Кровью по стеклу или пеплом на снегу

      — На этом, пожалуй, урок заканчивается. Класс, можете быть свободны, и до завтра, – попрощался с учениками Коро и направился к доске, чтобы как следует помыть её. — Амина, а тебя я попрошу задержаться.       Все как-то подозрительно покосились на одноклассницу и учителя. Тарума ничего вроде бы не натворила, а осьминог обычно не задерживает просто так, значит, это что-то серьёзное. Девушка на такое ничего и не сказала, спокойно сев обратно на своё место и опустив сумку на пол, будто знала, что разговор затянется. Она даже сегодня не особо занята, почему бы и потратить какое-то время на милую и безобидную беседу с учителем, хотя бы потому, что это может быть важно. Однако у девушки внезапно сердце забилось быстрее в нервной судороге, ведь, может быть, на вид Коро-сенсей оставался тем же, его энергетика была другая – слишком тяжёлая, чем обычно. Тарума сглотнула, но смотреть на приближающийся объект убийств не перестала.       Осьминог кое-как присел на стул, что вызвало лёгкий смех со стороны ученицы, и былая серьёзность сразу же испарилась, а аура в мгновение рассеялась, ведь проанализировав Амину вдоль и поперёк, Коро знал, что сейчас это её настоящий смех, а не через силу. Учитель, после вчерашней встречи с бывшим учеником, понял, каково было расти Таруме в такой обстановке, которую мог дать его непутёвый ученик. И это более чем расстраивало осьминога, заставляя его жалеть ученицу, только вот проблема в том, что ей его жалость не нужна. Ей вообще не нужна ничья жалость. От факта того, что девушку хотят пожалеть, хочется блевать, от этого тошнит, этого судорожно хочется избежать и укрыться, как от вируса.       — Смею предположить, что вы здесь из-за моего отца, – Амина почему-то знала, что учитель узнает, ведь в любом случае правда должна была раскрыться: сегодня, завтра, через несколько дней, когда её здесь уже не будет.       — Это ведь заранее всё планировалось? Зачем ты до сих пор тут находилась? Что следовало за твоими поступками? – Сенсей на вопросы не скупился, ему не терпелось узнать правду, однако Тарума молчала, не желая говорить дальше. Почему не хотела? Потому что не имела права, потому что есть определённые границы, через которые поступать чревато. И Тарума не переступит, увы, смелости не хватит.       — Коро-сенсей, я могу сказать вам только одно. Я узнала, что хотела, в самом начале, а оставшееся время просто жила.       Коро не особо что-то понял, даже если и следил ради интереса за ней, хотя и не должен. Однако эта фраза «просто жила» почему-то повлияла на осьминога не очень положительно. Всё-таки по большей степени он прав на счёт ученицы.       — И да, никто больше не должен узнать, когда я покину этот город, если, в худшем случае, не страну. – Если честно, Амина до сих пор не может определиться, хочет она избавиться от всего этого или нет, а может, просто не готова. Хотя слово «готова» это вообще что-то сверх, затронутое в сознании ещё очень давно.       Внезапно за дверью послышались шебуршания и учитель вместе с ученицей повернули головы в сторону выхода. Амина прикрыла ладонью половину лица вместе с глазами и тут же отвернулась в сторону окна, а вот Коро многозначительно хмыкнул. Внутрь вошёл практически весь класс и окружил Таруму стеной. Теперь то не сбежит, как в тот раз... Девушка выпрямила спину и улыбнулась остальным так, как улыбалась всегда.       — Ты уходишь? – начала Рио, продвинувшись первоначально к сиреневолосой, и положила руку той на плечо.       — Уходишь на совсем? – последовал вопрос от Каяно, что закрывала обзор на окно, в которое Амина планировала смотреть на протяжении всего разговора игнорируя все вопросы.       