Я больше не убегу

— Ты, оказывается, офигенно танцуешь, — впопыхах произнесла я, блаженно опускаясь на пластмассовый жёлтый стул. Мы с Вонхо решили выпить кофе в одном из уличных кафе. Я прежде редко была в кафе, которые находятся прямо на улице. — Заткнись, — засмеялся парень, поставив локти на стол и смущённо опустив голову. — Ты втянула нас во всю эту авантюру. — Согласись, что было весело, — воодушевляюще покачала я головой, поднимая глаза на брюнетистую официантку. Тут каждая вторая девушка блещет такой красотой? Я начинаю чувствовать себя неловко на фоне этих красоток. — Нам по чашке кофе, — вежливо произнёс Вонхо на японском, вопросительно взглянув на меня. — И какое-нибудь пирожное, — добавила я, улыбнувшись парню, а не официантке. Не знаю, что происходит, но улыбка распирает меня изнутри. — Через пять минут будет, — с вежливостью ответила девушка, следом поспешно удаляясь и принимая заказ у двух парней за соседним столиком. Я блаженно прикрыла глаза и откинулась на спинку стула, чувствуя на себе внимательный взгляд Хосока. — Ну что, тебе понравилось? — спросил он, и его хриплый, бардовый голос эхом отдался у меня в голове. — Ты о сексе в душе, или о страстном танце? — процедила я, улыбаясь краем губ. — Я об Осаке, — с упрёком, едва усмехаясь, покачал он головой. Секундно засмеявшись, я покачала положительно головой, с восторгом залепетав: — Тут просто чудесно. Наступило минутное молчание, я наслаждалась окружающей нас обстановкой и тёплым воздухом. — Слушай, — с какой-то осторожностью начал Вонхо, — тебе Акио ничего не отдавал, чтобы ты передала мне? — он немного прищурился, глядя мне в глаза. Я кашлянула и выпрямилась на стуле, сосредотачиваясь. Какое-то волнительное подозрение исходит от его взгляда. — Да, отдавал, — ответила я, складывая руки на столе и глядя в упор на парня. — Когда вернёмся, то отдашь мне, — процедил он, отводя потяжелевший взгляд в сторону. Это была не просьба, это был приказ. — Нет, не отдам, — пожала я с безразличностью плечами, быстро перебирая в голове все мысли и действия. — Что значит, не отдашь? — нахмурился он. — То и значит, не отдам, — пожала я повторно плечами. — Нел, это тебе не шуточки. Они закончились. Это очень важные бумаги, — встрепенулся он, судорожно разглядывая моё лицо. — Даже не думай… — Я их сожгла, — оборвала я парня, выкинув первое, что пришло в голову. Я не уверена в своих силах и не знаю, удастся ли мне шантажом заставить Вонхо сделать то, что я хочу, но попытаться стоит. Как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. — Что ты сделала?! — вспыхнул парень, широко распахивая глаза. Несколько прохожих и посетителей обернулись на громкое восклицание парня. Я попыталась сохранить хладнокровность, но всё же вздрогнула. — Не волнуйся, я многое запомнила, — заверила я, внимательно глядя на вскипающую физиономию Хосока. — И готова всё выдать, если ты сегодня возьмёшь меня с собой на благотворительный бал... Удивительно. Никогда я не могла представить, что чёрный цвет может быть не мрачным, не грязным, не траурным, а таким элегантным, аристократическим и возвышающимся на фоне других цветов. Стоя напротив узкого длинного зеркала, я рассматривала, как атласная пышная ткань угольно-чёрного платья великолепно сидит на моей талии. Действительно, пусть я ухватилась за первое попавшиеся платье, когда мы с Вонхо зашли в магазин, и сейчас, когда я надела его на себя, то ни на секунду не пожалела. Случайность или удача? Надеюсь, Хосок оценит. Да, он злится на меня, но мне ничего не оставалось делать. Совать нос в опасные дела? Могу, умею, практикую. На самом деле я просто чувствую, что должна быть там. Рядом с ним. Несмотря на прошедшие месяцы, на всё протекающее сквозь пальцы время, после смерти Дженни в моей груди по-прежнему скребётся ужасное чувство, тошнотворное и омерзительное, и я понятия не имею, как это называть. Может стыд, может скорбь, не знаю. Я знаю одно — я должна защищать Вонхо. Да, звучит смешно, худая, хиленькая восемнадцатилетняя девчонка пытается что-то кому-то доказать. Нет, не «кому-то», а себе. И если нужно будет, я заслоню его спину своей грудью. Какая-то рассеянность, будто даже задумчивость с каждой протекающей перед благотворительным балом минутой понемногу овладевала