Машина Сновидений. Продолжение.

      — Все не так, очень плохо, — Пробормотала Милана, — Я теряюсь в этом мире. Поговори со мной, пожалуйста.       — Ну, что тебе сказать? Ты сама виновата в своей растерянности. — Монитор блеснул голубым сиянием, выводя на первый план окно с посторонним сайтом.       — Я не могу сидеть взаперти. Я чувствую, что моя магия начинает медленно съедать меня изнутри. Будто червяк точит.       — Так и есть, — Откликнулось невидимое создание. — В последствии оно начинает поглощать источник энергии, будто огнеупорный камень работает в обратную сторону, что есть не совсем правильно.       — Я не знаю, что есть правильно. В том — то и дело. — Устало процедила девушка, сверяясь со своим отражением в зеркале и двигая к себе пепельницу. — Мне срочно нужен Брайан. Рядом с ним мне легче. Либо любой другой человек, который сможет блокировать энергию от самых её истоков.       — Ты не сможешь просить его о том, чтобы он вечность сопровождал тебя в этом мире.       — Далеко не вечность. Сто лет, к примеру.       — Хранители живут дольше. Странники же бесконечное количество времени, перерождаясь в себе подобных. — Монитор моргнул. — Вспомни себя четыреста лет тому назад.       — Чума. Была чума. — Милана поставила ноги на стол и провела ладонью по бедру, смахивая с него невидимые пальцы умирающего существа.       Сейчас, словно много лет тому назад, события ушедших дней отскакивали от сознания с болезненным резонансом, руководя сердцебиением, нагревая кровь, пуская по коже ряд волнительных мурашек, но не от удовольствия, а от страха вновь пережить прошлые муки.       Это было сродни картинному ужастику, но доподлинному, ибо события того времени идеально отображали настоящность той реальности.       Милана вспоминала свою семью, что не выдавалась наличием творческой жилки, никогда не предпринимала попыток пойти наперекор общинному строю или же привнести собственную толику в ход истории всего государства.       Однако же отчим ее был прямой противоположностью семье Крестовых. Химик, с незаурядной фантазией и стремлением к новым открытиям в области научной деятельности, ни коим образом не вязался с типичной домохозяйкой Джэн, которая только и могла, что наряжаться в платья да кичиться своим непревзойденным умением воплощать в жизнь безумные образы, больше напоминающие, словом сказать, рубище дешевой куртизанки.       Милана же, с первых дней прибытия отчима в родительский дом, целиком и полностью погрязла в деятельности своего нового знакомого, нарекая себя ассистенткой в сложных и удивительно захватывающих опытах профессора Аллегьери.       Третьим и последним, стал опыт искусственного омоложения клеток у испытуемой, которая болела раком на последней стадии. Проще сказать, что девушке было нечего терять, ибо, так или иначе, жизнь её катилась под откос, во всех смыслах сказанной мною фразы.       Третий и последний опыт принес бы Аллегьери настоящий успех, но некоторые обстоятельства стали финальной точкой отсчета в прекращении какой — либо деятельности на периметре выше представленного поместья.       Жандармы прознали о деятельности профессора, предложив тому приостановить ведение дела номер 8, поскольку подобные эксперименты ставили под удар науку того времени, и, стань они известны большому количеству людей, упразднили бы все открытия, сделанные на данный период времени, явив их недействительными и притянутыми за уши.       Собственно говоря, профессор Аллегьери предпочел не останавливаться на задуманном, предпочитая обойти угрозы и переехать в загородный дом, что располагался в Тенистой лощине, близ графства Н. Кассл.       Молодая Милана Изабелла Аллегьери изъявила ярое желание уехать вместе с отчимом, в надежде продолжить опыты и заиметь немного знаний для продолжения родовой династии ученых, по линии сводного отца. Повторюсь, что по линии матери в их семействе абсолютно никто не был связан с наукой, а со стороны профессора девочки и вовсе не питали любви к ремеслу данного рода, считая его нудным и недостойным уважения, но делая оное лишь из уважения к своим почившим предкам.       