Подле этой госпожи и пионы блекнут

Кесем знала точно - Элмас похитили. Свидетель нападения на сестру повелителя рассказал, что пытался помочь всеми силами, но девушку связали и увезли куда-то за город. Нападавшими были обыкновенные евнухи, что в гареме занимаются уборкой и стиркой вещей. Это уже наталкивало на мысль, что тот, кто виновен в этом живет во дворце. Все надеялись на лучшее, но никто не мог быть уверен в том, что Элмас Султан всё еще в порядке. Поэтому янычары рыскали везде - каждый закоулок, каждое деревце, каждый дом. Подозрение повелителя сразу пало на вдруг испарившегося Абазу Мехмеда Пашу, а Кесем Султан - на Берну Хатун. И хоть вторая была в последнее время почтительна и бесконечно просила прощения за свои деяния, госпожа была уверенна - эта рыжая обольстительница точно причастна к этому. Однако, и внезапное исчезновение Мехмеда Паши ставило в тупик. Судя по всему, это была уловка - враги знали, что происходит между ним и султаншей и поэтому решили имитировать их побег, но не учли, что этому преступлению могут найтись свидетели. Так и было - похититель не учел. Элмас Султан очнулась в целости и невредимости в небольших закрытых покоях. Девушка попыталась открыть дверь, но все попытки были тщетными. В покоях не было никого - ни служанок, которые могли бы поухаживать за ней, ни евнуха, который обычно доносит все вести, никого из ее дворца. Ни одной души в этой комнате не было. Только записка на столе и ее меховая накидка, упавшая на пол. Был такой сквозняк, от которого хотелось съежиться и укутаться в теплое одеяло. Свеча на столе постепенно догорала и султанша не представляла, как она проведет в этом месте еще хотя бы день. Наверное, тот, кто привел ее сюда, объявится. Было странным, что ее оставили целой, не связали и не тронули ни одного украшения - они в общем стоят дороже помещения, в котором находится. Девушка вдруг услышала, как замок двери медленно открывается и подорвалась с кровати, на которой сидела. Перед ней в дверном проеме застыл евнух с подносом в руках. Она никогда его прежде не видела. Имея отменную фотографическую память, Элмас обычно вспоминала всех, кого встречала. Мальчишка поклонился и поставил поднос с едой на стол. — Госпожа, Вам передали это, — сильные мальчишеские ручонки достали из кармана небольшой свиток. Паренек удалился, а султанша незамедлительно принялась разворачивать письмо. Судя по всему, это был ее похититель. Возможно, будет названо ее имя и она хотя бы будет знать, кого накажет сразу же, как вернется во дворец. "Госпожа, не пытайтесь сбежать. Вы покинете это место тогда, когда я скажу. А пока наслаждайтесь спокойными вечерами вдали от места интриг и бесконечных нервов. Держу пари, тут Вам понравится даже больше, чем дома." — Дрянь, — прошептала Элмас, поднося бумагу к свече.