мной: минутами я будто забывалась или, лучше даже сказать, забывала о главном и придиралась к мелочам. То пряди вывалились из причёски, то жемчужный браслетик не подходит к образу, и я то и дело сдёргивала его, кидая на кровать, через минуту снова надевала на руку. Нервничаю. Жутко нервничаю. Конечно, я буду с Вонхо, он, в любом случае, не позволит кому-то причинить мне вред, но я боюсь не этого. Мне страшно снова увидеть перед собой образ человека, которого он зовёт «отцом». Он безжалостен, у этого человека нет ничего, кроме как авторитета и денег. Ни сострадания, ни справедливости, ни раскаяния. И тот факт, что после всего произошедшего он вот так спокойно приглашает Хосока на свой банкет, несомненно, до очевидности пропитан каким-то нехорошим замыслом. Всё это чертовски подозрительно и опасно. После двадцати минут мне удалось взять себя в руки. Я глубоко вздохнула, вцепившись в подол пышного платья и собрав ткань в кулаки, приземлилась на кровать. В камине из серых бетонных плит полыхали сине-оранжевые языки пламени. На стене свою вечную песню чеканили круглые бежевые часы, стрелки которых указывали на семь тридцать вечера. Квартира Акио находилась на третьем этаже, а окно из комнаты, в которой я нахожусь меньше суток, выходило на окно другого здания. Совершенно никакого вида. Я задумалась, глядя, как каждый язычок пламени борется за своё местечко. Документы! Я поднялась с кровати, быстро перерыв все подушки. Красная папка лежала на том месте, куда я запихнула её сегодня днём. Вновь судорожно взглянув на часы, я поняла, что прекрасно помню, сколько время, через пятнадцать минут меня позовёт Хосок. Я снова плюхнулась на край кровати, слегка плюнув на два пальца и начиная быстро перелистывать страницы, дабы запомнить как можно больше. Через десять минут я на два раза прошлась взглядом по каждому листочку, пытаясь запомнить как можно больше имён и планов здания. Когда у меня оставалось около двух минут, я одним резким движением ладони выдрала из папки все листы и кинула их в камин. Белая, хрупкая на ощупь бумага быстро вспыхнула красновато-жёлтым пламенем, огонь пожирал каждый миллиметр, и я наблюдала, как листы плавно превращаются в серый пепел. Дверь скрипнула, дёрнувшись, я откинула пустую папку в какой-то тёмный угол и статно выпрямилась. — Ты уже готова? — тихо спросил Вонхо, будто боялся своего собственного голоса. Парень протиснулся в приоткрытую дверь, и я плавно пустила свой взгляд по его телу снизу вверх. А в голове только эхом отдаётся: О. Мой. Бог. Он выглядел просто потрясающе. Я задержала воздух в лёгких, скользнув взглядом по блестящим лакированным туфлям. Облизала кончиком языка край губы, когда рассмотрела чёрные брюки. Чёрный шёлковый пиджак, рукава которого вместе с белой рубашкой были небрежно задраны до локтей и придавали всеобщему обозрению его шикарные руки. Костюм сидел на мускулистом теле просто великолепно. Черные волосы были обильно смазаны гелем, зачёсаны назад и едва поблескивали при блике лампочки. Один изъян: галстук был завязан неправильно. Кажется, на мгновение я проглотила язык, как и Вонхъо, потому что он точно так же оценивающе бурил моё платье взглядом. — Хорошо выглядишь, — сказали мы практически в унисон, а следом одновременно едва хохотнули. — Иди сюда, раздолбай, — протянула я руки, зазывая парня подойти ближе. Хосок несколько секунд недоумевающе вглядывался в моё лицо, но непринуждённые шаги всё же сделал. — Неправильно завязал, — лепетала я, вытаскивая галстук из пиджака. Мои руки слегка дрожали, видимо, от волнения. Брюнет, безусловно, заметил это. Я занервничала ещё больше и начала судорожно развязывать галстук. — Расслабься, детка, — мягко произнёс Вонхо, его, как никогда, успокаивающий тон звенящей дрожью прошёлся по коже. — Всё будет хорошо. Детка. Он осторожно накрыл мои трясущиеся пальцы своими грубыми, но тёплыми ладонями, не переставая глядеть в глаза и едва улыбаться. Эта волна успокоения окутала каждый кровеносный сосуд. Но как он может быть таким спокойным? — Хосок, я просто переживаю. Твой отец очень непредсказуем, — покачала я головой, развязав галстук парня. Брюнет напрягся, когда из моих уст прозвучали эти слова. Видимо, воспоминания настигли его именно в этот момент. От этого вмиг