Причина жить

— Какая Рига? — Мам, в которой ты, якобы, была вчера. И из которой через неделю собиралась возвращаться. — Ах, да, Рига...       Настя чуть приподнялась на руках, подкладывая под спину подушку, чтоб было удобнее сидеть. Казалось, что не самое лучшее состояние здоровья не было помехой её язвительности и наблюдательности. Она вперила внимательный взгляд в мать, которая от такого явно стушевалась, не зная, куда себя деть. — Долго мне тут ещё валяться? — Пойду узнаю, — найдя благовидный предлог, Ирина Владимировна покинула палату, оставляя девочек наедине. — Привет, — Яна буквально прошептала приветствие, не зная, куда себя деть. — Ну здравствуй, — Настя, удобнее устроившись на подушке, с усмешкой наблюдала за тем, как лицо подруги покрывает румянец смущения. — Как твои дела?       Девушка, неотрывно наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице Яны, продолжала усмехаться. — Хреново, как видишь.       Яна молча проглотила обиду, которая поднялась в душе из-за резких слов девушки. — Я поговорить хотела... — шепотом, будто надеялась, что Настя её не услышит, что можно будет избежать нежелательного разговора. — И ты месяц думала, как же всё обсудить? — Я... Нет, Ася, послушай! Я хотела поговорить, но... — Иди к чёрту.       В палату влетела Ирина Владимировна, распахивая дверь, что издала противный скрип. — Завтра утром... Что-то случилось? — женщина переводила настороженный взгляд с рассерженной дочери на Яну, что, казалось, была готова расплакаться от обиды прямо здесь. — Нет, всё в порядке. До свидания!       Яна вылетела в коридор, на ходу повязывая шарф. Пальто так и осталось расстёгнутым. Люди, которые ранее имели абсолютно отсутствующий взгляд, сейчас недоумевающе смотрели вслед девушке, которая быстрым шагом, иногда переходящим в бег, направлялась к лестнице. Подобная картина была непривычной для стен больницы, хотя они повидали многое. Боль и отчаяние. Горе и радость. Смерть и, фактически, воскрешение.       Свежий воздух, который ударил ей в лицо, когда она выбежала на улицу, немного протрезвил и прояснил мысли. Ветер беспощадно швырял мокрые листья то под ноги прохожим, а то и, нагло, в лицо. Но Яне было всё равно. Она насквозь промокла под холодным дождём, который всё никак с самого утра не хотел прекращаться, идя без перерыва, угнетая прохожих. Даже зонты, под которыми некоторые настойчиво пытались спрятаться от мерзких противных капелек, попадающих за шиворот, смывающих макияж у женщин и улыбку у мужчин, не помогали.       В какой-то момент её накрыла всепоглощающая грусть. Отмахиваясь от всех вопросов родных дома, она опять бездумно рисовала. Это всегда помогало. Понятно, почему Настя такая злая. Она, наверняка, догадалась о чувствах своей подруги и посчитала её ненормальной. Да, а как иначе. Яна сорвала со стены фотографию, где были изображены они с Настей погожим летним деньком. Там было светло и радостно, там у них было хорошо, там не было этих проблем. Там была противоположность сегодняшнему дню.       Она ненормальная. Ненормальная. Яна несколько раз повторила это себе в голове. Жила спокойно, всё было хорошо, надо же было влюбиться. И в кого?! В лучшую подругу! Фотография была разорвана на множество мелких кусочков, которые незамедлительно отправились в мусорное ведро. Всем было бы лучше, если бы её не было. Кому она нужна такая ненормальная с ненормальной любовью?       Половину этой тёмной ночи Яна провела в размышлениях. Разочаровалась в себе и в жизни и пришла к, как ей казалось, лучшему выходу из ситуации. Тихо пробираясь по тёмному коридору к ванной, она взвешивала "за" и "против". Вывод был ей очевиден.       Через четверть часа, когда небо окрасилось во все оттенки голубого и розового лучами восходящего солнца, вода в белоснежной ванне окрасилась в кроваво-красный.