Аллегьери передавал свои знания бережно, увенчивая каждое из оных грифом чрезвычайной секретности.       Дважды, их лаборатория подвергалась расхищению и вандализму, единожды горела, едва ли не унеся вслед за собой спящего мужчину.       Милана заимела несколько пистолетов, поддавшись настоящему, животному страху за жизнь своего единственного и неповторимого наставника.       Но, так или иначе, на пороге настоящего открытия, за их домом началась удвоенная слежка, весьма незаметная, но действенная.       Жандармы вычислили место утечки, заняв выжидающий пост засады с бастиона Дредхоул, готовые к немедленному аресту, если же ситуация выйдет за рамки дозволенного, полностью лишенная контроля и какого — либо здравого объяснения о происходящем.       Аллегьери в этот вечер перебрал сверх меры, ввалившись в кабинет Миланы и оторвав ее от привычных действий — прочтения трактата о Тетрасомате и основах оккультизма, изъявив желание о немедленном походе в лабораторию.       Уже там, под подозрительным взглядом девушки, профессор сорвал с петель тяжелую штору, являя лику девушки стеклянный сосуд, высота которого достигала более двух метров.       — Что это?       — Чистая магия, — Аллегьери безумно расхохотался, ища в глазах девушки толику одобрения. — Магия, способная вылечить своего обладателя, сделав его неуязвимым, сильным, беспощадным. Как Вам такое, миледи?       — Сущая нелепица, — Милана смяла в руках штору, испепеляя химика взглядом. — Вам бы лучше проспаться.       — Я её вылечил, Вашу подругу. — Заявил мужчина, зычно призывая фигуру, которая сгорбилась в самом углу. — Фелиция, выходите, полно стоять в тени, когда ваше лицо и тело дышат молодостью.       Фелиция, стесняясь, попала под свет масляной лампы, повергая Милану в неистовый шок. С виду, надо сказать, новоявленной было не более двадцати, при возможных сорока лет.       — Магия. — Неуверенно процедила падчерица, оглядываясь на Аллегьери. — Если это она, то я готова броситься к Вам в ноги, но всецело предостеречь о возможной облаве. Вы же понимаете? Всякий захочет иметь при себе несколько капель такого раствора!       — Мне не жалко, в самом деле, — Добродушно отозвался профессор, гладя Милану по плечу. — Хотите стать сверх человеком?       «Будто Дьявол молвит о заключении возможной сделки» Но как поступить иначе, если руки сами по себе тянутся к удивительному сосуду?       — Нет, я против, — Холодно ответила Милана, превозмогая дикое желание вгрызться губами в совершенный напиток. — Я в нём не нуждаюсь.       — Память, сила, меткость, скорость, обаяние, неуязвимость… Мне перечислять все возможные плюсы этой субстанции?       — Наука отметает возможное существование магии, и я не иду вразрез с общепринятыми стандартами.       — Ну, что ж… — Задумчиво протянул Аллегьери, — Я призываю Вас охранять это вещество, до его передачи в министерство. Пусть же нам дадут патент на эту разработку.       — Скольких людей можно напоить этим веществом? — Полюбопытствовала Милана, кружа вокруг сосуда и любуясь бликами на его хрустальном горлышке.       — Миллиарды, дорогая. — Откликнулся мужчина. — Если же один человек искупается в оном, так вместо остова вряд ли от него что — нибудь останется. Абсолютное оружие. Вот оно. Ты знала?       — Откуда мне знать, как оно должно было выглядеть до его создания? — Милана покосилась на химика, сжимая в кармане итальянский парабеллум. — Будьте спокойны, я не спущу с него глаз, даже если его защита станет мне ценой в собственную жизнь.       — Хотелось бы в это верить…       Аллегьери покинул лабораторию, не переставая напевать себе под нос.       — Кто же он такой? Маг? Колдун?.. Непревзойденный химик?       Милана угрюмо присела на табурет, подперев голову кулаком.       «Боже, что же случится, если горожане узнают об этом эликсире?»