Подле этой госпожи и пионы блекнут

На нее напали. Хотели убить. Изранить ножом. Какие жестокие люди живут в этом дворце. И если бы ее не спас Кеманкеш, она бы так и осталась здесь один на один с этими убийцами, которые покушались на ее жизнь. Султанша вся дрожит, вспоминая как их руки пытались блуждать по ее телу, как они растрепали ее прическу, как они хотели над ней надругаться. Хорошо, что старшие братья всегда учили обороняться сестренку и одного ей удалось убить. Со вторым уже расправился Паша. — Госпожа, хорошо, что я подоспел вовремя, — Кеманкеш смотрел на заплаканную девушку с трясущимися руками. — Они были не из дворца, судя по всему, их подослали. Как только я узнаю, кто хотел так с Вами поступить, кто их подослал, я убью его. Элмас смотрела на только что разбившийся кувшин с соком и свою раненную руку, над которой стояла лекарша и обрабатывала рану. Она была очень напугана, но этот страх вызвал у нее гнев. Тихой украдкой они подошли к ней за руку вместе и разбудили в ней еще одно желание - воевать. Не было сомнений в том, что причиной произошедшему могла бы быть Берна, которую султанша чуть не убила или Мехмед Паша, с которым отношения в последнее время слишком искрятся ненавистью. Султанша сняла корону и распустила волосы. Кеманкеш не впервые видел ее в таком виде - простом, но таком совершенном в своем обыкновении, в ее домашней красоте. Она была грустная, испуганная, злая, все вместе. Смотрела на костер в своем камине и молчала. Не отвечала Кеманкешу, но он знал, что за всем этим молчанием скрывается желание не оставаться одной. Он без ее позволения сел на софу рядом, снял тюрбан и посмотрел на тонкие руки, которые только что дрожали, а теперь они крутили в руках субху, медленно перебирая пальцами каждую бусину. Кеманкеш в тысячный раз отметил то, что быть женщиной в этом дворце очень тяжело. Даже если ты сестра султана, тебе придется пройти через многое, чтобы быть в порядке. Он не стал ничего говорить, наблюдая за тем, как служанка убирает разбитый кувшин, ставит новый и удаляется. Это длилось где-то минуты три и все это время они молчали. Слышно было только движения хатун и треск дров в огне камина. Мужчина взял сок и налил его в стакан султанши. — Госпожа, если пожелаете, я оставлю Вас, — Кеманкеш вопросительно взглянул на девушку. — Ведь Вам нужно отдохнуть, а завтра мы узнаем, кто это все подстроил. Элмас метнула свой взгляд в сторону мужчины. Он был такой наполненный чувствами, который он давно не видел. Очень давно. С мольбой остаться здесь, укрыть от всех, защитить. Будто замерзший зимой котенок сейчас сидел возле него, а не султанша, которую он видел буквально несколько часов назад - сильную, серьезную и решительную. — Останься, — тихо попросила госпожа. — Я не смогу сегодня находиться в этих покоях одна. Кеманкеш Паша кивнул, не отводя своих глаз от бывшей жены. У них много общего за плечами, они через это прошли в одиночку, но после всего этого им обязательно нужно остаться близкими друзьями, хотя бы друзьями, которые не оставят друг друга в беде. Паша не заметил, как обнял ее, как его руки сами потянулись к тому, чтобы прижать эту девушку к груди. В этом не было ничего такого, они оба не испытывали больше никакой страсти друг к другу. Элмас не любит Кеманкеша больше, а Кеманкеш любит Кесем. И что-то в этих объятиях было такое близкое, родное, не поддающееся словам, чтобы определить это чувство спокойствия. — Мне страшно, Кеманкеш, — госпожа вдруг почувствовала, как слезы стремительно стекают по ее щекам. — А вдруг однажды вечером ты не сможешь придти и спасти меня, вдруг никто не сможет, вдруг никого не останется рядом. Поэтому я боюсь уезжать, выходить замуж - вдруг там меня ждет еще большая опасность. Теплая рука Паши проходилась по светлым волнистым русым волосам госпожи, таким нежным и шелковым. Он пытался успокоить ее, не знал, что ответить. Ведь она была права - может случиться, что угодно. — Я буду всегда защищать Вас, султанша, — уверенно ответил Кеманкеш.

