Там, где не светит солнце

Первый удар приходится в челюсть. Джеймс подается назад, в немом удивлении глядя в глаза, полыхающие яростью. И ему кажется, что это просто легко объяснимое недоразумение. Сейчас Сфинкс придет в себя… Второй удар приходится в бок. Джеймса обжигает болью, из никак не заживающей раны начинает снова сочиться кровь. Он делает шаг назад и принимает решение срочно пересмотреть ранее сформированное твердое убеждение не бить женщин, детей и сумасшедших. Поэтому он блокирует следующий удар, перехватывает руку, делает подсечку. Но не учитывает, что сам он еле стоит на ногах и на пол они падают вместе. Джеймс на пару секунд теряет сознание от боли, придавливая Сфинкса весом собственного тела. Что, судя по всему, пугает того до чертиков. Он замирает, вцепившись руками в плечи Джеймса, и издает леденящий душу вопль. Когда Джон вбегает в палатку, орут они уже оба, отползая друг от друга в разные стороны. *** Джон с трудом дотаскивает полуживого от пережитых потрясений, но продолжающего ехидно шутить на тему солдата, который не смог справиться с безумным лунатиком, Джеймса до койки, осматривает и садится рядом, с беспокойством смотря на, казалось бы, еще недавно идущего на поправку Кларка. Разошедшиеся швы, усиливающийся жар. Его срочно нужно доставить в нормальную больницу. Хочется надеяться, что полковник выполнит обещание и вертолет, чтобы вывезти Сфинкса, пришлют в самое ближайшее время. Осталось решить, что делать со вторым участником потасовки. *** - Ты уверен, что это хорошая идея? – Джон с сомнением смотрит на Ричарда. - Послушай, ты же сам сказал, этих двоих нужно как-то расселить, пока один не придушил другого во сне подушкой. - Я не спорю. Но все равно… - Можно подумать, я когда-либо ошибался! – Ричард тут же серьезнеет и, пристально глядя на Джона, сообщает самым строгим голосом, на который он в принципе способен. - И не смей напоминать мне про Кабул. Джон с непроницаемым выражением лица смотрит куда-то поверх головы Ричарда. А потом не выдерживает и весело смеется. – Про Кабул не буду. Хоть я и готов предаваться этим прекрасным воспоминаниям вечно… Ладно, фигура была замотана, согласен, так и не поймешь… Но усы, Ричард! У него же были усы! – И, глядя на стремительно мрачнеющего Ричарда, поднимает вверх руки и примирительно говорит. – Хорошо, сделаем, как ты предлагаешь. Перетаскивай вещи в санчасть, пусть Сфинкс теперь спит в нашей палатке. Надеюсь, это ненадолго. *** Воспоминания отрывочны и нечетки. Как пожелтевший дагерротип, который расползается от пролитой на него кислоты. Их захватили в отеле. Из обрывков разговоров понятно, что убивать не собираются. Им нужны заложники. Песок, скрипящий под ботинками. Удар по лицу. Чьи-то ярко-голубые глаза, следящие за их конвоированием. Наемники. Шесть человек. Лица замотаны. Пуштуны. И один европеец. Они считают, что захватили правительственную делегацию. Ошибаются. Следующий кадр. Он не спит уже двое или трое суток. Сбился со счету. Периодически обливают водой. Начинает пропадать память. Должно быть кратковременным явлением. Должно быть. Он не может ошибаться. Следующий кадр. На его глазах убивают очередного заложника, за которого не прислали выкуп. Требуют, чтобы он еще раз на камеру сообщил о том, что жив. Поэтому они не бьют по лицу. Чтобы не было видно следов на послании родственникам. Говорят, что он особенно ценен. Что он занимает важный правительственный пост. Ошибаются? Он не помнит. *** Джон сразу понимает, что ничего хорошего от вновь прибывшего майора ждать не приходится. Он стоит вместе со своими ребятами, построившимися в шеренгу, и передает командование старшему по званию. Майор, обливаясь потом, постоянно обтирая лоб платком, сообщает, что их «сладкая жизнь» закончилась, и он им покажет, как нужно приносить пользу родине. Почему-то Джону кажется, что майор обращается к нему. Персонально. И совершенно не удивляется, когда в следующий рейд назначают именно его. Несмотря на то, что он единственный врач. Несмотря на Сфинкса, который, казалось, начал