***
Пирамида всплыла из лиловой дымки вся, разом: неожиданно и целиком. Минуту назад Амон не видел ничего кроме ранних рассветных теней, а потом словно кто-то откинул свадебную вуаль (откуда я это знаю?!) и далеко впереди очертились острые грани циклопического здания. Белели колонны, отшлифованные ветром и временем лучше, чем самыми искусными человеческими руками. Вершина пирамиды терлась о небо. Левее торчали обломки руин, черных на фоне всходящего багрового солнца; судя по всему - остатки сторожевой башни. Амон напряг зрение, всмотрелся, и разглядел у подножия пирамиды мелкую бахрому кустов, а среди них - чье-то движение. - "Мир боится времени, а время боится пирамид", - мрачно процитировал чье-то высказывание Амон, взирая на гигантскую постройку. - Так у нас говорили. Забывая упомянуть, что пирамиды тоже не вечны, и рушатся от бомб и снарядов не хуже всего остального. Александра бросила на него обеспокоенный взгляд, а Камилла любопытно спросила: - Что такое "бонбы" и "снарягы"? - Неважно, - ответил Амон. Он спешился и, как ни странно, помог слезть наемнице и жрице. - Дальше мы не поедем, - объявил рыцарь. - Камилла послужит послом, дабы предупредить монстров о нашем появлении. - Я готова! - воскликнула жрица, восторженно глядя на Амона. Очевидно, роль "посла" казалась ей чем-то сходным с ролью проповедницы всеобщей любви, счастья и бесконечного соития. Александра немного нахмурилась. С одной стороны, рыцарь принял верное решение: поблизости от пирамиды они могли встретить агрессивных мамоно и следовало как можно скорее добиться покровительства местной царицы. С другой стороны - рыцарю нужен отдых. Особенно после всего, что произошло ночью... Александра потерла ноющую правую руку, едва не охнула от боли, но сумела сдержаться. Не рука, а сплошной синяк. Впрочем, могло быть гораздо хуже. Как с патрулем. Так что ей еще повезло. - Как ты себя чувствуешь? - с тревогой спросила девушка. - Давай возьмем паузу, хотя бы на пару часов! Я же вижу - ты еще не пришел в себя. - Не хуже, чем перед Эль-Фаррахом, - отозвался Амон. Александра многозначительно поджала губы, а рыцарь продолжил: - Пойми, каждая минута промедления повышает риски. Чем скорее Камилла побывает у фиолетовой змеи... - Ее зовут Нетикерти, - вставила жрица. - По имени Нетикерти, тем скорее мы окажемся в безопасности. Тогда и отдохнем: ведь важные персоны любят тянуть время, изматывая гостей перед аудиенцией. Амон улыбнулся уголками губ, а наемница с сомнением пожала плечами, но все же согласилась. Спорить с такими аргументами девушка не могла. - Хорошо, - не встретив возражений, рыцарь скрестил пальцы перед носом, несколько секунд подумал, а затем стал инструктировать Камиллу, как правильно объявить о гостях. Жрица внимала его словам, будто божественному откровению Падшей, и тихо повторяла каждую фразу. При этом у Камиллы был такой вид, словно, имей она перо и бумагу, жрица не колеблясь записала бы речь рыцаря на память потомкам. - Запомнила? - Да! - радостно воскликнула Камилла и вильнула хвостиком. - Я передам Нетикерти благую весть слово в слово! Она очень обрадуется! И сегодня она выслушает меня как надо, не то что в прошлый раз, - жрица на мгновение надулась, но сейчас же вновь засияла веселой улыбкой. - Тогда беги к ней, маленькая проповедница. - Быстро-быстренько? - Со всех ног. Жрица восторженно выдохнула и побежала в сторону пирамиды, путаясь в монашеской рясе. Один раз она чуть не упала, но каким-то чудом удержала равновесие, выгнув хвост, и понеслась дальше. Александра несколько секунд смотрела ей вслед, затем перевела взгляд на рыцаря. Амон выглядел уставшим и осунувшимся, а в уголках его глаз затаилась непонятная тоска. Крупица влаги ударила ее по лицу и сползла по щеке. Девушка машинально подставила ладонь и через мгновение на кожу упала новая капля, а за ней - еще одна, и еще, и еще. Пошел дождь.***