…       — И что ты сделала? — Лениво спросил монитор, пока Милана делала глоток воды и располагалась в кресле с наибольшим удобством. — Выпила? Скажи, что это было так!       — Нет, — Мрачно возразила рассказчица, прикрикнув на докучливую технику. — Я просто охраняла его, не сомкнув глаз до самого рассвета. Хотя, каюсь, было желание попробовать даже капельку, чтобы оставаться бодрой до наступления утра.       — И была бы права, душа моя! — Взревел монитор, но Милана осадила его холодным взглядом.       — Заткнулся бы… Итак, мой пост успешно перешел в руки Фелиции, которая никогда не брезговала чужим богатством. В общем, в ту ночь мы похоронили её. Ты удивлён? Она напомнила мне воробушка, которого прихлопнули мои братья, когда нам было по девять лет. Он влетел в горницу, принявшись носиться вокруг лампы, пока Том не кинул в пичугу туфлей. Знаешь, в клювике этого малыша было не съеденное конопляное семечко… Как и на губах недавно воскресшей Фелиции красовалась масляная капля магического раствора.       — Передозировка? — Хохотнул монитор.       — Жадина, — Неохотно отозвалась Милана, сдвинув брови и копаясь в светлых волосах.       — Что сказал Аллегьери, лишившись подопытной?       — Посетовал, будто не знал, что его варево имеет столь сильный эффект. Кстати, более подробной инструкции я так и не допросилась. — Девушка растеряно развела руками. — Но продолжила охранять объект до прихода письма из министерства, которое, вот ведь незадача, не поверило ни единому слову, по их мнению, спятившего профессора.       — Вполне ожидаемо.       — Следующий вечер обернулся трагедией, — Глухо продолжила девушка, — Профессора убили. Пуля, предположительно, донеслась с бастиона, располагавшегося неподалеку от лаборатории. Она попала прямиком в сердце. Я не могла этого видеть, поскольку потеряла счет времени, заснув подле Абсолютного оружия, а пришла в себя лишь тогда, когда прозвучал выстрел, едва не задевший склянку с варевом.       Вскочив, я поняла, что осталась наедине с лазутчиками, тотчас окружившими наш дом.       Вторая пуля попала мне в плечо.       Наверное, более осмысленным шагом стал бы побег, но я отчаянно держалась подле сосуда, заслоняя его собственным телом, спасая единственное, что осталось мне от талантливого Аллегьери, возлежавшего на полу с простреленной грудью.       Однако моя доблесть плавно перекочевала в сумасшествие.       Я стояла посреди огнестрельного полога, прикрывая дурацкое варево, способное спасти меня в долю секунды, но не позволила себе воспользоваться оным для спасения собственной жизни, висевшей на волоске у провидения.       — Ближе к смыслу, — Потребовал монитор, коротко мерцая.       — Так бывает, — Прошептала девушка, — Смотришь на вещь, а она другая, не такая, какой была все время… Очередной выстрел рассек мне шею, но, опять же, не попал в сонную артерию, не прошел сквозь висок…       Тот выстрел угодил в сосуд, который, будто в замедленной съемке, треснул напополам, а потом изрыгнул на меня свое содержимое, покрывая волной маслянистой субстанции.       Поначалу мне было приятно.       Какие — то люди вбежали в лабораторию, стреляя мне в лицо, в упор.       Чувство эйфории текло по каждому фалангу, по каждой артерии. Им была пропитана любая моя мысль, и даже смерть моего близкого родственника не казалась мне чем — то непостижимым… Вот оно — седьмое небо, восьмое чувство света, которое воссоздалось при соприкосновении с однородной массой Абсолютного оружия…       А далее — тишина, поскольку все органы осязания перестали функционировать. Любое мое действие перестало связываться со слаженной работой мозга. Сам мозг превратился в клейковидное месиво, в серое вещество, которое вытекало через ноздри и рот.       Совсем не больно. Полнейшая безысходность.       — Ты умирала?       — Я не знаю, что со мной происходило, но жить мне оставалось совсем немного. Это я поняла по остановке собственного сердца, однако что — то позволяло мне аргументировать происходящее и называть вещи своими именами, поэтапно исследуя каждый фрагмент из потерянного мною человеческого образа.       