады пластиковый будильник подвел и почему-то прозвенел на целый час позже, в семь часов и пять минут, вместо положенных шести. — Толь! Доброе утро! — крикнул Валерка в пространство, прекрасно зная, что Анатолий как обычно работает в кабинете и своими воплями он его точно не разбудит. Сонный, взлохмаченный, Харламов пулей промчался в ванную, чтобы привести себя в порядок. Стоя под душем он обдумывал, как быстрее добраться до ледового дворца, как удобнее построить рабочий день и постараться всех запомнить с первых тренировок. За суетой и быстрыми сборами Валера понял, что не чувствует волнения — ему было просто не до этого. Он оделся, пригладил волосы еще раз и кинулся на кухню. Поесть он конечно же не успевал, но быстро выпить чашку чая — вполне. Тарасов стоял у плиты, с книжкой в руке, и следил за тем, как подходит под крышкой пышная и аппетитная яичница. — Доброе утро, Валерий Борисыч. Садись, все готово уже. — Да я это… Мне бежать пора, — махнув для достоверности обеими руками, Валера все-таки плюхнулся на табуретку, не в силах отказаться от Толиного завтрака. — Валер, выдохни, — посоветовал от души Анатолий и поставил перед ним тарелку с яичницей. — Ты не проспал, сейчас шесть часов всего. Глядя на улыбающегося Тарасова, Валера сначала «завис», потом заулыбался и, хмыкнув, мотнул головой. Стрелки на кухонных часах показывали две минуты седьмого. А занятия в детской группе начинались в восемь утра, первые и ознакомительные. — Бодрое у меня утро получилось… Толь, скажи честно, это была месть? — Валера не мог сердиться на такую выходку любимого человека, отчасти понимая, что помимо всего прочего остается для Анатолия тем же учеником, которому периодически нужно что-то объяснять и подсказывать, несмотря на возраст. — Но ведь согласись, что мандража уже нет. Выброс адреналина случился по другой причине и сейчас ты собран и в принципе спокоен, коленки не трясутся и ноги не ватные. — Ага, мандража нет. Но я всерьез прикидывал, с каким видом опоздаю на первую в жизни тренировку и как посмотрю в глаза подопечным и их родителям. — Спокойно поешь и поедешь. Чай или кофе? — Чай, пожалуйста. Тарасов, крутившийся у плиты, лишь хмыкнул, снова вспоминая извечную Валеркину вежливость. — А у тебя какие планы на день? — Дописать две главы и заключение оформить по уму. С Палычем я уже вышел, так что вечером это твоя обязанность, договорились? — Конечно, о чем речь, — торопливо отозвался Валера, заедая куски яичницы бутербродом. — Вечером с меня торт. — И коньяк, но, чур, одеколон не допивать, — подколол Харламова Анатолий и рассмеялся первым. — И коньяк, так и быть, — поддержал шутку Валера. Не так давно за тренерство проставлялся Петров и все закончилось крайне веселой попойкой на его даче, когда выпито было все, что хотя бы отдаленно содержало алкоголь. А началось все с пары бутылок коньяка, чтобы символически отметить новый жизненный этап.***
Уже у бортика Валеру прошиб холодный пот осознания, что теперь мальчишки будут смотреть на него так же, как он смотрел на первого тренера — Кулагина, а потом и на Тарасова. Но стоило ему отвести взгляд от белоснежной кромки льда, как сердце в груди болезненно дернулось, а в груди разлилось живительное тепло. Тарасов, зная, какой важный это для него день, решил приехать. Но наблюдать за тренировкой так, чтобы малышня на него не отвлекалась, а сам Валера чувствовал его присутствие.