Они спрятали лошадей за песчаным бугром, а сами залегли сверху, укрывшись плащами. Воинам, пусть и столь разным, не требовалось сговариваться: они оба прекрасно понимали, что стоять, как истуканы в опасной близости от пирамиды, было далеко не лучшей затеей. Шел дождь. И Амон не знал, что вода, наполненная демонической энергией, смывает не только внешнюю, но и внутреннюю грязь, обнажая острые углы и вопросы, на которые он так и не дал себе ответа, а если и дал - то не те... Амон провел рукой по лицу, размазав мелкие капли. Вода стекла по губам и на языке остался приятный сладковатый привкус. Космодесантник устало поморщился и сплюнул: не вода, а какой-то напиток; не дождь, а какое-то недоразумение. Неправильный дождь. Слишком тепло, слишком спокойно, слишком комфортно, не считая легкого зуда в паху. И воздух... сначала было непросто, спустя час – как обычно, а теперь он не мог надышаться свежим и одновременно тягучим нектаром. Телу было комфортно и хорошо, а вот душе... Вчерашней ночью он - космодесантник! – уснул, уснул по-настоящему. Не остановился на границе сна и яви. Не впал в чуткую дрему, когда внешне расслабленное тело готово в любой момент взорваться яростным рывком и шквалом ударов. Не принял пустоту равнодушной медитации, что очищала разум и приводила мысли в порядок. Амон просто уснул, уснул словно обычный смертный. И это было страшно. Но еще страшнее было то, что он увидел.***
...Одинокий лист, выплывший из серой пелены и безжалостно впечатанный в пол сапогом; пыль и крошево. Грохот бомб, а за ним - грохот зданий, что в один миг превращались в руины. Обломок балки с кривыми клыками арматуры; слабый женский стон, полный отчаянья и боли. – Я ее не брошу! - Она всего лишь человек! Рычал доспех, в броню перчаток вгрызся камень, рыча в ответ: это моя добыча, прочь, она моя! Борьба, покрасневшее от напряжения лицо и жаркий пот. Победа стали; невесомое тело, бережно взятое на руки. В ее глазах надежда с болью, чужие губы шепчут в шлем: - Тише, маленькая. Скоро все будет позади. Нет, не чужие. Его. Короткая схватка, страшная и жестокая в своей простоте; пламя варпа; яркие свечи, секунду назад бывшие врагами. Смерть соратников под волчий вой, рвущий уши, глухая ненависть и гнев. Запах гари, который никогда окончательно не исчезнет, который останется с ним навсегда... Один против четверых, гудение силового клинка и рев цепных топоров; холодная ярость, победа, добытая ценой десятка ран и трещин в костяной пластине сросшихся ребер. Гулкое, усталое дыхание, когда он возвращался к раненной смертной. Потом укрытие, а за ним... случайный осколок болта, зазубренный и горячий, что отскочил от базальта стен. Пробитое насквозь легкое и небесная синева Тизки в застывших голубых глазах хранительницы. Таких же голубых, как у Александры. - Живи! Ее сердце еще билось, и он пытался перевязать худенькую хранительницу, разрывая одежду на жгуты, заранее зная, что это бесполезно, бессмысленно, зря, но все же пытался, в бессильном стремлении отстрочить неизбежное. Ибо поступить иначе он просто не мог. Ее сердце билось недолго, и он помнил каждый удар, каждую паузу, грозящую стать последней. Предсмертная судорога, как точка в истории, поставленная под хруст суставов и костей. И снятый шлем над коченеющим телом. - Нас разгромили... сломили грубой силой, - говорит лязгающий, дребезжащий, незнакомый голос. – Галактикой правит сила... слабый погибнет... сильный возвысится... Чужой, незнакомый голос. Его голос.***