одеревеневшего взгляда у меня внутри всё выворачивается. Нет, он должен знать, что я в любую секунду готова к абсолютно любым неожиданностям. Крепко и резко ухватившись за воротник его рубашки, я потянула парня на себя, крепко смыкая наши губы в нежном поцелуе. Вонхо, накрыв мою талию руками и слегка расслабившись, поддался и ответил на мой поцелуй, двинув в ответ напряженными губами. — Я знаю, что всё будет хорошо, — глубоко вдыхая, шептала я, не в силах перестать гладить ладонями его гладкое лицо, прижиматься к широкой груди, рывками целовать его губы. — Иначе быть просто не может. Дверь белого лимузина распахнулась. Вонхо, натянув фальшивую улыбку, через которую едва сочилось напряжение, подал мне руку. Я прищурилась, так как зрение начало резать от ярких вспышек фотокамер. Такое обильное количество репортёров говорило только о том, что на этом балу собралось много богатых мужиков аристократов, у которых под одним боком молодая любовница, а под вторым не менее богатая, но в годах жена, которая уже не может дать то, что даёт любовница. Вытащив из машины следом за собой пышный подол своего платья, я пыталась выглядеть статно и непоколебимо. Но, кажется, мои глаза излучали смесь волнения и испуга, и я была похожа на оленя в свете фар. Вонхо крепко сжал мою руку в своей и держался совершенно бесстрастно, я не заметила ни одной капельки волнения на его бледном лице. Небо покрывалось тёмными вечерними сгустками. Мы шли по красной дорожке, которая была ограждена железным заборчиком, за которым копошились особи мужского пола разных возрастов, держа в руках дорогие камеры и выкрикивая громкие словечки. Какие словечки — я даже слышать не хотела. В эту секунду я чувствовала себя как никогда жалко, потому что на фоне этих элегантных людей, уверена, выглядела ужасно. Следом мы с Вонхо взбирались по лестнице следом за какой-то дамой с собачкой, которую окружали охранники. В спину врезались острые вспышки камер, но уже через полминуты мы вошли в огромный, ярко освещённый зал. Я поразилась масштабности этого мероприятия. Всё ещё крепко сжимая руку парня, я подняла голову и оглядывала купольный потолок, у стен подпёртый массивными белыми колоннами. В другом конце зала была расположена большая сцена, где какие-то музыканты в костюмах играли что-то отдалённо напоминающее блюз. Столы с пирамидами из хрустальных бокалов, огромные вазы с живыми цветами, женщины в необычных шляпках и чёрными сетками на лицах, одетые в аристократические платья из совершенно разных цветовых гамм, с массивными украшениями на тонких шеях и мехами на оголённых плечах. Мужчины в смокингах, с бабочками и уложенными волосами, у каждого второго на запястьях дорогие швейцарские часы. Ощущение, что я попала в совершенно другой мир. Тут царит пафос, особое значение имеют деньги, которые эти буржуи держат в своих бездонных карманах, и размеры бриллиантов на шеях их дам. Благотворительностью тут даже не пахнет. Деньги. Деньги. Деньги. Они делают всё одинаковым. Никогда не понимала, зачем всё это? Когда мы жили в особняке, когда у нас была прислуга, водители, да даже личные массажисты! Я всегда могла спокойно обходиться без этого, и никаких проблем бы не было. Не было бы воровства, которым мама увлеклась, не было бы бессмысленных убийств, этих погонь, Дженни сейчас бы доучивалась в колледже, радовалась бы жизни вместе с Вонхо. И никто никого бы не потерял. И я бы не потеряла свои чувства к Кихёну, я бы не потеряла себя, ту стервозную, но весёлую девушку, которая целовалась со своей подругой в школьном туалете и радовалась жизни просто так. Всё было таким солнечным, но солнце начало угасать, и я теперь хочу спрятаться от него в объятиях человека, на чьих руках тоже есть кровь, кровь плохих парней, но, всё же, кровь. Я умерла в тот самый момент, когда столкнулась с этим парнем в коридоре. Но если сегодня всё остановится, то я, наверное, скажу, что до самого конца я не тратила ни минуты напрасно. Хосок. Он — причина того, почему я ещё не сошла с ума после всего произошедшего. Именно он сделал меня сильнее, подарил мне то, что никто другой никогда в жизни не сможет мне дать. Только он может вернуть меня в состояние гармонии. Если он скажет мне дышать — я буду дышать, если он скажет мне умереть — я умру...