Далее — меня выкинули прочь из лаборатории, в яму, куда сбрасывали списанные реактивы, где я пролежала порядком двух дней, покуда мое тело не сыскали койоты.       — Думаешь это конец?.. Сомневаюсь…       Звери не стали меня трогать.       Я была жива, что не укладывалось в голове, и слезы горечи катились от произошедшего.       Алеггьери был мертв, а я сама осталась на улице. Отсюда было прекрасно видно как наш дом подожги, когда проезжала колесница, запряженная четверкой.       — Если ты здесь, то наверняка нашла выход из положения, — Деловито откликнулся монитор.       — Нашла.       Дождавшись ночи я проникла на территорию монастыря. Из одежды на мне был черный плащ, который скрывал невероятные увечья, возникшие при попадании оружия на мою кожу.       Он отлично маскировал и, ставшее теперь безликим, лицо, и волосы, сгоревшие при пожаре в лаборатории.       В монастыре мне не задавали вопросов; Снабдили медикаментами, одеждой, провиантом, кельей.       Опричник при лечащем враче лично исследовал мои раны, слегка отстраняясь и прикрывая нос руками.       — Заживо гниешь, — Сказал он жалобным тоном, смазывая кожу, или то, что от нее осталось, специальной мазью, слой за слоем, накладывая поверх каждого тонкую, но крепкую вуаль из бинтов. — Немного осталось.       Так обидно и грустно было умирать в столь молодом возрасте, но судьба всегда распоряжалась иначе, никогда не полагаясь на наше собственное мнение.       Прихожане не заговаривали со мной на утренней мессе, ибо им было предпочтительней обходить безликого уродца, замотанного бинтами с ног до головы.       О моей истории, как и полагалось, не ведал практически никто, разве что архиепископ, что молча отпустил мои грехи, лениво мотнув кадилом перед моим носом и, тягостно вздохнув, отправился на ужин.       Однако же день за днем я не умирала, но чувствовала себя воистину ужасно.       Эдакие мучения стали составляющей повседневного быта, превращаясь, со временем, в сладострастную мозоль, без которой было более попусту не выжить.       Возможно ли такое? Возможна ли зона комфорта в гнилом теле, с расстроенными органами и сломанной психикой? Наверное, да.       Однажды отец мне говорил, что при всякой болезни ты будешь готов даже обмазаться самыми отвратительными помоями, лишь бы оные вылечили твой недуг. И именно сей случай я отмечала, когда, корчась от невероятной боли, не хотела отпускать этот светлый день что из памяти, что из забинтованной ладони, скользящей по грязному, крохотному окошку божьего дома.       Любая боль смягчилась бы перед неистовым желанием жить.       В конечном счете я решила убежать из этого места, где, в первоначальном своем обличье, желала умереть, но, окрепнув и набравшись сил, изъявила желание пуститься в бескрайний путь, чтобы издохнуть в свободном, пешем ходе, на пасторали какого — нибудь поля, цветастого и обширного, с приятным запахом свежей травы.       Прихватив с собой немного еды, питья, и старую, ветхую гитару, я припустилась за город, навстречу предрассветным лучам.       Весь день напролет я провожала безутешную молодость, пытаясь достойно проститься с жизнью — улыбалась, плела венки из желтых одуванчиков, падала на траву, задирала голову к прозрачному голубому небу, стараясь представить себя не мумией, а прежней девушкой, которая никогда не уезжала из родного дома, чтобы прятаться от жандармов за тяжелыми занавесками отеческого гнездышка, именуемого лабораторией Алеггьери.       — То есть ты не умирала, но знала, что в скором времени то самое должно было произойти?       — Каждая клеточка твердила об этом, пока мое естество не наполнила новая мысль. А связана была оная с невероятными открытиями, с редкими возможностями, отмечавшими мое тело вовсе нечеловеческой оболочкой.       Враз я стала чем — то незаурядным. Сила наполняла меня, и являлась она из весьма странных источников, будто связана я теперь была и с солнцем и с землею и с природой.       