Таруме вдруг захотелось расплакаться, как маленькому ребёнку, ведь вопросы всё сыпались и сыпались в её адрес, пока что не давая и намёка на прекращение. А расплакаться ей захотелось потому, что такого никогда не случалось. Впервые происходит это и это почему-то одновременно грустно и весело. Проведя столько много времени среди подобных себе – детей, пока что не нашедших себя – она привыкла, а ведь до последнего не верила, намеренно портила отношения. А в итоге всё вышло наоборот. И ведь теперь не поймёшь ничего, всё напрочь запуталось. Тарума смотрит на всех, ощущая на лице некотролируемую солёную влагу, сдержать которую не хочется, хотя есть силы. А ребята в ответ смотрят как-то по-доброму, как на неё не смотрел ни один человек. Они простили все её грехи. В этом ли смысл человеческой души? Ребята поддерживают как-то искренне, как не поддерживал ни один человек. А человек любит как-то по-настоящему, как не любил ни один из ребят. Сейчас по великому замыслу человеческой сущности сиреневолосая должна разреветься на полную катушку, сдерживая крик и откуда-то взявшуюся боль. Вот бы знать, почему всё это происходит. И да, всё случается именно так, как и бывает. Амину крепко обнимают кто может, пока она чуть ли голос не срывает, а Коро-сенсей в панике пытается хоть что-нибудь сделать, чтобы успокоить ученицу, хотя, впрочем, это уже не нужно. Тарума давно выплакала всё, что было в душе. Избавившись от слёз на лице и хмыкнув, она освободилась из объятий и поспешила подняться с места. На лице царило прежнее спокойствие.       — Ребята, мне вам нужно сказать кое-что, – а голос всё равно предательски дрогнул, отчего стало только снова хуже. — Когда я только к вам пришла, то не произвела хорошего впечатления. Вела себя не очень вежливо по отношению к вам и к учителям. Простите меня, пожалуйста. – не медля поклонилась.— Я действительно ценю всё то, что вы для меня сделали. Однако это всё пора прекращать. Моё пребывание в классе «Е» последнее, как и вы видите меня в последний раз, – прозвучало как-то торжественно, — это уж точно. Спасибо вам за подаренную надежду. – Амина попятилась к двери, а как только почувствовала, что на глаза в очередной раз набегают слёзы, развернулась и быстро выбежала из помещения, а потом и из старого корпуса, не останавливаясь, преодолела тропинку, подходя к горе, остановилась, оглянулась.       «В этом месте было маленькое сражение с Карасумой-сенсеем.» – вспоминала Тарума, медленно спускаясь вниз и осматриваясь по сторонам с лёгкой улыбкой на лице. Сейчас это осталось в качестве приятного воспоминания, которое останется до конца жизни, только вот вряд-ли в будущем, вдруг вспомнив, будет также приятно. Амина почему-то уверена, что случится именно так, что совесть будет мучить. На глаза бросается тот самый цветок, которым отравили Акабанэ Карму и... забавно. Сиреневолосая до сих пор понять не может, зачем её нужно было травить и чуть ли не до смерти доводить. А Ирина Елавич. Это единственный человек, который не изменился, хотя девушка старалась найти с ней общий язык. Да и для чего вообще нужно было всё это делать. Чтобы детей обезопасить, учеников? К сожалению, преподаватели ошиблись, ведь Амина тоже ребёнок и ученица, она человек, в конце то концов. Обиду Тарума держит на них, хотя понимает, что смысла в ней нет. Что ж, что-то всё-таки вышло из плана Амины. Однако не планировалось, чтобы в него что-то вошло.       Размышляя о многом, девушка даже не заметила, как спустилась с горы и врезалась в кого-то, а подняв голову и встретившись с такими любимыми и одновременно такими ненавистными фиалковыми глазами, она захотела рвать на себе волосы и проклинать весь мир на чём он держится, убежав со всех ног отсюда: из этого города и желательно из страны, потому что к такому подарку сегодня она не готова.       Крепко взяв за руку сиреневолосую, Гакушу провёл ту к заднему двору главного корпуса, где во время занятий нет людей. А сам Асано покинул пределы здания по важному делу – нужно было забрать посылку, а тут он видит, идёт знакомая особа в явной задумчивости, почему бы, пока есть возможность, не расставить все точки над "и", тем более, парень уже давно хочет наконец-таки разобраться.       — Что ты...– хотела было возразить Амина, но, к сожалению, не судьба.       — Я знаю. – Неоднозначно начал парень, как только развернул девушку к себе лицом. Ответ заставил всерьёз задуматься, ведь знать можно много, или же узнать, в прочем, и того и того Тарума опасается, но немой вопрос всё же задала. — О твоём уходе. Это же действительно правда? – Сейчас Асано больше волновал не сам факт того, что единственный человек, который дороже многих, просто уходит внезапно, а то, что она сама не рассказала об этом, посчитав нужным промолчать, и сделать всё по-тихому.       Сиреневолосая убрала чужие руки с плеч и обошла президента, встав спиной к спине, не касаясь. Она бы сейчас сказала, что хочет, но это только помешает и сделает хуже, а проблем и так достаточно. А учитывая то, что знает Амина, их будет ещё больше, только вот совсем не у неё.       — Да, правда. Однако я оправдываться не собираюсь перед тобой – не так воспитана. Если хочешь объяснений, жди, чтобы дождаться, но это будет бесполезно. Прощай, Гакушу. – Эти слова нужно было сказать чуть позже, по телефону, но пришлось в данный момент. Наверное, так даже лучше. Быстрее сказала, быстрее избавишься от нервотрёпки. И быстрее забудешь.       — Подожди... – внезапно окликнул девушку рыжий и схватил за локоть, потянув на себя. Одна рука скользнула по немного худой талии, обвив, в то время как другая зарылась в мягкие средней длины сиреневые волосы сбоку. Тарума ничего не сумела понять, пока не ощутила на своих губах чужие, но такие тёплые и нежные, отчего глаза сами прикрылись с дрожащими ресницами, а по телу расплылась сладкая нега. Слишком странно, слишком незнакомо, слишком приятно. Она сама прижала парня к холодной стене, обняв за шею и прижавшись сильнее, будто боялась потерять, будто не хотела расставаться, будто любила больше всего на этом гнилом свете. Приоткрыла рот, сходя с ума и сшибая соседнюю крышу к чертям. Довольно ставить невидимые шуточные преграды для слабаков. Пора пускать в ход козыри. Гакушу же просто поддался и окончательно сдался, больше не имея желания бороться, хотя это самое желание пропало довольно-таки давно, а осознание пришло только сейчас. Он ночью не мог заснуть в последнее время из-за странных запрещённых мыслей только об одном человеке, которого, стоит увидеть, хочется крепко обнять и утащить куда-нибудь в тёмное место, чтобы никто не смог найти и отнять. Это почти как зависимость, но обрамлённая сахарной ватой и посыпанная в середине розовой пудрой. Раньше бы парня стошнило. Раньше.       Минута, две, три, пять, а эти двое никак не могут оторваться друг от друга, то и дело меняясь местами, вжимая в бедную стену и путая волосы друг друга. Счёт равный. Пока что. Уследить не получилось, вышло случайно, а прокусанную нижнюю губу теперь не вылечить по щелчку пальцев. Асано слегка просчитался с напором, но взять дело в руки нужно, поэтому, заставляя соседние щёки гореть сильнее, парень провёл языком по ранке, собирая солоноватую красную жидкость и тяжело выдыхая в приоткрытые губы после первого поцелуя. Пальцы переплелись, тепло прокатилось по телу как конфетка во рту, постепенно тая и принося запоминающееся удовольствие.       Оторвавшись друг от друга и окончательно для себя расставив все точки над "и", эти двое несносных просто стояли в обнимку: Гакушу положил голову девушке на плечо, прикрыв глаза, а Амина уткнулась носом тому в шею. Они оба рады. Они оба временно счастливы, ведь помимо их счёта, есть ещё и самое быстрое – время, которое, к общему сожалению, лидирует и на несколько шагов вперёд.       Парень сам отпустил её, вернув рукам вертикальное положение, но продолжил бессмысленно смотреть в стену, как она тогда, в потолок. Стало как-то даже больно.

