Причина жить

      Бессмысленно друг за другом тянулись дни. Казалось, что девушка-Судьба, раньше всегда держащая в руках палитру с неизменно яркими красками и раскрашивающая ними жизни двух девушек, сменила гамму. Сейчас ей уже не нужна была целая палитра, сейчас ей хватало одной-единственной, но большой баночки с уныло-серой краской. Именно такими казались дни Яне и Насте, что складывались в бездумные недели. Они вдруг резко перестали общаться. Обе ходили мрачные, погруженные в свои мысли, лишь сухо друг другу кивали при встрече и расходились в разные стороны. Общие знакомые шепотом передавали друг другу версии того, что же случилось между двумя девушками, что всегда был не разлей вода, но никто не знал истинной причины.       Яна сидела вечерами в собственной комнате, запершись там от родителей и младшей сестры, бездумно выводила абстрактные линии неизменно чёрной ручкой на белом листе бумаги, отбросив незаконченные рисунки. Она понимала свои чувства к подруге (хотя, к подруге ли теперь), но боялась их принять. Просиживала холодные вечера в тёмной комнате, пыталась что-то рисовать и думала, думала, постоянно думала.       С Настей ей было спокойно, было легко. Хотелось то ожесточенно спорить даже о мелочах, то серьёзно рассуждать на серьёзные темы, то просто дурачиться, а иногда и молчать. Молча наблюдать, как зажатая меж костяшек пальцев сигарета медленно тлеет. Как розовые потрескавшиеся губы касаются белоснежного фильтра и выпускают дым. Молча смотреть, как она сосредоточенно листает страницы в одной книге, другой, делает какие-то пометки и что-то для себя запоминает, а потом видеть, как разглаживается складка на лбу и серые глаза сияют, когда наконец-то найден ответ на интересующий вопрос.       К друзьям ведь не испытывают щемящую нежность, не думают о том, какие у них на ощупь волосы, не мечтают о том, чтобы узнать, какие у них на вкус губы. Друзей мы можем желать обнять, в этих объятиях нам будет хорошо, но не более. Держа друзей в этих тёплых объятиях, мы не думаем, что нам этого недостаточно, что хочется чего-то большего. Но нет, это не сексуальное влечение. Это куда более возвышенное, куда более необъяснимое чувство. Но эта необъяснимость чувств не отталкивает, а - наоборот - притягивает.       Чёрная кошка, взмахнув длинным хвостом прямо перед лицом Яны, оторвала ту от размышлений. — Да, милая, — рассеянно поглаживая любимицу по мягкой шерстке, девушка вздохнула и вдруг заплакала. Одинокая слезинка скатилась по её щеке, оставляя за собой тёмный след от туши. Следом такая же полоска была прочерчена на другой щеке. "Ну, нет. Только этого мне не хватало." Шмыгая носом и вытирая тыльной стороной ладони непрошеные слёзы, девушка выключила свет и спряталась под одеяло, как маленькая, будто надеялась найти там спасение и защиту от своих страхов.

***

— Нестеренко, к доске, — учительница математики — пожилая женщина — махнула рукой, призывая Настю быть расторопнее.       С того разговора в кафе прошел уже месяц. И так имеющая очень светлую, даже бледную, кожу Настя сейчас вообще казалась прозрачной. Чуть приподняв голову, она неловко встала из-за парты, направляясь к доске решать пример. Но не успела и шагу сделать, как пошатнулась. Никто не понял, что произошло, но в следующую секунду Настя лежала без сознания на руках одноклассника, который чудом успел среагировать. В противном случае — висок бы прошёл аккурат по углу парты. — Ася! — Яна, вскрикнув, вскочила со своего места, в одно мгновение оказавшись возле подруги, — Ася! Ася, ты слышишь меня?       Обезумевшую, как тогда казалось, Яну оттолкнула от бесчувственной девушки подошедшая медсестра — грузная женщина лет сорока.       Всё, что происходило дальше, для Яны было как во сне. Школьный медпункт, звонок родителям Насти, Скорая помощь и благодушная девушка-практикантка, которая успокаивала её, как могла. — Ваша дочь имеет какие-то вредные привычки? — доктор — пожилой, но статный мужчина — задумчиво делал какие-то пометки в карточке новой больной. — Нет, вроде, — Ирина Владимировна — мама Насти — сжимала руки в кулаки от безвыходности и бессилия. Услышав вопрос, перевела растерянный взгляд на Яну, но та лишь пожала плечами. — Нет, не имеет. — Вы уверены? — Абсолютно. — Что ж, хорошо.       Пока доктор с немалой долей скептицизма в голосе задавал интересующие его вопросы Ирине Владимировне, Яна осматривала стены кабинета, в котором находилась. Напротив висели разные грамоты, из которых она узнала, что доктора зовут Юрий Николаевич. На другой стене запылившиеся часы уже давно не отбивали ритм жизни, но всё также продолжали висеть. — Яна, Яна.       Девушка вынырнула из своих мыслей, недоуменно глядя на женщину, что дёргала её за рукав кофты. — Пойдём, она в шестнадцатой палате.       В широком светлом коридоре, подпирая стену, стояли пациенты разного возраста. Они взглядом, выражающим усталость, провожали проходящих возле них посетителей и персонал больницы. Кто-то с невероятно заинтересованным видом листал свои карточки, в которых была прописана история болезни, не вчитываясь в прыгающие строки врачей, а кто-то делал вид, что читает информацию, что была расклеена на стенах. Идя по коридору, среди этих людей, Яна чувствовала себя не комфортно. — Янчик, подожди.       Девушка повернулась к говорившей, недоуменно замерев на месте - до палаты, куда положили Настю, оставалось несколько шагов. — Ты не знаешь, что с Настей? Я вся в работе, командировках... Сама понимаешь... — Нет, не знаю. — Что-то случилось, вы поругались? — Ирина Владимировна, всё в порядке, правда, — Яна заставила себя улыбнуться так, что женщина ей поверила и, вздохнув, первой открыла дверь в палату.       Бледная Настя была почти незаметной на белом постельном белье. Слабо повернув голову на щелчок, что раздался при открытии двери, она шокировано уставилась в проём. — Здравствуй, дочь. — Мама?! А как же Рига?...