***

Кеманкеш посмотрел на Кесем Султан, на ее лицо, украшенное болью и злостью от обиды, от переживаний. Они не могут нигде найти Абазу Мехмеда Пашу, всё говорит о том, что он не похититель, а потерпевший - вероятно, его убили прежде, чем забрать госпожу. А вот, что думать об Элмас, сложно представить. Госпожа вальяжно села на скамью в покоях, поправив мех на плечах. Цвет платья говорил о внутреннем состоянии женщины - темно-синее, как пропасть в ее душе. Вместо того, чтобы вместе с сыном искать дочь, ей приходится ожидать от него вестей, потому что Мурад на пушечный выстрел не позволяет своей Валиде приближаться к янычарам или кому либо из служащих мужей. Паша снял перчатки и поклонился, подойдя к ней. В ее покоях было очень тепло, пахло мускусом и лавандой. Становилось жарко, посему мужчина и снял теплую накидку со своих плеч. Он не знал, что они будут обсуждать сейчас - то, как нужно скорее вернуться в русло государственных дел, как найти Элмас Султан без помощи повелителя или, быть может, дела вакфа. Сейчас народ, как никогда ранее, нуждается в своей великой Валиде Кесем Султан, с наступлением холодов пришла и бедность к многим семьям, повелитель многих лишил кормильцев, посадив их за решетку или вовсе казнив. Кесем жестом предложила мужчине сесть, когда служанка разливала щербет и принесла обед на стол. Кеманкеш смутился, но все же сел на софу, глядя на вдруг растерявшегося Хаджи Агу. Когда все покинули покои по приказу госпожи и они остались один на один, они даже и не знали, как начать разговор. Госпожа сделала глоток щербета и отставила стакан в сторону, чувствуя как карие глаза Кеманкеша неотрывно блуждают по ее профилю. Он думал о том, что не может насытиться ею только взглядом, но она похожа на звездное небо - как бы ты не хотел прикоснуться к нему, тебе так и остается лишь смотреть. — Госпожа, Вы хотели о чем-то поговорить со мной, — Паша решился начать разговор. Кесем вдруг посмотрела на него таким открыто обиженным взглядом и таким грустным, будто хочет показать всю свою досаду, которая внутри нее уже как родная, сидит и отравляет душу. Он действительно не понимал, в чем дело - почему госпожа в последнее время ведет себя так странно. Но он признал, что ей это идет. Ей вообще идут крайности - только бесконечная радость, гордость и величие или грусть, что украшает ее бирюзовые глаза, что невероятно схожи с глазами Элмас, маленькими жемчужинами. — Кеманкеш, — ее грубоватый голос будто эхом в каждый угол огромных покоев врезался, отдаваясь приятным звоном в ушах. — Ты же понимаешь, что моя дочь выходит замуж за Бурхана Гирея и этого не избежать? Паша нахмурился, ведь он не понимал, к чему это Валиде Султан. — Понимаю, но.. — мужчина сделал глоток щербета. — Какое это имеет отношение ко мне? — Не делай вид, что не знаешь, о чем идет речь, Кеманкеш Паша. Снова этот тон. Будто тряпка, пропитанная ненавистью, выжалась прямо в его рубаху. Он не опускал глаз, как делал, когда было стыдно, не отводил взгляд и не молчал. Кесем видела на его лице полнейшее недопонимание, да вот только не верила ему. Впервые не верила в эту эмоцию, в глубине души зная, что его эмоции не лгут. — Ты лгал мне о своих чувствах, Кеманкеш, — за ее злым прищуром он не видел ничего, кроме злости. — Я видела тебя и Элмас в ее покоях. Ваши встречи, якобы, по поводу нежелательного брака. Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? — Султанша, между нами правда ничего нет... — Замолчи! — Кесем перебила Пашу. — Как жаль. Как жаль, что тот, кого я подпустила ближе всех, лишь нагло этим воспользовался. Уходи. Я больше не хочу тебя видеть. Кесем не хотела, чтобы он уходил. Она этого больше всего на свете не хотела. Она хотела упасть в его объятия, такая слабая и легкая, как когда-то очень давно, уткнуться носом в его плечи, но госпоже, а тем более ей, непозволительно. Непозволительно то, непозволительно это. А теперь между ними и вовсе построили незримую стену, и кто построил? Ее дочь. — Я не уйду, госпожа, — смелым низким голосом ответил Кеманкеш. — Потому что Вы знаете правду. Кеманкеш обошел столик и встал напротив госпожи, сложив руки в замок. Он не собирался уходить, даже если его толпа стражников будет забирать из этих покоев. Он их не покинет ни за что. — Какую правду, Кеманкеш? — Кесем подошла к мужчине. — Нет доказательств твоей правде, нет! Значит нет ей места в твоей и моей жизни. — Вы ревнуете, госпожа? — с некой ухмылкой спросил Кеманкеш. — Еще чего! — темноволосая толкнула его в плечо. — Я переживаю за благо династии, которое ты с моей дочерью пытаешься затмить. Она помолвлена! Как ты смеешь быть так близок с ней? Паша подошел ближе к султанше. Его сильная рука поднялась к лицу Кесем. Перед ним стояла сейчас не Валиде Султан, которая беспокоится за династию. Перед ним стояла женщина, которая действительно ревновала его. Он сам не понял, как решился на это. Его холодные, грубые губы прикоснулись к ее - теплым, нежным, ласковым. Этот короткий поцелуй останется, пожалуй, самым сильным воспоминанием в душе Кеманкеша. В этот момент внутри него всё напоминало пламя. Ему так хотелось растянуть это мгновение на более долгое время, но этот чертов Хаджи Ага, что не может спокойно стоять за дверью, не переставал своим высоким голосом любопытствовать, всё ли хорошо у его госпожи. — Разве это не веское доказательство, моя султанша?