***

      Возвращение во всегда пустую обитель никогда не приносило положительных эмоций, особенно, когда понимаешь, что тебя там никто не ожидает. За всё то время, что девушка пробыла в городе, всегда возвращалась с пустой головой и отсутствием сил, падая сразу же либо на диван, не доходя до спальной, либо шла на кухню, чтобы поесть и выпить обезболивающие, так как голова болит частенько и обычным сном эту боль не снимешь. Но не в этот раз. В мыслях абсолютный хаос, сил хоть отбавляй, потому что настроение поднялось и понятно почему. Только вот на этом сюрпризы не заканчиваются. Очередной подарок, правда, его Тарума ожидала в ближайшие дни.       — Как успехи? – сразу начал мужчина, что в это время сидел на диване с кружкой кофе. Ни привет тебе, ни пока, в прочем, оно и не надо.       — Здравствуй, отец, – а вот Амина любит в ответ позлить мужчину. — Прекрасны. Я узнала, что у директора Кунугигаоки есть потайной кабинет под главным корпусом, в котором имеются нужные тебе документы. – Она всё ещё предпочитает держаться на расстоянии от этого человека, всё-таки – он её учитель, хотя некоторые другие личности тоже принимали в обучении участие.       — И каким же способом ты узнала всё это? – с остротой в голосе поинтересовался шинигами.       — Есть источники. – Запнулась сиреневолосая. Хотя, по правде, ей пришлось хорошо так поработать головой, чтобы додуматься до этого, а после того, как в случае с Акабанэ всё подтвердилось, додумки были оправданы и сомневаться больше не приходилось. Интересно ещё то, что, несмотря на защиту президента в той перепалке, одноклассники не возненавидели Амину. На этом моменте Тарума поняла, что все они догадались о её связи с Гакушу, однако поднимать данную тему не стала, да и зачем.       — Хорошо. – Мужчина поднялся, убрав кружку подальше, и направился к дочери.       Девушка замерла и сжалась, опустив взгляд в пол. Внутри такое ощущение, будто она что-то натворила и теперь на неё движется наказание. Сейчас Амина надеется, что мужчина просто хочет уйти, получив то, зачем пришёл.       Рука поднимается и ложится на голову, отчего Тарума зажмуриватся, но глаза резко распахиваются, когда по сиреневым локонам заботливо треплют, а после и вовсе прижимают к груди, обнимая крепко-крепко. Девушка обхватила руками в ответ с всхлипом. Давно она не ощущала это уже смутно знакомое тепло, даже как-то. Последний раз это случилось тогда – во время страшного инцидента, где погибла мать и жена. После того дня жизнь Амины покатилась кувырком. Больше не было человека, который всегда мог бы быть рядом, чтобы поцеловать в лоб, чтобы сказать, что всё хорошо, чтобы улыбнуться ласково и светло, отчего детское сердечко бы почувствовало защиту. Больше не было человека, который кормил, одевал, играл, порой ругал за маленькие провинности, ведь тарелка сама упала, она же стояла на самом краю стола. Больше не было человека, который подарил жизнь. Тарума задумывалась множество раз: а что ощущает новый человек, находясь в утробе матери, что происходит, когда она гладит живот, когда что-то говорит. Ответа не нашлось, да и искать больше не хотелось. Она перестала видеть настоящую радость, разочаровалась в людях. И лишь постепенно гробила себя, вечерами и ночами сидя в ванной и рыдая с криками, что хочет к маме, однако мольбы не были услышаны, слёзы оказались пролиты зря. Осознав это, у Тарумы пропала всякая слабость, с утра и до позднего вечера – тренировки, учёба тренировки, учёба, тренировки, учёба. Девушка перестала видеть хорошее в мире, став похожей на безъэмоционального робота, который делает и говорит, кажется, автоматически. Мысли направились по иррациональной траектории. Никогда бы она не подумала, что придётся взрослеть так рано.       