Амон смахнул капли с короткого ежика волос и вновь протер лицо. Да что с ним не так? С ним, с этим поганым дождем? "Каким же идиотом я был! Дурак, слабак, лоялист", - зло подумал космодесантник. - "Надо было сразу бежать, спасаться самому, а не тратить время на книги и смертную, которую я видел впервые в жизни". Привычная мантра, которую он успел повторить не одну сотню раз за последние восемнадцать лет, не принесла ему покоя. Амон шумно выдохнул воздух через ноздри, но запах гари остался, а в голове сверкнула отчаянная и болезненная мысль: «все было зря!». Он покосился на Александру, что лежала на расстоянии локтя, укрывшись плащом, и к своему удивлению обнаружил, что девушка не сводит с него глаз. Пронзительно голубых, словно небо утраченной родины, еще не скрытое дымом пожаров, еще чистое и высокое. Александра смотрела на него со смесью волнения и жалости. Ее я вижу не впервые. Смотрю и вижу, но не понимаю – что. А ее, ее я смог бы бросить в тот момент? Амон моргнул и слегка встряхнул головой, потому что вместо жесткого «да» внутренний голос смолчал, и ответ повис в гнетущей тишине сознания. Не знаю. После вчерашней ночи - не знаю.***
...Тизка пропала, потухла вместе с прерванной девичьей жизнью и наступила полная тьма. Густая, вязкая, словно черная смоль. Лживая и опасная. Сколько бы он ни напрягал взгляд, мрак не отступал, незаметно обвиваясь вокруг липким коконом. Толстые клейкие нити прижались к груди, скрутили ноги и руки, впиваясь и срастаясь с кожей. Незаметно, аккуратно, почти безболезненно, но крепко и надежно. Навечно. Они проползали внутрь, сливались с ним, подменяя тело и разум, а хитрая тьма шептала: сила? власть? знания? чего ты хочешь? Желудок скрутило от невыносимого отвращения, слюна стала соленой и горькой, а горло свела короткая серия сокращений. Это было настолько нереально, мерзко и гадко, что он наконец понял, что спит. Он вдохнул; он рванул вперед, а в распертой груди застрял ком крика. Он с размаху бился во тьму, словно о стену, а вокруг шипел, смеялся смрадный мрак: - Ты мой, мой! Добровольно! Земля рванула из-под ног. Он падал в провал с тысячами, миллионами смазанных лиц, погубленных ради крошки силы, ради мелких даров Темного Бога, ради утоления жажды мести. И не за что зацепиться, нет точки опоры. Лица, лица, лица! Проклинающие, ненавидящие, искаженные смертной мукой. Он протягивал им руку, но лица отворачивались, с презрением и гневом растворяясь во тьме. Амон падал. Быстрее и быстрее, а на хохочущем дне поджидало не величие демон-принца, а слюнявое безумие отродья Хаоса. Все было зря. Все бесполезно, и нет пути назад, нет. Только два лица - Падшая, ажур ресниц, нежный взор, и Александра, хмурая девушка с перебитым носом остались во тьме. - До встречи, любимый... - Я пойду с тобой до конца. Каким бы он ни был... Узкая ладошка резко сжала запястье, вырывая его из тьмы, и он вцепился в нее, словно утопающий перед последним погружением в удушливую смерть. Вцепился и потянул, чувствуя, как расступается мрак, и он всплывает из безумного сна. Смрад отступил, повеяло свежим воздухом - сладким, непривычным, но свежим, а чернильная тьма сменилась ночным небом с багровыми угольками звезд. И только тогда он сумел закричать.***