***

В последнее время Кесем все чаще нервничает, почти ничего не складывается. То Фарья начинает письма передавать из кафеса с какими-то предупреждениями и желанием в чем-то помочь, то ребенок Атике болеет, то снова Берну оправдывают ни с того, ни с чего. Все напасти собрались воедино в одну тучу и льют дожди. Мурад совсем отдалился от своей Валиде, грозится сослать в старый дворец. Хорошо, что госпожа настояла на том, чтобы он не отправлял ее в который раз туда, там она провела самые темные дни. В коридорах, как и на улице, похолодало, приходится одеваться теплее. Но сегодня госпожа об этом забыла, приходится обхватывать плечи своими руками и идти быстрее, иначе она совсем заболеет и станет еще слабее, чем была. Хотелось поскорее зайти в свои покои, сесть у самого теплого места и выпить теплого цикория, еще бы сладкого что-то, но этот диабет совсем покоя не дает. Хаджи Ага поспешил рассказать тревожную весть о том, что на Элмас Султан напали. Они как раз подходили к покоям дочери покойного султана. Что за напасть, всё время что-то случается. Глаза Кесем вдруг расширились, брови нахмурились. Конечно, за этот день все время что-то заставляло женщину переживать, но это было самым тяжелым, пожалуй, грузом за весь день. Вмиг захотелось всех растоптать, ведь ее догадки были не самыми красочными. Валиде Султан сразу подумала на Берну Хатун, ведь если она была причастна к потере ребенка ее дочери, значит вполне может быть причастна и к этому. Сейчас только Кесем заглянет к Элмас и сразу оттуда побежит к этой рыжей ведьме. Двери в покои девушки были приоткрыты, стражников у них не стояло. Что за дерзость? Где они? Неужели они не знают, что нужно охранять сестру падишаха, как зеницу ока? — Останься, — тихий голос Элмас мягко ударил в уши Кесем. — Я не смогу сегодня находиться в этих покоях одна. Кому это она говорит? Неужели она наладила отношения с Мехмедом Пашой? Что они опять устроили? Султанше не подобает так себя вести, сколько раз женщина будет повторять это своей дочери, тем более общаться с этим неверным. Кесем поспешила оказаться у покоев, чтобы зайти внутрь, но глаза вдруг заметили там не Мехмеда Пашу. — Кеманкеш? — шепотом спросила у самой себя Валиде Султан. Что-то вспыхнуло внутри, начало бросать в огонь все светлые чувства, как тряпки, когда он прижал ее к своей груди. Будто эффект дежавю, только самый неприятный, самый болезненный, самый скользкий. Такой скользкий, что роняет всё будто намеренно и разбивает о твердый пол. Она не хотела больше ничего слышать. Слышала о чувствах и переживаниях испугавшейся дочери, о том, что она боится. Слышала и всё было, как в тумане. Ее голос эхом бил по вискам. Кесем не могла поверить - они ведь давно уже в разладе. Давно их чувства угасли, как свеча. Потухли. Кеманкеш ведь ее любит, как он может обнимать ее дочь? Прижимать к себе? Успокаивать? Гладить по волосам? Это ведь непозволительно, неправильно, это больно! Это, прежде всего, больно! Так не общаются бывшие супруги. Не общаются даже хорошие друзья. Кесем прижалась к холодной стене. Не хотелось ничего - не хотелось даже вставать и идти в свои покои. Хотелось остаться здесь, замерзнуть, заледенеть, как статуя и растаять, превратиться в воду, как льдинка весной. — Я буду всегда защищать Вас, султанша, — он ударил по сердцу Кесем будто молотом. Тьма обняла каждый сантиметр этого длинного коридора своими легкими руками. В самый холодный вечер Кесем так хотела согреться, а вместо этого горит. Горит так, что пепел в виде слез падает с ее глаз. И в этот самый момент, Валиде Султан вынесла одно - свадьба Элмас и Бурхана Гирея должна была произойти в самое ближайшее время.