Но внезапно случилось то, что заставило Таруму вновь почувствовать и почувствовать отнюдь не радость и восторг, а печальное осознание того, что больше этого никогда не произойдёт. Это был высокий и жуткий на вид мужчина, лицо которого больше напоминало чёрную маску. На очередном задании он повстречался Амине и дал очень значимый совет. «Твои движения слишком скованы и мертвы. Чтобы стать лучшим, когда есть время, нужно уметь находить и исправлять свои ошибки, какими бы великими они не были.» Сиреневолосая отчётливо помнит дуло пистолета, направленное в висок, она отчётливо помнит тот тяжёлый страх, что сковал каждую частичку тела, сущности. Она помнит, что подумала тогда. «Убийца, собирающий души неправильно убивающих убийц.» Это стало своеобразным толчком к стремлению выровнить свои навыки до глади, до идеала. Поэтому пришлось обратиться за помощью к самому близкому человеку – отцу. Амина просто не хотела умереть, просто хотела исправиться, но поняла только сейчас, что исправиться можно было так легко, отказавшись навсегда от всего, что делала многие годы. Отказавшись от звания убийцы и вымолив грехи.       Всё это слишком не нравилось отцу девушки, поэтому он принял решение отправить её на специальное, индивидуальное, так сказать, задание, заодно нужно было узнать кое-какую информацию о директоре главного корпуса. Сам шинигами решил пока что не впутываться, оставаясь за пределами Токио и не въезжая в него. И дальше пришлось просто терпеливо ждать, ведь он не говорил дочери, до какого примерно числа следует закончить задание, сказав не задержаться слишком долго. Проблема только в том, что терпения надолго не хватило и уже как почти неделю мужчина наблюдает и отслеживает Амину без её ведома. Выяснилось много интересного, в том числе о забавной связи с неким Асано Гакушу, так как, что заставляет поверить в совпадения, шинигами как раз хотел наведаться к одному из членов этой семьи.       — Я не могу поверить ни тебе, ни твоим действиям, ведь то, что ты всегда делал, это лишь способ оправдать своё безразличие... – Амина самовольно отпрянула от родного человека, с явным вызовом и уверенностью смотря на того. — ко мне. Пора бы тебе, отец, понять, что я не маленькая девочка, чтобы присылать наблюдать за мной няньку.       Заметив на лице мужчины некоторое наигранное недопонимание, девушка открыто усмехнулась, будто почувствовав себя как в самом начале – как только явилась в «Е» класс. С тузами в рукаве, только вот этот туз лично её трудом добытый.       — Ты так наивно полагал, что я не замечу хвоста? Всё-таки, это ты научил меня распознавать опасность и, собственно, это и выдало о твоём прибытии в город, хотя, помниться мне, в планы подобное не входило.       — По-моему, ты слишком много говорить стала, – как-то злобно заметил шинигами, чернея взглядом. Для него стало огромной неожиданностью такая резкая смена поведения дочери, и что самое главное в этом смысле – "дочери", ведь ему стало очень сильно неприятно. А именно за неё. А именно потому что, что так и не удалось донести настоящих отцовских чувств. Он теперь однозначно уверен, что Амина не простит, даже если вернётся с ним домой, даже если он будет доказывать обратное в своё отношение к неё.       — А мне кажется, что ты стал чёртовым эгоистом, потому что не один отец не будет пытаться всё делать в своё лишь благо. – На ресницах вдруг блеснули маленькие крупинки слёз, которые быстро смахнули, но которые были замечены и приняты.       Только для него это сказанное оказалось слишком уж больным, ведь, говоря откровенно, он и вправду хотел сделать из дочери копию матери, хотел воспроизвести живую копию, поддельный оригинал. Однако ничего не вышло, Тарума вышла из-под контроля. А сейчас он глубоко сожалеет, потому как ясно осознаёт, что собственными руками загнал дочь в медвежий капкан безразличия, только вот никто об это никогда не узнает. Никто. Никогда. И... сейчас он её увидел.       — Уходи немедленно. И да, я поеду с тобой. Но при одном условии: ты не тронешь ни единого человека здесь, а если посмеешь – я самолично тебя убью...       Амина напоминала голодного и израненного болью, но желавшего жить, зверя. Горящие красные глаза из-под бровей и почему-то...другой тоже сверкнул, будто внезапно ожил. К сожалению, не такого ожидал шинигами, когда переступал порог дома. И к сожалению, не ожидал он, что, когда будет уходить, будет чему-то улыбаться.       «Как же ты на неё похожа...Амина..»       Тарума молча закрыла дверь и ушла на кухню, чтобы сделать всё, что делала всегда. В груди немного покалывает. Наверное, из-за болезни.