Александра закусила губу. Рыцарь лежал рядом, на расстоянии локтя, мрачно и устало стряхивая воду. Ее худшие опасения подтвердились: после ночного приступа Амон не успел восстановить душевные силы и сейчас держался на чистом упрямстве и железной воле; держался как истинный боец. А ведь абсолютно ничего не предвещало беды! Они остановились в достаточно укромном месте, разбили маленький лагерь и устроились для ночлега. Амон как всегда лег прямо на песок, и спустя минуту его дыхание стало глубоким и редким. Камилла возбужденно пританцовывала. Она все время лезла к наемнице с советами, один развратнее (и нелепее) другого, как еще больше понравиться рыцарю. Александра стояла на часах, вполуха слушая жрицу, и внимательно следила за каждой тенью. К ее удивлению, в демонических землях практически не было мамоно. Только один раз земля мелко, едва уловимо задрожала, и в свете красной луны на поверхность выглянула морда песчаного червя: к счастью, слишком далеко, чтобы монстрица почуяла их вибрацию. Через несколько часов Камилла утомилась, немного обиделась и забралась в спальный мешок, откуда сразу же донеслось милое сопение. Александра осталась наедине с собой. Она думала о себе, об Амоне, о том, что в двадцать восемь лет так и не нашла своего призвания и счастья. Или нашла? В последние пару дней стена между ними начала рушиться и рыцарь, как будто, стал осторожно отвечать на ее знаки внимания. Он не отстранялся, а в его словах, пускай непонятных и странных, теплым ветром скользило искреннее доверие. Они сближались, несмотря на ее неуклюжесть и неопытность, несмотря на то, что она так и не сумела хоть в чем-то превзойти рыцаря и показать себя сильным воином. Девушка оглянулась назад, на спящего рыцаря и с первого взгляда поняла - что-то не так, как может понимать только женщина. Мужчина быстро и громко дышал, ворочался, сжимал кулаки и тихо бормотал во сне. Такого наемница еще не видела. Точнее видела, но тогда он не спал. Она бросила свой дозор, надеясь, что успеет, что все зашло не слишком далеко, но слюна уже стекала пузырчатой пеной, а рот превратился в звериный оскал. Александра бросилась к Амону. Воздух разрезал удар, почти неуловимый для взгляда; мимо; и она вцепилась в его напряженное запястье, молясь Арес, Эрос, Падшей и даже Верховной, чтобы он проснулся и вырвался из страшных объятий проклятья. - Я пойду с тобой до конца, - шептала она, а рядом проносились белые, стиснутые кулаки, и Александра знала: достаточно одного взмаха, чтобы... - Я пойду за тобой до конца... Внезапно Амон выгнулся, сжал ее запястье и едва не раздавил тонкую, поджарую руку. Александра не смогла сдержать крика боли, и одновременно с ней закричал рыцарь, уставившись в небо белесыми от ужаса глазами. Жрица проснулась, проснулась пустыня, обдав их песком, а рыцарь долго и глубоко дышал, и никак не мог надышаться. - Дурной сон? - встревожено спросила Камилла, выбираясь из мешка. - Дурной сон, - напряженно подтвердил Амон, не выпуская запястье наемницы. - Проклятье? - скрипя зубами от боли, спросила Александра. - Проклятье, - тяжело дыша подтвердил Амон. Он наконец разжал пальцы, и девушка тут же принялась массировать руку. - Прости меня, Александра. И спасибо. Если бы не ты... Он перевел дух и обнял наемницу, бережно прижав к себе, словно боясь потерять, словно бесценное сокровище, а когда отпустил, девушка сказала, не обращая внимания на жгучую боль: - Не Александра... зови меня Сашей.***
Девушка накренила плащ, и скопившаяся вода ручейком скатилась на землю. Она с волнением посмотрела на рыцаря, ставшего жертвой черной магии во время своей благородной борьбы за свободу и спасенного Падшей. Помнится, перед Эль-Фаррахом, у ночного костра, она завидовала темной богине. А теперь - почти ненавидела. Неужели Падшая не смогла снять злых чар? Не смогла или не захотела? Кто поймет этих богов... но не боги горшки обжигают. Падшая спасла его тело, а она поможет спасти его душу. Александра поймала уставший, затравленный взгляд Амона и ей стало жалко рыцаря. Ему требовалась поддержка, причем немедленно. Девушка собиралась сказать об Эль-Фаррахе, о магических книгах с секретами исцеления, о благополучном будущем. Она вздохнула. Но в этот момент стена между