приходить постепенно в себя и теперь практически не отходит от Джона, доверяя только ему. Он заговорил, сначала с Джоном, потом с остальными. Поначалу неуверенно, замолкая на полуслове, а затем – все больше и больше. Теперь его было практически не остановить. Он умудрялся выдавать оценочные суждения обо всем, что видел и слышал, заставляя некоторых с ностальгией вспоминать время молчания. И что-то вспоминал. Пусть отрывочно, пусть чаще всего во сне, просыпаясь покрытым холодным потом, вцепившимся в одеяло и заходящемся в безмолвном крике. Но даже так – это гигантский шаг вперед. А теперь вся работа будет загублена. Потому что майор возненавидел Сфинкса с первого взгляда. Он запер его на краю деревни, в заброшенном доме, оставив только необходимый запас еды и воды, поставив рядового на охрану. С немыслимым самодовольством сообщив Джону, что вертолет уже в пути и эта «повинность» с капитана Ватсона снимается. Напоследок, перед отправкой в деревню, где, по информации разведки, появилась группировка талибов, Джон, сопровождаемый понимающими взглядами товарищей, отпускает рядового покурить. Прижимается и тихонько гладит косяк двери, за которой остался Сфинкс, слышит, как тот бьет кулаками в прочное дерево и требует, чтобы его выпустили. Громко, настойчиво, постоянным лейтмотивом крича имя Джона. А потом не выдерживает, распахивает дверь, крепко прижимает к себе его, охрипшего и обессилевшего. Гладит по дрожащей спине, тихо шепчет что-то успокаивающее. Отстраняет от себя и, серьезно вглядываясь в глаза, объясняет. Что он вернется. Он на задание. Это важно. Но он обязательно вернется. И чувствует прерывистое жаркое дыхание на своей щеке, а затем, словно бы в качестве последнего знака доверия, к его губам прижимаются другие. На секунду. Но ему и этого достаточно. *** Кисмет. Предопределенность. Джону никогда не нравилась мысль, что все, что происходит с ним в жизни – заранее известно, решено и скреплено восковой печатью. Но сейчас, когда он стоит в пыли, прижав к себе раскаленную винтовку, собираясь повести свою группу на практически верную смерть, он начинает думать, что, возможно, доверить свою судьбу какой-то высшей силе – лучшее, что можно сделать. Делай, что должен и будь, что будет. Может, взять в качестве девиза? Перехватывает поудобнее оружие и выглядывает из-за угла полуразрушенного здания. На соседней крыше ждет снайпер. И пусть афганские снайперы не славятся меткостью, обзор оттуда прекрасный и он все равно представляет большую опасность. И на соседней улице их поджидают талибы. Пятнадцать человек. А их – осталось всего пятеро. Берк ранен в ногу и не способен передвигаться. Он сидит, сжимая побелевшие губы, и хмуро смотрит на импровизированный жгут, обвивающий ногу чуть выше колена. Двое убиты. Один лежит совсем рядом, недоуменно распахнув глаза, с укором смотря в небо. Второй – дальше по улице. Совсем еще мальчишка. Нарушил приказ, выскочил под огонь, чтобы снять снайпера. Не успел. Джон вдыхает поглубже раскаленный воздух, поправляет форму и командует атаку. Выстрелы, крики, перебежка, укрытие. Перебежка, снайпер убит. Выстрелы. Перебежка. Джон на секунду останавливается, чтобы сгруппировать поредевшую группу, краем глаза отмечая, что еще один точно убит, а второй серьезно ранен. Поворачивается лицом к врагу и чувствует обжигающую боль, словно разрывающую его пополам. Он делает по инерции еще несколько шагов. И падает в пыль. «Боже, не дай мне умереть». И бездонная тьма затягивает его в свои объятья. *** Высокий худощавый мужчина, сопровождаемый полковником, подходит к импровизированной тюрьме для, как охарактеризовал его старающийся угодить майор, «буйнопомешанного». Рядовой отдает честь и распахивает дверь. Мужчина заходит, вглядывается в полумрак комнаты, окидывает взглядом замершую фигуру, и, чуть дрогнувшим голосом, зовет. - Шерлок? - Наконец-то, Майкрофт! – раздраженным тоном отвечает ему тот, кто еще полчаса назад обращался к самому себе исключительно как «Сфинкс». И в ту же секунду понимает, что он все вспомнил.