Острова магнитных полей переплетались с бурными реками неистового восторга. Магматические волны и тахикардические импульсы живого существа в лице гиганта Земля испепеляли дурные треволнения, а те самые импульсы исходили мощными, ритмичными тычками из — под сердца.       Я понимала, что та самая сила берет истоки из меня, которая упала на колени, хватаясь за голову, в безумной надежде желая, чтобы данное прекратилось, урезонило этот шквал сметающий все живое на своем пути.       Я была полна энергии, и она рвала меня на две равные части — неконтролируемая, шальная и навязчивая.       Будучи генератором, я прозрела.       Губительная сила Абсолютного оружия впервые нашла кого — то, кто смог бы с нею совладать.       Она не торопилась испепелить меня до состояния пепла. Она исследовала меня на прочность, чтобы, знаючи, наделить колоссальным количеством энергии, сделав непотопляемым кораблем на рубеже нового тысячелетия.       — Хочешь сказать, то варево не пожелало тебя убить, как всех тех, что были до тебя?       — Если у «него» есть память, то оно могло запомнить, сколь доблестно мы за него сражались, поставив на кон собственные жизни. — Милана развела руками. — Невероятно, но факт!       Милана и монитор на миг притихли.       Теперь их посиделки не казались чем — то безумным. А уж для самой девушки то самое было вполне себе обычным делом.       — Слишком сложно за один раз рассказать такую огромную историю.       — Как скажешь, — сказал ее собеседник, выключаясь и оставляя волшебницу в гордом одиночестве.       Та лишь коротко вздохнула в ответ, но не ушла в постель, ибо сон не приходил в руку.       Продолжение истории развивалось далее в памяти Миланы.       Поняв, что обладает разрушительной силой, девушка упала на землю, захлебываясь от боли.       Утро нашло ее бездыханную, но сидящую близ дерева, единственного на этой пересеченной местности.       Парень, вышедший в то утро за грибами, случайно наткнулся на мумию, которая скосила свой взгляд на незнакомца, подошедшего через чур близко к перебинтованному созданию.       Незнакомец вскрикнул, но врос в землю, будто его ноги оказались слишком тяжелыми для проворного, молодого тела.       Созерцая существо, юноша решился на вопрос:       — Что ты такое?       — Я мертвец. — С искренней усмешкой отрапортовала Милана, меняя положение своего тела.       Лишь по голосу были понятны ее добрые намерения, а в остальном же бинты напрочь сковывали прежде подвижное и прекрасное лицо.       — Ты мальчик? — Неуверенно спросил юноша, тыкая в девушку палкой и обретая возможность на движение.       Однако же он не стал убегать, решив удостовериться в том, что найденное чудо не нуждается в помощи человека. — Тут неподалеку есть приют…       — Я хочу есть. — Глухо отозвалась Милана, пытаясь подняться.       — Идем, — Парень помог своей находке обрести вертикальное положение. Впрочем, та едва ли смогла удержать равновесие, опираясь на спасительное плечо.       Двигаясь в сторону поселка, Милана и Дэвид, так звали воспитанника, разговорились.       Оказалось, что поселение было совсем неподалеку, а утренняя ратуша даже издалека была слышна громкими завываниями рожков и гвалтом помещиков.       Парень пытался выведать у девушки про странные бинты, которые опоясывали ее существо почище дьявольских силков.       Страсть как хотелось скинуть эти тряпки с обезображенного тела, чтобы почувствовать себя свободной и наполненной заветной, жизненной энергией…       Приютские детишки в страхе отскочили от Дэвида и Миланы, едва оные переступили порог бревенчатой усадебки.       Позвав взрослых, юноша передал находку, отправляясь в соседнюю комнату.       Мужчина в сером, холщовом балахоне угрюмо поприветствовал новоявленную, осведомляясь о цели посещения.       — Дэвид, ваш воспитанник, оказал мне помощь. — Коротко ответила Милана, слегка смущаясь перед хозяином усадьбы.       — Наш приют для мальчиков, миледи. Вам здесь не место, — Хмуро ответил слушатель, наливая в крынку отвар из ольхи. — Дэвид — добрый малый, но правила таковы.       — Всего на день, пожалуйста, — Измученно взвыла Милана. — Вам не обязательно представлять меня женщиной. Скажите, что я военный. Кому какая разница?       — И «чьих» Вы? — Хозяин хрипло рассмеялся. — Армии мертвецов?       — Весьма отвратительное словоблудие, — Милана фыркнула, отвернувшись.       — Кто Вас так невзлюбил? Отчего Вы носите эти бинты? Скрываете лицо от жандармов?       — Нет. — Резонно ответила Милана, — Производственная травма в химической лаборатории. Ничего противозаконного и противоестественного.       Мужчина прочистил горло, делая добрый глоток из крынки.       — Оставайтесь, полно, — Процедил он, — Однако нарекайте себя мужчиной, иначе я буду вынужден с вами расстаться.       Милана слегка кивнула, замечая, что слушатель потерял к ней всякий интерес.       — Дэвид! Парень появился в дверях.       — Отведите нашу гостью в госпиталь, ей поменяют бинты. Пусть примет ванну.       Дэвид тотчас отвел Милану в стационар, где оная заперлась в купальне, затворив дверь на задвижку.       Оставшись наедине с собой, девушка аккуратно развязала узел на предплечье, откуда, долго, но решительно, принялась разматывать бинты по часовой стрелке.       Добравшись до кожи, Милана вскрикнула, не обнаружив присутствия отвратительных шанкр, образовавшихся на ее теле в следствии сильных ожогов кожного покрова.       Бросившись к зеркалу, она сцепила зубы, поэтапно освобождаясь от грязных пут.       Весь образ ее явил собой первозданную девственность. Стройное тело было лишено увечий, отражаясь в зеркале, как в истине.       — Ничего не понимаю, — Лихорадочно пробормотала она, набирая ушатом жидкость из ведер и обливаясь теплой водой, чтобы смыть с новой личины примеси прогорклой лечебной мази и пота. — Регенерация. Об этом я читала в основах оккультизма, но то было лишь бредом сумасшедшего химика. Стало быть — реальность?       Окончив водные процедуры, Милана вновь замоталась в бинты, пряча вновь отросшие волосы под мешковатый капюшон балахона.       — Дьявольщина… Дьявольщина, — Бормотала она, выходя вон из купальни, в поисках своего единственного знакомого в этом месте. — Дэвид?       Парень, появившийся из общей комнаты для мальчиков, устало обвел знакомую взглядом.       — Столовая находится на втором этаже. — Пояснил он, встречаясь с голубыми глазами спутницы. — Ваш вид немного улучшился, — Скромно прибавил он, рассматривая пришелицу. — Днем Ваши глаза были черными, а теперь стали светлыми.       — В том виновата игра света, — Поспешно возразила Милана, прячась под капюшоном. — Сопроводи меня в столовую, я готова съесть целого быка…       Оставшись наедине, во главе дубового стола, девушка накинулась на еду, чувствуя в себе необыкновенное стремление к жизни. Все, что происходило вокруг, наливалось красками и ощущениями, прежде утраченными и смазанными.       Сила, возникшая в недрах поникшего организма, вздыбилась неистовым столпом, требуя немедленного развоплощения за пределами тесной, человеческой оболочки.       Единственные ее свидетели, старинные часы в углу залы, монотонно дребезжали, переставляя свои стрелки, как паук передвигал лапками по плоскости.       Заснув за столом, Милана провалилась в насыщенный, сюрреалистический сон, коих никогда не видывала на своем веку. А по пробуждению недоумевала от странного желания вновь испытать на себе все те странные ощущения, что воцарились в ее сознании на момент присутствия в том самом сне.       «Лимбо»! — Я слышала это слово от Алеггьери. — Замысловатое, необычное слово, выдуманное наспех Швейцарским ученым, который долгое время не мог подобрать звучного названия для мира, в который погружал свое рацио, дабы познать все прелести другой реальности, отличной от привычного мира.       «Лимбо» — Определенно, мне нравится это слово, — Вскрикнула Милана, в момент прозревая.