ними словно стала тоньше, и Александра ощутила каким-то шестым чувством, что это лишь навредит ее спутнику. Сладкий воздух, застрявший в груди, вырвался совершенно дурацкими, несуразными и странно верными словами: - Люблю дождь. Раньше считала, что не люблю, а сегодня вдруг передумала. Амон моргнул, обтер лицо рукавом и серьезно спросил: - Почему? - Он смывает все лишнее, - девушка будто попала в невидимое течение, рожденное демоническим царством, что само подсказывало нужное направление. – И после него сразу становится легче дышать. Рыцарь задумался. Вода катилась по лбу и щекам, оставляя тонкие влажные бороздки, собиралась на подбородке и срывалась вниз редкими крупными каплями. - А что еще ты любишь, Саша? – неожиданно спросил Амон, серьезно посмотрел на наемницу, и к своей радости, Александра заметила, что в его глазах уже не было прежней тоски и гнетущей печали. Она с трудом удержала себя, чтобы сказать – что, а точнее - кого она любит, остановившись в самый последний момент ценой предательски-красных ушей. В душе шевельнулся ледяной червячок страха: чуть не сорвалась, чуть все не испортила... Мокрый шорох дождя коснулся плаща, погладил ее по спине – не бойся, я на твоей стороне, на вашей стороне, - и злой холодок утек вместе с ним. - «Мое время еще не пришло. Однажды, может быть даже совсем скоро – придет; не сегодня, не завтра, не послезавтра, но обязательно придет», - подумала Александра, чувствуя, как ее наполняет тепло, а рыцарь, тем временем, терпеливо ожидал ответа. - Ты будешь смеяться, - сказала девушка, чтобы потянуть время. - Не буду, Саша. Обещаю. - Хорошие сапоги, - назвала она первый попавшийся предмет, необходимый в дорожном обиходе. - Сапоги? – удивленно переспросил Амон. – Ты не шутишь? - Нет. В хороших сапогах меньше болят ноги, - объяснила девушка, машинально поглаживая поврежденное запястье. Амон опустил взгляд на ее руку, на миг стиснул зубы, и девушка была благодарна ему за этот неуловимый жест. – Когда я закончила обучение, меня перевели во взрослое отделение Серого Корпуса, – принялась рассказывать Александра. – Это те же солдаты, но с возможностью быстрого вступления в элитные части, если проявить себя, конечно. Я проявила. К сожалению... Девушка грустно вздохнула. - Но до этого момента нам пришлось пройти не одну сотню миль. И вот тогда я поняла, что самая лучшая вещь на свете – это хорошие, прочные, удобные сапоги. - Понимаю, - сказал Амон, серьезно смотря ей в глаза. – К сожалению, сапог у меня нет. Зато есть кое-что другое: не менее необходимое, полезное и одновременно приятное. Рыцарь повернулся на бок, подставив лицо дождю. И раньше, чем Александра успела осознать, что он задумал, тот извлек из мешочка золотой браслет. - Это не плата, - Амон протянул ей дорогое украшение на раскрытой ладони, – это – подарок. Я очень прошу принять его, Саша. Девушка не поверила своим глазам. Она задохнулась от нахлынувших чувств, не замечая, как лицо заливается краской, как дикой птицей бьется сердце. Мокрая одежда прилипла к телу – приятно, словно ласковые объятья. Горячий металл амулетов соперничал с огнем в груди; соперничал и безнадежно проигрывал, ведь мертвый жар никогда не совладает с жаром жизни, и счастлив тот, кто хоть раз испытал его на себе! - Мне никогда ничего не дарили, - сказала Саша разом охрипшим голосом. – Ни разу в жизни... Рыцарь улыбнулся уголками губ, благодарно и тепло, и тяжелый браслет, подарок, единственный за многие годы, сомкнулся на левом запястье девушки. Александра ошеломленно смотрела на золотой предмет. Она знала наперед, что никогда, ни при каких обстоятельствах не снимет его с руки; а вокруг шел дождь, смывая грязь теплом чужого, демонического счастья.